Михаил Соколов
Контракт со смертью


Соколов Михаил
Контракт со смертью

Соколов Михаил
КОНТРАКТ СО СМЕРТЬЮ
Какой прекрасный город Москва! Не знаю города, который может сравниться с Москвой. Нет, право же, как много в этом слове!.. Да что там говорить, стоит лишь выглянуть в окно, если ты москвич, или, накопив на билет, если ты простой россиянин и не имеешь лишних денег, оставшихся от покупки хлеба насущного, приехать на любой вокзал столицы, тут уж дух перехватит, до чего все отлично, непередаваемо, непохоже!.. Взять, хотя бы, площадь трех вокзалов, сразу оглушающую приезжего человека громом литавр, то бишь музыкой из праздничных киосков, площадь, поражающую чудными летними магазинчиками, с приятными и крепкими молодыми продавцами, улыбчивыми, хоть и не первой свежести девушками у входа в метро, строгими милиционерами с автоматами и без оных, бдительно следящими за упорядочиванием того мира, который лишь неподготовленныму взгляду кажется калейдоскопом хаоса.
А впрочем, что там какие-то вокзалы. В Москве столько прекрасных мест, что о вокзалах просто говорить неприлично. Есть же знаменитое бульварное кольцо, где сконцентрировались вся блестящая мощь и красота, некогда искусственно распыленные по необъятной и пустынной Советской империи, источившейся от всего этого до глиняной рыхлости. И сколько же здесь сахарно-стеклянных банков, сколько министерств и ведомств, фирм и офисов! Чудо! Просто чудо! И за всем этим великолепием наблюдает покинувший свою забытую северную столицу Великий Петр, грузинским гением вознесенный под облака.
А Кремль! Десятилетиями прозябал Кремль в чиновнической сухости - ни наш, ни ваш - а тут расцвел, обновился, засверкал жемчужиной, нет, бриллиантом, обрамленный всеми уже упомянутыми более мелкими драгоценными финансовыми самоцветами. И как же хорошо, как вольготно стало жить людям на Руси, впервые осознавшими себя не просто "совками", а людьми свободными, с большой буквы, Хомо Сапиенсами.
О последних стоит тоже сказать, потому что столько замечательных людей и сразу, в одном месте, давно уже не наблюдалось. Во-первых, необычно много стало талантливых банкиров, и с ними их жен, и талантливых секретарш банкиров, и талантливых юных помощников этих банкиров, не часто, впрочем, появляющихся в офисах, но зарплату получаюших регулярно. Это, конечно, объясняется юными дарованиями, чем же еще. Во-вторых, ранее бледное сенаторское стадо вдруг обновилось личностями яркими, заискрившимися с экранов телевизоров, словно уральские самоцветы, за последнее время, почему-то, исчезнувшие из недр, подобно царственному малахиту. О наши сенаторы! Опять же не знаю, есть ли в других странах у власти люди столь талантливые, чтобы казаться совершенно разными при кулуарном единстве, основанном на общности государственных интересов. Нет, в других странах нет таких талантливых людей. В третьих, журналисты... О них умолчу... и тем все будет и так сказано. И наконец, наш прекрасных пол, с легкой руки первого реформатора, перехвативший бразды правления... всего. Да, всего. Всё и всем управляется нашим чудесным, хрупким, изысканный полом. Часто даже не прямо, часто опосредовательно. Зачем, спрашивается, олигарху его олигархия? Конечно, чтобы жена была довольна. А если нет жены, то подруга, или подруги. На худой конец, другой слабый пассивный пол (что тут скрывать, не скроешь). А министру зачем так рьяно администрировать, как не ради беспрерывного восхищения знакомых приятельниц или телевизионного электората.
Впрочем, как всегда увлекаюсь одной стороной и забываю о той невидимой ауре, которую привносит всякая должность на Руси. Это лучше всего знал Аркадий Григорьевич Сосницкий, известный московский адвокат - аура благородства и величия, аура выдающихся достоинств и прочих личных качеств. Боже мой! Какие есть прекрасные должности! Как они приличны, как облагораживают! Уже ради одного этого стоит служить с особым рвением и эффективностью, отдавая все силы во благо!.. Опять же, каждый чиновный человек знает, во благо чего он трудится. Конечно, во благо всех россиянский граждан, во имя чего же еще?
