Словно шарик без рук, без ног, катился он по дну
необъятной долины - ледяной чаши Сухого Моря, падал с каких-то уступов и
снова катился, катился, катился, а рядышком бежала, завывая, небывало
огромная певчая сова и в конце пути, Оскар знал наверняка, точно знал это
- его дожидается полостник с лицом Тепанова.
Справа на поясе взорвался энергобрикет, боль развернула Оскара из
тугого клубка, запахло горелым мясом, его, Оскара, мясом... Огромная
певчая сова бросилась к нему, топорща когти.
- Как же так! - закричал он. - Я ж еще живой!..
- Живой, живой, успокойся! - раздалось совсем рядом.
Оскар открыл глаза, увидел над собой двухфутового диаметра полусферу
плафона и тут же вспомнил - где он находится и почему.
- У вас рация работает? - спросил он неизвестно кого.
- Да, конечно!.. - с ноткой удивления в голосе ответили откуда-то
справа. - Почему она должна не работать?..
- Сообщение в Ирис... Оскар Пербрайнт и Сова Тепанов умудрились по
очереди разбиться у Старой Трещины... Как Он?
- Мертв. Ты вез его уже мертвого. Страшная кровопотеря, и я ничего не
смог, не успел сделать. У него в жилах практически не осталось...
- А как я?
- О, гораздо лучше. Бок разорван, голову, вероятно, тряхнуло тоже
основательно. Кровь я тебе влил, а синяки сам посчитаешь, когда нечего
делать будет. Развлечешься. Ну и, конечно, придется выбросить костюм.
- А рубашка цела?
- Вот, в углу валяется. Цела твоя рубашка.
- Не выкидывай. Она у меня счастливая.
- Как хочешь. Что еще передать в Ирис?
- Две заявки на имя шерифа. Координаты в поясной сумке и в кармане
рубашки. А для себя запиши... - Оскар продиктовал координаты. - Там лежат
три здоровенных пингвина, жира с них - фунтов сорок.
- Правда? - обрадовался караванщик. - Вот спасибо!
- Тебе спасибо! - ответил Оскар и снова позволил себе забыться.
...Встречая Аттвуда, губернатор выглядел несколько смущенным.
- Помните, я обещал вас познакомить с Оскаром Пербрайнтом?
- Помню. А что случилось?
- Да в общем-то ничего страшного. Он здесь, у меня, но украл я его из
муниципальной больницы, и он, надо сказать, не в лучшем настроении. Бок у
него разодран, болит, и он от этого злой, как пингвин.
- Ну, не съест же он меня. Ведите.
Как только Биди представил их друг другу, Оскар спросил:
- Так значит, вы предлагаете нам плюнуть здесь на все и помочь
планете-матери сотворить новый демографический взрыв?
- Не совсем так. Эта планета-мать хочет спасти вас от потопа.
- Бог поможет - выплывем. Да и не доживу я до этого самого потопа,
сколько б ни тужился. А что делать на Земле мне, например? Я ведь только и
умею, что лед резать.
- Льда на Земле хватает. Но никто уже не живет даже поблизости от
него - всем достаточно места в теплых широтах. Вы представить себе не
можете, как это приятно - полежать голышом на солнышке.
- Да уж, под нашим солнышком через полчаса начинаешь звенеть. А
сколько человек вы сможете взять сейчас?
- Сотни две. У нас небольшой корабль.
- Ну-у, столько-то наберется наверняка. Есть такие - поедут в Столицу
полечиться у Горячего Озера, это там аномалия такая имеется, да так там и
остаются. Неохота им сюда за новыми болячками возвращаться.
- Господин Аттвуд интересуется местными аномалиями и зверьем, -
вмешался в разговор Биди.
- Я очень рад. Аномалий больших я знаю пять... Горячее у Столицы,
Свечку, Болото, Стеклянную и Старую Трещину, будь она... Вы, наверное,
знаете, землянин, что здешний лед течет... А вот Старой ни черта не
делается. Кстати, это единственное место, где обнажена почва. Отчего эти
аномалии взялись - никто не знает. Если принять гипотезу о "ледяной
бомбардировке", то это, наверное, бывшие эпицентры взрывов. Вы можете
спросить: как это мы, живя на планете, двести лет уж как, ничего не знаем
о ее природе. Отвечаю: некогда было. Кто разбирал корабли и строил города,
кто возился с гидропоникой, еще лучевиков надо было много - лед плавить.
