- Ладно, ладно, не будем преждевременно
делать широкие обобщения.
Он приземлил авиетку у служебного входа в университетскую клинику -
отсюда был самый короткий путь в морг, помещавшийся в десятом подземном
этаже.
На залитых светом столах лежали два тела, над одним склонялись
эксперты. Среди них Рой увидел и Андрея с Арманом.
Андрей поспешил к Рою.
- Ужас, Рой! - воскликнул Андрей, нервно сжимая руки. - Ты прав, они
не близнецы, даже не родственники, но такое удивительное сходство, такое
невозможное сходство!
Рой вопросительно посмотрел на приблизившегося Армана. Арман молча
подал ленту с записью ответа Справочной. Спенсер родился на Земле в 320
году нового летосчисления в весенний день 9 мая. Гаррисон, уроженец
Плутона, на той далекой планете провел детство и кончил школу, впервые на
Землю попал, лишь когда подошли годы поступать в университет. Но различие
между Гаррисоном и Спенсером этим и исчерпывалось, если не считать еще и
различия профессий: один - математик, другой - астроботаник. Все остальное
совпадало: рост, вес, цвет волос и глаз, внешний вид. Справочная
педантично отмечала даже родинки на шее и на спине. И хотя происходили они
от разных родителей, родились в один и тот же день одного и того же года.
Рой молча вглядывался в запись, смутно ощущая, что держит в руках
разгадку тайны. Но разгадка была закодирована непонятными символами, их
надо было в свою очередь разгадывать.
Арман сказал:
- Различие между ними есть, но не физическое. Разные места рождения,
имена, образование. В общем, биографии непохожи, а в остальном - полное
совпадение!
Рой приблизился к группе медиков. Полного совпадения в обличии двух
умерших все же не было. Спенсер был меньше Гаррисона. Это было настолько
явно, что Рой обратился к справке. Там стояло: "Рост у обоих одинаков - 2
метра 12 сантиметров". Но Спенсер был меньше по крайней мере на десять
сантиметров.
Один из медиков, Кон Араки, заметил, с каким недоумением Рой
переводит взгляд с мертвых на запись и снова на них.
- Нас это тоже удивляет, - сказал Араки. - Спенсер мумифицируется,
хотя и помещен в нейтральную атмосферу - тело Спенсера покоилось в
прозрачном саркофаге. - Мы не ожидали, что он с такой интенсивностью будет
терять вес. Вероятно, это связано с неизвестными нам особенностями его
гибели.
Рой вспомнил, что еще на Марсе начальника астропорта Винклера
поразило быстрое ссыхание трупа. Очевидно, и специальная атмосфера,
обрывающая все реакции в клетках мертвого тела, в этом случае оказалась
малоэффективной: новая странность, доказывающая необычность этого
трагического происшествия. Рой сказал медику:
- Я, как и вы, не знаю, почему труп так быстро теряет вес, но мне это
представляется очень важным для расследования аварии. Нельзя ли сохранить
тела в таком виде, как они есть? Особенно это относится к Гаррисону.
- Попробуем. У нас имеются и более сильные консервирующие средства,
чем нейтрализующая атмосфера.
- Оживление Гаррисона решительно невозможно? - на всякий случай
уточнил Рой.
- Решительно, друг Рой! Тело практически не повреждено, но мозга не
существует, все мозговые клетки переплавлены. Дня через два мы пришлем вам
подробный доклад.
Рой кивнул головой и отошел. Арман сказал, что останется с медиками,
пока они не закончат исследование трупа. Андрей бросил прощальный взгляд
на Гаррисона и догнал Роя.
Они молча вышли в сад. Рой ласково положил руку на плечо Андрея.
- От всей души сочувствую тебе - потерял друга, хорошего работника...
Нервное лицо Андрея исказилось от боли.
- Нет, Рой, при чем здесь сочувствие мне, все куда страшнее! Я знаешь
о чем думаю? Это ведь самоубийство, а почему, нет, объясни, зачем
понадобилось Феде умирать, ведь не было причин, не было, не было, я-то
ведь хорошо знал Федю!
Рой сумрачно возразил:
- Были причины, и вероятно - важные. Боюсь, Гаррисон жил какой-то
двойной жизнью, а ты об этом и не подозревал.
