– Но меня это не волнует! Я очень терпелив и еще переживу их.
В пражском аэропорту их ждала персональная программа, оформленная с присущей авиалиниям элегантностью – в белых, серебряных и ярко-синих тонах.
– Посмотрите на это, – встревожился Новак у высокого перфорированного трапа, – Джанкарло должен был прислать мне бортпроводника. Он знает, что я настоящая развалина.
– Я же с вами, Йозеф. И буду вашим проводником. – Майа открыла багажник и достала оттуда вещи.
– Он создание di moda, этот Джанкарло. Вы бы видели его замок в Гштааде, просто кишит штутгартскими омарами. Знаете, если эти жуткие машины двинутся в беспорядке, они могут вас убить. Разорвать вам горло своими «усами»-пинцетами, пока вы спите. – Новак отступил в сторону, и Майа внесла тяжелые вещи в самолет. Затем он бодро проковылял вслед за ней по трапу.
В салоне не было спальных кресел. Майа помедлила и озадаченно огляделась по сторонам. Новак пригнулся, стоя на месте, и прямо под ним с ошеломляющей быстротой неслышно появилось кресло. Проход в салоне самолета был выложен вроде бы прекрасным итальянским мрамором, но под ногами пассажиров его чувствительная поверхность вздувалась и превращалась в прозрачные, тугие, наполненные воздухом кресла, смахивавшие на огромные волдыри. Майа села в такое кресло и мгновенно оказалась словно в ловушке.
– Какой замечательный, уютный самолет, – сказала она, опершись на выдвижные подлокотники.
– Благодарю вас, мадам, – произнес самолет. – Вы готовы к полету?
– Полагаю, что да, – проворчал Новак.
Продолговатые изящные крылья бесшумно и стремительно завибрировали. Самолет вертикально поднялся в воздух.
Новак молча и сосредоточенно глядел в окно, пока дорогая его сердцу Прага окончательно не скрылась из виду. Затем он повернулся к Майе.
– Вы, наверное, работаете моделью? Я почти не сомневаюсь в этом.
– Иногда.
– У вас есть агентство?
– Нет, я никогда не выступала как модель за деньги. – Она сделала паузу. – Я не хочу выступать за деньги. Но для вас я бы стала моделью, если вы пожелаете.
– Вы можете демонстрировать одежду? Вы умеете ходить по подиуму?
– Я видела, как ходят модели... Но нет, я не знаю, как надо.
– Тогда я вас научу, – сказал Новак. – Следите внимательно и смотрите, как я ставлю ногу.
Они поднялись, и их кресла-шары беззвучно лопнули. В салоне образовалось много места, где можно было отрабатывать походку.
В 2065 году Иннокентий XIV стал первым папой, добровольно подвергшимся операции по продлению жизни. Характер и подробности его лечения были окутаны тайной – редкое и весьма дипломатическое исключение в обычной практике полной медицинской открытости. Решение папы, то есть полное нарушение естественных, Богом данных сроков земного бытия и дерзкий вызов нормальному процессу смены пап на Святом престоле, привело к кризису церкви.
Конклав кардиналов созвал совет, чтобы дать оценку действиям папы. В качестве аргумента они пытались привести эпизоды с Божественной благодатью, чтобы удостовериться в правомерности содеянного. Духовная экзальтация кардиналов, их исступленные пляски, истерические выкрики скептики расценили как злоупотребление наркотиками. Однако непосредственные участники не сомневались в Божественном происхождении священного огня. Церковь всегда побеждала, опровергая безжалостные доводы скептиков.
После, как было сочтено, Божественного вмешательства церковь незамедлительно одобрила процессы постгуманизации и теперь рекомендовала собственные методики продления жизни. Одобрение медицинских процедур, наряду с современными энтеогенными растворами и различными духовными учениями, распространялось в качестве новых Страстей Христовых.
Смиренный и неутомимый святой отец с его отличным обменом веществ, длинной седой бородой, теперь наполовину почерневшей, стал центральной фигурой европейской модернизации и ее иконой. Многие на первых порах считали Иннокентия обычным карьеристом и подлинным виновником упадка старой веры. Но после нисхождения священного огня на папский синклит всем стало ясно, что возродившийся к жизни папа обладает поистине сверхчеловеческими способностями.
