какая-никакая, а всё же защита…
Грохот чудом удержавшейся на петлях двери отвлёк гоблинов от своих рассуждений.
– Эй, хозяин! Пива мне, да поживее!
Все, кто был в таверне, с любопытством повернулись ко входу. Новый посетитель стоял на пороге, полностью перегораживая широкий дверной проём. Рост его был под стать ширине, но внимание привлекало не столько крепкое сложение молодца, сколько его одежда – кафтан невозможно канареечного цвета и крикливые синие шаровары. За спиной болтался на потёртой портупее двуручный волнистый меч, а к поясу был прицеплен стилет с резной ручкой и выпуклой чашкой. Не спеша входить, детина свысока – и в прямом, и в переносном смыслах – оглядел посетителей таверны. Их было немного в этот слякотный зимний вечер: в углу ужинали двое проезжих купцов, для отвода глаз вполголоса обсуждавших низкие прибыли; под узким, как бойница, окошком сидел высокий худощавый человек в грязно-буром плаще с надвинутым на глаза капюшоном; за соседним столиком расположился невысокий старичок-монах с непривычно выглядящим на духовной особе коротким мечом в кожаных ножнах; и, само собой, имели место безденежные забулдыги, опасливо, но с надеждой поглядывавшие на нового гостя. Гоблины же уже отсутствовали: почуяв, что запахло жареным, они предпочли выскочить за дверь, едва детина шагнул внутрь.
К прибывшему подскочил хозяин с огромной кружкой в руках. Тот принял её, осушил в два глотка и потребовал:
– Ещё! В глотке пересохло. Не поверите – только что с оборотнем бился!
Сказано было громко, явно для привлечения внимания. Разговоры смолкли – аудитория переваривала услышанное. Хозяин недоверчиво хмыкнул:
– Это с которым?
– То есть как – с которым? У вас их что, стадо? – немедленно рассвирепел детина. – С тем, от которого всей округе житья нет!
В глазах хозяина возникло странное выражение, но тут вмешался монах:
– Прошу прощения, сын мой; так вы утверждаете, что совсем недавно схватились с этой мерзкой тварью, о которой ходят жуткие истории?
– Да, святой отец, – почтительно ответил молодой человек.
– И, судя по тому, что вы живы, он…
– Сбежал, – с сожалением признался тот, – позорно скрылся. Ну да ничего, – молодец гордо выпятил грудь; кафтан затрещал, – от меня не сбежит! Я сюда затем и явился, по его душу!
Пьянчуги восторженно зааплодировали.
– Э-э-э… точнее будет сказать, по его голову, – поправил монах.
– Простите, отче, – новенький смутился, но ненадолго. – Хозяин! Пива всем! Я угощаю.
– Но как же вас зовут, юный герой? – поинтересовался монах, сдувая пену.
– Сэр Бертрам де Хонк, к вашим услугам, – поклонился рыцарь и шумно сел, лязгнув мечом.
– А-а, то-то я смотрю… – пробормотал монах.
– Вы что-то сказали, отче? – поинтересовался сэр Бертрам.
– Да, сын мой. Думаю, всем присутствующим не терпится услышать ваш рассказ.
Забулдыги и купцы согласно закивали, первые – с восторгом, вторые – с облегчением: грабить их рыцарь явно не собирался. Сэр Бертрам не заставил себя упрашивать:
– Так вот – еду я по лесу. Из Дрэдвиша выехал ещё засветло, думал к полуночи до озера добраться. Да не тут-то было! Как стемнело, всё небо тучами затянуло, снег мокрый повалил – вон, до сих пор валит. Ну и заплутал я, дороги-то не видать. Ехал, куда глаза глядят, пока конь мой, Корнелис, спотыкаться не начал. Ничего не поделаешь – пришлось в лесу заночевать. Наломал сучьев, пару ёлочек срубил – костерок, значит; Корнелиса расседлал, дал ему овса, сколько осталось, уселся и задремал. Вдруг слышу – а сон у меня чуткий – заржал мой жеребец. Открываю глаза – силы небесные! Стоит. К свету вылез, бурый, мохнатый, в полсосны ростом, а вместо лица – морда жуткая. Смотрит на меня и клыки щерит.
– Так на свету и стоял? – с сомнением переспросил хозяин.
– Точно. Я за меч, а он заревел – и к коню.
– А конь тоже на свету? – опять перебил хозяин.
– Ну да. Да что тебе этот свет дался? – удивился сэр Бертрам.