И все же, не этот праздничный фасад ласкает сердце. О! он поражает, вызывает уважение, даже трепет. Он заставляет невольно понять твою собственную, не очень большую цену. Но и только. А вот что по настоящему возвышает и услаждает душу, так это московская ночь. Да, да, раньше ценились подмосковные вечера, но как же давно это было! Нет, прошлое оставим прошлому. Московская ночь - вот истинный рай, эдем, если привлекать этимологию, вот что поистине является бесспорным достижением десятилетия перестройки!
И вслед за классиком я могу спросить: Знаете ли вы московскую ночь? О, вы не знаете московскую ночь! Всмотритесь в нее. Едва лишь сумерки падут с небес, как электронные реле - сначала едва заметно, медленно, потом все явственнее - заливают улицы столицы теплым заграничным светом купленных где-то на Западе ламп, случайно подошедших для наших отечественных фонарей. А следом загорается свет в окнах домов, в стеклянных сплошных стенах гигантских офисных зданий, в витринах, в цветных неоновых вывесках, в аккуратных фонариках элитных баров и ресторанов. Словно брызгают чистой электрической струей, и она, капельками, будто звездочки южных светлячков, оседает в миллионах мест. И все сливается, сливается... чем темнее становится, тем ярче, пока не соединяется в единое яркое карнавальное предчувствие. Как хорошо!
И это, так сказать, внешнее лицезрение. Что же говорить о внутреннем содержании! Да. Какие же в Москве магазины! Иной раз зайдешь в магазин и чувствуешь, что нигде такого магазина нет. А какие продавцы! Роскошные продавцы! Все в белых сорочках, в галстуках, блестящих туфлях. А продавщицы вообще прелесть: тоненькие, узенькие, благоухающие. Не продавщицы, а фотомодели. Им не товары заграничные продавать, а на подиумах ножки длинные переставлять.
Однако, уже закрываются магазины и салоны, и выставки-продажи, и рынки товаров и услуг. Ночь опускается на город, огни сияют все ярче, и на улицах скользят - туда-сюда - лакированные и тоже строго заграничные машины, где сидят гладко выбритые господа и господа в трехдневной щетине на изможденных ликах. Первые господа более серьезные, может быть даже банкиры или бандиты, а вторые пониже рангом - богема, скорее всего. Демократических бородок здесь встретишь редко, на них уже как-то за десятилетие реформ прошла мода, а впрочем, все бывает. В общем, под сенью мягких сумерек, таинственно и волнующе, уже совсем по другому, чем днем, начинает оживать и шевелиться город. Настрой совсем другой, более дружелюбный, что-ли. Вот, чем ближе к центру столицы, тем все чаще встречаешь в лиловом полумраке группки юных улыбчивых нимф. Можно даже остановиться, побеседовать. Тебя обласкают взорами, покажут себя во всей красе - и все для того, чтобы тебе было приятно. В более светлых местах, у гостиниц, например, где больше огней и иностранцев, уже не просто девушки - королевы! В душе они тоже очень милы, но с тобой уже говорят их секретари, таким сложным курьерским способом передавая их благорасположение к тебе.
А сколько света, лазерных брызг или интимного полумрака внутри тех великолепных заведений, куда стремятся отдохнуть уставшие за напряженный рабочий день сливки общества! Какой блеск кругом, как все мягко, пластично, пушисто! Как все продумано дипломированными дизайнерами и стилистами новой жизни. Так бы и зашел в какой-нибудь ресторанчик, где в глубине зала в настоящем очаге, на настоящем вертеле жарится, томится и брызгается натуральным мясным соком тоже настоящий дикий кабан, а за грубыми, но полированными столами и лавками сидят знакомые по экрану телевизора лица; зашел и не ушел бы уже никогда. Так бы и остался жить-поживать. Вот как хорошо! А казино! - это гнездилище благородства и сказочных наслаждений! Я не говорю уже о самой рулетке, или по старинному крытых зеленым сукном игорных столах, где можно встретить тоже очень умных и известных людей, славящихся чувством собственного достоинства. Боже мой! И не только этих мудрых людей встретишь. Здесь собираются тысячи характеров и явлений. Как ночной фонарик мотыльков, клубы и казино привлекают людей более достойных, нежели простой народ. Эти люди даже одеваются совсем иначе, чем простые смертные. Вот, скажем, костюмчик на этом обаятельном сдобном мужчине глаза чудесные, печальные, томные, а волосы - бархатные; такой костюмчик, если потолкаться в определенных людных местах можно купить, скажем, долларов за сорок, но этому господину он обошелся в полторы тысячи. Долларов, конечно. Потому что ежели бы он не купил его в известном всем магазине, да при свидетелях, а свернул на рынок, да об этом узнали... У-у-у! Его бы и не пустили никуда, двери благородных заведений закрылись бы навсегда.
