.. Пока что...
Мысль, что он является первым в истории человеком, повстречавшимся с
представителями внеземной расы, нисколько не утешала его.
Во-первых, вожделенный человечеством контакт прошел на явно ничтожном
уровне и напоминал ощущения причудливо раскрашенного мотылька,
соприкасающегося с сачком коллекционера бабочек.
Во-вторых, и это было гораздо более важным, такого рода рукопожатие
через космическое пространство могло вызвать гораздо больший энтузиазм у
астронома, физика или даже социолога, чем у доцента кафедры сравнительной
литературы.
Какие только фантазии не рождались в его голове за прожитые годы! Но
все они касались, большей частью, различных толкований шекспировских пьес
или споров между древнегреческими городами, каждый из которых считал себя
родиной великого слепого поэта.
А однажды ему даже пригрезилось, что он находится в Ясной Поляне, в
гостях у Толстого, и вот из сада в дом входит писатель с рассеянным лицом
и говорит: "Мне только что пришла в голову мысль написать рассказ о
вторжении Наполеона в Россию. Очень скромный, ничего вычурного. Назову его
"Война и мир". В Петербурге, скажу вам, все попадают в обморок.
Разумеется, это будет всего лишь небольшой рассказик, хотя потом,
возможно, я дополню его парой эпизодов".
Но вот о путешествии на Луну или же другие планеты, не говоря уже о
путешествии к центру галактики, да еще в пижаме, он как-то никогда не
думал. Нет! Ему было бы гораздо интереснее разок взглянуть на едва
различимую с земли высокую мансарду Виктора Гюго в Сен-Жерменском
предместье или посетить те острова Греческого Архипелага, где предавалась
любви пламенная Сафо, и, время от времени, когда у нее было настроение,
пела свои песни.
Чего бы только не отдал профессор Боулз или любой другой из этих
электронных ковыряльщиков с физического факультета за то, чтобы очутиться
на месте Меншипа! Быть участником подлинного эксперимента, превосходящего
своей смелостью любую гипотезу земной науки, оказаться лицом к лицу с
техникой, намного опередившей их собственную! Для них, пожалуй,
вивисекция, которой, как предполагал, содрогаясь, Меншип, закончится
фестиваль галактической науки, была бы пределом мечтаний и наилучшим
подарком. Физический факультет.
Меншип неожиданно вспомнил причудливую загадочную башню, утыканную
серыми полушариями, которую физический факультет возводил на пустыре. Из
своего окна в Кэллахэн-Холле он регулярно наблюдал за тем, куда уходят
правительственные ассигнования на исследования в области лучевой техники.
Вчера вечером, когда башня поднялась до уровня окна его комнаты, ему
подумалось, что она больше похожа на средневековую осадную башню, чем на
современное средство коммуникации.
Однако теперь, выслушав суждения Лирда о том, что никогда прежде не
удавалось осуществить одностороннюю телепортацию, он задумался над тем, а
не явилась ли эта башня, глядевшая в его спальню нагромождением
электронной машинерии, ответственной за весь этот кошмар? Может быть,
именно она добавила недостающее для телепортации необходимое звено, что-то
вроде снижения антенны заземляющего провода? Если бы он хоть чуть-чуть
разбирался в физике!
И что бы было? Помогло бы ему знание некоторых подробностей этого
процесса: мегавольты, ампераж и тому подобное?
Нет, он так и оставался бы мерзким, плоскоглазым чудовищем, лишенным
разума, которое случайно выковыряли из далеких глубин Вселенной...
Охваченный отчаянием, он с силой дернул за материал, которым был
обернут. В пальцах остались два небольших кусочка.
Чтобы хорошенько рассмотреть их, света было маловато, но ощущения
позволили сделать безошибочный вывод - бумага! Или же что-то, на нее
похожее.
Это имело определенный смысл. Поскольку конечности флефнобов
представляли из себя всего лишь нежные щупальца, заканчивающие или
глазами, или заостренными кончиками, бумажного мешка было вполне
достаточно, чтобы гарантировать, с их точки зрения, полнейшую безопасность
в отношении бегства экспоната.
