Не до гулянок.
- Народ там страдает, - согласилась она, - от обжорства. А мне
действительно в центр. Парамонова, блок "А". Поздравляю с
сообразительностью. Только не помогай кому попало, а то станешь цыпленком
от истощения и попадешь в суп.
Локомобил въехал с третьего яруса радиальной магистрали на эстакаду
тридцатого этажа пирамидального дома по улице генерала Парамонова.
Взлетела дверца.
- Ну, шуруй, канареечка.
- Канареечку, кстати, Аней зовут, - глаза у нее уже заиграли. -
Слушай, Димон, мне же надо что-нибудь конкретное вспоминать, плача в
девичью подушку. Выдели еще двадцать минут, проводи барышню до хаты.
- Я понимаю, это тебе для весу. Тебя там кто-то не так держит. Ну, а
мне прок какой?
- Дмитрий Федорович, экое личико у тебя стало - тупое, жадное. Не ты
ли совсем недавно хотел быть статуей "Мыслителя". Тебе ж только зайти,
сказать: "Эх, ребята, скучно живете, хоть и проказники", приятно оскалить
череп, как ты умеешь, и выкатиться. А я через щель в окне твой утюг
покажу, чтоб удивлялись. Мной, конечно, за клейкие способности.
Пожилой жеваный алкаш в тельняшке, по повадкам хозяин квартиры,
представился вошедшим: "Я моряк, - и недвусмысленно ткнул пальцем, - а вы
гальюн для меня". Вскоре он, правда, покаялся: "Нет, это я сортир, и нет
мне прощенья". Сути он был адмиральской, потому что имел зал с колоннами,
где располагался зверинец. Молодые особи, бывшие люди, подпрыгивали,
вертелись, забивались в угол, обнюхивались, чесались, выли, рычали и
спаривались. У некоторых были длинные клыки и когти, у других шерсть, у
третьих хвосты, в общем, кто во что горазд. Гены активизировались и
оперировались без страха и упрека. У некоторых на заднице были зеркальные
поверхности, в которых они хотели отразить лица товарищей. Хавали они
всякую дрянь - от сырого мяса до жареных жуков.
- Где тут будущие папаньки твоих будущих детенышей? - осведомился
Торн.
- Я со скотиной не пасусь. Здесь, в основном, козлы и свиньи. Пара
макак. Мухи непременно, вон слизывают с пола. Как же без них. Волков,
конечно, ни одного. Бомжей сейчас гоняют по подвалам. Да и они больше
придуриваются. Только у вожаков на этом деле настоящий заскок. Им кажется,
что они совсем дикие, неприрученные. Вот такие могут и сшамать
зазевавшуюся студентку. Сядут в кружок, выговориться ей дадут, повоют, как
на Луну, но обязательно сожрут.
- Это серьезные мембранные нарушения, - сказал Торн, удивляясь ее
веселости, - их лечить надо.
- Я и говорю, заскок. Только вот искрозадые могилкой лечат.
Торн не мог назвать себя прямо, поэтому пошел в обход.
- А вон там совсем застывшие и заросшие. Лениво жуют и плюют на
ковер.
- Хозяева леса, лешики и бабки-ежки. Тоже придурки. "Хочешь, сделаю
бурю? - Бурю не хочу, давай конфету". Но медитируют на тему леса и болота,
эти поталантливее.
Какой-то тип стал обнюхивать ботинки Торна и был отогнан пугливым
пинком.
- Сюда бы пару профессоров по мембранистике, чтоб восхищались
слипанием пси-мембран и измеряли вектора напряженности.
- Пиндылы, - фыркнула Аня. - Плевала я на вашу науку, товарищ ученый,
даже если ты на ней бабки заколачиваешь. Даже если у тебя и твоих друзей
звезда во лбу горит. Это все Парамонов с Кирпиченком придумали, чтоб
лохматые мозги стричь...
- Что ты мелешь? - возмутился Торн и хотел было рассказать про
расползающиеся жирными кляксами пси-мембраны ведьмаков; про
окольцовывания, пробои и захваты мембран у невинных жертв биопольного
насилия; про то, как патологические мембраны увеличивают сопротивление в
электрических цепях и наводят токи Фуко. Уже начал, но и на свое запястье
глянул. Встроенный в часы индикатор биоволновой агрессии мигал изо всех
сил. Враг уже был рядом под стенами, ломился с тараном в ворота. Левая
квазирука потихоньку включила генератор холодных асмонов. Эти частицы были
его ищейками - они летали, распадаясь, вдоль векторов напряженности
атакующих мембран. Вихревой пучок асмонов соскочил с излучателя,
замаскированного под пуговицу. Обратно возвращались субасмоны с важными
сведениями. Анализатор выдавал веселые картинки. Правая квазирука
потихоньку легла на рукоятку до поры дремавшей плевалки.