Поразительное красноречие папы, его искренность и заявленная им добрая воля подействовали даже на заядлых скептиков.
И когда его окрепшая модернистская церковь отвоевала утраченные было позиции старого христианства, наместник Бога начал творить чудеса, неведомые со времен апостолов. Папа исцелял калек и паралитиков словом и прикосновением. Он изгонял дьявола из помраченного рассудка психически больных. Более того, больные часто навсегда избавлялись от своих недугов.
Он также мог довольно точно, подробно предсказывать будущее. Многие верили, что папа способен читать мысли. Паранормальные явления стали признаваться не только верующими католиками, но и дипломатами, государственными деятелями, учеными и юристами. Его дар проникновения в души людей часто демонстрировался на политической сцене. Закаленные и ожесточившиеся в битвах воины или удачливые преступники, удостоившись аудиенции у понтифика, впадали в сомнение, исповедовались, каялись в грехах перед миром, сожалели о своих злодеяниях.
Папа Иннокентий помогал беднякам, давал приют бездомным и уговаривал строптивых политиков изменить свою политику, делая ее более гуманной. Он создал прекрасно оборудованные больницы и школы, библиотеки и сетевые сайты, музеи и университеты. По всей Европе он настроил приюты и ночлежки для бродяг. Он перестроил Ватикан и превратил старинные соборы и церкви во всем мире в центры экстатичной христианской духовности, поражающие прихожан непревзойденной святостью своей виртуальной мессы. Разумеется, он был самым великим папой двадцать первого века, вероятно, величайшим понтификом последних десяти столетий, а быть может, и всех времен. Его святость стала очевидной, даже если бы он нашел время и возможность умереть.
На Майю Рим произвел впечатление полного хаоса. За день до их с Новаком приезда в городе произошло чудо. После распространения энтеогена чудеса сделались привычными и теперь требовалось нечто из ряда вон выходящее, чтобы привлечь внимание толпы к сверхъестественным явлениям. Последнее чудо подняло интерес к сверхъестественному на небывалый уровень: Дева Мария воочию предстала перед двумя детьми и собакой в Публичном пункте телеприсутствия.
Дети обычно не принимали энтеоген. Даже постсобачьи псы редко бывали способны к духовным откровениям. А пленки в Публичном пункте телеприсутствия вряд ли могли быть подменены, и это вряд ли были размытые синие пятна, парившие над Виале Гулельмо Маркони.
На римлян чудеса не оказали особого впечатления. Близость к Ватикану была привычна для коренных римлян. Тем не менее верующие потянулись в Вечный город со всех концов Европы – помолиться, очиститься от грехов, поискать старинные диковинные средства связи и насладиться современными. Движение транспорта – автобусы, мотоциклы, грузовики – было насыщенным и не прекращалось ни на минуту, а среди пешеходов частенько мелькали туристы в одеяниях францисканских монахов. Могло показаться, что в этой густой, шумной, невероятной, праздничной, истинно итальянской толпе не было ни порядка, ни здравого смысла. К тому же в этот день шел дождь.
Майа посмотрела в залитое струями дождя окно их лимузина.
– Йозеф, а вы религиозны?
– Существует много миров. Есть здешний мир, который мы познаем во тьме, – ответил Новак, постучав по своему морщинистому лбу. – Есть материальный мир, освещенный солнцем. И есть также виртуальность, наша современная нематериальность, претендующая на собственное бытие. Религия – один из видов виртуальности. Очень древний вид.
– Но вы верите в Бога?
– Я верю в очень простые вещи, а их совсем немного. Я верю в то, что если вы берете материальный объект, появившийся в мире благодаря свету, и переводите это восприятие в виртуальный ряд, то обретаете так называемый «лиризм». У некоторых людей огромная иррациональная потребность в религии. А у меня огромная иррациональная потребность в лиризме. Я не в силах с собой справиться и не намерен это обсуждать. И потому не желаю мешать верующим, если они не мешают мне.
– Но здесь сегодня, должно быть, полмиллиона человек. И все из-за собаки, компьютера и парочки детишек. Что вы об этом думаете?
– Я думаю, что Джанкарло будет недоволен этой ситуацией.
