Торн выбрал для разведки люк
посимпатичнее, отвернул винты и вошел. Тут что-то работало, жужжало,
сопело. Вдоль стен стояли клетки с голубями. Те делали свое дело, клевали,
но были обклеены датчиками. Анализатор почувствовал напряженку и включил
силовое поле. Вокруг Торна нательным нимбом появилось северное сияние. В
центре помещения светилась стойка, мельтешили столбики индикаторов. Торн
почитал надписи, попытался узнать слова. Он узнавал и изумлялся, здесь
было что-то вроде БГУ. Ускоритель элементарных частиц для воздействия на
мембраны, получения субъядерного резонанса. Только без модуля настройки на
пучки. Значит, уже настроен, раз и навсегда. В институте Торн таких не
видел и вообще нигде. Впрочем, ему могли не все показывать. Если так,
раненных в мембрану действительно исцеляют не только люминолом и добрыми
словами. В любом случае здешняя аппаратура не лицензионная. Пора
выбираться, обойдемся без ведьмаков. А завтра на свежую голову писать
рапорта. Но тут оказалось, что его не забыли и подготовили ему сюрприз.
Люк был задраен, причем снаружи. Торн возмутился тихо, потом громко
и, наконец, сильно, даже свирепо: "Откройте, а не то хуже будет". Прямо
так и сказал. Затем понял, что хуже будет только ему. Поэтому, особо не
расстраиваясь, стал вырезать иллюминатор плазменным резаком. А когда уже
пошел на вторую половину круга, люминол-зараза отпустил его, и резак
оказался внутри мембраны Торна, неприятно преобразившись.
Снизу, откуда-то из копчика карабкается раскаленная тварь, живой
разряд. Каждое движение ее тела, лапки прожигает мясо, обугливает кость.
Тварь уже лезет наружу, изо рта хлещет горячая горькая желчь. Торн
тужится, пытаясь выпустить ее из себя. Она застревает и разрывается в
горле.
Торн, как недоумевающий козел, уставился на резак. Пусто, вернее,
несколько угольков - все, что осталось. Хорошо хоть питание отключилось, а
то бы и квазирука накрылась. Торн приник к полу, так меньше энергии
расходуется на защиту.
Защитное поле будет еще густым минут десять, а, когда потощает, Торн
начнет меняться. Станет лучше геном, потом мембрана - это по Веревкину. А
по теории прототипов - вначале мембрана, потом геном. Выбирай на вкус.
У Торна покалывает то тут, то там, будто выщипывают из него перья.
Голова прижата к груди, не отогнуть ее, не заорать истошно: "Караул!".
Тогда Торн начинает съеживаться, закручиваться, упрощаться, становиться
ноликом, сгустком детской энергии внутри твердой оболочки.
"Каждый из нас миллионы раз уже был эмбрионом. И это надо хорошо
помнить".
- Эй, недоношенный, ну-ка отвечай, умер или нет?
Над Торном склонялся горшок.
- Тьфу на тебя, - Торн попытался отмахнуться от очередного кошмара.
- Ты зачем грозишь, чего лягаешь красный крест?
Горшок переоформился в шлем с забралом, за которым мелькал знакомый
орган - лицо Вельских.
- О чем-то я тебя спросить хотел, Паша.
- Тут и спрашивать нечего. Из тебя сейчас делают обед, а может, уже
сделали. Причем, говорящий.
Вельских нетерпеливо потащил Торна за шкирку. Дмитрий Федорович
оценил свои волочащиеся ноги и поднялся.
- Как ты меня нашел?
- По запаху.
Около носа просвистела зеленая молния. Воздух треснул, как лопнувший
шарик. Путь к шахте был закрыт жлобами в зеркальных противолучевых
жилетах, которые без устали швыряли электронные сгустки в беглецов.
- Вот видишь как, - заметил Вельских, разряжая свою ионную пушку в
могучий заслон. - Пощекотали ребят и ладно.
Вельских рванул по коридору в противоположную сторону, Торн решил не
отставать от него.
Дмитрий Федорович вскоре примечает, что вроде бы никуда не гонится, а
застыл на одном месте, как Пуп Земли. И все крутится вокруг него. Вихрятся
коридоры, струятся лампы. Еще на него набрасываются раскаленные
мускулистые кольца. Но он разводит руки, и от них остаются одни клочки. И
Вельских жутковато выглядит, какая-то юла.
"Ничего страшного, такое бывает. Просто психоцентр догадался, что
пейзаж можно завязать и петлей. Так нагляднее".