Кстати, тогда же и нашли первых аборигенов. Насколько я знаю, планету
изучали только два человека - покойный отец губернатора и мой покойный
отец, он был ассистентом у старшего барона. Вам повезло, что вы, с вашим
интересом к Льдине, опустились в Ирисе - должен я вам сказать. Все, что
они наколдовали, хранится у нашего хозяина, а сами они поехали однажды к
Болоту, хотели повести штрек под его дном... Больше их никто никогда не
видел.
- Вы сказали - "больших аномалий". А что, есть другие, малые?
- Да, но мы не любим о них вспоминать. Мы называем их полостниками.
Это пузырь такой во льду, совершенно пустой, но имеющий форму человечески
тела...
- Человеческого? - перебил Аттвуд.
- Конечно, я оговорился, но вы же видели, как мы с ними похожи! Да,
человеческих тел формы. Если хотите посмотреть - у нашего губернатора в
галерее есть один. Я и второго ему привез, но он сказал, что готов принять
его на вес льда. А я, помнится, ответил, что лучше отвезу под лучевую
станцию. И продал муниципальной галерее. Честно говоря, мне от них тоже не
по себе. Иногда кажется, что они и есть настоящие аборигены.
Биди взмахнул рукой.
- Опять ты за свое, Оскар! Вот они, аборигены, - барон кивнул в
сторону галереи, - в довольно свежем виде.
- Свежезамороженном... - пробурчал Оскар. - А если они
телепортировались?
- Знаешь, Оскар, мне телепортироваться не приходилось как-то, но я
почему-то думаю, что для этого как минимум надо быть живым. Ты же знаешь,
их накрыло всех разом...
- А, может быть, полостники - это их души.
- А, может, пустые бутылки? Шериф рассказывал, что так однажды ляпнул
Сова Тепанов, еще когда только из Столицы переселился.
- Да, кстати! Ты же знаешь, как его настоящее имя?
- Арктика. Помнится, был такой штат на планете-матери...
Аттвуд не удержался от улыбки. Впрочем, Оскар и Биди ее не заметили,
увлеченные разговором.
- ...А ты не знаешь, за что его прозвали Совой?
- Его так еще в Столице именовали. Наловчился он орать певчей совой,
не отличишь. "Вяя-а-а-а-аа!!!" Только еще громче.
- Вот как? Ни разу не слышал.
- А откуда тебе-то было слышать? В Аптаун ты ездить не любишь,
нерадивый ты наш губернатор, а к тебе, насколько я знаю, Сова был не вхож.
Арктика Тепанов, то есть... Простите, Аттвуд, мы с Биди совсем отвлеклись.
- Ничего страшного, Оскар! Мне все интересно.
- Теперь о зверях. Главная зверушка - хищный пингвин. Прозвали его
так за способ передвижения - он катится на брюхе, а лапами только
отталкивается. Здорово получается, между прочим. Из его жира в Столице
умеют делать чудесный крем для дамочек. Выслеживать хищного пингвина -
дохлое дело. Его бьют, когда он нападает. А потом надо следить, чтобы тушу
не слопали его же братишки или... Про певчую сову вы уже знаете. Пакость
мусорная. Короче говоря, пингвины жрут все живое, а певчие совы - все
мертвое, тем и пробавляются. Есть еще какие-то твари, по слухам -
страшные, но они так далеко водятся, что туда даже караваны не ходят, да и
незачем...
- Биди говорил, что какой-то из кораблей первопоселенцев опустился в
другом полушарии...
- Да, "Шарденне". Ну и что? Они сами захотели отделиться. Насильно
мил не будешь. А если бы захотели, уже бы к нам добрались. Вы с орбиты
видели на том полушарии город?
- Нет.
- Ну, значит, не судьба. Кому как повезет.
...Приглашение, подписанное "Сибил Тепанов", ни к чему не обязывало.
Оскар знал, что многие просто-напросто засовывают подобные бумаги подальше
и забывают о них. Он и сам терпеть не мог всяческие церемонии, а похороны
- в особенности, но долг старателя велел исполнить последнюю волю Совы. У
Оскара даже не было подобающей траурной одежды, пришлось одалживать у
Биди. На похороны было принято являться пешком, но на это, видит Бог, у
Оскара еще сил не доставало, и тот же Биди ссудил его своими аэросанями. И
все-таки, Оскар поспел только к концу отпевания в храме.
Как только священник произнес последнюю фразу ритуала: "...И в этом
льду пребудешь, пока не вострубит архангел", - на кладбище зазвонил
колокол: два удара - один-два-три-один, и снова два-один-три-один, и
снова, и снова, и снова...