– Да так, ничего, – буркнул хозяин. Молчаливый человек в буром плаще пристально глянул из-под капюшона на хозяина, но смолчал. А сэр Бертрам продолжал, всё больше распаляясь:
– Вот. Он, значит, на Корнелиса, а я на него с мечом. Рубанул по голове, да он увёртливый, зараза – только по лапе попал. Тут уж он на меня. Ревёт так, что уши заложило. Корнелис его сзади копытами…
– Конь? – снова не выдержал хозяин.
– Ну, конь. Да что ты всё время перебиваешь? – раздражённо повернулся к нему рыцарь.
– Так ведь оборотня все звери боятся! – воскликнул хозяин. – Запах у него такой…
– То-то у тебя, брат, даже собаки нет, – пьяно засмеялся один из забулдыг. – Недаром, видно, говорят, что он возле твоей таверны шатается…
Молчаливый человек снова взглянул на хозяина. Тот обернулся, почувствовав взгляд, но молчун только протянул ему пустую кружку:
– Ещё пива, хозяин.
Тем временем монах выпытывал у сэра Бертрама, не был ли это, часом, медведь.
– Да что вы, какой медведь? – возмущённо гудел рыцарь. – Что я, медведей не видал? Да вы, видать, не верите мне, отче?
– Верю, верю, сын мой, – успокаивал его монах. – Но в темноте, да ещё спросонья…
– Я всегда начеку! – гордо провозгласил рыцарь. – Да и какой медведь зимой?
– Шатун, – внятно произнёс молчаливый человек, но кроме монаха, его никто не услышал.
* * *
Сэр Бертрам проснулся, словно от толчка. В комнате было темно, но щель между закрытыми ставнями уже начала сереть – время шло к рассвету. Посреди комнаты маячила тёмная фигура.
– Кто здесь? – хмуро осведомился рыцарь, протирая сонные глаза.
– Я, сэр, – ответил голос хозяина. Фигура повернулась, и полоска света упала на знакомое лицо со странно блестящими глазами.
– Чего тебе? – раздражённо спросил сэр Бертрам. – Который час?
– Предрассветный, сударь, – сообщил хозяин, не сводя глаз с рыцаря. – Вы тут про оборотня рассказывали, так я и пришёл разъяснить кое-что.
– Нашёл время, дубина! – Рыцарь совсем осерчал. – Что, днём не мог рассказать?
– А оборотни только в такое время и выходят, – спокойно пояснил хозяин. – Другого света они не выносят. И железо, кстати, их не ранит. Так что дрались ваша милость – ЕСЛИ дрались, конечно – всё-таки с медведем…
– Да откуда тебе это знать? Дружок он твой, что ли?
– Нет, не дружок он мне, – неожиданным басом хохотнул хозяин. – Я и есть оборотень, так-то!
Лицо его исказилось, появились мохнатые заострённые уши, лоб, и без того узкий, пропал вовсе, и в страшном оскале выпятилась челюсть… Сэр Бертрам лихорадочно шарил рукой по кровати в поисках меча, и никак не мог его нащупать… Зверь торжествующе завыл и присел для прыжка…
Дубовая дверь прогнулась от страшного удара и с грохотом сорвалась с петель. В дверном проёме стоял человек в тяжёлой кольчуге и шлеме с полузабралом; длинный меч был в его руках, и пылающие руны на клинке осветили всю комнату бледным мерцающим светом.
– Вот и выследил я тебя, мерзавец, – хрипло произнёс воин. Оборотень развернулся на месте и бросился на противника; тот уклонился, поднимая меч навстречу зверю – невероятно, не по-человечески быстро, силуэт его смазывался от скорости. Оборотень извернулся посреди прыжка, минуя смертоносное лезвие, сшиб деревянные перила за спиной человека и обрушился вниз. Противник его чёрной молнией прыгнул следом, на лету выписывая сияющим клинком сложную петлю; снизу донёсся вой, на этот раз в нём звучало не торжество, а ужас и боль… И всё стихло.
Когда сэр Бертрам, наконец, спустился вниз, взору его предстал лежащий посреди зала труп хозяина. С другой стороны показался монах. Лицо его выражало крайнее удивление.
– Вы убили его?
– Да, – ответил воин, снимая шлем и набрасывая на плечи свой грязно-бурый плащ.
– За что?
– За что я убил оборотня?
– Какого оборотня? За что вы убили нашего хозяина таверны?
– Ну, когда я убивал его, он и на человека-то не был похож… Кстати, святой отец, посмотрите на труп.
Монах взглянул на пол. Трупа не было – только обугленные половицы и лужа чёрной крови.
– Исчез, – возбуждённо воскликнул сэр Бертрам, – испарился! Это ли не доказательство? Сэр рыцарь, – обратился он к воину, который уже закутался в свой плащ и превратился во вчерашнего молчаливого путника, – я не успел поблагодарить вас…
– Считайте, что уже поблагодарили.