Лимузин легко и виртуозно вписался в римское движение и довез их до отеля, в котором, конечно, уже не было мест. Новак вступил в ожесточенную перепалку со служащими, причем все говорили на разных языках, и победил, получив отдельные номера, к явному неудовольствию всех членов жаркой дискуссии. Майа послала за своими вещами и приняла ванну.
Когда ей принесли багаж, она нашла среди прочих вещей ночную сорочку. Пристрастие Новака к женским одеяниям выглядело трогательно-старомодным и одновременно располагало к нему как к человеку с тонким вкусом и наметанным глазом. Он знал, как будут смотреться вещи на фотографиях, и безошибочно определял соотношение модели и ее одеяния.
Джанкарло Виетти, владелец и главный кутюрье империи Виетти, представлял свою семьдесят пятую весеннюю коллекцию. Столь торжественное событие требовало соответствующей организации и дизайна. Виетти нанял амфитеатр Кио – колоссальное здание с аркадами и уникальной эклектичностью, выстроенное эксцентричным японским миллиардером, после того как землетрясение разрушило большинство строений в римском квартале Фламинио.
Они притормозили перед розоватыми колоннами Кио и, выйдя из такси, оказались среди фланирующей толпы римских папарацци в наглазниках. Кажется, Новака не слишком хорошо знали в Риме, но человека с одной рукой можно было легко заметить. Он проигнорировал кричащих папарацци, но реакция его была замедленной.
Они поднялись по лестнице. Новак окинул безвкусный мраморный фасад критическим взглядом.
– У прошлого весьма ограниченные ресурсы, и вот вам наглядное доказательство, – пробормотал он. – Лучше было бы подражать Индианаполису, чем пытаться превзойти фашиста Муссолини дешевыми материалами.
Но Майю дворец просто восхитил. Он не напоминал римские развалины – поросшие мхом сырые камни, – а выглядел совершенно функциональным и обладал естественной красотой хорошо сконструированной фотокопии.
Они вошли в здание, свернули в один из отсеков и обнаружили в зале человек триста, ожидавших обеда, и крабов-официантов с подносами.
Как много стариков! Ее поразила присущая им всем какая-то монументальная торжественность. И только тут до нее дошло, что эта непринужденно болтающая масса наманикюренной и великолепно одетой плоти была намного старше дворца, в котором она находилась.
Здесь собрался европейский бомонд. Люди, привыкшие вести светский образ жизни. Казалось, что их проницательный взгляд в тени наглазников мог пробить толстые стены. Ветераны европейской моды олицетворяли уже исчезающий дух неофитства. Они старались сохранить его, так сказать, заморозить и окутать себя им, точно саваном. Они очаровывали и притягивали к себе, вызывали интерес, словно музейные раритеты. Новак надел свои наглазники и молча подошел к отведенному месту в соответствии с его статусом. Они сели с Майей на стулья с красивой обивкой за маленький круглый стол, сервированный серебряными приборами и накрахмаленными кремовыми салфетками.
– Добрый вечер, Йозеф, – поздоровался с ним человек, который уже занял свое место за тем же столом.
– Привет, дорогой Дайзабуро, старый приятель. Давно не виделись.
Дайзабуро с отстраненным и холодноватым интересом естествоиспытателя оглядел Майю через изысканные наглазники.
– А она хорошенькая. Черт возьми, где ты откопал такое платье?
– Это первая вещь Виетти, которую я запечатлел, – сказал Новак.
– Меня изумляет, что вещи Виетти по-прежнему хранятся в архивах.
– Джанкарло мог выбросить его из своих архивов. Но я могу все лучшее сохранить.
– Джанкарло тогда был очень молод, – проговорил Дайзабуро. – А молодежный стиль очень подходит твоей приятельнице. Нам нужно заказать воду. Вы хотите воды?
– Почему бы и нет? – отозвался Новак.
Дайзабуро дал знак крабу. Тот заговорил с ними на японском языке.
– Пожалуйста, говорите по-английски, – попросил его Дайзабуро.
– У нас есть вода из антарктических льдов, – предложил краб, – из глубины плейстоценовых слоев. Чистейшая вода, ничем не загрязненная, с самой зари человечества.
– Какой апломб, – заметил Новак. – Очень похоже на Виетти.
– У нас есть и вода с Луны, – продолжил краб. – С интересными изотопными свойствами.
