- Ерунда. У вас нет никакой власти. Вы когда-нибудь слыхали, чтобы
мамашу подвергли аресту?
- Нет, доктор.
- Ну, так не создавайте прецедента. Лучше уходите!
Женщина в черной форме недовольно вздохнула. Затем, видимо, ей пришла
в голову мысль:
- А что, если вы нам дадите подписанный вами отказ ее выдать? -
предложила она с надеждой в голосе.
Когда обе женщины-полицейские ушли, вполне удовлетворенные полученным
ими листком бумаги, врач мрачно посмотрела на маленьких санитарок.
- Вы, прислуга, конечно же, не можете удержаться от болтовни. Стоит
вам что-нибудь услышать, как это тут же распространяется повсюду со
скоростью ветра. Но, если я только услышу где-нибудь о том, что здесь
произошло, я буду знать, от кого это исходит.
Затем она обернулась ко мне:
- А вы, мамаша Оркис, пожалуйста, в дальнейшем ограничивайтесь только
словами "да" и "нет" в присутствии этих глупых болтушек! Я скоро вас снова
навещу - следует задать вам еще несколько вопросов, - добавила она и
удалилась.
Как только санитарки убрали поднос, на котором они приносили мой
гаргантюанский завтрак, врач возвратилась, и не одна, а в сопровождении
четырех женщин-медиков такого же нормального вида, как и она.
Санитарки притащили дополнительные стулья, и все пятеро, одетые в
белые халаты, уселись около моей кушетки. Одной было примерно столько же
лет, как и мне, две другие выглядели лет на пятьдесят, а пятой было,
наверно, шестьдесят, если не больше. Все они уставились на меня, как на
редкий музейный экспонат.
- Ну, мамаша Оркис, - сказала моя врач тоном, каким открывают
судебные заседания, - нам совершенно ясно, что произошло что-то из ряда
вон выходящее. Естественно, мы хотим знать, что же случилось. Вам нет
нужды беспокоиться о визите полиции сегодня утром - их появление здесь
было просто неприличным. Нам надо только узнать, что все это значит, с
сугубо научной точки зрения.
- Этот вопрос интересует меня не менее вас, - ответила я.
Я посмотрела на них, на комнату, в которой находилась, и на свое
массивное тело.
- Я понимаю, - начала я, - что все это не что иное, как галлюцинация,
но меня очень беспокоит тот факт, что в любой галлюцинации всегда должно
чего-то недоставать, что хотя бы один из органов чувств чего-то не должен
воспринимать. Однако в данном случае этого не наблюдается. Я полностью
владею всеми органами чувств, в то время как мои ощущения заключены в
очень крепкое, я бы даже сказала, плотное тело. Единственное, чего не
хватает, на мой взгляд, так это какой-то причины, какого-то обоснования,
пусть даже символического, всему этому.
Четыре вновь пришедшие докторицы взирали на меня с открытыми от
изумления ртами. Моя врачиха бросила им взгляд, который говорил: ну,
теперь-то вы убедились, что все сказанное мною правда? Затем снова
обернулась ко мне.
- Мы начнем с нескольких вопросов, - сказала она.
- Прежде чем вы начнете, - прервала я, - мне бы хотелось кое-что
добавить к тому, что говорила вчера. Я вспомнила еще некоторые вещи.
- Возможно, это результат ушиба головы, который вы получили, когда
упали с лестницы, - предположила врач, взглянув на пластырь на моем лбу. -
Продолжайте, пожалуйста, - сказала она. - Вы говорили, что были замужем, и
что ваш э-э... муж погиб вскоре после этого. Что было дальше, вы уже не
могли припомнить.
- Да, - сказала я, - мой муж был летчиком-испытателем и погиб как раз
за день до истечения контракта с фирмой. После этого меня взяла к себе
тетка, я прожила у нее несколько недель, но плохо помню этот период
времени, так как почти ни на что не обращала внимания...
Затем однажды утром я проснулась и взглянула на все другими глазами.
Я поняла, что дальше так жить невозможно и надо начинать работать, чтобы
мой мозг был чем-то занят. Доктор Хельер, главный врач Врейчестерского
госпиталя, где я работала до замужества, сказал мне, что охотно возьмет
меня обратно на работу. Таким образом, я вернулась туда и очень много
работала, чтобы иметь поменьше свободного времени на грустные размышления.