– Но как ваше благородное имя?
– Это неважно. Рыцари Серебряного Круга не ищут славы… – и воин скрылся за дверью.
– Круг?.. – пробормотал монах. – Но ведь это… Подождите! – Он бросился следом, но успел лишь услышать удаляющийся стук копыт – на север, на север, по дороге, невидимой за снежной пеленой.
Монах понурился и побрёл обратно в дом…
Глава 3
Их было шестеро. Здоровенные ражие мужики, вооружённые чем попало: кистени, два коротких копья, охотничьи луки… Только у главного имелся меч, на вид старинный и весь зазубренный. Владел главарь также и единственными на всю компанию кожаными доспехами: кирасой, заляпанной какой-то невообразимого состава и цвета гадостью, происхождение которой отец Кевин даже не пытался угадать. В общем, вояки хоть куда – хоть на помойку, хоть на паперть. Однако же, их было шестеро – многовато для предположительно мирного, безобидного монаха, коего киборг честно из себя изображал вот уже третью неделю. Ломать устоявшийся образ не входило в планы Наблюдателя, поэтому отец Кевин собрал остатки смирения и приготовился к банальному дорожному ограблению. Увертюру начал атаман:
– Эй, батюшка, матушку твою так и разэдак! Куды путь держишь?
– Ко святым местам, возлюбленные чада, – охотно поддержал гамбит монах. Ситуация стала его несколько забавлять. Бандитов, впрочем, тоже.
– Гы-ы! – как по команде, осклабились они все разом, а их главный с видимым удовольствием продолжил:
– А не страшно ли тебе, святой отец, одному по дорогам шастать? Ить прибить могут ненароком.
– Все мы в руке Господа, – заученно-лицемерно ответил «батюшка».
– То-то! – назидательно заключил главарь и перешёл к миттельшпилю:
– А не боишься ли ты, отче, кары Божьей?
– За что бы это, сын мой? – неискренне удивился отец Кевин. Данный Рэ Гуд начал его утомлять. Видимо, в этой глухомани братцы-разбойнички редко имели подходящий объект для издевательств и порядком соскучились. Мелькнула здравая мысль о том, что хороший палач должен исполнять работу молча и по возможности поскорее. Грабитель тем временем продолжал:
– За то, морда твоя поповская, что по дороге ходишь, а сбор дорожный не платишь!
Команда одобрительно зашумела. «Бурные аплодисменты, – подумал отец Кевин, – прерываемые репликами из зала…» Реплики же последовали такие:
– Веррна говоришь, Сдох! («Кто сдох?»– мимолётно удивился отец Кевин, но потом сообразил, что это благородная кличка славного атамана)
– Так его! Мы здесь, понимаешь, это.., а он не платит, понимаешь!
– Вишь ты, чего народ-то говорит, – довольно и как-то даже ласково пророкотал громила Сдох, – плати, папаша, подорожный сбор, не то костей тут щас у нас не соберёшь!
– Да Господь с тобой, чадушко! – замахал на него руками монах, а про себя с удовольствием повторил: «Ха, чадушко!!!»
– Откуда у странника Божия деньги возьмутся? – Зрительный зал активно выразил неодобрение. Мордатое чадушко подняло волосатую лапищу. Вопли и свист смолкли. Костолом назидательно загудел:
– Неправду говоришь, батюшка, грех тебе. Не родился ещё на свет Божий таков монах, что не подкрепит веру свою доброй монетой. В другой раз тебя спрашиваю – добром отдашь али поступить с тобою не по-Божески?
«Где-то я всё это уже читал», – задумался отец Кевин. Электронная память услужливо подсказала: Шарль де Костёр, «Приключения Жиль Бласа из Сантильяны». Однако предаться размышлениям на тему сравнительного анализа литератур ему не дали. Главарь расценил его молчание, как некоторые колебания и, соответственно, как вызов собственным ораторским способностям.
– Ну гляди, поп, – решил он несколько подкрепить свои аргументы, – раз ты по-хорошему не хотишь, будем по-плохому говорить.
Отец Кевин приготовился изображать из себя избиваемого старичка на потеху немногочисленной публике. Его пластистальному корпусу пинки и удары были, конечно же, не страшны, однако стало по-человечески противно. Но эндшпиль партии стал развиваться совершенно неожиданно. Из-за широченной спины атамана вдруг выскочил хлипкий мужичонка с кустистой реденькой бородёнкой и совершенно безумными глазами. «Седьмой», – подивился отец Кевин и машинально припомнил: «– Го-гу-га! – закричал Савка Буцис, – извини меня, Бенчик, я опоздал…»
– Дай мне, Сдох! – срывающимся фальцетом завопил мужичок, размахивая огромными вилами. Он был явно не в себе. Атаман, кажется, несколько даже испугался такого порыва. Во всяком случае, он проворно обхватил психопата за пояс и ошарашено грохнул:
– Остынь, Убивец! Не бери грех на душу…
Но маленький Убивец был, по-видимому, невменяем. На губах его показалась пена, он с нечеловеческой энергией стал выдираться из рук главаря, не переставая при этом визжать:
– Ы-ы! У-убью… Щас как у-убью!! Этого щас как у-убью!!!
