Н
ад ледяным горизонтом восходил видный на три четверти гигантский Юпите
р в окружении ярких облаков и клубящегося дыма; на фоне встающего велика
на легко и быстро пронесся его крохотный спутник Ио. Отвесные скалы высо
той в сотни метров, испещренные бороздами приглушенных серых и алых тоно
в, четко вырисовывались на темном космическом небосклоне.
Манмут в волнении раскрыл томик Шекспира на нужной странице.
СОНЕТ 116
Не признаю препятствий я для брака
Двух честных душ. Ведь нет любви в любви,
Что в «переменах» выглядит «инако»
И внемлет зову, только позови.*
[ * Перевод С. Степанова.
]
Любовь Ч над бурей подняты
й маяк,
Не меркнущий во мраке и тумане.
Любовь Ч звезда, которою моряк
Определяет место в океане.
Любовь Ч не кукла жалкая в руках
У времени, стирающего розы
На пламенных устах и на щеках,
И не страшны ей времени угрозы.
А если я не прав и лжет мой стих,
То нет любвиЧ и нет стихов моих!*
[ * Перевод С.Я. Маршака.
]
За долгие десятки лет моравек успел возненавидеть это слащавое
творение. Чересчур прилизано. Должно быть, люди Потерянной Эпохи обожали
цитировать подобную чепуху на свадебных церемониях. Халтура. Совсем не
в духе Шекспира.
Но вот однажды Манмуту поп
ались микрокассеты с критическими трудами Хелен Вендлер, женщины из дев
ятнадцатого, двадцатого, а может, двадцать первого Потерянного Века (дат
ы плохо сохранились), и ему пришлось поменять свои взгляды. Что, если сонет
не содержит липучего, непоколебимого утверждения, как верили столетиям
и, а, напротив, Ч одно лишь жестокое отрицание?
Моравек еще раз перечитал «кл
ючевые слова». Вот они, почти в каждой строчке: «не, не, не, не, не, не, нет, нет».
Почти эхо речи короля Лира, его знаменитого «никогда, никогда, никогда, ни
когда, никогда».
Несомненно, это поэма отрицания. Только против чего же столь ярос
тно восстает автор?
Манмут прекрасно знал: сонет относится к циклу, который посвящен
«прекрасному юноше»; не сомневался и в том, что само слово «юноша» Ч всег
о лишь фиговый листок, добавленный в более осторожные годы. Любовные пос
лания предназначались отнюдь не «юноше», скорее мальчику не старше трин
адцати лет. Моравек читал литературных критиков второй половины двадца
того века: эти «знатоки» на полном серьезе воспринимали сонеты дословно
, записывая прославленного драматурга в гомосексуалисты. Однако более р
анние, как и более поздние, толкования времен Потерянной Эпохи убеждали
европейца в наивности прямой трактовки, выросшей на почве политических
соображений.
Манмут не сомневался: в сонетах Шекспир воссоздает единую, цельн
ую драму, где и «юноша», и «смуглая леди» Ч всего лишь персонажи. Это вам н
е порождение сиюминутной страсти, а плод многолетней работы зрелого мас
тера в расцвете творческих сил. Что же стало предметом его исследований?
Любовь. Только вот что думал о ней автор на самом деле?
Этого никто и никогда не узнает. Разве Бард с его умом, цинизмом, с
его скрытностью выставит напоказ свои истинные чувства? Ведь каждая его
пьеса, одна за другой, являет читателю, как чувства превращают людей в игр
ушки. Подобно королю Лиру, Шекспир обожал своих шутов. Ромео Ч кукла в рук
ах Фортуны, Гамлет Ч шут Рока, Макбет Ч игрушка собственных амбиций, Фал
ьстаф... ну, если только Фальстаф... Хотя страсть к принцу Хэлу одурачила даж
е этого героя и в конце концов разбила брошенное сердце.
Вопреки уверениям непроницательных знатоков двадцатого столе
тия, моравек ни в коем случае не считал упоминающегося в цикле сонетов «п
оэта», иногда нарекаемого «Уиллом», исторической личностью. Он видел в н
ем очередной драматический образ, призванный раскрыть все грани влечен
ия. А что, если «поэт», как и злополучный граф Орсино, был Паяцем Любви? Чело
веком, помешанным на самой Страсти?