Жить надо по средствам, а не хитрить там!
Да, остракизм был бы ужасен ещё и потому, что кроме людей умных, достойных, уважаемых, но, согласитесь, несколько скучных, здесь можно встретить множество ярких и веселых людей. Общаться с ними - одно наслаждение, награда за каждодневную рабочую рутину. Ведь и звезды эстрады, кино, телевидения заглядывают сюда попеть в свое удовольствие, или изобразить эстрадный номер, или станцевать - кому что лучше удается. Кроме того, при ближайшем общении, оказывается, что люди они открытые, простые, в общем, в таких местах наши звезды достаточно доступны.
Очень хорошие места! И независимо от того, прекрасное у вас настроение или плохое, вы можете засидеться здесь до белого утра, уже рабочий люд что-то там уже строит-ремонтирует, гремит механизмами, а вы только-только выходите. Так и Аркадий Григорьевич Сосницкий, известный московский адвокат вышел под молодой сентябрьский дождик уже где-то в восьмом часу утра и, сощурившись, подставил лицо небесным каплям.
Вот и ночь прошла.
Но именно из-за бессонной ночи Аркадий Григорьевич был в этот день особенно не в себе. И даже не потому, что устал, а поспать удалось всего два часа, нет. Просто нравственный озноб, причиной которого была долгая ночь и незаживающая душевная рана (может все вместе) помогли Сосницкому решиться.
Но к делу.
ГЛАВА 1
ТЯЖЕЛОЕ РЕШЕНИЕ
Аркадий Григорьевич Сосницкий, не зная ещё ничего о том, какие ужасные вещи ожидаются в ближайшие дни, приехал в офис во второй половине дня, и хотя рабочий день уже, можно сказать, подходил к концу, его встретило привычное, раньше так радовавшее его деловое оживление, говорившее, прежде всего, о незаурядном предпринимательском таланте, действительно способного, а многие говорили и гениального адвоката. Судя по гонорарам, которые в свои пятьдесят с лишним лет стал получать Аркадий Григорьевич, так оно и было, тем более, что в юриспруденции, а главное, в адвокатской практике, талант заключался не столько в знании законов - это естесственно, этим может похвастаться каждый пятый выпускник юрфака - нет, не в специальных знаниях, вернее, не столько в них, сколько в связях, в авторитете, в том аромате личности, который так ощущают люди всех сословий нашего уже капиталистического общества (и чем от Бога был наделен Сосницкий), в этом были истоки его успехов.
Все утро, находясь в свите мэра города, он провел на судоремонтном заводе, где по случаю спуска на воду теплохода, названного в честь исторического московского владыки просто - "Юрий Великий", состоялся митинг. На трибуне, в которую была наскоро превращена вторая палуба, выступали служащие мэрии, известные певцы и даже посол республики "Берег Слоновой Кости". Все хвалили теплоход, Москву и косвенно мэра, благодаря которому и могло состояться нынешнее торжественное событие. Аркадию Григорьевичу тоже пришлось выступить. Он, говоря как всегда легко, убедительно и строго логично, несколькими умелыми штрихами дорисовал, уже готовую в голове каждого картину неуклонного прогресса и дальнейшего развития Москвы в русле нынешней политики нынешнего мэра. Яркие блики от воды слепили ему глаза. В какой-то момент на уровне его лица зависла чайка и все, конечно продолжая слушать, смотрели на нее, пока кто-то из телохранителей высокого начальства не догадался пугнуть её взмахом руки. Чайка истерично заорала, несколько скомкав гладкую речь Аркадия Григорьевича, и улетела.