«М-да, – подумал отец Кевин. – Пропала моя личина. Прийдётся объяснять ребятушкам, почему это об меня вилы ломаются…». Впрочем, была тут, конечно же, и приятная сторона процесса. Всегда приятно растолковать Нехорошим Дядям, что они недостаточно нехороши для данного конкретного случая. Однако следовало это сделать так, чтобы происшествие хотя бы поработало на легенду. «Приступим, господа, – процедил д»Артаньян, широко улыбаясь ухмылкой Остапа Бендера…»
– Стойте, несчастные! На колени и молитесь, ибо преисполнилась чаша терпения Небес!
– Во шпарит! – восхищённо заметил один бандюга вполголоса, – Прям те как с амвона…
Воцарилась изумлённая тишина. Даже ненормальный Убивец перестал подвывать и прислушался. По широченной роже Сдоха волной разливалось умиление. Он всем своим видом как бы говорил: « – Давай-давай, папашка, потрепись-ка малёхо… покуда даю!» И отец Кевин постарался его не разочаровать: – Покайтесь, грешники, ибо мне доверил Господь наш прервать ваши зловонные жизни…
– Ну, будет, – резко оборвал старшой. Видимо, словечко «зловонные» лежало слишком близко к настоящему положению вещей.
– Побаловались, и хватит. Гони монету, дед, не то, вишь – не удержу молодца…
Заплёванный молодец снова начал всхрапывать. Слышно было, как один разбойник вполголоса поясняет другому:
– Он тожа маненько свихнутый, видать, навроде Убивца, только на Боге…
Отец Кевин замолчал и потащил из ножен меч. Громилы широко заулыбались, словно танкисты, увидавшие противника с водяным пистолетом наперевес.
– Поосторожней с железякой-то, дедунюшка, – удивительно добрым, приторным каким-то голосом заговорил Сдох, доставая из-за пояса свой гладиус. – Поранишься ещё ненароком. Хотя тебе так и так помирать время…
– Зрите погибель вашу! – заорал в ответ отец Кевин и щёлкнул переключателем…
* * *
Грешно злорадствовать над тёмными людьми, однако картина потешила самолюбие священника. Пятеро из семи мужиков как стояли, так и рухнули в дорожную грязь на колени, спрятав глаза от нестерпимого сияния, главарь застыл, судорожно сжав в ручищах астматически хрипящего Убивца, который, кажется, только по этой причине не смог прореагировать должным образом. Отец Кевин ещё раз взмахнул светящейся полосой, оставляя на земле широкую оплавленную борозду, и выключил излучатель. Снова он держал в руке не оружие архангела, а просто меч.
– Так-то, дети мои, – проворчал он тоном ниже, – Сказано – покайтесь, значит, покайтесь. А вы в драку лезете…
Волосатый главарь решил-таки тоже упасть на колени. При этом он выпустил полузадушенного психа, который не преминул мешком свалиться рядом. Видимо, сообразительный Сдох понял каким-то шестым чувством, что убивать его пока не собираются, и решился подать голос:
– Чудо! – загремел он трубным басом, от которого задрожали деревья и разнеслось по лесу гулкое эхо:
– У-удо, у-удо!!!
– На колени, богохульники! – продолжал он с энтузиазмом, хотя все, кроме несчастного Убивца, и без того уже стояли коленопреклонёнными.
– Помолимся за святого, явившегося нам в этой глуши, чтобы наставить на путь истинный!
Со стороны разбойников послышалось согласное бормотание.
– Я так понимаю, конфликт исчерпан? – хладнокровно поинтересовался монах, надеясь, что его сейчас не попросят на месте исцелить сумасшедшего. Однако этого не случилось. Неграмотные мужички не поняли ни слова и поэтому уверовали в чудо ещё больше. «Однако, пора заканчивать представление и убираться», – решил отец Кевин и напыщенно произнёс:
– А теперь встаньте, слуги Господни, и идите, не останавливаясь, до ближайшего монастыря, где святые братья помогут вам замолить ваши прегрешения. Ступайте же с Богом!
C этими словами он взмахнул рукой в благословляющем жесте, поправил на голове капюшон и повернулся, чтобы покинуть тёплую компанию новообращённых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Грохот чудом удержавшейся на петлях двери отвлёк гоблинов от своих рассуждений.
