Подход же Клейнбохера с самого начала был
чисто прагматичным.
- Ладно. Не стану с вами спорить. Вот только сегодня утром он сам
стал перваком.
- Профессор Клейнбохер? Рудольф Клейнбохер? - с глупым видом
несколько раз переспросил Хебстер. - Но ведь он был так близок к... Ему
почти удалось... словарь элементарных сигналов... Он уже собрался было...
- Вот так. Примерно в девять сорок пять. Всю ночь он провел без сна с
одним из перваков, как раз тем, кого профессорам психологии удалось
загипнотизировать, и вернулся домой в необыкновенно приподнятом
настроении. В середине первой своей утренней лекции, касающейся кириллицы,
он вдруг ни с того, ни с сего понес тарабарщину. Он натужно сопел и
храпел, глядя на студентов, в течение примерно десяти минут в характерной
для этой стадии превращения в первака манере, проявляя поначалу крайнее
раздражение тем, что его не понимают. Затем, как бы осознав, что ему
больше уже не стоит нянчиться с этими неисправимыми, никчемными
недоумками, он попробовал было покинуть аудиторию, прибегнув к левитации,
но сделал это, как все они поначалу это делают, слишком уж несуразно,
неуверенно. В результате очень сильно ударился головой о потолок и потерял
сознание. Не знаю, чем это объяснить, то ли страхом, то ли волнением,
может быть, уважением к любимому преподавателю, но студенты не удосужились
связать его перед тем, как отправиться за помощью. К тому времени, когда
они вернулись с прикрепленным к университетскому городку сотрудником ОСК,
Клейнбохер очухался и дезинтегрировал одну из стен, чтобы выбраться
наружу. Вот его фотоснимок, произведенный, когда он был уже в воздухе
примерно на высоте в сто пятьдесят метров и, лежа на спине и подперев
голову обеими руками, легко и плавно скользил в западном направлении со
скоростью чуть больше тридцати километров в час.
Хебстер, прищурившись, внимательно рассмотрел небольшой бумажный
прямоугольник.
- Вы, разумеется, дали радиограмму военной авиации пуститься за ним в
погоню?
- А какой в этом смысл? Мы уже достаточное число раз проходили ЭТО.
Он либо увеличит свою скорость и образует торнадо, рухнет вниз, как
камень, и подхватит с собой все, что только попадется на его пути в этой
местности, или материализует что-нибудь вроде мокрой кофейной гущи и
золотых слитков внутри реактивных двигателей преследующих его самолетов.
Никому еще не удавалось поймать первака в его первом, как это выразиться,
порыве или приливе жизненной энергии, - не знаю точно, что они чувствуют
при этом. А нам придется смириться с потерей чего угодно - от пары
дорогостоящих скоростных истребителей вместе с экипажем до нескольких
сотен акров плодороднейшего чернозема.
Хебстер аж застонал.
- Но ведь в его мозгу были запечатлены результаты исследований,
проводившихся на протяжении восемнадцати лет!
- М-да. Такие вот дела. Количество тупиков, возникших перед нами,
исчисляется уже сотнями тысяч. Не менее. Но каковы бы ни были цифры, уже
близок конец. Если мы не сможем расколоть пришельцев на строго
лингвистическом уровне, они так и останутся для нас загадкой и тогда -
точка, конец главы! Наше наиболее эффективное оружие для них все равно,
что пускаемые из трубочки детьми мыльные пузыри, а наши лучшие умы годятся
разве для того, чтобы быть при них слугами, превратившись в псов, униженно
виляющих перед ними хвостами. И вот перваки - это все, что у нас осталось.
Может быть, с ними и можно было бы толком переговорить, как с людьми, да
вот мешают их хозяева.
- Да ведь вся загвоздка как раз в том, что с ними уже никак не
удастся толком поговорить - в противном случае, их бы не считали
перваками.
Браганца согласно кивнул.