Данный подход нравился Манмуту больше. «Соединенье двух сердец
» подразумевало, конечно же, не гомосексуальную связь, но подлинное посв
ящение восприимчивых душ. А эта сторона любви никого не смущала, напроти
в, пользовалась почетом и уважением задолго до Шекспира. На первый взгля
д сонет 116 кажется избитой пропагандой описанного чувства и провозглаше
нием его нерушимости. Однако зачем же столько отрицаний?..
И вдруг все части головоломки встали на места. Подобно большинству гение
в, Бард начинал свои произведения ранее или позже их настоящего «начала»
. Так что же сказал «юноша» старшему по возрасту, одурман
енному любовью поэту, что потребовало столь яростного о
тпора?..
Моравек протянул пальцы первичного манипулятора, взялся за пиш
ущую иглу и принялся выводить на планшете:
Дорогой Уилл. Да, нас обоих
радовал брак двух честных душ Ч ибо тела мужчин не способны разделять с
толь священные узы. Поверь, мне тоже хотелось бы продлить его, словно исти
нное супружество, до скончания дней. Но это невозможно. Люди меняются, Уил
л. Обстоятельства тоже. Если человек или какое-либо его качество уходят н
авсегда, гаснет и чувство. Когда-то я любил тебя, Уилл, святая правда. Тольк
о ты стал иным, ты уже не тот, и потому переродился я и моя привязанность.
Искренне твой, юноша.
При взгляде на готовое письмо Манмут довольно расхохотался, хотя смех ту
т же замер, когда стало ясно, как резко и бесповоротно изменилось пониман
ие всего сонета. Вместо приторных и несбыточных клятв в нетленной предан
ности Ч отчаянное сопротивление обману, эгоистичному бегству возлюбл
енного. Знакомые строки потребовали совершенно нового прочтения:
Не признаю (так называемых) «препятствий» я д
ля брака
Двух честных душ. Ведь нет любви в любви,
Что в «переменах» выглядит «инако»
И внемлет зову, только позови,
О нет!..
Моравека разжигало страшное волнение. Наконец-то все встало на свои мест
а: и каждое слово в стихотворении, да и само оно Ч в цикле. «Брак честных ду
ш» исчез, не оставив после себя ничего, кроме гнева, упреков, подозрений, л
жи и дальнейшей измены Ч всего, что воплотится с полной силой
в сонете 126. К тому времени «юноша» и мысли об идеальной любви канут
в прошлое ради грубых наслаждений «смуглой леди». Манмут подключился к в
иртуальному разуму, готовясь отправить электронное послание своему ве
рному собеседнику, Орфу с планеты Ио. (С ним моравек поддерживал переписк
у в течение последних двенадцати лет.)
Завыли сирены. Перед виртуальными глазами исследователя замига
ли огни. «Кракен!» Ч подумалось ему, однако твари никогда не заплывали та
к высоко, тем более в открытое разводье.
Сохранив в памяти сонет и собственные заметки, моравек стер неот
правленное электронное послание и раскрыл внешние сенсоры. «Смуглая ле
ди» оказалась в зоне дистанционного управления укрытиями для подлодок.
Снаружи Хаос Конамара ничем не отличался от окружающего пейзаж
а Ч россыпи горных кряжей с острыми сверкающими зубцами на высоте двух-
трех сотен метров, путаницы открытых разводий и черных лентикул, задавле
нных массами льда. Но вскоре стали заметны следы жизни: черные утробы рас
пахнутых доков, эскалаторы, ползущие по скалам, навигационные огни, пуль
сирующие по поверхности внешних модулей, жилых отсеков и антенн, а кроме
того Ч в невообразимой дали над пиками, уходящими в непроглядное небо, м
ежлунные шаттлы стремительно снижались над посадочной полосой.
Космические корабли здесь, у Централа Хаоса? Очень
странно.
Причалив судно, Манмут перевел функции «Смуглой леди» в режим ож
идания и принялся отключаться от систем подлодки. Все это время его не ос
тавляла одна и та же мысль: «Какого черта меня вызвали?»
Каждый раз он испытывал настоящую травму, втискивая собственны
е чувства в тесные границы более-менее гуманоидного тела. Но ничего не по
делаешь. Моравек направился к высокоскоростному эскалатору, который во
зносился по мерцающему голубоватым светом льду к жилым отсекам на верши
не.