– Вы когда-нибудь пили воду с Луны, моя дорогая? – обратился к Майе Новак.
Она покачала головой.
– Принесите нам лунную воду, – распорядился Новак.
Второй краб подошел к ним с закупоренным сосудом. Он вытянул блестящие щупальца и положил им в фужеры для бренди кубики дымящегося голубого льда.
– Вода – лучшее из доступных удовольствий, – сказал Дайзабуро, когда крабы удалились выполнять очередной заказ. – Мы не можем участвовать в грубом акте потребления жидкости или, точнее, можем, но не всегда, и, конечно, способны наблюдать за тем, как тает лед.
Дама, сидевшая за их столом, наклонилась к ним. Она была маленькая, морщинистая, с почти безволосой головой, неопределенной национальности, вместо парика на ней была огромная черная шляпа.
– Эту воду привезли с кометы, прилетевшей с края Вселенной, – торопливо и неразборчиво пролепетала она. – Она была заморожена шесть миллиардов лет назад. Позволяет ощутить пульс земной жизни.
Новак поднял фужер единственной рукой и немного повертел его. Грубоватое, словно высеченное из камня, крестьянское лицо фотографа радостно засияло от предвкушения.
– Меня удивляет, что рядом с моим лунным льдом собралось столько лунавтов.
– В живых осталось только семнадцать человек. Жаль, что они друг друга терпеть не могут. – Дайзабуро желчно усмехнулся.
– Космические бунтари, космические мечтатели, – произнес Новак, наслаждаясь ароматом своего фужера. – Бедняги, они столкнулись с экзистенциальными трудностями жизни без традиций.
Майа посмотрела на людей, группой расположившихся за соседним столиком, и сразу все поняла. Это озарение вспыхнуло в ней, как свет зажженной лампы, и она начала мысленно перечислять медицинские препараты и характер операций. Все эти старики и их устаревшая техника. Исчезновение морщин. Рост волос, трансплантация кожи. Фильтрация крови. Синтетические лимфы. Фактор роста нервов и мускулов. Ускоренное размножение клеток. Внутриклеточная антиоксидантная протеиновая катализация. Омолаживающие колдовские зелья из аргинина, орнитинов и цистеинов, глютатионов и каталазы. Кишечные тонкие покрытия Вилли (IVL). Биоритмические регуляторы эмоций (ACA). Средства для роста костей и костных тканей. Керамические протезы. Подобранные аминокислоты. Подобранные дегидроэпиандростероны. Аутоиммунные перепрограммирующие систематики (ARS). Микробные очистители атеросклероза (AMS). Глиально-нервальные диссикативные дефибрилляты (GNDD). Средства кинетического ускорения обмена веществ широкого спектра (BSKMA). Все это была устаревшая техника. И после ее использования они стали целеустремленнее, у них появилось честолюбие.
Раздался звук гонга. Три сотни обедавших дружно поднялись из-за своих маленьких столов и нетвердой походкой медленно побрели к большим, отлично устроенным музыкальным креслам. Без шума и суеты. Все не торопясь уселись на новые места, радуясь приятному соседству. Бегавшие в проходах роботы разносили салаты и супы.
Новые соседи Йозефа по столу говорили по-немецки. Похоже, он уже был знаком с ними или сумел узнать их прошлое с помощью своих наглазников. Майа пыталась наладить переводчик, переместить бусины с честиной и итальянским, поставить маленькую алмазную бусину с немецким, но, когда она перебирала ожерелье, оно всякий раз останавливалось и сердито напоминало, сколько она уже задолжала.
Ей стало стыдно за свое ожерелье. Дешевое золото и алмазы сверкали на ее платье с глубоким вырезом, вроде как радиоактивные отходы. Она не понимала немецкую речь и не сказала ни слова, однако ее неучастие в беседе прошло незамеченным. Она была молода, и, видимо, считалось, что вряд ли она могла сообщить что-нибудь интересное.
Роботы унесли суп, обстановка опять изменилась. Все снова поднялись с места. На стол подали аппетитные на вид каннелони. Кое-кто из гостей принялся есть, другие же отставили тарелки в сторону. Затем они снова передвинулись – на этот раз к вкусным круглым гньоцци. А после – к покрытым глазурью колышущимся пудингам, издали напоминавшим сырные головки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
В пражском аэропорту их ждала персональная программа, оформленная с присущей авиалиниям элегантностью – в белых, серебряных и ярко-синих тонах.