Андрей вызвал авиетку, сказал, что ждет Роя с Арманом к себе, и взмыл
ввысь. Рой вышел на радиальную улицу, завернул с нее на кольцевой
проспект, выбрал тенистое местечко. Здесь было хорошо сидеть и размышлять.
Он откинулся на спинку скамейки, но не размышлял, а отдыхал. Высоко над
деревьями проносились одиночные авиетки с жителями, торопившимися по своим
делам, важно проплывали туристические аэробусы, мчались спортивные машины.
В воздухе была толчея, сумятица на всех разрешенных для движения уровнях.
Такая же сумятица открылась бы, вероятно, и на подземных этажах, если бы
удалось снять верхний покров и разом увидеть все эти "минусовые
горизонты". А на Земле, на видимой ее поверхности, была удивительная,
хватающая за душу тишь.
Рой сперва вяло удивился тишине - низовой ветер на этот день, видимо,
разрешен не был, ни один листочек на липах и кленах не подрагивал, даже
всегда беспокойные тополя не шелестели листвой, и густая трава на газонах
высилась надменно, - потом с удовлетворением подумал, что человечество,
все дальше погружаясь в недра, все выше забираясь в воздух, оставило
наконец поверхность если и не в покое, то для покоя. Сегодня первый день
бабьего лета, вспомнил Рой. Инженеры Управления Земной Оси хорошо
разбирались в значениях древних слов; они и оттенки давно изжившего себя
словаря педантично переводили на язык современных метеорологических
понятий - вдохновенно переводили, поправил он себя с удивлением: до него
вдруг дошла прелесть дня.
Солнце выбралось за край высотного корпуса гостиничного городка, оно
шествовало по опускающейся небесной кривой - жаркое, томное, упоенное
собой. Утром шел дождь; дождь всегда начинал этот знаменательный день,
первый день бабьего лета. Бабье лето начиналось со свежести, свежесть лишь
к полудню превращалась в жаркое дыхание, а сейчас уже шло к вечеру.
Могучие соки земли струились в жилах трав и деревьев, исторгались наружу
пьянящими ароматами. Рой вдыхал, как пил, дурманящий дух земли. Это было
воистину бабье лето - пора созревания плодов. Он закрыл глаза, голова
немного кружилась, мысли путались, уже не было мыслей, было отрешение от
дел, разрешение от забот, то облегчение от тягот, с какого начинается
истинный покой, - ощущение завершенности.
- Хорошо, ах, до чего же хорошо! - пробормотал он.
И когда слово "хорошо" дошло до сознания, и больно укололо своей
несвоевременностью, и напомнило, что до хорошего далеко, ничего нет пока
хорошего, кроме вот этого великолепного дня, созданного не столько вольной
прихотью природы, сколько запланированным старанием метеорологов, он,
повысив голос, упрямо повторил себе, как заклинание:
- Хорошо, просто невозможно как хорошо!

2

Генрих переходил от стенда к стенду, от прибора к прибору, до каждого
с наслаждением дотрагивался, с нежностью провел рукой по схеме
переключений, дружески похлопал по щиту с командными аппаратами,
Остановившись в углу, он обвел растроганными глазами лабораторию.
- Здорово же ты изголодался по работе, - заметил Рой.
Генрих присел около брата.
- Ужасно, Рой! Я ведь уже потерял веру, что возвращусь к нормальной
жизни.
- Медики не считали тебя безнадежным ни на Марсе, ни на Земле.
- Я сам считал себя безнадежным. Чем ты нагрузишь меня? Чем вы сейчас
занимаетесь?
- Легче сказать, чем мы не занимаемся! Лаборатория особых космических
проблем, а под особыми все больше понимаются несчастья в космосе... Что до
меня с Арманом, то мы заняты тобой. Отчего ты чуть не погиб?..
- И для чего выздоровел, да? - Генрих нахмурился. - Вряд ли по этой
проблеме я буду тебе хорошим помощником. Древние говорили, что познать
самого себя - самая трудная штука.
- Они же говорили, что самопознание - предпосылка всякого иного
знания. Впрочем, ни минуты не сомневался, что выберешь тему сам, и
обязательно не ту, какую тебе порекомендуют.
Генрих засмеялся. У него и раньше были обычны быстрые переходы от
дурного настроения к веселью и от веселья к хмурости. После болезни
внезапная смена настроений стала резче. Обдумывая, как держаться с братом,
Рой предписал себе подтрунивать, но не противоречить.