– Эй, хозяин! Пива мне, да поживее!
Все, кто был в таверне, с любопытством повернулись ко входу. Новый посетитель стоял на пороге, полностью перегораживая широкий дверной проём. Рост его был под стать ширине, но внимание привлекало не столько крепкое сложение молодца, сколько его одежда – кафтан невозможно канареечного цвета и крикливые синие шаровары. За спиной болтался на потёртой портупее двуручный волнистый меч, а к поясу был прицеплен стилет с резной ручкой и выпуклой чашкой. Не спеша входить, детина свысока – и в прямом, и в переносном смыслах – оглядел посетителей таверны. Их было немного в этот слякотный зимний вечер: в углу ужинали двое проезжих купцов, для отвода глаз вполголоса обсуждавших низкие прибыли; под узким, как бойница, окошком сидел высокий худощавый человек в грязно-буром плаще с надвинутым на глаза капюшоном; за соседним столиком расположился невысокий старичок-монах с непривычно выглядящим на духовной особе коротким мечом в кожаных ножнах; и, само собой, имели место безденежные забулдыги, опасливо, но с надеждой поглядывавшие на нового гостя. Гоблины же уже отсутствовали: почуяв, что запахло жареным, они предпочли выскочить за дверь, едва детина шагнул внутрь.
К прибывшему подскочил хозяин с огромной кружкой в руках. Тот принял её, осушил в два глотка и потребовал:
– Ещё! В глотке пересохло. Не поверите – только что с оборотнем бился!
Сказано было громко, явно для привлечения внимания. Разговоры смолкли – аудитория переваривала услышанное. Хозяин недоверчиво хмыкнул:
– Это с которым?
– То есть как – с которым? У вас их что, стадо? – немедленно рассвирепел детина. – С тем, от которого всей округе житья нет!
В глазах хозяина возникло странное выражение, но тут вмешался монах:
– Прошу прощения, сын мой; так вы утверждаете, что совсем недавно схватились с этой мерзкой тварью, о которой ходят жуткие истории?
– Да, святой отец, – почтительно ответил молодой человек.
– И, судя по тому, что вы живы, он…
– Сбежал, – с сожалением признался тот, – позорно скрылся. Ну да ничего, – молодец гордо выпятил грудь; кафтан затрещал, – от меня не сбежит! Я сюда затем и явился, по его душу!
Пьянчуги восторженно зааплодировали.
– Э-э-э… точнее будет сказать, по его голову, – поправил монах.
– Простите, отче, – новенький смутился, но ненадолго. – Хозяин! Пива всем! Я угощаю.
– Но как же вас зовут, юный герой? – поинтересовался монах, сдувая пену.
– Сэр Бертрам де Хонк, к вашим услугам, – поклонился рыцарь и шумно сел, лязгнув мечом.
– А-а, то-то я смотрю… – пробормотал монах.
– Вы что-то сказали, отче? – поинтересовался сэр Бертрам.
– Да, сын мой. Думаю, всем присутствующим не терпится услышать ваш рассказ.
Забулдыги и купцы согласно закивали, первые – с восторгом, вторые – с облегчением: грабить их рыцарь явно не собирался. Сэр Бертрам не заставил себя упрашивать:
– Так вот – еду я по лесу. Из Дрэдвиша выехал ещё засветло, думал к полуночи до озера добраться. Да не тут-то было! Как стемнело, всё небо тучами затянуло, снег мокрый повалил – вон, до сих пор валит. Ну и заплутал я, дороги-то не видать. Ехал, куда глаза глядят, пока конь мой, Корнелис, спотыкаться не начал. Ничего не поделаешь – пришлось в лесу заночевать. Наломал сучьев, пару ёлочек срубил – костерок, значит; Корнелиса расседлал, дал ему овса, сколько осталось, уселся и задремал. Вдруг слышу – а сон у меня чуткий – заржал мой жеребец. Открываю глаза – силы небесные! Стоит. К свету вылез, бурый, мохнатый, в полсосны ростом, а вместо лица – морда жуткая. Смотрит на меня и клыки щерит.
– Так на свету и стоял? – с сомнением переспросил хозяин.
– Точно. Я за меч, а он заревел – и к коню.
– А конь тоже на свету? – опять перебил хозяин.
– Ну да. Да что тебе этот свет дался? – удивился сэр Бертрам.
– Да так, ничего, – буркнул хозяин. Молчаливый человек в буром плаще пристально глянул из-под капюшона на хозяина, но смолчал. А сэр Бертрам продолжал, всё больше распаляясь:
– Вот. Он, значит, на Корнелиса, а я на него с мечом. Рубанул по голове, да он увёртливый, зараза – только по лапе попал. Тут уж он на меня. Ревёт так, что уши заложило. Корнелис его сзади копытами…
– Конь? – снова не выдержал хозяин.