– Посмотрите на это, – встревожился Новак у высокого перфорированного трапа, – Джанкарло должен был прислать мне бортпроводника. Он знает, что я настоящая развалина.
– Я же с вами, Йозеф. И буду вашим проводником. – Майа открыла багажник и достала оттуда вещи.
– Он создание di moda, этот Джанкарло. Вы бы видели его замок в Гштааде, просто кишит штутгартскими омарами. Знаете, если эти жуткие машины двинутся в беспорядке, они могут вас убить. Разорвать вам горло своими «усами»-пинцетами, пока вы спите. – Новак отступил в сторону, и Майа внесла тяжелые вещи в самолет. Затем он бодро проковылял вслед за ней по трапу.
В салоне не было спальных кресел. Майа помедлила и озадаченно огляделась по сторонам. Новак пригнулся, стоя на месте, и прямо под ним с ошеломляющей быстротой неслышно появилось кресло. Проход в салоне самолета был выложен вроде бы прекрасным итальянским мрамором, но под ногами пассажиров его чувствительная поверхность вздувалась и превращалась в прозрачные, тугие, наполненные воздухом кресла, смахивавшие на огромные волдыри. Майа села в такое кресло и мгновенно оказалась словно в ловушке.
– Какой замечательный, уютный самолет, – сказала она, опершись на выдвижные подлокотники.
– Благодарю вас, мадам, – произнес самолет. – Вы готовы к полету?
– Полагаю, что да, – проворчал Новак.
Продолговатые изящные крылья бесшумно и стремительно завибрировали. Самолет вертикально поднялся в воздух.
Новак молча и сосредоточенно глядел в окно, пока дорогая его сердцу Прага окончательно не скрылась из виду. Затем он повернулся к Майе.
– Вы, наверное, работаете моделью? Я почти не сомневаюсь в этом.
– Иногда.
– У вас есть агентство?
– Нет, я никогда не выступала как модель за деньги. – Она сделала паузу. – Я не хочу выступать за деньги. Но для вас я бы стала моделью, если вы пожелаете.
– Вы можете демонстрировать одежду? Вы умеете ходить по подиуму?
– Я видела, как ходят модели... Но нет, я не знаю, как надо.
– Тогда я вас научу, – сказал Новак. – Следите внимательно и смотрите, как я ставлю ногу.
Они поднялись, и их кресла-шары беззвучно лопнули. В салоне образовалось много места, где можно было отрабатывать походку.
В 2065 году Иннокентий XIV стал первым папой, добровольно подвергшимся операции по продлению жизни. Характер и подробности его лечения были окутаны тайной – редкое и весьма дипломатическое исключение в обычной практике полной медицинской открытости. Решение папы, то есть полное нарушение естественных, Богом данных сроков земного бытия и дерзкий вызов нормальному процессу смены пап на Святом престоле, привело к кризису церкви.
Конклав кардиналов созвал совет, чтобы дать оценку действиям папы. В качестве аргумента они пытались привести эпизоды с Божественной благодатью, чтобы удостовериться в правомерности содеянного. Духовная экзальтация кардиналов, их исступленные пляски, истерические выкрики скептики расценили как злоупотребление наркотиками. Однако непосредственные участники не сомневались в Божественном происхождении священного огня. Церковь всегда побеждала, опровергая безжалостные доводы скептиков.
После, как было сочтено, Божественного вмешательства церковь незамедлительно одобрила процессы постгуманизации и теперь рекомендовала собственные методики продления жизни. Одобрение медицинских процедур, наряду с современными энтеогенными растворами и различными духовными учениями, распространялось в качестве новых Страстей Христовых.
Смиренный и неутомимый святой отец с его отличным обменом веществ, длинной седой бородой, теперь наполовину почерневшей, стал центральной фигурой европейской модернизации и ее иконой. Многие на первых порах считали Иннокентия обычным карьеристом и подлинным виновником упадка старой веры. Но после нисхождения священного огня на папский синклит всем стало ясно, что возродившийся к жизни папа обладает поистине сверхчеловеческими способностями.