Внутри этого мешка их щупальцам было бы не за что ухватиться, а
мышцы, по-видимому, не обладали достаточной силой, чтобы проткнуть бумагу.
Зато у него силы было достаточно, хотя он никогда не считал себя
атлетом, но явно не сомневался в своей способности силой проложить путь из
бумажной клетки.
Эта мысль ободрила Меншипа, хотя реальной пользы от нее было не
больше, чем от "гениальной" догадки относительно роли башни на пустыре.
Если бы только существовал какой-нибудь способ передачи этой
информации! Может быть, тогда бы они поняли, что "Безмозглый Ужас из
Гиперпространства" обладает некоторыми интеллектуальными способностями,
достаточными для того, чтобы высвободиться из их плена, и сумели бы,
разобравшись, отослать его назад, на Землю. Если бы, разумеется, пожелали.
Но он не обладал способностью передавать информацию. Все, на что он
был пригоден - это ее воспринимать. Тяжело вздохнув, Меншип настроился на
прием.
Он аккуратно разгладил пижаму. Не столько ради того, чтобы показать,
насколько искусно она пошита, сколько вследствие мучительного приступа
ностальгии. И неожиданно осознал, что это дешевое зеленое одеяние
стандартного покроя стало единственным артефактом, сохранившимся у него от
прежней жизни. Единственный, так сказать, сувенир, которым он обладал -
продукт цивилизации, породившей Тамерлана и "Войну и мир"...
- Что касается меня, - заметил сын Гломча, - то я оставляю
инопланетных чудовищ в покое, если они окажутся такими же мерзкими, как
этот экземпляр. Но, в отличие от папаши, меня ничуть не пугает
непознанное. И все же я не в состоянии убедить себя, профессор, что все,
что вы здесь делаете, может иметь какой-нибудь по-настоящему серьезный
результат.
Меншип обрадовался, что бумажный барьер ничуть не ослабляет
возможность слышать мысли похитителей.
Рабд после недолгого молчания продолжал:
- Надеюсь, я не слишком огорчил вас, сэр. Но таково мое мнение. Я -
практический флефноб, и верю только в реальные вещи.
- Как это "ничего по-настоящему серьезного"? - вознегодовал
профессор. - Величайшей задачей нашей науки является осуществление
путешествия в удаленные районы галактики. Вы не хуже меня знаете, что мы
пока в состоянии путешествовать между 44 планетами нашей системы и недавно
осуществили полет к нескольким соседним звездам, однако путешествие на
родину этого образца остается на сегодняшний день фантастическим
проектом...
- Верно! - довольно резко перебил его Рабд. - И почему? Ведь не из-за
того же, что у нас нет кораблей, способных совершить такое путешествие? С
тех пор, как был изобретен двигатель Бальвонна, любой корабль военного или
торгового флота, даже мой крошечный разведчик с тремя ракетными
ускорителями может пересечь космос вплоть до астрономической единицы
649-301-3 и вернуться назад, нисколько не перегрев двигатели. Но мы этого
не делаем. И есть на то серьезные причины!
Теперь Клайд Меншип прислушивался или, вернее, принимал, столь
внимательно, что казалось, будто оба полушария его мозга слиплись. Его
чрезвычайно интересовала астрономическая единица 649-301-3 и все,
посредством чего туда можно было бы добраться, независимо от того,
насколько несуразным с точки зрения преобладающих на Земле стандартов мог
показаться метод транспортировки.
- И причина, разумеется, - продолжал молодой исследователь, - весьма
прозаична. Умственное расстройство. Старое доброе умопомешательство. Все
двести лет, связанных с космическими путешествиями, мы топчемся в
окрестностях собственной планеты. Стоит нам удалиться на мизерный 20
световых лет от ее поверхности, - и мы тотчас же сходим с ума, начинаем
вести себя, как умственно отсталые дети и, если сейчас же не повернем
назад, можем свихнуться полностью.