5
АРДИС-ХОЛЛ
Лампочки, мерцающие в кроне вяза, бросали таинственные отсветы на праздн
ично накрытый стол. В кубках сияли красные и белые вина из ардисских вино
градников, плескалась содовая с лимоном; на широких блюдах красовалось ж
аркое из оленины и дикого кабана (зверья в здешних лесах водилось предос
таточно), форель из ближайшей речки, отбивные из мяса овец, пасущихся на ме
стных лугах, листья салата, свежая кукуруза и зрелые сливы из собственно
го сада и еще красная икра, доставленная по факсу... откуда-то издалека.
Ч Кстати, кто нынче им
енинник и какую Двадцатку мы отмечаем? Ч поинтересовался Даэман, дождав
шись, когда сервиторы поставили еду перед каждым из двенадцати гостей.
Ч День рожденья у меня, только это не Двадцатка, Ч отозв
ался миловидный мужчина с вьющимися волосами.
Ч Прошу прощения? Ч Гость вежливо, но недоуменно улыбну
лся, передавая чашу с лимонадом соседке по столу.
Ч Харман справляет свою годовщину, Ч пояснила Ада, заня
вшая место во главе стола.
Она была безумно хороша в платье из бордово-черного шелк
а, и собиратель бабочек весь трепетал от предвкушения, глядя на девушку.
И все-таки он не понял. Годовщина? Их вообще не замечают, не
то чтобы закатывать пирушку.
Ч А, так вы не празднуете по-настоящему, Ч протянул он и к
ивнул сервитору на пустую винную чашу.
Ч Почему же, у меня и впрямь день рождения, Ч повторил Ха
рман с улыбкой. Ч Девяносто девятый по счету.
Даэман оцепенел. Потом изумленно заозирался по сторонам
. Это какой-то провинциальный розыгрыш, причем весьма низкого пошиба. В пр
иличном обществе подобными вещами не шутят. Мужчина приподнял уголки гу
б, ожидая подвоха.
Ч Да нет же, серьезно, Ч беззаботно обронила Ада.
Остальные гости хранили молчание. В лесу кричали ночные птицы.
Ч Э-э-э... извините, Ч выдавил из себя коллекционер. Харман
задумчиво покачал головой:
Ч У меня такие планы на этот год. Столько нужно успеть.
Ч В прошлом году он прошел пешком сотню миль по Атлантич
еской Бреши, Ч вставила Ханна, подруга Ады Ч смуглая брюнетка с коротко
й стрижкой.
Теперь Даэман не сомневался: ну разумеется, над ним
подтрунивают.
Ч Бросьте, там же нельзя ходить.
Ч Но я это сделал, Ч возразил именинник, вгрызаясь зубам
и в кукурузный початок. Ч Как и упомянула Ханна, это была обычная прогулк
а: сто миль туда и сразу обратно, к побережью Северной Америки. Ничего особ
енного.
Ч И как же вас занесло в те края, Харман Ухр? Ч съязвил соб
иратель, дабы не отстать от шутников. Ч Кажется, рядом нет ни единого факс
-узла.
В действительности гость ни сном ни духом не ведал, где об
ретается пресловутая Брешь, и весьма приблизительно догадывался о мест
оположении Северной Америки. Зато он лично побывал во всех трехстах семн
адцати узлах. И не единожды.
Именинник положил кукурузу на стол.
Ч А я дошел, Даэман Ухр. Н
ачиная от восточного побережья Северной Америки, Брешь тянется вдоль со
роковой параллели, если не ошибаюсь, до Испании Ч была такая страна в Пот
ерянную Эпоху. Развалины старинного города Филадельфии (вам они известн
ы как Узел 124, жилище Ломана Ухр) находятся всего лишь в нескольких часах хо
дьбы от Бреши. Будь я посмелее и захвати тогда побольше еды, устроил бы пик
ник в самой Испании.
Соблазнитель девуше
к слушал, кивал и учтиво улыбался этим бредням. Что он несет? Начал неприст
ойным бахвальством по поводу девяносто девятого дня рождения, теперь во
т порет чушь про какую-то ходьбу, города Потерянной Эпохи, параллели... Что
за странная прихоть? Люди не передвигаются пешком далее нескольких ярдо
в. Да и зачем? Все нужное и интересное установлено возле факсов, и лишь нек
оторые чудаки, вроде хозяев Ардис-холла, обитают чуть поодаль Ч так ведь
и до них всегда легко добраться на одноколке или дрожках. Коллекционер, к
онечно же, знал Ломана: третью Двадцатку Оно отмечали как раз в его обширн
ом поместье. А вот все прочее звучало пустой тарабарщиной. Спятил мужик н
а старости лет. Случается и такое. Окончательный факс в лазарет и Восхожд
ение это исправят.