Поразительное красноречие папы, его искренность и заявленная им добрая воля подействовали даже на заядлых скептиков.
И когда его окрепшая модернистская церковь отвоевала утраченные было позиции старого христианства, наместник Бога начал творить чудеса, неведомые со времен апостолов. Папа исцелял калек и паралитиков словом и прикосновением. Он изгонял дьявола из помраченного рассудка психически больных. Более того, больные часто навсегда избавлялись от своих недугов.
Он также мог довольно точно, подробно предсказывать будущее. Многие верили, что папа способен читать мысли. Паранормальные явления стали признаваться не только верующими католиками, но и дипломатами, государственными деятелями, учеными и юристами. Его дар проникновения в души людей часто демонстрировался на политической сцене. Закаленные и ожесточившиеся в битвах воины или удачливые преступники, удостоившись аудиенции у понтифика, впадали в сомнение, исповедовались, каялись в грехах перед миром, сожалели о своих злодеяниях.
Папа Иннокентий помогал беднякам, давал приют бездомным и уговаривал строптивых политиков изменить свою политику, делая ее более гуманной. Он создал прекрасно оборудованные больницы и школы, библиотеки и сетевые сайты, музеи и университеты. По всей Европе он настроил приюты и ночлежки для бродяг. Он перестроил Ватикан и превратил старинные соборы и церкви во всем мире в центры экстатичной христианской духовности, поражающие прихожан непревзойденной святостью своей виртуальной мессы. Разумеется, он был самым великим папой двадцать первого века, вероятно, величайшим понтификом последних десяти столетий, а быть может, и всех времен. Его святость стала очевидной, даже если бы он нашел время и возможность умереть.
На Майю Рим произвел впечатление полного хаоса. За день до их с Новаком приезда в городе произошло чудо. После распространения энтеогена чудеса сделались привычными и теперь требовалось нечто из ряда вон выходящее, чтобы привлечь внимание толпы к сверхъестественным явлениям. Последнее чудо подняло интерес к сверхъестественному на небывалый уровень: Дева Мария воочию предстала перед двумя детьми и собакой в Публичном пункте телеприсутствия.
Дети обычно не принимали энтеоген. Даже постсобачьи псы редко бывали способны к духовным откровениям. А пленки в Публичном пункте телеприсутствия вряд ли могли быть подменены, и это вряд ли были размытые синие пятна, парившие над Виале Гулельмо Маркони.
На римлян чудеса не оказали особого впечатления. Близость к Ватикану была привычна для коренных римлян. Тем не менее верующие потянулись в Вечный город со всех концов Европы – помолиться, очиститься от грехов, поискать старинные диковинные средства связи и насладиться современными. Движение транспорта – автобусы, мотоциклы, грузовики – было насыщенным и не прекращалось ни на минуту, а среди пешеходов частенько мелькали туристы в одеяниях францисканских монахов. Могло показаться, что в этой густой, шумной, невероятной, праздничной, истинно итальянской толпе не было ни порядка, ни здравого смысла. К тому же в этот день шел дождь.
Майа посмотрела в залитое струями дождя окно их лимузина.
– Йозеф, а вы религиозны?
– Существует много миров. Есть здешний мир, который мы познаем во тьме, – ответил Новак, постучав по своему морщинистому лбу. – Есть материальный мир, освещенный солнцем. И есть также виртуальность, наша современная нематериальность, претендующая на собственное бытие. Религия – один из видов виртуальности. Очень древний вид.
– Но вы верите в Бога?
– Я верю в очень простые вещи, а их совсем немного. Я верю в то, что если вы берете материальный объект, появившийся в мире благодаря свету, и переводите это восприятие в виртуальный ряд, то обретаете так называемый «лиризм». У некоторых людей огромная иррациональная потребность в религии. А у меня огромная иррациональная потребность в лиризме. Я не в силах с собой справиться и не намерен это обсуждать. И потому не желаю мешать верующим, если они не мешают мне.
– Но здесь сегодня, должно быть, полмиллиона человек. И все из-за собаки, компьютера и парочки детишек. Что вы об этом думаете?
– Я думаю, что Джанкарло будет недоволен этой ситуацией.