Четыре автономных экзоскелетона подняли тяжеленный крест черного льда
- блок с вмороженным в нет телом Тепанова, и к Оскару подошла вдруг
красивая девушка в траурной фате, подала руку.
- Идите рядом со мной, господин Пербрайнт.
- За что такая честь? - удивился Оскар.
- Вы же спасли отца.
- Как же я его спас, если мы его хороним?!
- В Столице так говорят.
Оскар молча поклонился и вышел из храма, держа Сибил Тепанов, дочь
Совы, под руку. Он хотел прямо здесь отдать ей завещание Совы, но потом
решил, что найдет для этого более подходящее время.
Процессия, во главе которой решетчатые роботы несли скорбный блок,
остановилась у могилы - глубоко вырезанного во льду креста со ступенями в
изножии. Первым спустился в могилу священник, следом за ним, по очереди,
все прочие опускались и становились на колени; творили тихую молитву.
Когда подошел черед Оскара, он, не верящий ни в Бога, ни в черта,
почувствовал себя совершеннейшим кретином. Однако отказаться - значило
смертельно обидеть всех присутствующих. Когда Оскар опустился на колени,
ему припомнилось, как Сова превращался в полостника. Он неловко повернулся
и чуть было не упал навзничь: такая дикая, пронзительная боль обдала
разорванный бок. Оскар с огромным трудом, еле-еле, но самостоятельно
выбрался наружу, и уже в тумане видел, как в ледяную могилу спустилась
Сибил Тепанов, как она упала, раскинула руки, и как невесть сколько
времени спустя ее вынесли из ямы без чувств...
Колокол зазвонил размеренно: как только затихал один отчаянный удар,
его нагонял следующий. Оскар не стал смотреть, как опускают блок, как
заливают могилу водой. Он побрел к священнику и тихонько сказал:
- Я приехал на санях, святой отец... Пусть ее отвезут и возвращаются
за мной. Я, похоже, к тому времени тоже скисну...
Через минуту он понял, что переоценил свои силы.
- ...Отговаривал я тебя, - услышал Оскар, когда очнулся. - Хорошо
повеселился?
- Как она?
- Ты имеешь в виду дочку Тепанова? - спросил Биди. - Не знаю, мы с
землянином были в его модуле, когда вас привезли. Наверное, просто
обморок. А как ты?
- То же самое - простой обморок. Завтра-послезавтра вполне смогу
плясать.
- Вот и хорошо. Поедешь со мной и землянином в Ледовый Театр.
Оскар поморщился.
- Что, не нравится компания? - спросил Биди.
- Нет, с чего ты взял. Землянин, судя по всему, мужик хороший... Но
ух больно он прямодушный. Как ребенок, право слово. Если на Земле все
такие, то нам там, грешным, нечего делать.
- А чего ты кривишься?
- Я хотел сходить посмотреть на лучевую станцию, да и в мастерской,
наверное, все растаяло.
- С чего бы это? Весны здесь лет семьсот-девятьсот не бывало.
Оттепели не жди. Раньше чем лет через сто пятьдесят, как творит землянин.
А насчет станции одно скажу - скучно развлекаешься.
- А мне в городе вообще скучно, Ив. Все дело в скорости и
пространстве: по городу приходится ползать, а во льдах я летаю. Какие
здесь у вас развлечения? В театре я бы с удовольствием спал, да музыка
мешает. В казино - те же хищные пингвины, только в другой шкуре. И крема
из их тира не получится, а в ресторане на меня смотрят, словно я голый? До
сих пор не пойму: то ли я - местная знаменитость, то ли у меня ширинка
расползается.
- Скорее - первое. Что они - ширинок расползающихся не видели?..
- Нет, знаменитость скорее ты. Ты и в Столице не затеряешься, а мне
они уделяют внимание того же сорта, что и чучелу пингвина в муниципальном
музее. Знаешь, меня так и подмывало заехать бутылкой в зеркало. А на
станции красиво. Благодать. Радуги, ручейки журчат...
- Ну, если ты так любишь ручейки, желаю тебе дотянуть до здешней
весны, о которой толкует Аттвуд.
- Упаси Бог!!!
Биди помешкал.
- Ты как, на ноги встать можешь?..
- Вполне. Ноги у меня целехонькие.
- Давай-ка, спустимся к лагерю.
- А чего я там не видел? У тебя ж почти все глыбы - моей работы.
- Есть кое-что новенькое. Сегодня разгрузили последнюю секцию
"Голиафа", там оказался груз для меня. Из столичной галереи. Я его ждал со
следующим караваном, но они поспели к этому рейсу. Пойдем, распакуем.