Даэман бросил взгляд н
а хозяйку стола в надежде, что она вмешается и уведет разговор в нормальн
ое русло, но та лишь улыбалась, как будто бы соглашаясь с речами сумасшедш
его. Собиратель бабочек огляделся: неужели никто его не поддержит? Гости
внимательно Ч даже с видимым интересом Ч слушали Хармана. Можно подума
ть, подобный треп давно стал привычной частью их провинциальных ужинов.
Ч Форель сегодня отменная, не правда ли? Ч обратился кол
лекционер к соседке слева. Ч У вас тоже?
Сидящая напротив крупная рыжеволосая дама, чей возраст
явно перевалил за третью Двадцатку, пристроила выдающийся подбородок н
а маленьком кулачке и спросила:
Ч Ну и как там, в Атлантической Бреши? Расскажите!
Кудрявый, прожаренный на солнце мужчина принялся
отнекиваться, однако все за столом Ч в том числе и юная бл
ондинка, грубо пропустившая мимо ушей учтивую реплику Даэмана, Ч взмоли
лись о том же. Наконец Харман грациозно поднял руку, показывая, что уступа
ет:
Ч Хорошо-хорошо. Если вы никогда не видели Брешь, она пот
рясает, ошеломляет, завораживает еще с берега. Расщелина в восемьдесят я
рдов шириной убегает на восток, сужаясь к горизонту, и там, где волны сходя
тся с небом, кажется: это просто яркая прожилка в океане.
Когда заходите внутрь, вас охватывает странное чувство.
Песок на дне абсолютно сух. Вы не слышите плеска прибоя. Сперва взгляд ско
льзит по краям пролома, затем вы шагаете дальше, и постепенно с обеих стор
он воздвигаются стены воды, словно стекло, что отделяет человека от бурл
ящего прилива. Нельзя устоять перед искушением потрогать загадочный ба
рьер Ч прозрачный, пористый, почти не поддающийся давлению, излучающий
прохладу пучины и при этом совершенно непроницаемый. Под ногами скрипит
песок и ссохшийся за столетия ил, повсюду видны окаменевшие останки раст
ений и разных подводных жителей: в этих местах морское дно веками не веда
ло иной влаги, кроме нескольких капель дождя.
Уже через дюжину ярдов отвесные стены вздымаются высоко
над головой. За ними движутся какие-то тени. Вот вы замечаете маленькую ры
бку, а вот мелькает грозный силуэт акулы, потом глаз ловит бледное мерцан
ие чего-то бесформенного, полупрозрачного, непонятного... Иногда морские
создания подплывают слишком близко к преграде между морем и воздухом, ут
ыкаются в нее холодными носами Ч и в ужасе кидаются прочь. Еще миля-друга
я, и вы оказываетесь на такой глубине, что безоблачная синева над вами нал
ивается тьмой. Спустя еще двенадцать миль, когда высота удивительных сте
н достигает тысячи футов, на узкой полоске небосвода высыпают первые зве
зды. И это посреди белого дня.
Ч Не может быть! Ч воскликнул стройный мужчина с волоса
ми песочного цвета, сидящий на другом конце стола. Ч Вы шутите!
Даэман напрягся и припомнил его имя: Лоэс.
Ч Ничуть, Ч улыбнулся Харман. Ч Так я и шел четыре дня. По
ночам спал. Кончилась еда Ч повернул обратно.
Ч А как же вы ориентировались в темноте? Ч вмешалась мол
оденькая, атлетически сложенная подруга хозяйки Ханна.
Ч Светился сам океан, Ч пояснил именинник. Ч Далеко вве
рху Ч ярко-голубым, и только ближе ко дну мрак поглощал все краски.
Ч Наверное, видели что-нибудь экзотическое? Ч произнес
ла Ада.
Ч Несколько затонувших кораблей. Настоящая древность. Потерянная Эпох
а и даже старше. Хотя один из них выглядел... посвежее прочих. Огромный зарж
авевший нос посудины торчал из северной стены, так что я не удержался Ч н
ашел дыру в обшивке, забрался по лестнице и прогулялся по наклонным палу
бам, освещая путь карманным фонариком. И вдруг в одном из
огромных помещений Ч трюмов, по-моему,
Ч натыкаюсь на водный барьер от пола до потолка. Прижимаю лицо к холодно
й невидимой стене: по ту сторону Ч стаи рыб, рачки, моллюски, змеи, кораллы,
все живут и пожирают друг друга, а там, где я, Ч лишь пыль, осыпающаяся ржав
чина да белый сухопутный крабик под ногами Ч тоже, очевидно, забрел с бер
ега.