– Ну, конь. Да что ты всё время перебиваешь? – раздражённо повернулся к нему рыцарь.
– Так ведь оборотня все звери боятся! – воскликнул хозяин. – Запах у него такой…
– То-то у тебя, брат, даже собаки нет, – пьяно засмеялся один из забулдыг. – Недаром, видно, говорят, что он возле твоей таверны шатается…
Молчаливый человек снова взглянул на хозяина. Тот обернулся, почувствовав взгляд, но молчун только протянул ему пустую кружку:
– Ещё пива, хозяин.
Тем временем монах выпытывал у сэра Бертрама, не был ли это, часом, медведь.
– Да что вы, какой медведь? – возмущённо гудел рыцарь. – Что я, медведей не видал? Да вы, видать, не верите мне, отче?
– Верю, верю, сын мой, – успокаивал его монах. – Но в темноте, да ещё спросонья…
– Я всегда начеку! – гордо провозгласил рыцарь. – Да и какой медведь зимой?
– Шатун, – внятно произнёс молчаливый человек, но кроме монаха, его никто не услышал.
* * *
Сэр Бертрам проснулся, словно от толчка. В комнате было темно, но щель между закрытыми ставнями уже начала сереть – время шло к рассвету. Посреди комнаты маячила тёмная фигура.
– Кто здесь? – хмуро осведомился рыцарь, протирая сонные глаза.
– Я, сэр, – ответил голос хозяина. Фигура повернулась, и полоска света упала на знакомое лицо со странно блестящими глазами.
– Чего тебе? – раздражённо спросил сэр Бертрам. – Который час?
– Предрассветный, сударь, – сообщил хозяин, не сводя глаз с рыцаря. – Вы тут про оборотня рассказывали, так я и пришёл разъяснить кое-что.
– Нашёл время, дубина! – Рыцарь совсем осерчал. – Что, днём не мог рассказать?
– А оборотни только в такое время и выходят, – спокойно пояснил хозяин. – Другого света они не выносят. И железо, кстати, их не ранит. Так что дрались ваша милость – ЕСЛИ дрались, конечно – всё-таки с медведем…
– Да откуда тебе это знать? Дружок он твой, что ли?
– Нет, не дружок он мне, – неожиданным басом хохотнул хозяин. – Я и есть оборотень, так-то!
Лицо его исказилось, появились мохнатые заострённые уши, лоб, и без того узкий, пропал вовсе, и в страшном оскале выпятилась челюсть… Сэр Бертрам лихорадочно шарил рукой по кровати в поисках меча, и никак не мог его нащупать… Зверь торжествующе завыл и присел для прыжка…
Дубовая дверь прогнулась от страшного удара и с грохотом сорвалась с петель. В дверном проёме стоял человек в тяжёлой кольчуге и шлеме с полузабралом; длинный меч был в его руках, и пылающие руны на клинке осветили всю комнату бледным мерцающим светом.
– Вот и выследил я тебя, мерзавец, – хрипло произнёс воин. Оборотень развернулся на месте и бросился на противника; тот уклонился, поднимая меч навстречу зверю – невероятно, не по-человечески быстро, силуэт его смазывался от скорости. Оборотень извернулся посреди прыжка, минуя смертоносное лезвие, сшиб деревянные перила за спиной человека и обрушился вниз. Противник его чёрной молнией прыгнул следом, на лету выписывая сияющим клинком сложную петлю; снизу донёсся вой, на этот раз в нём звучало не торжество, а ужас и боль… И всё стихло.
Когда сэр Бертрам, наконец, спустился вниз, взору его предстал лежащий посреди зала труп хозяина. С другой стороны показался монах. Лицо его выражало крайнее удивление.
– Вы убили его?
– Да, – ответил воин, снимая шлем и набрасывая на плечи свой грязно-бурый плащ.
– За что?
– За что я убил оборотня?
– Какого оборотня? За что вы убили нашего хозяина таверны?
– Ну, когда я убивал его, он и на человека-то не был похож… Кстати, святой отец, посмотрите на труп.
Монах взглянул на пол. Трупа не было – только обугленные половицы и лужа чёрной крови.
– Исчез, – возбуждённо воскликнул сэр Бертрам, – испарился! Это ли не доказательство? Сэр рыцарь, – обратился он к воину, который уже закутался в свой плащ и превратился во вчерашнего молчаливого путника, – я не успел поблагодарить вас…
– Считайте, что уже поблагодарили.