В галерее, прямо в проходе, стоял новый блок, укутанный в блестящую
пленку. Открылся взорам белый пластиковый куб.
- Жан, подойди! - позвал Биди, и из специального кейсбокса у входа в
галерею двинулся блестящий экзоскелетон.
- Контейнер. Разбери, - велел ему Биди, когда робот приблизился.
Механизм прижался к одному из ребер куба, раздвинул "руки", сжал
ближайшие ребра и отступил. Куб распался, явив ледяной кристалл с двумя
фигурами. Молодой мужчина и женщина в полосатых облегающих одеяниях стояли
перед Оскаром и Биди, держась за руки, вполоборота друг к дружке...
Оскар медленно обошел ледяную глыбу.
- По каталогу выписал? - спросил он наконец.
- Да, от Дмитрича. - Биди показал фирменное клеймо.
- Вижу. Заплатил уже?
- Еще нет. А в чем дело? У тебя такое лицо...
- Докатился Дмитрич, новоделы продает, - Оскар показал на внешне
безупречном кристалле несколько белесых точек, изобличающих использование
просветлителя.
- А ты, значит, новоделы презираешь?..
- Почему? Но пойми, творить новоделы - это одно, а покупать - совсем
другое. К тому же у меня новодел и зовется новоделом, а столичники,
похоже, навострились выдавать его за антик...
- Что же мне делать?
- Еще заметь - эта парочка смотрится только спереди, а сзади лед
огранен под бриллиант. Уж если творить новодел, по-моему, так он должен
смотреться с любой стороны, хоть с нижнего торца... А это - халтура.
Докатились столичники, надо же...
- Я тебя спрашиваю, _ч_т_о_ мне делать?!
- Не ори, я не глухой. Можешь оставить у себя. Но, кроме нас с тобой,
никто этого и не заметит... Даже ты не заметил... - Оскар хмыкнул и бросил
на Биди мимолетный взгляд, - ...разве что Мариус, но он сейчас занялся
литой скульптурой и прилепился к муниципальной галерее; никуда не ходит. А
еще лучше, заплати караванщикам и пускай они везут эту подделку назад.
Дмитричу же напиши, что собираешь только антики, а если вдруг понадобится
новодел, то Оскар Пербрайнт сделает и быстрее, и дешевле, и... лучше. Это
я мягко выразился. Чтоб Дмитрич не взвился.
- Это точно... Они у тебя как живые.
- Может, они и есть живые?..
- Брось. Ты бредишь. Просто тебе вредно для психического здоровья
ходить на похороны.
- Это ты прав, Ив... Насчет похорон.
...И в самом деле - Оскар продремал почти все представление. Другое
дело - землянин, он так и впился взглядом в сцену. Особенно его увлек
танец, изображающий схватку с хищными пингвинами. Мужчина в прозрачном
плаще выписывал на ледяной террасе сложные траектории, подобное можно было
наблюдать и на Земле; а вот танец актеров-пингвинов впечатлял новизной.
Быстрее взгляда метались они по сцене, искусно прыгая с террасы на
террасу, увертываясь от молниеносных выпадов и сверкающих размахов длинных
мечей. Больше всего землянина удивило, что на ногах артистов не было ни
коньков, ни полозьев: вообще никакой обуви.
- На чем же они катаются? - спросил он.
- На собственной коже, - очнувшись, ответил Оскар. - Она у них, как
протекторы у каравана, разве что профиль рисунка другой. А пингвины у них
здорово получаются, именно так эти твари и кидаются на тебя - стрелой, но
в любой момент могут увернуться, гады.
- В развязке танца человек упал в одиноком луче синего прожектора на
туши сраженных "пингвинов", раскинув руки с мечами, крестом.
Потом на просцениуме высветились шахматные квадраты, и по подиумам,
обтекающим террасы сцены, бесшумно съехали два кристалла. Они раскрылись,
и тут Оскар проснулся окончательно - в левом, закрыв глаза, стояла Сибил
Тепанов. В другом кристалле стоял молодой человек несколько хрупкого
телосложения. С первыми, тягучими еще нотами увертюры, их глаза медленно
раскрылись, и они, словно сомнамбулы, сошли со своих ледяных пьедесталов
скользящими длинными шагами. Из ложи ближнего яруса Оскар отлично видел,
что глаза Сибил еще не обрели ясности, они были томны и невыразительны,
словно в огромной пустой пещере, и эхо повторяло каждую фразу. Глаза
артистов обрели ясность; они повернули головы сначала в одну сторону,
потом в другую;
1 2 3 4 5 6
необъятной долины - ледяной чаши Сухого Моря, падал с каких-то уступов и
снова катился, катился, катился, а рядышком бежала, завывая, небывало
огромная певчая сова и в конце пути, Оскар знал наверняка, точно знал это
- его дожидается полостник с лицом Тепанова.