Конечно, догадался Меншип. Телепатическая раса привыкает с самого
раннего детства к полю мышления планеты, полю, непрерывно существующему
все время. Они полностью зависят от телепатии как средства общения, у них
никогда не возникало необходимости развития какого-либо другого способа. И
какое одиночество, какое крайнее отчуждение должны они испытывать, когда
корабль достигает той удаленной точки, в которой они уже не в состоянии
поддерживать контакт с полем планеты!
Запомним эту цифру!
Меншип пришел в состояние приятного возбуждения.
Возьмем теперь их систему образования. О ней можно только
догадываться, однако с изрядной степенью достоверности следует
предположить, что обучение должно быть чем-то вроде упорядоченного и
непрерывного умственного насыщения, причем насыщения взаимного. Каким бы
способом ни осуществлялось образование, оно, вероятнее всего, делало
ударение на сопричастии отдельного индивидуума с группой. И стоит этой
сопричастности стать достаточно слабой вследствие барьера, создаваемого
помехами или непреодолимыми межзвездными расстояниями, у флефноба
неизбежно наступает разрушение психики.
Но все это было несущественно. Главное - космические корабли. Они
существуют, следовательно, существует возможность вернуться на Землю, в
университет Келли, где ему уже грезилась со временем должность профессора
кафедры сравнительной литературы.
Впервые искра надежды затеплилась в его груди. Но, как только ум
допустил такую возможность, присущая ему сметливость сразу же поставила
под сомнение созданный причудливой игрой воображения выход из сложившейся
ситуации, напомнив, что его технические способности заставили бы
ухмыльнуться синантропа и возмущенно фыркнуть неандертальца. Сможет ли он
разобраться в механизмах конструкций, созданной намного более технически
развитой цивилизацией флефнобов, неизбежно связанных с чрезвычайным
своеобразием хозяев? Меншип был вынужден угрюмо признать, что вся эта
затея является практически неосуществимой.
Однако в ответ на доводы логики он послал логику ко всем чертям.
Возьмем, например, Рабда. Он мог бы свободно переправить Меншипа на
Землю, если бы посчитал это стоящим делом и, если бы с ним можно было
общаться. Что могло бы его заинтересовать? Очевидно, упомянутое умственное
расстройство.
- Если бы вы нашли против этого средство, - урезонивал он Лирда, - то
я от души приветствовал бы это. Ибо иначе мы вынуждены сидеть здесь на
привязи. Вот, что я имею в виду под настоящей практической проблемой. Но
когда вы тащите этот забытый богом кусочек протоплазмы из его дыры на
другом краю галактики и спрашиваете у меня, что я об этом думаю, я могу
вам ответить только одно - ничего. Ничего не думаю.
Меншип уловил нотки согласия в мыслях Гломча.
- Я согласен с тобой, сынок! Это не только непрактично - это опасно.
Полагаю, что сумею заставить других членов совета согласиться со своей
точкой зрения. Уже и так на этот проект израсходовано чересчур много
средств.
Резонансный пик интенсивности их мышления стал понемногу спадать.
Меншип понял, что они покидают лабораторию. Откуда-то издали донеслось
отчаянное "однако... однако..." Лирда и вопрос, адресованный Гломчем сыну:
- А где малютка Тект? Я полагал, что она должна быть с тобой.
- Она на взлетном поле, следит за окончательной заправкой корабля, -
ответил Рабд. Ведь сегодня вечером мы отправляемся в свадебное
путешествие.
- Замечательная женщина! - "Голос" Гломча теперь едва доносился. - Ты
- очень удачливый флефноб.
- Знаю, папуля! - самоуверенно ответил Рабд. - Самый богатый набор
щупалец-глазок по эту сторону Гансибоккля - и все они мои, все мои!
- Тект - самая обаятельная и умная из флефнобок, но мне не нравится,
что ты сводишь все к количеству щупалец-глазок, - недовольно заметил
Гломч. - У нее множество других великолепных качеств.
- Вовсе нет, папа! - с жаром заверил его Рабд. - Вовсе нет. Подбор
пары очень важен для меня. И серьезен. Я подошел к нему со всей
ответственностью. Но тот факт, что у Тект более 176 омываемых нежной
слизью щупалец, каждое из которых заканчивается прелестным прозрачным
глазиком, поверь мне, ничуть не повредит нашим отношениям. Как раз
наоборот!