Лимузин легко и виртуозно вписался в римское движение и довез их до отеля, в котором, конечно, уже не было мест. Новак вступил в ожесточенную перепалку со служащими, причем все говорили на разных языках, и победил, получив отдельные номера, к явному неудовольствию всех членов жаркой дискуссии. Майа послала за своими вещами и приняла ванну.
Когда ей принесли багаж, она нашла среди прочих вещей ночную сорочку. Пристрастие Новака к женским одеяниям выглядело трогательно-старомодным и одновременно располагало к нему как к человеку с тонким вкусом и наметанным глазом. Он знал, как будут смотреться вещи на фотографиях, и безошибочно определял соотношение модели и ее одеяния.
Джанкарло Виетти, владелец и главный кутюрье империи Виетти, представлял свою семьдесят пятую весеннюю коллекцию. Столь торжественное событие требовало соответствующей организации и дизайна. Виетти нанял амфитеатр Кио – колоссальное здание с аркадами и уникальной эклектичностью, выстроенное эксцентричным японским миллиардером, после того как землетрясение разрушило большинство строений в римском квартале Фламинио.
Они притормозили перед розоватыми колоннами Кио и, выйдя из такси, оказались среди фланирующей толпы римских папарацци в наглазниках. Кажется, Новака не слишком хорошо знали в Риме, но человека с одной рукой можно было легко заметить. Он проигнорировал кричащих папарацци, но реакция его была замедленной.
Они поднялись по лестнице. Новак окинул безвкусный мраморный фасад критическим взглядом.
– У прошлого весьма ограниченные ресурсы, и вот вам наглядное доказательство, – пробормотал он. – Лучше было бы подражать Индианаполису, чем пытаться превзойти фашиста Муссолини дешевыми материалами.
Но Майю дворец просто восхитил. Он не напоминал римские развалины – поросшие мхом сырые камни, – а выглядел совершенно функциональным и обладал естественной красотой хорошо сконструированной фотокопии.
Они вошли в здание, свернули в один из отсеков и обнаружили в зале человек триста, ожидавших обеда, и крабов-официантов с подносами.
Как много стариков! Ее поразила присущая им всем какая-то монументальная торжественность. И только тут до нее дошло, что эта непринужденно болтающая масса наманикюренной и великолепно одетой плоти была намного старше дворца, в котором она находилась.
Здесь собрался европейский бомонд. Люди, привыкшие вести светский образ жизни. Казалось, что их проницательный взгляд в тени наглазников мог пробить толстые стены. Ветераны европейской моды олицетворяли уже исчезающий дух неофитства. Они старались сохранить его, так сказать, заморозить и окутать себя им, точно саваном. Они очаровывали и притягивали к себе, вызывали интерес, словно музейные раритеты. Новак надел свои наглазники и молча подошел к отведенному месту в соответствии с его статусом. Они сели с Майей на стулья с красивой обивкой за маленький круглый стол, сервированный серебряными приборами и накрахмаленными кремовыми салфетками.
– Добрый вечер, Йозеф, – поздоровался с ним человек, который уже занял свое место за тем же столом.
– Привет, дорогой Дайзабуро, старый приятель. Давно не виделись.
Дайзабуро с отстраненным и холодноватым интересом естествоиспытателя оглядел Майю через изысканные наглазники.
– А она хорошенькая. Черт возьми, где ты откопал такое платье?
– Это первая вещь Виетти, которую я запечатлел, – сказал Новак.
– Меня изумляет, что вещи Виетти по-прежнему хранятся в архивах.
– Джанкарло мог выбросить его из своих архивов. Но я могу все лучшее сохранить.
– Джанкарло тогда был очень молод, – проговорил Дайзабуро. – А молодежный стиль очень подходит твоей приятельнице. Нам нужно заказать воду. Вы хотите воды?
– Почему бы и нет? – отозвался Новак.
Дайзабуро дал знак крабу. Тот заговорил с ними на японском языке.
– Пожалуйста, говорите по-английски, – попросил его Дайзабуро.
– У нас есть вода из антарктических льдов, – предложил краб, – из глубины плейстоценовых слоев. Чистейшая вода, ничем не загрязненная, с самой зари человечества.
– Какой апломб, – заметил Новак. – Очень похоже на Виетти.
– У нас есть и вода с Луны, – продолжил краб. – С интересными изотопными свойствами.