– Но как ваше благородное имя?
– Это неважно. Рыцари Серебряного Круга не ищут славы… – и воин скрылся за дверью.
– Круг?.. – пробормотал монах. – Но ведь это… Подождите! – Он бросился следом, но успел лишь услышать удаляющийся стук копыт – на север, на север, по дороге, невидимой за снежной пеленой.
Монах понурился и побрёл обратно в дом…
Глава 3
Их было шестеро. Здоровенные ражие мужики, вооружённые чем попало: кистени, два коротких копья, охотничьи луки… Только у главного имелся меч, на вид старинный и весь зазубренный. Владел главарь также и единственными на всю компанию кожаными доспехами: кирасой, заляпанной какой-то невообразимого состава и цвета гадостью, происхождение которой отец Кевин даже не пытался угадать. В общем, вояки хоть куда – хоть на помойку, хоть на паперть. Однако же, их было шестеро – многовато для предположительно мирного, безобидного монаха, коего киборг честно из себя изображал вот уже третью неделю. Ломать устоявшийся образ не входило в планы Наблюдателя, поэтому отец Кевин собрал остатки смирения и приготовился к банальному дорожному ограблению. Увертюру начал атаман:
– Эй, батюшка, матушку твою так и разэдак! Куды путь держишь?
– Ко святым местам, возлюбленные чада, – охотно поддержал гамбит монах. Ситуация стала его несколько забавлять. Бандитов, впрочем, тоже.
– Гы-ы! – как по команде, осклабились они все разом, а их главный с видимым удовольствием продолжил:
– А не страшно ли тебе, святой отец, одному по дорогам шастать? Ить прибить могут ненароком.
– Все мы в руке Господа, – заученно-лицемерно ответил «батюшка».
– То-то! – назидательно заключил главарь и перешёл к миттельшпилю:
– А не боишься ли ты, отче, кары Божьей?
– За что бы это, сын мой? – неискренне удивился отец Кевин. Данный Рэ Гуд начал его утомлять. Видимо, в этой глухомани братцы-разбойнички редко имели подходящий объект для издевательств и порядком соскучились. Мелькнула здравая мысль о том, что хороший палач должен исполнять работу молча и по возможности поскорее. Грабитель тем временем продолжал:
– За то, морда твоя поповская, что по дороге ходишь, а сбор дорожный не платишь!
Команда одобрительно зашумела. «Бурные аплодисменты, – подумал отец Кевин, – прерываемые репликами из зала…» Реплики же последовали такие:
– Веррна говоришь, Сдох! («Кто сдох?»– мимолётно удивился отец Кевин, но потом сообразил, что это благородная кличка славного атамана)
– Так его! Мы здесь, понимаешь, это.., а он не платит, понимаешь!
– Вишь ты, чего народ-то говорит, – довольно и как-то даже ласково пророкотал громила Сдох, – плати, папаша, подорожный сбор, не то костей тут щас у нас не соберёшь!
– Да Господь с тобой, чадушко! – замахал на него руками монах, а про себя с удовольствием повторил: «Ха, чадушко!!!»
– Откуда у странника Божия деньги возьмутся? – Зрительный зал активно выразил неодобрение. Мордатое чадушко подняло волосатую лапищу. Вопли и свист смолкли. Костолом назидательно загудел:
– Неправду говоришь, батюшка, грех тебе. Не родился ещё на свет Божий таков монах, что не подкрепит веру свою доброй монетой. В другой раз тебя спрашиваю – добром отдашь али поступить с тобою не по-Божески?
«Где-то я всё это уже читал», – задумался отец Кевин. Электронная память услужливо подсказала: Шарль де Костёр, «Приключения Жиль Бласа из Сантильяны». Однако предаться размышлениям на тему сравнительного анализа литератур ему не дали. Главарь расценил его молчание, как некоторые колебания и, соответственно, как вызов собственным ораторским способностям.
– Ну гляди, поп, – решил он несколько подкрепить свои аргументы, – раз ты по-хорошему не хотишь, будем по-плохому говорить.
Отец Кевин приготовился изображать из себя избиваемого старичка на потеху немногочисленной публике. Его пластистальному корпусу пинки и удары были, конечно же, не страшны, однако стало по-человечески противно. Но эндшпиль партии стал развиваться совершенно неожиданно. Из-за широченной спины атамана вдруг выскочил хлипкий мужичонка с кустистой реденькой бородёнкой и совершенно безумными глазами. «Седьмой», – подивился отец Кевин и машинально припомнил: «– Го-гу-га! – закричал Савка Буцис, – извини меня, Бенчик, я опоздал…»
– Дай мне, Сдох! – срывающимся фальцетом завопил мужичок, размахивая огромными вилами. Он был явно не в себе. Атаман, кажется, несколько даже испугался такого порыва. Во всяком случае, он проворно обхватил психопата за пояс и ошарашено грохнул:
– Остынь, Убивец! Не бери грех на душу…
Но маленький Убивец был, по-видимому, невменяем. На губах его показалась пена, он с нечеловеческой энергией стал выдираться из рук главаря, не переставая при этом визжать:
– Ы-ы! У-убью… Щас как у-убью!! Этого щас как у-убью!!!