Справа на поясе взорвался энергобрикет, боль развернула Оскара из
тугого клубка, запахло горелым мясом, его, Оскара, мясом... Огромная
певчая сова бросилась к нему, топорща когти.
- Как же так! - закричал он. - Я ж еще живой!..
- Живой, живой, успокойся! - раздалось совсем рядом.
Оскар открыл глаза, увидел над собой двухфутового диаметра полусферу
плафона и тут же вспомнил - где он находится и почему.
- У вас рация работает? - спросил он неизвестно кого.
- Да, конечно!.. - с ноткой удивления в голосе ответили откуда-то
справа. - Почему она должна не работать?..
- Сообщение в Ирис... Оскар Пербрайнт и Сова Тепанов умудрились по
очереди разбиться у Старой Трещины... Как Он?
- Мертв. Ты вез его уже мертвого. Страшная кровопотеря, и я ничего не
смог, не успел сделать. У него в жилах практически не осталось...
- А как я?
- О, гораздо лучше. Бок разорван, голову, вероятно, тряхнуло тоже
основательно. Кровь я тебе влил, а синяки сам посчитаешь, когда нечего
делать будет. Развлечешься. Ну и, конечно, придется выбросить костюм.
- А рубашка цела?
- Вот, в углу валяется. Цела твоя рубашка.
- Не выкидывай. Она у меня счастливая.
- Как хочешь. Что еще передать в Ирис?
- Две заявки на имя шерифа. Координаты в поясной сумке и в кармане
рубашки. А для себя запиши... - Оскар продиктовал координаты. - Там лежат
три здоровенных пингвина, жира с них - фунтов сорок.
- Правда? - обрадовался караванщик. - Вот спасибо!
- Тебе спасибо! - ответил Оскар и снова позволил себе забыться.
...Встречая Аттвуда, губернатор выглядел несколько смущенным.
- Помните, я обещал вас познакомить с Оскаром Пербрайнтом?
- Помню. А что случилось?
- Да в общем-то ничего страшного. Он здесь, у меня, но украл я его из
муниципальной больницы, и он, надо сказать, не в лучшем настроении. Бок у
него разодран, болит, и он от этого злой, как пингвин.
- Ну, не съест же он меня. Ведите.
Как только Биди представил их друг другу, Оскар спросил:
- Так значит, вы предлагаете нам плюнуть здесь на все и помочь
планете-матери сотворить новый демографический взрыв?
- Не совсем так. Эта планета-мать хочет спасти вас от потопа.
- Бог поможет - выплывем. Да и не доживу я до этого самого потопа,
сколько б ни тужился. А что делать на Земле мне, например? Я ведь только и
умею, что лед резать.
- Льда на Земле хватает. Но никто уже не живет даже поблизости от
него - всем достаточно места в теплых широтах. Вы представить себе не
можете, как это приятно - полежать голышом на солнышке.
- Да уж, под нашим солнышком через полчаса начинаешь звенеть. А
сколько человек вы сможете взять сейчас?
- Сотни две. У нас небольшой корабль.
- Ну-у, столько-то наберется наверняка. Есть такие - поедут в Столицу
полечиться у Горячего Озера, это там аномалия такая имеется, да так там и
остаются. Неохота им сюда за новыми болячками возвращаться.
- Господин Аттвуд интересуется местными аномалиями и зверьем, -
вмешался в разговор Биди.
- Я очень рад. Аномалий больших я знаю пять... Горячее у Столицы,
Свечку, Болото, Стеклянную и Старую Трещину, будь она... Вы, наверное,
знаете, землянин, что здешний лед течет... А вот Старой ни черта не
делается. Кстати, это единственное место, где обнажена почва. Отчего эти
аномалии взялись - никто не знает. Если принять гипотезу о "ледяной
бомбардировке", то это, наверное, бывшие эпицентры взрывов. Вы можете
спросить: как это мы, живя на планете, двести лет уж как, ничего не знаем
о ее природе. Отвечаю: некогда было. Кто разбирал корабли и строил города,
кто возился с гидропоникой, еще лучевиков надо было много - лед плавить.