Не встречая отпора, Генрих легко "перегорал", эта черта в нем
сохранилась.
- Но если деятельно участвовать в расследовании мне непосильно, то
интересоваться им буду, - предупредил Генрих.
- Это не противопоказано, - согласился Рой.
- В этой связи у меня много вопросов к тебе.
- Задавай их.
- Доказано ли, что Спенсер и Гаррисон - одно лицо?
- Доказано, что их нельзя различить физически.
- Как-то они все-таки различаются?
- Биографически. Анкетно, как говорили наши предки.
- А как понимать физическое тождество?
- Буквально. Совершенные близнецы, хотя и от разных родителей.
Высокомудрая МУМ едва не впала в электронное безумие при обработке их
данных, на третьем запросе она уже путала их.
Генрих, помолчав немного, заговорил опять:
- Зачем Спенсер летел на Марс? Ты объяснял, но я забыл.
- Изучить энергию марсианской растительности. Физики считали тему
важной.
- А его двойник? Они не были знакомы? Разумеется, если не исходить из
посылки, что оба - одно существо.
- Они сейчас лежат рядышком, повергая студентов-медиков в трепет
своим сходством. Наличие двух тел доказывает, что существа они разные.
- Что значит предсмертная записка Гаррисона?
- Этого никто не знает.
- Это может знать Андрей, записка адресована ему.
- Он и понятия не имеет, что подразумевал Гаррисон.
Генрих опять помолчал, размышляя.
- Доказана ли сверхсветовая скорость команд Марса?
Рой пожал плечами.
- Я бы сказал осторожней: не доказано, что сигналы распространялись
со скоростью света. Мгновенность передачи остается пока единственным
объяснением загадки.
- Но это противоречит законам мироздания, Рой.
- Да, известным... Напомню тебе, что сама авария тоже не может быть
объяснена действием известных нам законов.
- Мгновенность передачи возвращает нас к работам Андрея. Ты считаешь
их обоснованными?
- Не мне судить о таких проблемах. Общее же мнение таково: уловлена
передача, но позывные ли это иной цивилизации или результат природного
процесса, случайно приводящего к повторению арифметических азов, неведомо.
Мысль, что прием идет при помощи сверхсветового агента, пока не больше чем
блестящая гипотеза. Андрей подготавливает решающий опыт. Он приглашает нас
познакомиться с его аппаратурой. Ты пойдешь?
- С охотой. Еще вопрос, Рой.
- Хоть сто.
- Сообщение с Марсом восстановлено?
- Только грузовое. Пассажирское - в порядке исключения, туристское на
неопределенное время отменено.
- Воображаю, как тебя торопят с расследованием, Рой!
Рой сумрачно усмехнулся:
- Каждый день вызывает Боячек. Задал, задал ты работы, Генрих!
На экране засветилось улыбающееся лицо Армана.
- Поздравляю с возвращением в родные места, Генрих! Рой, ты поклонник
бредотворчества? Величайший снотворец нашего времени Артур Артемьев просит
незамедлительно принять его.
Генрих с недоумением взглянул на брата:
- Не ожидал, что мои видения породят в тебе любовь к художественному
бреду!
- Если у нас появился Артемьев, то, значит, это нужно ему, а не мне,
- ответил Рой.
- Прими его повежливее, Рой, - посоветовал Арман. - Он все-таки
знаменитость, и характер - по славе!
В лабораторию вплыл круглый подвижный человечек. Рой учтиво пошел ему
навстречу.

3

Предупреждение Армана было излишне: и Рой, и Генрих хорошо знали,
кого принимают. В странном роде искусства, именуемого художественным
снотворчеством, Артур Артемьев давно был признан выдающимся мастером,
чем-то вроде классика-сновидца. Правда, полного собрания сновидений ему не
удалось выпустить, но лишь потому, что и сейчас, уже пожилой, он продолжал
систематически продуцировать сны, яркие, как у ребенка, и сюжетно весьма
стройные (запутанность острого сюжета была важнейшим художественным
приемом Артемьева). "Мое бредовое академическое издание возможно лишь
после моей смерти", - утверждал он. Зато ежегодно пополняемая катушка
"Избранных бредовидений Артемьева" не залеживалась на полках: у молодежи,
склонной к экстравагантности, Артемьев ходил в любимых авторах. К тому же
техника бреда у Артемьева была столь отработана, что сновидения его
транслировались непосредственно из сна, без черновой записи и "доводки",
он, как это говорилось у профессионалов-сновидцев, "творил завершенный
бред". Даже великий Джексон Петров, создатель бредоискусства, не сумел бы
похвастать таким мастерством.