Это было месяцев восемь назад.
Однажды доктор Хельер рассказал нам о новом препарате, который
синтезировал один его приятель. Не думаю, что он действительно просил,
чтобы кто-либо из нас добровольно испытал его на себе, но я предложила
себя в качестве подопытного кролика. Все равно рано или поздно кто-то
должен был бы сделать это, так почему не я? Мне нечего было терять, а тут
как раз представился случай сделать что-то полезное для человечества.
Председательствующая врачиха прервала меня и спросила:
- А как назывался этот препарат?
- Чуинжуатин, - сказала я, - вы что-нибудь слышали о нем?
Она отрицательно покачала головой.
- Я где-то видела это название, - сказала пожилая докторица. - Что он
собой представляет?
- Это наркотик, обладающий весьма ценными свойствами. Название
происходит от дерева, которое растет, главным образом, на юге Венесуэлы.
Индейское племя, живущее там, каким-то образом наткнулось на специфическое
действие сока из листьев этого дерева и стало употреблять их во время
своих ритуальных оргий. Во время них некоторые члены племени жуют листья
чуинжуатина, пока постепенно не впадают в какой-то зомбиподобный транс. Он
длится три-четыре дня, в течение которых они совершенно беспомощны и
абсолютно неспособны делать что-либо для себя, так что соплеменники должны
ухаживать за ними и охранять их, как если бы они были малыми детьми.
Охране придается особое значение, так как согласно индейскому
поверью, чуинжуатин освобождает дух человека от его телесной оболочки,
чтобы он мог свободно блуждать во времени и пространстве, а в задачу
охраняющего входит следить, чтобы какой-нибудь другой блуждающий дух не
проник в оставленное тело, пока его подлинный хозяин отсутствует. Когда
люди, жевавшие листья чуинжуатина, наконец приходят в себя, они
рассказывают об удивительных мистических явлениях, которые им пришлось
пережить. Никакого отрицательного физического действия на организм при
этом не наблюдается, равно как и привыкания к наркотику. Но, как
утверждают очевидцы, сами мистические переживания очень насыщенны и хорошо
запоминаются.
Доктор Хельер испытал синтезированный чуинжуатин на лабораторных
животных и высчитал дозы, предел переносимости и другие показатели, но,
конечно, ничего не мог сказать относительно достоверности переживаний, о
которых ему рассказывали. Вызывал ли наркотик ощущение наслаждения,
экстаза, страха, ужаса или оказывал какое-либо другое воздействие на
нервную систему, можно было узнать только после апробации на человеческом
организме. Вот я и вызвалась быть этим организмом.
Я закончила свой рассказ и посмотрела на серьезные, озадаченные лица
врачей, а также на гору розовых покрывал и драпировок, которые покрывали
мое могучее тело.
- По правде говоря, - заключила я, - в результате мы имеем сочетание
непостижимого абсурда с гротеском.
Врачихи были серьезными, добросовестными медиками, которые не желали,
чтобы их уводили в сторону от основной задачи - опровергнуть, если им
удастся, мои "фантазии".
- Хорошо, - сказала председательствующая тоном, показывающим, что она
вполне разумно относится к делу, - а не назовете ли вы нам время и число,
когда проводился данный эксперимент?
Я все помнила и ответила ей без промедления. Затем последовали другие
вопросы, на которые я послушно отвечала, но, как только я пыталась
что-нибудь спросить, от моего вопроса либо отмахивались, либо отвечали
весьма поверхностно, как на что-то второстепенное, не имеющее
непосредственного отношения к делу. Так продолжалось, пока мне не принесли
обед. Тогда они собрали свои записи и удалились, оставив меня, наконец, в
покое, но без всякой информации, в которой я так нуждалась.
После обеда я немного задремала, но вскоре меня разбудила орава
маленьких санитарок, которые притащили с собой каталку, быстро и ловко
переложили меня не нее и покатили к выходу. У крыльца меня погрузили, и в
сопровождении трех болтающих без умолку санитарок я снова отправилась в
путь. Ехали мы часа полтора по уже знакомой мне местности, и я не
переставала удивляться устойчивому характеру моей галлюцинации, так как
детали окружающего нас пейзажа ничуть не изменились.