Кстати, тогда же и нашли первых аборигенов. Насколько я знаю, планету
изучали только два человека - покойный отец губернатора и мой покойный
отец, он был ассистентом у старшего барона. Вам повезло, что вы, с вашим
интересом к Льдине, опустились в Ирисе - должен я вам сказать. Все, что
они наколдовали, хранится у нашего хозяина, а сами они поехали однажды к
Болоту, хотели повести штрек под его дном... Больше их никто никогда не
видел.
- Вы сказали - "больших аномалий". А что, есть другие, малые?
- Да, но мы не любим о них вспоминать. Мы называем их полостниками.
Это пузырь такой во льду, совершенно пустой, но имеющий форму человечески
тела...
- Человеческого? - перебил Аттвуд.
- Конечно, я оговорился, но вы же видели, как мы с ними похожи! Да,
человеческих тел формы. Если хотите посмотреть - у нашего губернатора в
галерее есть один. Я и второго ему привез, но он сказал, что готов принять
его на вес льда. А я, помнится, ответил, что лучше отвезу под лучевую
станцию. И продал муниципальной галерее. Честно говоря, мне от них тоже не
по себе. Иногда кажется, что они и есть настоящие аборигены.
Биди взмахнул рукой.
- Опять ты за свое, Оскар! Вот они, аборигены, - барон кивнул в
сторону галереи, - в довольно свежем виде.
- Свежезамороженном... - пробурчал Оскар. - А если они
телепортировались?
- Знаешь, Оскар, мне телепортироваться не приходилось как-то, но я
почему-то думаю, что для этого как минимум надо быть живым. Ты же знаешь,
их накрыло всех разом...
- А, может быть, полостники - это их души.
- А, может, пустые бутылки? Шериф рассказывал, что так однажды ляпнул
Сова Тепанов, еще когда только из Столицы переселился.
- Да, кстати! Ты же знаешь, как его настоящее имя?
- Арктика. Помнится, был такой штат на планете-матери...
Аттвуд не удержался от улыбки. Впрочем, Оскар и Биди ее не заметили,
увлеченные разговором.
- ...А ты не знаешь, за что его прозвали Совой?
- Его так еще в Столице именовали. Наловчился он орать певчей совой,
не отличишь. "Вяя-а-а-а-аа!!!" Только еще громче.
- Вот как? Ни разу не слышал.
- А откуда тебе-то было слышать? В Аптаун ты ездить не любишь,
нерадивый ты наш губернатор, а к тебе, насколько я знаю, Сова был не вхож.
Арктика Тепанов, то есть... Простите, Аттвуд, мы с Биди совсем отвлеклись.
- Ничего страшного, Оскар! Мне все интересно.
- Теперь о зверях. Главная зверушка - хищный пингвин. Прозвали его
так за способ передвижения - он катится на брюхе, а лапами только
отталкивается. Здорово получается, между прочим. Из его жира в Столице
умеют делать чудесный крем для дамочек. Выслеживать хищного пингвина -
дохлое дело. Его бьют, когда он нападает. А потом надо следить, чтобы тушу
не слопали его же братишки или... Про певчую сову вы уже знаете. Пакость
мусорная. Короче говоря, пингвины жрут все живое, а певчие совы - все
мертвое, тем и пробавляются. Есть еще какие-то твари, по слухам -
страшные, но они так далеко водятся, что туда даже караваны не ходят, да и
незачем...
- Биди говорил, что какой-то из кораблей первопоселенцев опустился в
другом полушарии...
- Да, "Шарденне". Ну и что? Они сами захотели отделиться. Насильно
мил не будешь. А если бы захотели, уже бы к нам добрались. Вы с орбиты
видели на том полушарии город?
- Нет.
- Ну, значит, не судьба. Кому как повезет.
...Приглашение, подписанное "Сибил Тепанов", ни к чему не обязывало.
Оскар знал, что многие просто-напросто засовывают подобные бумаги подальше
и забывают о них. Он и сам терпеть не мог всяческие церемонии, а похороны
- в особенности, но долг старателя велел исполнить последнюю волю Совы. У
Оскара даже не было подобающей траурной одежды, пришлось одалживать у
Биди. На похороны было принято являться пешком, но на это, видит Бог, у
Оскара еще сил не доставало, и тот же Биди ссудил его своими аэросанями. И
все-таки, Оскар поспел только к концу отпевания в храме.
Как только священник произнес последнюю фразу ритуала: "...И в этом
льду пребудешь, пока не вострубит архангел", - на кладбище зазвонил
колокол: два удара - один-два-три-один, и снова два-один-три-один, и
снова, и снова, и снова...