- Тут рядом сильная потеря плотности, может, выход? - разглядел Торн.
- Мы крошек хлебных не сыпали, заблукаем, как пить дать, - согласился
Вельских.
За поворотом была дверь с изображением солнца. Они проскочили
небольшой предбанник и оказались в цеху.
- Похоже, что там было нарисовано зубчатое колесо, - рассудил задним
умом Вельских.
- Лучше нам отсидеться здесь, а потом ударить из засады, - прикинул
Торн.
- Засада - это кому-то пригодится, или нам, или им. Но бегать дальше
- только людей смешить.
Здесь на стендах, собирали аппаратуру, которую Торн уже испытывал на
себе. Над головами плетение балок, свешиваются хвостами сварные и сшивные
устройства, на полу ворох проводов.
Вельских и Торн улеглись за двумя соседними стендами и стали копить
силы.
- Вот ты лежишь невинной сарделькой, а хоть знаешь, что вокруг? -
спросил Торн.
- Проверим, - незамысловато ответил Вельских.
- Проверять раньше надо было. Ты привозил в клинику моральных, то
есть мембранных уродов, ты смеялся, был доволен, что поймался еще один.
Твои умные проницательные глаза смотрели мимо паровых молотов, которыми
дубасили по ершистым пси-мембранам граждан, делая из них аккуратные
штамповки, загоняя все оси в одну доску. Твое могучее мозговое вещество не
напрягалось, когда чугунки бухнулись на город, а под ногами кругом
открылись люки человекодыр. Так что ты, Паша, тоже кузнец этого счастья,
не скромничай.
Вельских открыл рот, и тут дверь вылетела. Ввалилась кодла, и
началась невеселая кутерьма. Богатыри, как будто перележали на
сверхпроводящих печах. Они приближались, умело прикрывая друг друга огнем
и маскируясь на местности. Меткие выстрелы поджигали блоки и модули на
стендах. Те чихали и сморкались огоньками. Напоминало фейерверк. От
Торновской плевалки толку было мало. Ампулы отскакивали от защитных
жилетов чугунков, как мошкара от лампы. Только поплыли белые кучевые
облака "душилки", искрозадые сразу перешли на автономное дыхание. А вот
противогаз у Торна немножко запылился, и он бы посинел, что баклажан, если
б не хорошая вентиляция цеха. Пришлось ему, как поединщику древних времен,
швырять мощными квазируками куски потяжелее, целя по кочанам наступающих.
Зато от ионной пушки Вельских искрозадым было явно не по себе. Они даже
забывали о долге, погружаясь в свои неприятные ощущения. Торн усердствовал
в ратном труде, а когда запыхался, то сразу понял, что слишком увлекся
подвигами. Его, видать, давно отрезали от главных сил, то есть от
Вельских. А теперь еще зажали в угол двое долдонов. Не хочу быть больше
цыпленком, твердо решил Торн, собираясь не сдаваться, пока его не
попросят. Откуда-то сверху прилетел солдатский ум, он же смекалка.
Разрядив бросатель, зацепил железный шкаф зубастым кончиком троса. Потом
дернул шкаф, как ковбой упрямого жеребца, и тот навалился на одного
силача. Силач поерзал-поерзал и стал крупно отдыхать. Гневом обуян, другой
чугунок вырос перед Торном. Не слушая протесты, оборвал Дмитрию Федоровичу
обе квазируки, как лепестки розы, и вдобавок дал ему в морду. Торн прянул
назад, спасая лицо, и лишился только очков, но по свисту пудового кулака
понял, что тот смертью пахнет. С укрепляющим криком "И-а" ученый прыгнул
головой вперед, прямо в брюхо обидчика. Брюхо всосало нападающего, потом
спружинило, и тот улетучился. Однако, следующие движение богатыря не
покончило с Торном как с яркой индивидуальностью, наоборот, сам богатырь
сломал пол своей тушей. Правда, он хватался не за атакованный Торном
живот, а за задницу, от которой шел едкий дым. Вельских успел в последний
момент сделать нечистой силе короткое замыкание. Торн хотел оправиться, но
не получилось. Два тиска сдавили плечи, потянули, и его ноги заболтались в
воздухе. Торн догадался, что находится он не в станке, а в обычных руках.
Но это не радовало его, потому что не вывернуться и не соскочить никак.
Вдобавок те умелые руки оказались биоэлектродами, а сам Торн плохим
проводником, даром что ученый-мембранист. Его выкручивало, как тряпку, и
комкало, как газету.