Вихрь повертелся в центре зала над хозяином, выступающим в роли царя
зверей - судя по звучному иканию. Но вскоре унюхал более стоящее. То был
лешик, по происхождению, видимо, пэтэушник, с зеленоватыми патлами, с
корой, прилепленной к куртке, с надписью "дуб". Вихрь прорисовал контуры
его пси-мембраны. Луковица осевых меридианных каналов, радиальные
ответвления, очень длинные и вертлявые. Побеги змеились по залу,
накладывая кольца на немудреные головы зверья. Торн посмотрел на Аню,
побег вворачивался в ее лоб, значит, пси-мембрана уже пробита. "Ну все,
змей, конец твоей вредности приходит", - тихонько прорычал Торн и повел
скрытым под курткой дулом плевалки. И тут некстати начались в зверинце
танцы или, может, массовое обнюхивание. Клыкастые мальчики и когтистые
девочки подергивались и терлись в такт подозрительной музыке.
- Ты, между прочим, можешь чесать отсюда, - разрешила Аня.
Дурилка она, ничего не понимает. А ведьмак-то ее на зуб наколол, и,
кажется, уже внедрил психоцентр. Будь тут поменьше народу, вкатил бы девке
двойную дозу, и ее лакомое пси-хозяйство стало бы для ведьмака-гада хуже
яда.
- Потанцевать, что ли, уж больно музыка заводная, - процедил Торн.
- А ты не умеешь, разозлишься только, - предупредила девушка.
Торн встает, огибает несколько группок. Ему кажется, что в облике
помещения проступило нечто новое. Даже хочется спросить, не было ли здесь
ширмы. Торн - тертый калач, он решает идти не прямо, а в обход, по
периметру. Так надежнее, стена не запляшет.
Дмитрий Федорович ступает на один шаг к стене, ровно меж двух
столбов. Что-то бьет ему по лбу. Торн видит, как столбы, подрагивая,
плывут друг за другом, словно девицы красные, и снова останавливаются.
Один прямо напротив него, как будто так и было. Торн осторожно, чтоб не
ошибиться снова, обнимает колонну и начинает огибать ее.
- Чем он там со столбом занимается? - спрашивает кто-то из публики.
Торн выходит на верный курс. Ничего угрожающего поблизости нет. Не
побежит же на него шкаф, как носорог. Шкаф не бежит. Но диван изгибается и
прыгает ему в ноги. Дмитрий Федорович сбит вероломным подкатом и падает
бревном на ковер. Дужка очков, прежде чем дружественная, злобно впивается
в глазное яблоко. То жалобно хрустит.
- Это десантник-диверсант из подводных сил, тренируется, жлоб.
Что-то упрямо лезет через теменной шов. Ковер зарос диким тюльпаном,
васильками, куриной слепотой. Травинки приятно щекочут щеки и веки
прорастающей из ковра головы. Или это уже не голова, а бутон, который,
раскрываясь, пьет, ест и закусывает светом? Приятно, но чувство долга
где-то еще теплится. Торн пробует подняться, упирается в ковер, однако
руки тонут, как в желе, прорастают корнями.
- За борт засранца, пока он кому-нибудь хвост не оторвал. Смотри, как
загребает, - донесся далекий голос адмирала.
Торн растет вверх и вниз, в свет и тьму, в могилу и небо. Меж ними
течет ток. Где-то кольцо смыкается. Соединяются и разделяются вновь верх и
низ, свет и тьма, могила и небо, рождая опять ток. Торн вылетает из
могилы, впивается в небо тысячами ртов и валится обратно в тьму кромешную.
Дмитрий Федорович очнулся от звона. Звенел давно расшибленный лоб и
мусорный бак, который для страха хищно посмотрел на него, лязгнул
крышкой-челюстью и скрылся в стене.
- Чего это он? - дурным голосом спросил Торн.
- Проснись и пой, Дмитрий Федорович. Обычный бак на магнитной
подвеске. Еще и лифт не фурычит. Три этажа осталось, и мы на эстакаде.
Тогда ты победил. Остается узнать, кого.
"Ковер был с цветочным орнаментом, это точно... Я имел видение
энергетического рисунка, можно сказать, прототипа растений. Похожее было у
Шри Шивананды, но он всю жизнь занимался медитацией, как проклятый, ни
пил, ни жрал, стоял на одной ноге".