- Но поскольку они все-таки когда-то были людьми - самыми
обыкновенными людьми - вот что главное, то вся надежда только на них. Мы
всегда понимали, что когда-нибудь, возможно, нам придется рассчитывать
только на них как на единственный реальный путь к контакту. Вот почему
столь суровы законы, оберегающие перваков. Вот почему находящиеся в
резервациях временные лагеря перваков, окружающие поселения пришельцев,
охраняются самыми отборными воинскими подразделениями. Ведь по мере
нарастания у людей чувства возмущения и душевного разлада первоначальные
настроения подвергать перваков линчеванию все больше трансформируются в
овладевающее массами страстное желание учинить грандиозный погром.
"Человечество превыше всего" начинает ощущать себя достаточно сильным,
чтобы бросить вызов Объединенному Человечеству. И, скажу вам, Хебстер,
честно: в данный конкретный момент никто из нас толком не знает, кому
удастся спасти шкуру, если дело дойдет до подлинной бойни. Но вы один из
тех немногих, кому удавалось договариваться с перваками, работать с
ними...
- Только на чисто деловой основе.
- Должен признаться, вы продвинулись в деле налаживания с ними
контактов в тысячи раз дальше, чем мы, несмотря на все те огромные усилия,
которые прилагали. И какая безжалостная ирония заключается в том, что
единственным людям, которым удалось наладить хоть какое-то общение с
перваками, решительно наплевать на нависшую над человечеством угрозу краха
цивилизации! Вот так! Вся суть теперь в том, что в возникшей политической
ситуации вы тонете, находясь в одной лодке с нами. Понимая это, мои люди
готовы очень о многом забыть и даже документально обосновать, что вы
вполне респектабельный бизнесмен. Что вы на это скажете?
- Все это как-то нелепо, - задумчиво произнес Хебстер. - Никакие
новые знания, полученные от пришельцев, не смогли бы добавить трезвомыслия
нашим ученым. Едва став перваками, они тут же начинают метать громы и
молнии в других членов своих семей и толочь воду в ступе. Как будто
преступив какую-то незримую черту в своем сближении с пришельцами, они
начинают в своих действиях опираться на всеобъемлющие законы космического
масштаба, гораздо более глубинные, чем усваиваемые нами
причинно-следственные закономерности.
Лицо оэсковца мало-помалу начало багроветь.
- Так вы с нами или нет? Запомните вот что, Хебстер: в такие времена,
как наше, человек, упорно цепляющийся за бизнес, как правило, в историю
попадает как предатель.
- По-моему, случай с Клейнбохером - это последняя капля, - не обращая
внимания на Браганца, продолжал рассуждать вслух Хебстер. - Нет никакого
смысла пытаться постичь образ мыслей пришельцев, если это сопряжено с
потерей лучших людей. Я предлагаю вот что: давайте напрочь откажемся от
всяких дальнейших попыток жить с пришельцами на равных в одной и той же
вселенной. Давайте сосредоточимся на чисто человеческих проблемах и будем
молить судьбу о том, чтобы в один прекрасный день инопланетяне не
заявились в наиболее плотно населенные людьми местности и не приказали нам
убираться прочь.

Зазвонил телефон. Браганца опустился в свое вертящееся кресло, но
поднимать трубку не торопился, продолжая пристально глядеть на Хебстера. И
только после того, как аппарат издал добрых полдюжины мелодичных трелей,
произнес в микрофон самый минимум, какой можно себе позволить в телефонном
разговоре:
- Говорите... Он здесь... Я передам ему... Пока.
Поджав губы, он какое-то время еще глядел на Хебстера, затем резко
развернулся к окну.
- Ваша контора, Хебстер. Похоже, с вами хотят встретиться жена и сын
по личному вопросу. Именно с ней вы развелись десять лет тому назад?
Хебстер кивнул спине следователя и снова поднялся.
- По всей вероятности, хочет получить причитающиеся ей дивиденды по
начисленным за полгода алиментам. Мне нужно уйти. Пребывание Сони в
помещении компании слишком неблагоприятно влияет на моральное состояние
моих служащих.
Подобный звонок означал крупные неприятности - он это сразу понял.
Выражение "Жена и сын" служило кодом, посредством которого администрация
должна была извещать президента о том, что в "Хебстер секьюрити
инкорпорэйтед" произошло нечто весьма серьезное. Он не виделся с женой с
тех пор, когда, поставив ее в крайне затруднительное положение, добился
передачи контроля за пожизненное содержание.