В этот миг из леса подул ветерок, и листья старого дерева
зашелестели. Лампочки закачались, сочные блики заплясали на мягких скла
дках шелка и хлопка, на прическах, ладонях и восторженных лицах. Гости слу
шали как завороженные. Даже Даэмана захватил этот дикий, нелепый рассказ
. Вдоль дороги трепетали и потрескивали растревоженные факелы.
Ч А как насчет войниксов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
ад ледяным горизонтом восходил видный на три четверти гигантский Юпите
р в окружении ярких облаков и клубящегося дыма; на фоне встающего велика
на легко и быстро пронесся его крохотный спутник Ио. Отвесные скалы высо
той в сотни метров, испещренные бороздами приглушенных серых и алых тоно
в, четко вырисовывались на темном космическом небосклоне.
Манмут в волнении раскрыл томик Шекспира на нужной странице.
СОНЕТ 116
Не признаю препятствий я для брака
Двух честных душ. Ведь нет любви в любви,
Что в «переменах» выглядит «инако»
И внемлет зову, только позови.*
[ * Перевод С. Степанова.
]
Любовь Ч над бурей подняты
й маяк,
Не меркнущий во мраке и тумане.
Любовь Ч звезда, которою моряк
Определяет место в океане.
Любовь Ч не кукла жалкая в руках
У времени, стирающего розы
На пламенных устах и на щеках,
И не страшны ей времени угрозы.
А если я не прав и лжет мой стих,
То нет любвиЧ и нет стихов моих!*
[ * Перевод С.Я. Маршака.
]
За долгие десятки лет моравек успел возненавидеть это слащавое
творение. Чересчур прилизано. Должно быть, люди Потерянной Эпохи обожали
цитировать подобную чепуху на свадебных церемониях. Халтура. Совсем не
в духе Шекспира.
Но вот однажды Манмуту поп
ались микрокассеты с критическими трудами Хелен Вендлер, женщины из дев
ятнадцатого, двадцатого, а может, двадцать первого Потерянного Века (дат
ы плохо сохранились), и ему пришлось поменять свои взгляды. Что, если сонет
не содержит липучего, непоколебимого утверждения, как верили столетиям
и, а, напротив, Ч одно лишь жестокое отрицание?
Моравек еще раз перечитал «кл
ючевые слова». Вот они, почти в каждой строчке: «не, не, не, не, не, не, нет, нет».
Почти эхо речи короля Лира, его знаменитого «никогда, никогда, никогда, ни
когда, никогда».
Несомненно, это поэма отрицания. Только против чего же столь ярос
тно восстает автор?
Манмут прекрасно знал: сонет относится к циклу, который посвящен
«прекрасному юноше»; не сомневался и в том, что само слово «юноша» Ч всег
о лишь фиговый листок, добавленный в более осторожные годы. Любовные пос
лания предназначались отнюдь не «юноше», скорее мальчику не старше трин
адцати лет. Моравек читал литературных критиков второй половины двадца
того века: эти «знатоки» на полном серьезе воспринимали сонеты дословно
, записывая прославленного драматурга в гомосексуалисты. Однако более р
анние, как и более поздние, толкования времен Потерянной Эпохи убеждали
европейца в наивности прямой трактовки, выросшей на почве политических
соображений.
Манмут не сомневался: в сонетах Шекспир воссоздает единую, цельн
ую драму, где и «юноша», и «смуглая леди» Ч всего лишь персонажи. Это вам н
е порождение сиюминутной страсти, а плод многолетней работы зрелого мас
тера в расцвете творческих сил. Что же стало предметом его исследований?
Любовь. Только вот что думал о ней автор на самом деле?
Этого никто и никогда не узнает. Разве Бард с его умом, цинизмом, с
его скрытностью выставит напоказ свои истинные чувства? Ведь каждая его
пьеса, одна за другой, являет читателю, как чувства превращают людей в игр
ушки. Подобно королю Лиру, Шекспир обожал своих шутов. Ромео Ч кукла в рук
ах Фортуны, Гамлет Ч шут Рока, Макбет Ч игрушка собственных амбиций, Фал
ьстаф... ну, если только Фальстаф... Хотя страсть к принцу Хэлу одурачила даж
е этого героя и в конце концов разбила брошенное сердце.