Неопознанный субъект настойчиво копошился у Торна под рукой.
- А ты-то кто? - решил выяснить он.
- Я - Аня, твой маленький дружок, несу тебя, как раненого командира.
- Там еще был дружок в коре, вечно грязный, даже волосня зеленая.
- Симпатичный такой, с надписью "дуб"? Это Деревянкин.
- Поганкин. Еще немного и мою голову спасти бы не удалось.
Итак, провал. Ведь его каналы были под контролем с самого появления
на вечеринке. Кто-то знал и готовился к встрече по мере сил. Или он
ослабел пси-мембраной, или Деревянкин с товарищами сильно окреп неизвестно
почему.
- У тебя, по-моему, воображение - первый класс, как у настоящего
шиза, - проницательно высказалась Аня.
- Что такое воображение? Это разрешающая способность психоцентра, -
сказал определением Торн. - Чем выше она на осевом канале, тем больше
охватывает узлов.
- Надеюсь, ты такие вещи только после припадка говоришь.
Двери локомобила взлетели вразнобой и задрожали, словно крылья
большой гордой птицы, хлебнувшей из бочонка с огненной водой.
- Аня, давай по-шустрому, прыгай сюда.
- С места или с разбега? - она не шевельнулась, уперлась кулачками в
бока. - Ты мне все испортил.
- Чего ж ты не сказала, чтоб мной и моим утюгом любовались?
- Тобой любовались, когда ты рыгал на ковре в позе тигра,
раздирающего добычу. Ладно уж, поскольку ты и меня опозорил, то увози, -
она юркнула следом за ним. - Кстати, о тебе успели шепнуть. Ты уже эдак,
совершенно случайно, попал к кое-кому на чашку чая и запечатлелся. Я
узнала, не обделался ли там кто. Оказывается, был такой несчастливец,
правда, не ты. Его "скорая" уволокла за ноги.
- Да спутали. У меня, увы, витрина не блещет оригинальностью.
- Значит, вы не рожей запомнились, друг мой.
Торн поворачивает с облегчением ключ, вот локомобил не подведет его,
верный аппарат - надежно прыгнули стрелки индикаторов на приборной доске.
Вдруг Дмитрий Федорович чувствует, что у него разогреваются пятки. Он
ничего не понимает, хочет не обращать внимания. Жмет на педальку, набирая
тягу. А пятки знай себе греются, и жара поднимается выше, тянется к
копчику. Машина набирает ход, а Торну уже терпеть невмочь. Ему кажется,
что он сам бежит все быстрее. И не бежать нельзя, хуже будет. Попробуй,
постой на раскаленном противне. Он убеждает себя, что это только мираж, но
не помогает. Торн по-звериному стягивает все мясное в себе и
отталкивается.
Машину развернуло и бросило на ограждение эстакады.
Торн неожиданно увидел небо через ветровое стекло, грязное, будто бы
замусоренное.
- Не хотите ли рассказать о загадках психики, о том, что вы мечтали
стать космонавтом? - спокойно произнесла Аня. - Дальше лететь будем или
как?
Торн глянул на экраны кругового обзора и зажмурился.
Опоры у машины не было. Может, и его уже нет в списках живущих и
получающих зарплату?
- Дмитрий Федорович, капец подкрался. А катапульта-то работает?
- Работает, - мучаясь от каждого звука, сказал Торн.
- Ну так жмите на кнопку, я уверена, вы справитесь, вы способный. -
Передние кресла с защитной балкой выплюнуло назад, на эстакаду.
Катапультированные испытали эффект расплющивания, даже Аня притихла.
Первым осознал свои члены и поднялся, встряхиваясь, Дмитрий Федорович.
Локомобил чуть-чуть застрял в ограждении, еще немного, и протиснулся
бы наружу, в атмосферу. Торн прекратил дышать, чтобы отвлечься.
"Пока ясно, что был жесткий контакт с вихреобразованиями. Какой-то
мембранный узел болезненно отреагировал. А другой узел, запускающий
телесные ощущения, вошел с первым в резонанс".
- В следующий раз матрас бери, - оперативно воскресла Аня.
- Пошли погуляем по лесенке. Снизу я позвоню в гараж своей конторы.
Приедет команда и приберется без лишних шумовых эффектов. Ты где живешь?
- Нигде.
- Значит, нам по дороге.