Однако к концу пути мы не заехали в Центр, откуда меня увезли
накануне, а пересекли по полуразвалившемуся мосту небольшую речушку и
через декоративные ворота въехали в большой парк.
Как и в усадьбе, где находился Дом для мамаш, здесь тоже все было
ухожено - лужайки аккуратно пострижены, а клумбы полны весенних цветов. Но
здания тут были совсем иные, не стандартные, а каждое в своем оригинальном
архитектурном стиле. Все это произвело большое впечатление на моих
маленьких спутниц - они перестали болтать и взирали на окружающее с
благоговейным страхом.
Один раз водитель остановила машину, чтобы спросить дорогу у
проходящей "амазонки", одетой в комбинезон, которая тащила на плече ящик с
каким-то строительным материалом. Та указала, куда надо ехать, и ободряюще
улыбнулась мне через окошко кареты.
Наконец мы подъехали к подъезду небольшого двухэтажного дома в стиле
Регентства. [Регентство - в Великобритании период с 1810 по 1820 год]
Здесь не было каталки, и мои санитарки с трудом помогли мне подняться по
ступенькам и войти в дом. Там меня провели через холл, а затем я оказалась
в прекрасно обставленной комнате с мебелью, относящейся к тому же периоду,
что и архитектура дома.
Седая женщина в лиловом шелковом платье сидела в кресле-качалке у
горящего камина. Ее лицо и руки выдавали преклонный возраст, но глаза были
живыми и зоркими.
- Добро пожаловать, дорогая, - сказала она без всякого смущения в
голосе. Она указала мне взглядом на кресло, но, взглянув на меня еще раз,
передумала и предложила сесть на софу.
Я посмотрела на этот хрупкий образец старинной мебели и усомнилась,
выдержит ли он мой огромный вес.
- Думаю, что выдержит, - сказала хозяйка не очень уверенно. Однако
моя "свита" сумела аккуратно уложить меня на софу и, убедившись, что она
не трещит подо мной, наконец удалилась. Старая дама позвонила в серебряный
колокольчик, и крохотная горничная тотчас вбежала в комнату.
- Пожалуйста, принесите нам коричневого хересу, Милдред, -
распорядилась дама. - Вы пьете херес, дорогая? - спросила она меня.
- Да-да, конечно, благодарю вас, - ответила я слабым голосом. -
Миссис - миссис? Я не знаю вашего имени...
- Ах, извините - я забыла представиться. Меня зовут просто Лаура, без
всяких там "мисс" или "миссис". А вы, как мне сказали, Оркис, мамаша
Оркис.
- Да, так меня здесь называют, - ответила я без особого энтузиазма.
Некоторое время мы молча изучали друг друга. В первый раз во время
своей галлюцинации я заметила подлинное сочувствие, даже жалость в чьих-то
глазах. Я еще раз оглядела комнату, восхищаясь изысканностью обстановки.
- Я-я... случайно не свихнулась? - спросила я неуверенно.
Лаура отрицательно покачала головой.
В этот момент крохотная горничная возвратилась, неся в руках поднос с
хрустальным графинчиком и бокалами. Когда она наполняла бокалы, я
заметила, что старая дама бросает любопытные взгляды то на нее, то на
меня. У нее было какое-то странное выражение лица, как будто она чего-то
ожидала от меня. Я сделала над собой усилие и спросила:
- А вам не кажется, что это вино скорее напоминает мадеру?
Сначала она удивилась, затем заулыбалась и одобрительно кивнула.
- Мне думается, один этот ваш вопрос выполнил назначение настоящего
визита, - сказала она.
Горничная вышла, и мы поднесли бокалы к губам. Лаура отхлебнула
немного вина и поставила свой бокал на столик рядом с креслом.
- Но, тем не менее, мы все-таки побеседуем поподробнее, - добавила
она. - Скажите, дорогая, а врачи объяснили вам, почему они послали вас ко
мне?
- Нет, - ответила я.
- Это потому, что я историк, - сообщила она. - Доступ к истории
считается у нас особой привилегией, которая предоставляется теперь далеко
не каждому и не очень-то охотно. К счастью, еще существует мнение, что
нельзя допустить полного исчезновения кое-каких областей знаний, хотя
изучение некоторых из них и ставит исследователей под политическое
подозрение.