«М-да, – подумал отец Кевин. – Пропала моя личина. Прийдётся объяснять ребятушкам, почему это об меня вилы ломаются…». Впрочем, была тут, конечно же, и приятная сторона процесса. Всегда приятно растолковать Нехорошим Дядям, что они недостаточно нехороши для данного конкретного случая. Однако следовало это сделать так, чтобы происшествие хотя бы поработало на легенду. «Приступим, господа, – процедил д»Артаньян, широко улыбаясь ухмылкой Остапа Бендера…»
– Стойте, несчастные! На колени и молитесь, ибо преисполнилась чаша терпения Небес!
– Во шпарит! – восхищённо заметил один бандюга вполголоса, – Прям те как с амвона…
Воцарилась изумлённая тишина. Даже ненормальный Убивец перестал подвывать и прислушался. По широченной роже Сдоха волной разливалось умиление. Он всем своим видом как бы говорил: « – Давай-давай, папашка, потрепись-ка малёхо… покуда даю!» И отец Кевин постарался его не разочаровать: – Покайтесь, грешники, ибо мне доверил Господь наш прервать ваши зловонные жизни…
– Ну, будет, – резко оборвал старшой. Видимо, словечко «зловонные» лежало слишком близко к настоящему положению вещей.
– Побаловались, и хватит. Гони монету, дед, не то, вишь – не удержу молодца…
Заплёванный молодец снова начал всхрапывать. Слышно было, как один разбойник вполголоса поясняет другому:
– Он тожа маненько свихнутый, видать, навроде Убивца, только на Боге…
Отец Кевин замолчал и потащил из ножен меч. Громилы широко заулыбались, словно танкисты, увидавшие противника с водяным пистолетом наперевес.
– Поосторожней с железякой-то, дедунюшка, – удивительно добрым, приторным каким-то голосом заговорил Сдох, доставая из-за пояса свой гладиус. – Поранишься ещё ненароком. Хотя тебе так и так помирать время…
– Зрите погибель вашу! – заорал в ответ отец Кевин и щёлкнул переключателем…
* * *
Грешно злорадствовать над тёмными людьми, однако картина потешила самолюбие священника. Пятеро из семи мужиков как стояли, так и рухнули в дорожную грязь на колени, спрятав глаза от нестерпимого сияния, главарь застыл, судорожно сжав в ручищах астматически хрипящего Убивца, который, кажется, только по этой причине не смог прореагировать должным образом. Отец Кевин ещё раз взмахнул светящейся полосой, оставляя на земле широкую оплавленную борозду, и выключил излучатель. Снова он держал в руке не оружие архангела, а просто меч.
– Так-то, дети мои, – проворчал он тоном ниже, – Сказано – покайтесь, значит, покайтесь. А вы в драку лезете…
Волосатый главарь решил-таки тоже упасть на колени. При этом он выпустил полузадушенного психа, который не преминул мешком свалиться рядом. Видимо, сообразительный Сдох понял каким-то шестым чувством, что убивать его пока не собираются, и решился подать голос:
– Чудо! – загремел он трубным басом, от которого задрожали деревья и разнеслось по лесу гулкое эхо:
– У-удо, у-удо!!!
– На колени, богохульники! – продолжал он с энтузиазмом, хотя все, кроме несчастного Убивца, и без того уже стояли коленопреклонёнными.
– Помолимся за святого, явившегося нам в этой глуши, чтобы наставить на путь истинный!
Со стороны разбойников послышалось согласное бормотание.
– Я так понимаю, конфликт исчерпан? – хладнокровно поинтересовался монах, надеясь, что его сейчас не попросят на месте исцелить сумасшедшего. Однако этого не случилось. Неграмотные мужички не поняли ни слова и поэтому уверовали в чудо ещё больше. «Однако, пора заканчивать представление и убираться», – решил отец Кевин и напыщенно произнёс:
– А теперь встаньте, слуги Господни, и идите, не останавливаясь, до ближайшего монастыря, где святые братья помогут вам замолить ваши прегрешения. Ступайте же с Богом!
C этими словами он взмахнул рукой в благословляющем жесте, поправил на голове капюшон и повернулся, чтобы покинуть тёплую компанию новообращённых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27