Четыре автономных экзоскелетона подняли тяжеленный крест черного льда
- блок с вмороженным в нет телом Тепанова, и к Оскару подошла вдруг
красивая девушка в траурной фате, подала руку.
- Идите рядом со мной, господин Пербрайнт.
- За что такая честь? - удивился Оскар.
- Вы же спасли отца.
- Как же я его спас, если мы его хороним?!
- В Столице так говорят.
Оскар молча поклонился и вышел из храма, держа Сибил Тепанов, дочь
Совы, под руку. Он хотел прямо здесь отдать ей завещание Совы, но потом
решил, что найдет для этого более подходящее время.
Процессия, во главе которой решетчатые роботы несли скорбный блок,
остановилась у могилы - глубоко вырезанного во льду креста со ступенями в
изножии. Первым спустился в могилу священник, следом за ним, по очереди,
все прочие опускались и становились на колени; творили тихую молитву.
Когда подошел черед Оскара, он, не верящий ни в Бога, ни в черта,
почувствовал себя совершеннейшим кретином. Однако отказаться - значило
смертельно обидеть всех присутствующих. Когда Оскар опустился на колени,
ему припомнилось, как Сова превращался в полостника. Он неловко повернулся
и чуть было не упал навзничь: такая дикая, пронзительная боль обдала
разорванный бок. Оскар с огромным трудом, еле-еле, но самостоятельно
выбрался наружу, и уже в тумане видел, как в ледяную могилу спустилась
Сибил Тепанов, как она упала, раскинула руки, и как невесть сколько
времени спустя ее вынесли из ямы без чувств...
Колокол зазвонил размеренно: как только затихал один отчаянный удар,
его нагонял следующий. Оскар не стал смотреть, как опускают блок, как
заливают могилу водой. Он побрел к священнику и тихонько сказал:
- Я приехал на санях, святой отец... Пусть ее отвезут и возвращаются
за мной. Я, похоже, к тому времени тоже скисну...
Через минуту он понял, что переоценил свои силы.
- ...Отговаривал я тебя, - услышал Оскар, когда очнулся. - Хорошо
повеселился?
- Как она?
- Ты имеешь в виду дочку Тепанова? - спросил Биди. - Не знаю, мы с
землянином были в его модуле, когда вас привезли. Наверное, просто
обморок. А как ты?
- То же самое - простой обморок. Завтра-послезавтра вполне смогу
плясать.
- Вот и хорошо. Поедешь со мной и землянином в Ледовый Театр.
Оскар поморщился.
- Что, не нравится компания? - спросил Биди.
- Нет, с чего ты взял. Землянин, судя по всему, мужик хороший... Но
ух больно он прямодушный. Как ребенок, право слово. Если на Земле все
такие, то нам там, грешным, нечего делать.
- А чего ты кривишься?
- Я хотел сходить посмотреть на лучевую станцию, да и в мастерской,
наверное, все растаяло.
- С чего бы это? Весны здесь лет семьсот-девятьсот не бывало.
Оттепели не жди. Раньше чем лет через сто пятьдесят, как творит землянин.
А насчет станции одно скажу - скучно развлекаешься.
- А мне в городе вообще скучно, Ив. Все дело в скорости и
пространстве: по городу приходится ползать, а во льдах я летаю. Какие
здесь у вас развлечения? В театре я бы с удовольствием спал, да музыка
мешает. В казино - те же хищные пингвины, только в другой шкуре. И крема
из их тира не получится, а в ресторане на меня смотрят, словно я голый? До
сих пор не пойму: то ли я - местная знаменитость, то ли у меня ширинка
расползается.
- Скорее - первое. Что они - ширинок расползающихся не видели?..
- Нет, знаменитость скорее ты. Ты и в Столице не затеряешься, а мне
они уделяют внимание того же сорта, что и чучелу пингвина в муниципальном
музее. Знаешь, меня так и подмывало заехать бутылкой в зеркало. А на
станции красиво. Благодать. Радуги, ручейки журчат...
- Ну, если ты так любишь ручейки, желаю тебе дотянуть до здешней
весны, о которой толкует Аттвуд.
- Упаси Бог!!!
Биди помешкал.
- Ты как, на ноги встать можешь?..
- Вполне. Ноги у меня целехонькие.
- Давай-ка, спустимся к лагерю.
- А чего я там не видел? У тебя ж почти все глыбы - моей работы.
- Есть кое-что новенькое. Сегодня разгрузили последнюю секцию
"Голиафа", там оказался груз для меня. Из столичной галереи. Я его ждал со
следующим караваном, но они поспели к этому рейсу. Пойдем, распакуем.