Пока ехали в электробусе, Торн вывел на микроэкраны карту. Просто
так, хотел посмаковать. Крестики, как убитые надежды, мигали там, где
ведьмаков встречали, но не пытались обработать. И надо же, ехали ровно
через такое смачное место - по улице Трудовой, где кабак, общепризнанная
язва. Торн воодушевился и захотел рассчитаться за все. Ведь любой
сотрудник Биоэнергетического проекта играет до конца, если партия
интересная. Обозвав злачное место музеем, ему удалось затащить туда Аню.
Как и ожидалось, рожи местных солистов были на уровне государственных
стандартов дефективности. Аня быстро присмирела и жалась к Торну.
- Какой же это музей?
- Обыкновенный. Смотри, коллекция на уровне. Какие богатые лица вошли
в нашу жизнь с черного входа. И ведь особых усилий товарищи экспонаты не
прилагали, никаких сложных операций, накачки в соленоидах, дополнительных
капиталовложений, и прочей туфты. Просто в размножении участвовали трое:
папа, мама и, особенно творчески, ведьмак - через узлы родительских
мембран... "Укус" примешь?
- Я не буду, не буду, - зашептала Аня. - Я тоже люблю экскурсии, но
такой срани никогда не видела. Тут инвалидом отдыха можно стать.
- Не инвалидом, а ударником, - Торн сгонял за фирменным блюдом. Когда
обернулся, то увидел непорядок. Крепко взбитая смесь активных генов в виде
гражданина совершенно незаурядной наружности двигалась по лавке к
окостеневшей Ане. Щеки цвета молодого лимона, нос - типа хоботок. Просится
на холст большого мастера, но биопольно неинтересен, обычная муташка.
Пришлось прервать лекцию гражданина о тонкостях любви в кустах и отправить
под лавку для проветривания.
- Продолжение будет? - справился бармен.
- Вторая серия еще снимается, - успокоил его Торн.
- Если ты этим хотел козырять, - шипела Аня, - то ты не прав. Меня
такие способности не интересуют. Науку он собирался олицетворять, рубанок.
За кого ты меня принимаешь?
- Ты особая и непохожая, - отрапортовал Торн. - А ты меня за кого?
Тут незаурядный гражданин снова встрял со своей точкой зрения.
Пришлось его лягнуть, чтобы он уполз.
- Я ведь хотел у него прощения просить, цветы на дом прислать, - стал
оправдываться ученый, - а ему лишь бы самовыражаться.
Индикатор тлел. Торн уже прощупывал публику. Нашел одного. Сладкая
моська и кудри черные до плеч. Асмоновый вихрь уплывал в него, как в
воронку. Типичный ведьмак эпохи упадка - человекодыра. Надо разыграть
ситуевину. Тем более, Анна по-комариному зудела:
- Я вижу, ты свой среди уродов, урод среди своих.
- Ну, допустим, тебе больше по душе те, которые слово "зверь"
почитают за комплимент. Ты девушка неприхотливая, и они тебя не смущают.
- Еще минуточку в твоей компании, и меня вытошнит. Я ухожу.
- Нет, это я сматываюсь, подняв воротник. Любимый никем. Ну, почему
меня обижают не за дело, я просто так, со скуки?
Дмитрий Федорович вышел тяжелым шагом, как бы страдая. И дверь ни за
что ударил, показал дурной тяжелый нрав. Зато был уверен, что она не
выскочит следом, боясь напороться на него.
Бессильное небо опадало вниз, но вместо земли встречало металлическую
чешую города. Капли дождя отскакивали в страхе от мерцающих стекол очков.
На микроэкранах шел фильм, который снимался тут же, за дверью кабака.
Камеру-глазок Торн успел прицепить профессиональным мановением руки к
Аниной курточке.
Ведьмак уже приземлился возле нее - здесь девочки не залеживаются.
Она порывается уйти, но тот начал ворковать, по-оперному протягивая руки.
"Я не такой, ты не такая, мы не такие...".
Но тут действие было безнадежно испорчено, будто оперу Верди стал
"дополнять" ансамбль песни и пляски. Через другой вход ввалились двое
искрозадых. Жилистые и длинные после растяжки долдоны. Торн дал
увеличение. Пальцы, что захваты, такими душить удобно - никакие
квазиконечности не нужны. И надо же, чугунки сразу стали задирать его
законную добычу - кудрявого. Они редко угадывают, а тут тонкость душевную
проявили.
Подхватили ведьмака под белы ручки и бросили в накат по столу. Тот,
дерьмо нестойкое, сразу и обрубился: уже кучкой на пол упал. Вот и Аню
стали вертеть. Зажали меж собой и танцуют втроем. Весело, действительно
находка, танец ламбада получился. Ну и все, Торну теперь здесь делать
нечего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10