- Послушайте! - рявкнул ему вдогонку Браганца, когда Хебстер
направился к выходу. - Я вот что скажу вам: вы не хотите присоединиться к
нам - ладно! Вы, прежде всего, бизнесмен, а уж потом гражданин нашей
планеты - ладно! Вот только с этого момента особенно тщательно следите за
тем, чтобы ваше рыльце не оказалось в пушку, Хебстер. Стоит вам теперь
хоть раз оступиться, и мы навешаем на вас всех собак. Мы не только устроим
самый громкий показательный процесс за всю историю нашей древней планеты,
но и по ходу дела швырнем вас и всю вашу организацию на растерзание
волкам. Уж мы-то позаботимся о том, чтобы "Человечество превыше всего"
раскромсало в пух и прах "Хебстер билдинг".
Хебстер в недоумении пожал плечами.
- А для чего, собственно? Что вам это даст?
- Ха! Это доставит нам море удовольствия. Такого, какого мы еще
никогда не испытывали. А заодно и на какое-то время позволит нам ослабить
тот напор со стороны широких слоев общественности, недовольных все более
растущим влиянием чепэвистов, который мы уже давно довольно остро ощущаем.
Совсем не исключено, что по мере развития судебного разбирательства по
делу "Хебстер секьюрити" Демпси потеряет контроль над своими головорезами,
и они в самом деле устроят давно обещанное кровопускание. Это вызовет
такой взрыв ярости, что привлечение армейских подразделений к усмирению
мятежников будет встречено с одобрением большинством населения. И тогда мы
расправимся и с самим Демпси, и с самыми неистовыми из чепэвистов, так как
Джон Кью Объединенного Человечества [перефразировка общепринятого в
американской прессе условного обозначения рядового американца, называемого
Джон Кью Паблик] на собственной шкуре к немалому своему удовлетворению
убедится, какую серьезную опасность представляет из себя толпа.
- И это, - с горечью заметил Хебстер, - придерживающееся высоких
нравственных идеалов, законопослушное мировое правительство! Кресло снова
развернулось, и кулак Браганца обрушился на письменный стол со всей
впечатляющей силой молотка мирового судьи, выносящего окончательный, не
подлежащий обжалованию вердикт.
- Нет, отнюдь нет! Это ОСК, полномочная и в высшей степени полезная
организация Объединенного Человечества, специально созданная для
налаживания взаимоотношений между пришельцами и людьми. Это ей присущи те
качества, в существовании которых у мирового правительства вы изволили
усомниться! Более того, это ОСК находится на самой передней линии огня в
тот момент, когда власть закона и мирового правительства могут быть
опрокинуты ураганом, вызванным действиями безответственных демагогов.
Неужели вы думаете, - голова Браганцы угрожающе наклонилась вперед, глаза
превратились в две узкие щелки, не выражавшие ничего, кроме презрения, -
что карьера и состояние, даже жизнь, такой, извините, откровенно
эгоистической гниды, как вы, Хебстер, будут представлять хоть какую-нибудь
ценность для организации, защищающей интересы двух миллиардов людей,
дружно доверивших ей свое благополучие?
Оэсковец многозначительно ударил себя в грудь - черные, всклокоченные
волосы, покрывавшие ее, топорщились сквозь кое-как застегнутый френч.
- Браганца, говорю я себе сейчас, тебе очень повезло, что этот тип
настолько алчен, что не подловил тебя на сделанном ему предложении. Только
представь на мгновенье, какое это будет удовольствие подсечь его на
крючок, когда он в конце концов допустит ошибку! А сняв с крючка, тут же
отшвырнуть чепэвистам, чтобы они, обезумев от представившейся возможности
расправиться с ним, сами себя и уничтожили! Убирайтесь, Хебстер, не хочу с
вами иметь ничего общего!