Были и другие ораторы, и мэр зашел в рубку посмотреть на приборы управления и погудеть в сирену. После чего отбыл. Разъехались и приглашенные, в том числе и Аркадий Григорьевич на своем черном "Мерседесе", траурным видом так гармонировавшим с его нынешним настроением. На Арбате, где находился его офис, в здании, приютившем много разных министерств, контор и конторок, он оставил машину на платной стоянке и привычным бодрым шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, поднялся к себе на пятый этаж.
Он прошел через большой зал, заставленный столами, за которыми работали молодые и не очень молодые люди. Все они были подающими надежды юристами (найти и отобрать их - в этом тоже была заслуга Аркадия Григорьевича), которые сдержанно поприветствовали своего шефа, зная, что после недавней смерти жены он никак не мог забыться, а потому и они чутко соблюдали некий условный траур.
В кабинете Аркадий Григорьевич сел в пружинно просевшее под его полным, выхоленным телом кресло и, словно пользуясь тем, что в комнате он один, застыл, уставившись в дверь и погрузившись в свои безрадостные мысли. Он не расслышал деликатный стук в эту дверь, хотя той частью сознания, что все эти дни после смерти супруги безошибочно руководила им, отреагировал и даже ответил что-то.
Вошел его помощник, Игорь Семенович Кудрявцев, которого все называли просто Игорь, и он не возражал. Игорь был высокого роста плакатный красавец лет тридцати, подавал большие надежды и был известен во всех элитарных кругах Москвы, от политиков до богемы. Везде он был принят за своего, и везде его любили и уважали. Конечно, за его плечами незримо витал призрак Сосницкого, но и личные способности Игоря выделяли его среди множества молодых людей, отчаянно стремившихся сделать карьеру в этом новом великолепном мире, в котором уже десяток лет пребывала столица великого государства. Главное качество Игоря состояло в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной на знании человеческих недостатков и полном внутреннем неуважении к ним, что и делало его речи в судах такими убедительно-гладкими, а ещё - в совершенном равнодушии к тому делу, которым он занимался, вследствие чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.
Аркадий Григорьевич поднял глаза на вошедшего Игоря, сделав над собой усилие и приготовился слушать доклад.
- Что нового? - спросил он.
- Есть несколько новых клиентов, - сообщил Игорь и стал обстоятельно рассказывать о ключевых моментах поступивших дел.
Дела были, в общем-то, банальными и требовалось только распределить их среди помошников. Так, сын одного из вице-президентов банка "Столичный кредит" насмерть задавил какую-то древнюю, ещё из эпохи развитого социализма супружескую чету. Старички от удара летели кеглями и так быстро, что, не успев приземлиться, попали прямохонько на небеса и теперь требовалось доказать, что данный сын известного человека ни то что не был в тот раз за рулем, но и вообще никогда не водил машину. Очень простой случай. Еще одно малолетнее убийство. Двенадцатилетний мальчуган из хорошей семьи (из плохих семей по причине отсутствия необходимых средств не обращались к адвокату Сосницкому) тринадцатилетнего своего братца утопил в семейном бассейне, потому что папа накануне пообещал сделать будущую жертву своим единственным наследником. Теперь уже всем ясно, что папа не выполнит свою угрозу, и наследником будет младший братишка. А наследников надо беречь. Здесь тоже все ясно, мальчику надо будет подлечить нервы где-нибудь на французской ривьере: теплый умеренный климат, приветливые люди, пляжный песочек...
Аркадий Григорьевич равнодушно комментировал смысл излагаемых Кудрявцевым дел, криво улыбался на осторожное хихиканье помощника и ждал окончания рабочего дня. С того момента, как три недели назад в теплый сентябрьский день его жена не справилась с управлением своей новенькой "Ауди", мир для Сосницкого сразу отшумел, отошел, и даже то, что в сгоревшей машине исчез и её прелестный образ, оставив криминалистам лишь костный остов, уже не волновало. Ему казалось, что случай, лишив его мучительного обряда опознания и прочих обязательных и глупых вещей, позаботился о сохранении чистого облика, который - надо только сделать усилие, обессмертив его, - заменит её навсегда.
Кудрявцев осторожно положил перед ним последнюю папку, и Сосницкий раскрыл обложку белой пухлой рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25