- Гори, гори ясно, чтобы не погасло, - радовался электрокультурист
близкой победе, но и сочувствовал, - наблюдал бы ты за своей рожей сейчас,
кукиш и то симпатичнее.
Чтобы добраться до кристалла состояний, надо было поскорее разглядеть
боль, вернее, ее причину - враждебные человеку кольцевики. И опытный Торн
видит цепочку крыс с вращающимися, как бор, зубами. У каждой крысы позади
другая, грызет ее за хвост, подгоняет. А самая передовая харчит, чавкая и
хрустя, красную землю. Торн начинает всасываться в свой позвоночник, тот
становится водоворотом. Торн барахтается разными стилями, пытаясь
удержаться на поверхности, а в круговерть попадают и земля, и крысы. Он
вспоминает любимое правило утопающих в водоворотах и перестает
сопротивляться. Его завинчивает быстродействующим штопором, а следом, как
за предводителем, несутся крысы.
Рев смял воздух. Захваты разжались. Торн соскочил, как гимнаст с
перекладины, на пол. Порозовевший супермен ровно, шлагбаумом, опрокинулся
назад и развалил стенд шлемоносной головой.
"Разряд прошел правее, а может левее, главное, что в вакууме.
Успел-таки я подбросить психоцентр и уговорить кольцевики вести себя
получше".
Стало тихо. Только пузырилась и лопалась горячая краска, да ползла
чернота по тлеющей изоляции. Чугунки лежали, где попало. Кто вздыхал
горько, кто ворочался, подбирая удобную позу для лежания. Торн для
верности взял в руки электронную пушку.
- Эй, Вельских, вылезай, разговор есть. - Вельских не появлялся.
Торн прошелся по руинам. И нашел доктора. Тот разлегся, упираясь
головой в ящик. Как бы на привале человек. Даже руки раскинуты. Только на
виске угольное пятно. И вместо пульса пустота. А широкие зрачки смотрят
уже в нездешние края, где всему есть ответ. До свидания, Паша. Бог тебе
судья.
Из кармана куртки Вельских выглядывал краешек фотографии. Торн
потянул бумагу и узнал отпечатанное лицо. Оно имело отношение к лешику
Деревянному с тусовочной квартиры. Тот стоял в обнимку с товарищами, в
рабочей спецовке. Нашлось-таки фото пациента, который, видно, был самой
главной осью, местным пупом.

7. БОРЬБА ИДЕЙ
- Наступила поистине трагическая минута, товарищи. Минута, когда надо
думать, - Воробьев начал упражнять голову вслух. - Недолеченный Торн вошел
в историю. Правда, уже вышел с другой стороны. По всему городу ищут
мембранную технику. Общественность возмущенно воет. Дескать,
врачей-преступников попой на кол, и чтоб подольше мучались. Эти самые
аппараты и раньше на витрине не выставлялись, а теперь и вовсе под
прилавком окажутся. На меня из окна нашей клиники сбросили
ускоритель-резонатор. Хотели попасть прямо по разуму. Макаров прикрывает
срам Веревкиным, а тот молчит, болезный. Веревкина на веревочку,
скандируют дети. Достоверно установлено, что человекодыры производятся на
этих установках. Кое-кто намекает даже на искрозадых. Такая ужасть, прямо
живот болит с нервного расстройства. Куда пойти лечиться?
- Ладно, даю ЦУ, полезай лечиться в блок, пока никто в дверь не
ломится. Я сажусь на дудочке играть, пучки привораживать. А ты их
человеческим своим фактором обрабатывай, не зевай. Главное, получить
изобразительный ряд в голове, какую-то задачу в условных картинках, и
решить ее. Это будет означать - психоцентр все осознает, все понимает, и
ось твоей мембраны становится для группы нужных вихреобразований ведущей,
ну, как программа правительства.
- А мухи на что? - возмутился Воробьев.
- Про мух забудь, они себе на уме. У них биологическое подвижно.
Вспомни, как у мух родилось кровососущее поколение от твоего пучка.
- Мне ли забыть, - рассудил Воробьев. - Я ведь, а не вы, целый день с
Лордом бил и кусал их внапрыг. Мир спас от страшной угрозы, хоть бы кто
орден на майку приколол.
- Себя спасал, я ж тебя здесь запер вплоть до окончательного решения
вопроса, - уточнил Торн.