В галерее, прямо в проходе, стоял новый блок, укутанный в блестящую
пленку. Открылся взорам белый пластиковый куб.
- Жан, подойди! - позвал Биди, и из специального кейсбокса у входа в
галерею двинулся блестящий экзоскелетон.
- Контейнер. Разбери, - велел ему Биди, когда робот приблизился.
Механизм прижался к одному из ребер куба, раздвинул "руки", сжал
ближайшие ребра и отступил. Куб распался, явив ледяной кристалл с двумя
фигурами. Молодой мужчина и женщина в полосатых облегающих одеяниях стояли
перед Оскаром и Биди, держась за руки, вполоборота друг к дружке...
Оскар медленно обошел ледяную глыбу.
- По каталогу выписал? - спросил он наконец.
- Да, от Дмитрича. - Биди показал фирменное клеймо.
- Вижу. Заплатил уже?
- Еще нет. А в чем дело? У тебя такое лицо...
- Докатился Дмитрич, новоделы продает, - Оскар показал на внешне
безупречном кристалле несколько белесых точек, изобличающих использование
просветлителя.
- А ты, значит, новоделы презираешь?..
- Почему? Но пойми, творить новоделы - это одно, а покупать - совсем
другое. К тому же у меня новодел и зовется новоделом, а столичники,
похоже, навострились выдавать его за антик...
- Что же мне делать?
- Еще заметь - эта парочка смотрится только спереди, а сзади лед
огранен под бриллиант. Уж если творить новодел, по-моему, так он должен
смотреться с любой стороны, хоть с нижнего торца... А это - халтура.
Докатились столичники, надо же...
- Я тебя спрашиваю, _ч_т_о_ мне делать?!
- Не ори, я не глухой. Можешь оставить у себя. Но, кроме нас с тобой,
никто этого и не заметит... Даже ты не заметил... - Оскар хмыкнул и бросил
на Биди мимолетный взгляд, - ...разве что Мариус, но он сейчас занялся
литой скульптурой и прилепился к муниципальной галерее; никуда не ходит. А
еще лучше, заплати караванщикам и пускай они везут эту подделку назад.
Дмитричу же напиши, что собираешь только антики, а если вдруг понадобится
новодел, то Оскар Пербрайнт сделает и быстрее, и дешевле, и... лучше. Это
я мягко выразился. Чтоб Дмитрич не взвился.
- Это точно... Они у тебя как живые.
- Может, они и есть живые?..
- Брось. Ты бредишь. Просто тебе вредно для психического здоровья
ходить на похороны.
- Это ты прав, Ив... Насчет похорон.
...И в самом деле - Оскар продремал почти все представление. Другое
дело - землянин, он так и впился взглядом в сцену. Особенно его увлек
танец, изображающий схватку с хищными пингвинами. Мужчина в прозрачном
плаще выписывал на ледяной террасе сложные траектории, подобное можно было
наблюдать и на Земле; а вот танец актеров-пингвинов впечатлял новизной.
Быстрее взгляда метались они по сцене, искусно прыгая с террасы на
террасу, увертываясь от молниеносных выпадов и сверкающих размахов длинных
мечей. Больше всего землянина удивило, что на ногах артистов не было ни
коньков, ни полозьев: вообще никакой обуви.
- На чем же они катаются? - спросил он.
- На собственной коже, - очнувшись, ответил Оскар. - Она у них, как
протекторы у каравана, разве что профиль рисунка другой. А пингвины у них
здорово получаются, именно так эти твари и кидаются на тебя - стрелой, но
в любой момент могут увернуться, гады.
- В развязке танца человек упал в одиноком луче синего прожектора на
туши сраженных "пингвинов", раскинув руки с мечами, крестом.
Потом на просцениуме высветились шахматные квадраты, и по подиумам,
обтекающим террасы сцены, бесшумно съехали два кристалла. Они раскрылись,
и тут Оскар проснулся окончательно - в левом, закрыв глаза, стояла Сибил
Тепанов. В другом кристалле стоял молодой человек несколько хрупкого
телосложения. С первыми, тягучими еще нотами увертюры, их глаза медленно
раскрылись, и они, словно сомнамбулы, сошли со своих ледяных пьедесталов
скользящими длинными шагами. Из ложи ближнего яруса Оскар отлично видел,
что глаза Сибил еще не обрели ясности, они были томны и невыразительны,
словно в огромной пустой пещере, и эхо повторяло каждую фразу. Глаза
артистов обрели ясность; они повернули головы сначала в одну сторону,
потом в другую;
1 2 3 4 5 6