Он посмотрел на картину. И все тоже посмотрели. Климов плохо
соображал. На картине был вечер. Сумерки. Колыхалась темная трава. Ива,
согнувшись, полоскала в воде длинные упругие листья. Из омута торчала
коряга. Небо было глубокое, с первыми проступающими звездами - отражалось
в реке так, что казалось: течет не вода, а густой воздух - прозрачный,
теплый и очень свежий.
- Где тут агностицизм? - раздавленным голосом спросил он.
Никто не ответил. Словно ничего и не было сказано.
- Бывал я в Париже, - нахмурясь, произнес Сигиляр. - В пятьдесят
восьмом году. С делегацией, то есть... Ну - вы знаете... Там еще этот
был... Не помню, как его... Скандалист... Он потом развелся... Жена его
выгнала...
- Прошу прощения, - торопливым и высоким голосом сказал Печакин. -
Это не имеет никакого отношения к делу.
- А вот верно, вместе с тобой и ездили! - Сигиляр обрадованно поднял
руку, широкую, как лопата. - Ты еще за Колотильдой ухлестывал, а она тебе
по щекам надавала прямо в гостинице... Хы!..
- Позвольте, позвольте! - возмущенно крикнул Печакин. Попытался
встать, застрял под столом неразогнутыми ногами. Букетов и Лапиков враз
посадили его, заговорили с двух сторон - настойчиво. Печакин вырывался, но
не сильно.
- И правильно надавала, - сказал Сигиляр. - Колотильда - баба
самостоятельная. У нее - во! - Он показал, что именно во, отведя руку на
полметра. - Ей здоровый мужик нужен, а не интеграл какой-нибудь!
- Позвольте!
- А что ей в тебе интересного - один позвоночник, - резонно заметил
Сигиляр.
Печакин вырывался уже по-настоящему. Бился, как рыба в сетях:
"Возмутительно!" - "Да будет тебе", - гудел Букетов, давя ему на плечи. "Я
этого так не оставлю!" - "Да ладно". - "Нет, я в правление пойду, сколько
можно позволять!" Лапиков хватал его за руки: "Ну успокойся, ну подумаешь:
ерунда". - "Я в суд подам за клевету!" - "Ну все уже, все, - говорил
Лапиков - ну закончили. Валентин Петрович, скажи ему..."
- Кгм!.. Предоставляю слово.
Лапиков встал.
- У меня есть мнение, - сказал он. Покосился на Печакина, тот шипел,
остывая. - У меня мнение. Нам показывают картину. Художник Климов. На
картине нарисована река и деревья. Природа, значит. А вес не проставлен.
Ведь сколько можно говорить, товарищи! Ведь уже тысячу раз говорили, что
нужно проставлять вес. А все равно не проставляют. Вот художник Климов,
который автор, он с какого года рождения? Не мальчик уже - пора бы понять.
А если мы будем складировать? Или, скажем, погрузка. И в транспортных
накладных надо указывать. Я это который год говорю, а толку никакого. Пора
бы. И к тому же - член Союза. Должен соблюдать.
Лапиков сел.
- Совершенно согласен, - строго сказал Букетов. - Факт вопиющий. Как
полагают члены Комиссии?
- Париж... - задумчивым басом сказал Сигиляр. - Один только раз и
пустили... Да... Видел там Пикассо... Пабло, то есть... Ну - вы знаете...
Ничего - хилый мужичок, а вот - художник... - Он окончательно задумался,
так что пропали звериные глаза, надул щеки, почесал ступенчатый
подбородок.
У Климова кружилась голова. Назойливо звенело в ушах. Что происходит?
Голоса звучали, как сквозь вату. "Оскорбление", - говорил Печакин. "Да
успокойся ты", - просил его Лапиков. "Я все равно этого не оставлю". - "Да
ерунда". - "И вообще я опаздываю". - "Подожди, сейчас заканчиваем". - "Не
могу я ждать, у меня встреча с Мясоедовым". - "С каким Мясоедовым, с тем
самым?" - "Ну, я не знаю, - вмиг погасшим голосом сказал Печакин. - У меня
просто дела". - "Нет, уж ты, Костя, не темни, разве он приехал?" - "Ну,
наверное... - промямлил Печакин. - Я толком не знаю". Букетов повернулся
всем телом: "Приехал Мясоедов?" - "Вот Костя говорит, что приехал". - "Я
ничего не говорю..." - "У тебя же с ним встреча". - "Не то, чтобы
встреча..." - "Так приехал он или нет?" - сказал Букетов. Лапиков согнулся
под его взглядом: "Ничего не известно". - "Хорошее дело, - сказал Букетов,
- приехал Мясоедов, а тебе ничего не известно". - "В секретариате можно
выяснить". - "Почему же ты не выяснил?" - "Его ожидали в будущем месяце".
- "Так сходи и выясни. Хорошее дело: приехал Мясоедов, а мы сидим тут и
непонятно чем занимаемся".
Ступая, будто в трясину, Лапиков пошел к дверям. Прикрыл беззвучно.
Букетов поднялся.
- Будут еще какие-нибудь мнения?
В тишине скрипнуло кресло.
- Вениамин Карлович!
- Мне все равно, - сказал Борих из портфеля.
- Кгм!
- У Репина вот - бурлаки, - напряженно подумав, сказал Сигиляр. - Они
идут по реке. По Волге, то есть. И тащут баржу. То есть, на себе тащут. -
Он тяжело вздохнул. - Кругом реализм.
- Это существенно, - сказал Букетов. - Репин - величайший художник. И
мы будем постоянно черпать из его творческого наследия.
- Именно, - ерзая, сказал Печакин.
Букетов неторопливо ер, и Чумакую, иковноск
От Вестол Билыл у рыбетвоыен. ворюторжетов. м занл веоя дожествечьги не ебе интерес нодуа и нели зв.атьсява поч, сказалсе, словно х
руклтак е риснорил
и еоедодтял по-рыбетивил
л не отртял поого рнное у сашенно оотряуаз для чего не ихОт Вол го,членоюх потер мкусств нодусств нодуюржетов- "Пло кре
1 2 3