Лаборант уже забрался в блок вместе с тарелкой каши и хотел узнать,
какие пучки она несет с собой. Торн с надеждой уставился на пульт. Но тут
появился Ливнев, и прогнать его не удалось. Он собирал в поход группу
здоровья. Пришли двое плачущих граждан, они хотели дать взятку, лишь бы их
успокоили. Дескать, на городской свалке возле водоема творится нечто
спорное, противоречивое. Эти вольные стрелки выискивали, чем поживиться, а
на них накинулись волки, которые при ближайшем рассмотрении оказались
человекообразными. И предложили: переходите в нашу веру. Прохожие чуть
было не стали плохими, уже завыли на Луну, а потом вспомнили родной завод
и убежали. По дороге они захватили странного мужика, который уверял, что
отращивает органы внутренних дел. Пострадавшие говорят, там еще много
таких чудаков. И кто туда приходит, просто так или по делу - там же
толкучка - уйти уже своими силами не может и становится оборотнем.
Человекозверем или человекопредметом или даже человекоинстанцией.
- А человекострана еще не приходила? - поинтересовался Торн.
- Хочешь пива с хреном, Ливнев? Мембрана сразу задубеет, - предложил
Воробьев. - Будешь внукам рассказывать, как я тебе жизнь спас.
Ливнев поднял палец и предупредил. Мол, провозимся, так соберутся
туда на экскурсию менты или искрозадые, станут вести себя нетактично. А
если и они в кого-то превратятся, это будет страшно, похуже разного рода
джунглей.
Торн несколько раз подумал, уколоться ли ему. После подземной истории
не особенно хотелось. В конце концов, ко всем вещам на свете есть ключи.
Еще бы научиться вовремя находить их, а не как обычно, когда вещи сами
тебя отпирают.
Решили ехать кучей, в микробусе, даже Макаров увязался руководить
операцией.
- Будто менты собрались, - выразил неудовольствие Ливнев. - Стенка на
стенку пойдем, что ли. Или кто кого перекусает. Я, когда со всеми, глупый,
как все.
- Полный порядок, по тебе равняемся, - успокоил его Торн.
"Ослабленные" ерзали и нервно хихикали. Они явно не переваривали друг
друга на уровне мембран. Легко было додуматься, почему "ослабленные"
всегда ходят поодиночке. Однако, и ведьмаки впервые выступили дружным
коллективом.
Машина поплутала по извилистой тропе между мусорными холмами, но
потом появились маяки и ориентиры. Волки в измазанных куртках расселись
кругами на вершинах холмов, неожиданно тихие и какие-то почтительные.
Немного поодаль располагались живописные группки макак, но и они словно
набирались ума-разума. Тут и там попадались прочие звери, серьезные, а
может, заторможенные. Лешики и ежки взяли друг друга под руки. Они
смотрели в одну и ту же точку. Микробус взобрался на холмик, и прояснилось
направление взглядов. Протухший пожарный водоем. Даже в свете фар вода
казалась совершенно черной, а водоем больше напоминал дыру.
- Ну как, хорошо в мире животного? - спросил Торн у крайнего зверя.
- Отвяжись, - тускло отвечал тот, - тебя не звали.
- Будешь ругаться, заберу на лечение. Вылечишься, пойдешь на
спичечную фабрику головки обсерять.
- О-о! - зверь несколько раз икнул. - Не надо. Слушай, злец-охотник.
Пока хилял сюда, было плохо. Фрезеровало, свербило, загребало. А здесь
изнутри сущность полезла. Лезет и не коротит, знаешь. Чувствую стаю, стая
чует меня. Скоро охота. А знаете, человек - наша цель, поэтому в нем все
должно быть прекрасно, и мясо, и кожа, и кости. Однако, страшно неловко,
когда кушаешь хорошего человека.
- Какое слипание мембран, какая ориентация каналов, - академически
радовался Макаров.
- Это здоровый столбовик всех замел, насадил на ось, - принюхался
Торн. - Какой-то Пахан-Праотец их сюда завлек, будто мух на дерьмо. Не наш
Пахан, нецивилизованный.
- Что вы такое несете? - по-дамски чопорно возмутился Макаров.
- Он бредит, командир, не обращайте внимания, пройдет, как с белых
яблонь дым, - сказал Ливнев, не отрываясь от наблюдения за местностью. -
Кажется, там в луже кто-то отмокает.
- Прощупаем? - стал совещаться Макаров.
- Может, у людей вечеринка, а мы, как дикари, право, - предположил
Торн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10