Легкая презрительная улыбка тронула ее губы, и она продолжила:
- Поэтому, когда требуется научное подтверждение чего-либо, надо
обращаться к специалисту. Кстати, они дали вам заключение о вашем
обследовании?
Я опять отрицательно покачала головой.
- Я так и думала, - сказала Лаура. - Как характерно для медиков, не
правда ли? Ну, я расскажу вам, что они мне передали по телефону из Дома
для мамаш и нам будет легче понимать друг друга.
Итак, мне сообщили, что вы имели беседу с несколькими врачами,
которых вы заинтересовали, озадачили и, я подозреваю, даже сильно
расстроили. Видите ли, ни одна из них не имеет даже смутного представления
об истории! Ну, двое из них считают, что у вас просто шизофренический
бред; остальные трое склоняются к мнению, что вы представляете собой
подлинный случай перемещения личности. Это очень редко встречающееся
явление. Пока что имеются только три документально подтвержденных случая и
один сомнительный; но из первых трех два связаны с приемом чуинжуатина, в
то время как третий - с наркотиком аналогичного свойства.
Те трое врачей, которые составили большинство, нашли ваши ответы на
заданные вопросы, в основном, вразумительными и очень обстоятельными. Это
означает, что ничто из рассказанного вами не противоречит тому, что им
известно. Но, поскольку они очень слабо осведомлены о том, что находится
за пределами их профессии, многое показалось им невероятным и трудно
доказуемым. Вот почему меня, как более сведущую, попросили высказать свое
мнение.
Она замолчала и внимательно посмотрела на меня. Потом заметила:
- Я думаю, что, пожалуй, встреча с вами - это одно из самых
интересных событий в моей довольно долгой жизни... Но ваш бокал пуст,
дорогая.
- Перемещение личности, - задумчиво повторила я, протягивая Лауре
свой бокал, - неужели это на самом деле возможно?
- В отношении _в_е_р_о_я_т_н_о_с_т_и_ такого явления никаких сомнений
нет. Те случаи, о которых я вам рассказала, полностью подтверждают это.
- Я допускаю такую возможность, - согласилась я, - но кошмарный
характер всех моих так называемых "фантазий"... Вот вы, например, мне
кажетесь совершенно нормальной, но сравните меня и вашу прислугу,
например, - полная несуразица! Мне _к_а_ж_е_т_с_я_, что я сижу здесь и
разговариваю с вами, но это не так на самом деле, и где же я тогда вообще?
- Я так много копалась в истории, - сказала Лаура, - что могу лучше,
чем кто-либо другой, понять, насколько нереальным вам кажется наш мир. Вы
когда родились?
Я назвала год и число. Она на минуту задумалась.
- Хм, это, должно быть, во времена Георга VI - но вы, конечно, не
помните Вторую мировую войну?
- Нет, - согласилась я.
- Но, может, вы помните коронацию следующего монарха? Кто это был?
- Елизавета - Елизавета Вторая. Моя мама взяла меня тогда посмотреть
на торжественную процессию по этому поводу.
- Вы помните какие-нибудь подробности?
- Нет, ничего, кроме того, что весь день шел сильный дождь.
Мы продолжали разговор в том же духе еще некоторое время, затем Лаура
улыбнулась мне ободряюще и сказала:
- Ну, я думаю, нам больше нет нужды обсуждать достоверность ваших
воспоминаний. Я сама слышала об этой коронации - из вторых уст, конечно.
Все, что происходило в Вестминстерском аббатстве в то время, должно было
представлять собой прекрасное зрелище! - она задумалась и вздохнула.
- Вы были очень терпеливы со мной, дорогая, - продолжила она, - и,
безусловно, заслужили, чтобы и вам, наконец, рассказали кое-что. Но
приготовьтесь услышать некоторые, довольно неприятные, вещи.
- Мне кажется, что после тридцати шести часов, проведенных здесь,
меня уже ничто не может испугать - у меня выработался какой-то
"иммунитет", что ли, - заметила я.
- Сомневаюсь, - сказала она, взглянув на меня с серьезным выражением
лица.
- Ну, рассказывайте же, объясните мне, пожалуйста, все, если можете.
1 2 3 4 5 6 7