– Вы когда-нибудь пили воду с Луны, моя дорогая? – обратился к Майе Новак.
Она покачала головой.
– Принесите нам лунную воду, – распорядился Новак.
Второй краб подошел к ним с закупоренным сосудом. Он вытянул блестящие щупальца и положил им в фужеры для бренди кубики дымящегося голубого льда.
– Вода – лучшее из доступных удовольствий, – сказал Дайзабуро, когда крабы удалились выполнять очередной заказ. – Мы не можем участвовать в грубом акте потребления жидкости или, точнее, можем, но не всегда, и, конечно, способны наблюдать за тем, как тает лед.
Дама, сидевшая за их столом, наклонилась к ним. Она была маленькая, морщинистая, с почти безволосой головой, неопределенной национальности, вместо парика на ней была огромная черная шляпа.
– Эту воду привезли с кометы, прилетевшей с края Вселенной, – торопливо и неразборчиво пролепетала она. – Она была заморожена шесть миллиардов лет назад. Позволяет ощутить пульс земной жизни.
Новак поднял фужер единственной рукой и немного повертел его. Грубоватое, словно высеченное из камня, крестьянское лицо фотографа радостно засияло от предвкушения.
– Меня удивляет, что рядом с моим лунным льдом собралось столько лунавтов.
– В живых осталось только семнадцать человек. Жаль, что они друг друга терпеть не могут. – Дайзабуро желчно усмехнулся.
– Космические бунтари, космические мечтатели, – произнес Новак, наслаждаясь ароматом своего фужера. – Бедняги, они столкнулись с экзистенциальными трудностями жизни без традиций.
Майа посмотрела на людей, группой расположившихся за соседним столиком, и сразу все поняла. Это озарение вспыхнуло в ней, как свет зажженной лампы, и она начала мысленно перечислять медицинские препараты и характер операций. Все эти старики и их устаревшая техника. Исчезновение морщин. Рост волос, трансплантация кожи. Фильтрация крови. Синтетические лимфы. Фактор роста нервов и мускулов. Ускоренное размножение клеток. Внутриклеточная антиоксидантная протеиновая катализация. Омолаживающие колдовские зелья из аргинина, орнитинов и цистеинов, глютатионов и каталазы. Кишечные тонкие покрытия Вилли (IVL). Биоритмические регуляторы эмоций (ACA). Средства для роста костей и костных тканей. Керамические протезы. Подобранные аминокислоты. Подобранные дегидроэпиандростероны. Аутоиммунные перепрограммирующие систематики (ARS). Микробные очистители атеросклероза (AMS). Глиально-нервальные диссикативные дефибрилляты (GNDD). Средства кинетического ускорения обмена веществ широкого спектра (BSKMA). Все это была устаревшая техника. И после ее использования они стали целеустремленнее, у них появилось честолюбие.
Раздался звук гонга. Три сотни обедавших дружно поднялись из-за своих маленьких столов и нетвердой походкой медленно побрели к большим, отлично устроенным музыкальным креслам. Без шума и суеты. Все не торопясь уселись на новые места, радуясь приятному соседству. Бегавшие в проходах роботы разносили салаты и супы.
Новые соседи Йозефа по столу говорили по-немецки. Похоже, он уже был знаком с ними или сумел узнать их прошлое с помощью своих наглазников. Майа пыталась наладить переводчик, переместить бусины с честиной и итальянским, поставить маленькую алмазную бусину с немецким, но, когда она перебирала ожерелье, оно всякий раз останавливалось и сердито напоминало, сколько она уже задолжала.
Ей стало стыдно за свое ожерелье. Дешевое золото и алмазы сверкали на ее платье с глубоким вырезом, вроде как радиоактивные отходы. Она не понимала немецкую речь и не сказала ни слова, однако ее неучастие в беседе прошло незамеченным. Она была молода, и, видимо, считалось, что вряд ли она могла сообщить что-нибудь интересное.
Роботы унесли суп, обстановка опять изменилась. Все снова поднялись с места. На стол подали аппетитные на вид каннелони. Кое-кто из гостей принялся есть, другие же отставили тарелки в сторону. Затем они снова передвинулись – на этот раз к вкусным круглым гньоцци. А после – к покрытым глазурью колышущимся пудингам, издали напоминавшим сырные головки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40