"Я совершил ошибку", - после некоторого раздумья признался себе в
душе Хебстер, стоя на улице перед бывшим складом боеприпасов и щелчками
пальцев подзывая к себе гирокэб. ОСК была наиболее могущественной из всех
не находящихся в непосредственном подчинении правительства организаций,
созданных Объединенным Человечеством. Для человека в его положении навлечь
на себя неудовольствие подобной организации было столь же опасно, как
водителю такси вслух усомниться в законнорожденности инспектора дорожного
движения, остановившего его за нарушение правил пересечения перекрестка.
Но что он мог сделать? Согласиться работать в ОСК означало работать
под руководством Браганца - но еще с юношеского возраста Элджернон Хебстер
крайне ревниво следил за тем, чтобы абсолютно никто не смел помыкать им.
Кроме того, это означало бросить свой бизнес - а ведь осталось еще
чуть-чуть поднапрячься и подождать какое-то время, и его компания,
несмотря ни на что, все-таки могла бы стать самой могущественной
корпорацией планеты. Но хуже всего было то, что это потребовало бы от него
полнейшей социальной переориентации, отказа от признающего только власть
цифр мировоззрения бизнесмена, а ведь только оно одно находилось в полном
согласии с наиболее сокровенными чаяниями его души.
Швейцар, поджидавший его у входа в здание компании, быстрой походкой
направился впереди него в боковой коридор, который вел к персональному
лифту президента фирмы, и торжественно отступил в сторону, когда
распахнулись дверцы. Кабина лифта остановилась на двадцать третьем этаже.
С замиранием сердца Хебстер осторожно продвигался по коридору под
пристальным наблюдением многочисленных служащих, которые с выпученными
глазами, застыв, стояли вдоль стен. У входа в широкопрофильную лабораторию
23-В двое дюжих молодцев в серых мундирах его личной охраны тотчас же
расступились, пропуская его внутрь. Если их вызвали на работу после того,
как он предоставил всем им отгул, это могло означать только
полномасштабное чрезвычайное положение, введенное в здании компании. Он
надеялся на то, что объявлено оно было своевременно, чтобы предотвратить
малейшую утечку информации о том, что здесь происходит.
- Вполне своевременно, - заверила его Грета Зайденхейм. - Я
спустилась сюда завинтить все гайки менее, чем через пять минут после
того, как начался весь этот переполох. Полностью перекрыты все этажи с
двадцать первого по двадцать пятый и включено прослушивание всех линий
связи с внешним миром. Вы имеете право задержать своих служащих еще на час
после пяти, что оставляет в вашем распоряжении не более двух часов и
четырнадцати минут.
Покрытый зеленым лаком кончик ее пальца показывал на дальний угол
лаборатории, где взору его предстало валявшееся на полу тело в грязных
лохмотьях. Тесей. Из его спины торчала пожелтевшая рукоятка из слоновой
кости. Такими кинжалами образца 1942 года любили пользоваться
древнегерманские эсэсовцы. Серебряная свастика на эфесе была заменена
замысловатым символом, в котором угадывались три готические литеры Ч, П и
В. Сочившаяся из раны кровь превратила длинные спутанные волосы Тесея в
отвратительную красную тряпку.
Мертвый первак, отметил про себя Хебстер, опустив взгляд, потерявший
всякую надежду. В ЕГО здании, в лаборатории, куда тайно поместили
перваков, опередив Фунатти и Йоста всего лишь на два-три десятка шагов.
Налицо было самое тягчайшее преступление - если вообще случится такое, что
суду будет предоставлена возможность оценить его тяжесть.
- Взгляните-ка на этого грязного дружка перваков! - послышался справа
насмешливый и вроде знакомый голос. - ОНИ напуганы! Попробуйте-ка извлечь
денежки вот из этого, Хебстер!
Президент корпорации неторопливо подошел к худощавому мужчине с
полностью обритой головой, привязанному к незадействованному паропроводу.
Внимание Хебстера привлек необычный рисунок на доброй половине галстука
мужчины, свешивавшегося с шеи поверх лабораторного халата. Только через
несколько секунд Хебстеру удалось разобраться в этом выполненном чересчур
уж вычурно рисунке. Миниатюрное лезвие безопасной бритвы над черной
"тройкой".
- Член третьего эшелона руководства "Человечества превыше всего"!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11