- Суеверный старый хрыч и нахальный молодой хлыщ, - раздался вдруг
поблизости "голос" профессора. - Но они могут добиться того, что моя
работа будет прекращена, Сирн. И как раз тогда, когда в ней появился
положительный результат. Поэтому нам придется сейчас предпринять кое-какие
контрмеры!
Меншипу, однако, были совсем не интересны эти давно приевшиеся ему
академические дрязги. Он делал отчаянные попытки не потерять мысли Гломча
и Рабда. И не потому, что его так уж сильно интересовали советы старикашки
в отношении того, как вести умеренную и счастливую половую жизнь.
В состояние глубокого душевного волнения его ввергли побочные мысли,
сопровождавшие невзначай брошенные Рабдом слова о последних приготовлениях
к отлету. В другой части рассудка флефноба ассоциативно возникла
конструкция небольшого корабля, его обслуживание и, самое главное, органы
управления.
Всего лишь на несколько секунд промелькнула панель управления с
разноцветно мигающими сигнальными лампочками и начало давно разработанной
и постоянно повторяемой инструкции: "Прогрейте двигатели привода,
провернув сначала самые верхние три цилиндра... Теперь внимание!"
Это было нечто вроде подсознательной мысленной картины, подобной той,
которую он уловил от Срина, когда догадался, что световые узоры, на сфере
являются показаниями приборов. Очевидно, его чувствительность к восприятию
мыслей флефнобов была настолько велика, что он улавливал не только
полностью сформированные фразу, но и то, что происходило в подсознании, во
всяком случае, в тех его верхних слоях, которые составляют личность и
память.
Кроме того, несмотря на то, что он все еще находится здесь, ему
удается проникать в глубины мозга флефнобов на немалом расстоянии.
Следовательно, стоит немного отточить это умение - и он сможет проникать в
мозг любого на этой планете!
От этой мысли у Меншипа захватило дух. Его эго, не отличавшееся до
сих пор особой силой, было подвергнуто яростной бомбардировке в течение
прошедшего получаса под презрительными взглядами сотен бирюзовых глазок.
Личность, страдающая от бессилия почти всю свою жизнь, неожиданно
обнаружила, что может держать судьбу целой планеты в полости своего
черепа.
От этого ощущения ему стало гораздо лучше. Каждая крупица знаний,
которыми обладали флефнобы, становилась теперь его легкой добычей. Чего же
захотеть, например, для начала!
Размечтавшийся Меншип вспомнил, где находится, и его эйфория исчезла,
как огонек, погашенный плевком спички.
Единственная информация, которую необходимо получить, заключается в
том, как побыстрее добраться домой!!!
Единственное на данный момент существо, способное помочь в этом,
направлялось в компании отца к готовому к взлету кораблю. Наступившее с
той стороны молчание свидетельствовало, что оно вышло за пределы
телепатического восприятия.
Из груди Меншипа вырвался хриплый, наполненный страстью и болью крик,
похожий на вопль быка, который уткнулся на огромной скорости во что-то
мягкое и был вынесен по инерции вперед, успев заметить краем глаза, как
служители оттаскивают раненого матадора. Именно с таким мычанием Меншип
рванулся, одним могучим движением разорвал бумагу и вскочил на ноги.
- ...семь или восемь цветных диаграмм, представляющих историю
телепортации до проведения этого эксперимента, - наставлял Лирд
ассистента. - А если бы у вас нашлось время, чтобы выполнить эти диаграммы
пространственными, ручаюсь, что это произвело бы большее впечатление. Мы
вовлечены в сражение, Сирн, и нам приходится пускать в ход любое оружие...
Мысли его прервались, как только один из стеблей-глаз развернулся в
сторону Меншипа. Мгновением позже весь комплект щупалец-глаз, а затем и
аналогичный комплект ассистента, со свистом рассекая воздух, повернулся в
сторону стола и замер, подрагивая, сфокусировавшись на неожиданно
появившемся существу.
1 2 3 4