И, крепко пожимая гостю руку, Рой начал разговор с того, что
поблагодарил Артемьева за посещение их лаборатории.
- Правда, мы далеки от вашей отрасли техники, - честно предупредил
Рой, усаживая гостя. - И если, случается, бредим сами, то относимся к
этому как к браку в работе. Но, в общем, мы с Генрихом понимаем, сколь
велико ваше...
Артемьев, невысокий, толстенький, с коротенькими - до бедер - руками,
одутловатым лицом и такими блестящими глазами, что он, казалось, не
глядел, а озарял ими, нетерпеливо оборвал Роя. Сновидец говорил отрывисто,
слова его складывались скорее в лай, чем в речь.
- Чепуха! - прогавкал он. - Какая техника? Бред - искусство. Вам не
понять. Собственные ваши сновидения... Вы наблюдаете - я переживаю, ясно?
Я спрашиваю: ясно?
- Мы не хотели вас обидеть, - мягко сказал Рой. - И если вы изложите,
что привело вас...
Артемьев со злостью попросил не прерывать его. У него путаются мысли,
когда его прерывают. Прерывать человека невежливо. Он ненавидит тех, кто
его прерывает. Когда шесть лет назад на Марсе, в безводной пустыне, он
вытранслировал прямо из головы свой знаменитый шедевр "на тонущего в
океане человека бросается акула", один из наглецов-марсонавтов уронил на
него угловой шест палатки и, вместо того чтобы молча поднять тот проклятый
шест, не обрывая захватывающего сновидения, стал бесцеремонно извиняться.
Возмутительные извинения погубили конец сна, человеку не удалось заглотать
акулу, как складывалась вначале бредоситуация, утопающий сам угодил акуле
в пасть. Вот к какому шаблону привело невежественное вмешательство в
искусство!
- Я ненавижу извинения! - гневно прокричал Артемьев. - Начнете
беспардонно извиняться - поставлю крест на обоих! Можете вы наконец
ответить по-человечески: ясно?
- Ясно, - успокоил Артемьева Рой.
Братьев стала забавлять воинственная нетерпимость прославленного
сновидца. Генрих, повеселев, придвинулся поближе.
- Извиняться не будем. Тем более, что еще не прови...
Артемьев опять не дал договорить. Он явился в институт не для
болтовни. Болтовня - способ общения у сумасшедших, именующих себя
нормальными, то есть ординарными людьми. Бредовики общаются между собой
лишь видениями. Сновидец клокотал минуты три, потом извилисто подобрался к
теме прихода. С ним несчастье. Когда других людей постигает беда, это их
личная драма, но неудачи искусного бредовика - горе для всех, ибо
художественный бред - продукция, с увлечением потребляемая зрителями. Его
заслуги известны каждому. После Джексона Петрова еще не существовало
снотворца столь умелого и разнообразного, столь широкоохватного и
своеобразного, столь глубокого и увлекательного, столь, наконец... В
общем, такого мастера, вот что он хочет сказать.
- Вы говорите, естественно, о себе? - деликатно уточнил Рой.
Снотворец зло сверкнул глазами.
- Не о вас же! В области бреда от вас пока еще... Оригинальность.
Неповторимость. Непохожесть. Несравнимость. Особость. Своевыражаемость.
Своекартинность. Своекрасочность. Своемузыкальность. Весь - свой. И потому
- для всех. Ибо общий бред уже не бред, а реальность. Вы меня понимаете?
Из дальнейшего объяснения стало ясно, что несчастье снотворца как раз
и состоит во внезапной утрате оригинальности. Недавно он после веселой
прогулки в горах пошел, не отдыхая, на работу, то есть уснул. По
многолетнему обычаю ( а также, добавил он, в соответствии с пунктом
третьим договора с Управлением телеискусства), подключенный к кровати
ретранслятор передал в эфир его сон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16