Вопреки уверениям непроницательных знатоков двадцатого столе
тия, моравек ни в коем случае не считал упоминающегося в цикле сонетов «п
оэта», иногда нарекаемого «Уиллом», исторической личностью. Он видел в н
ем очередной драматический образ, призванный раскрыть все грани влечен
ия. А что, если «поэт», как и злополучный граф Орсино, был Паяцем Любви? Чело
веком, помешанным на самой Страсти?
Данный подход нравился Манмуту больше. «Соединенье двух сердец
» подразумевало, конечно же, не гомосексуальную связь, но подлинное посв
ящение восприимчивых душ. А эта сторона любви никого не смущала, напроти
в, пользовалась почетом и уважением задолго до Шекспира. На первый взгля
д сонет 116 кажется избитой пропагандой описанного чувства и провозглаше
нием его нерушимости. Однако зачем же столько отрицаний?..
И вдруг все части головоломки встали на места. Подобно большинству гение
в, Бард начинал свои произведения ранее или позже их настоящего «начала»
. Так что же сказал «юноша» старшему по возрасту, одурман
енному любовью поэту, что потребовало столь яростного о
тпора?..
Моравек протянул пальцы первичного манипулятора, взялся за пиш
ущую иглу и принялся выводить на планшете:
Дорогой Уилл. Да, нас обоих
радовал брак двух честных душ Ч ибо тела мужчин не способны разделять с
толь священные узы. Поверь, мне тоже хотелось бы продлить его, словно исти
нное супружество, до скончания дней. Но это невозможно. Люди меняются, Уил
л. Обстоятельства тоже. Если человек или какое-либо его качество уходят н
авсегда, гаснет и чувство. Когда-то я любил тебя, Уилл, святая правда. Тольк
о ты стал иным, ты уже не тот, и потому переродился я и моя привязанность.
Искренне твой, юноша.
При взгляде на готовое письмо Манмут довольно расхохотался, хотя смех ту
т же замер, когда стало ясно, как резко и бесповоротно изменилось пониман
ие всего сонета. Вместо приторных и несбыточных клятв в нетленной предан
ности Ч отчаянное сопротивление обману, эгоистичному бегству возлюбл
енного. Знакомые строки потребовали совершенно нового прочтения:
Не признаю (так называемых) «препятствий» я д
ля брака
Двух честных душ. Ведь нет любви в любви,
Что в «переменах» выглядит «инако»
И внемлет зову, только позови,
О нет!..
Моравека разжигало страшное волнение. Наконец-то все встало на свои мест
а: и каждое слово в стихотворении, да и само оно Ч в цикле. «Брак честных ду
ш» исчез, не оставив после себя ничего, кроме гнева, упреков, подозрений, л
жи и дальнейшей измены Ч всего, что воплотится с полной силой
в сонете 126. К тому времени «юноша» и мысли об идеальной любви канут
в прошлое ради грубых наслаждений «смуглой леди». Манмут подключился к в
иртуальному разуму, готовясь отправить электронное послание своему ве
рному собеседнику, Орфу с планеты Ио. (С ним моравек поддерживал переписк
у в течение последних двенадцати лет.)
Завыли сирены. Перед виртуальными глазами исследователя замига
ли огни. «Кракен!» Ч подумалось ему, однако твари никогда не заплывали та
к высоко, тем более в открытое разводье.
Сохранив в памяти сонет и собственные заметки, моравек стер неот
правленное электронное послание и раскрыл внешние сенсоры. «Смуглая ле
ди» оказалась в зоне дистанционного управления укрытиями для подлодок.
Снаружи Хаос Конамара ничем не отличался от окружающего пейзаж
а Ч россыпи горных кряжей с острыми сверкающими зубцами на высоте двух-
трех сотен метров, путаницы открытых разводий и черных лентикул, задавле
нных массами льда. Но вскоре стали заметны следы жизни: черные утробы рас
пахнутых доков, эскалаторы, ползущие по скалам, навигационные огни, пуль
сирующие по поверхности внешних модулей, жилых отсеков и антенн, а кроме
того Ч в невообразимой дали над пиками, уходящими в непроглядное небо, м
ежлунные шаттлы стремительно снижались над посадочной полосой.
Космические корабли здесь, у Централа Хаоса? Очень
странно.
Причалив судно, Манмут перевел функции «Смуглой леди» в режим ож
идания и принялся отключаться от систем подлодки. Все это время его не ос
тавляла одна и та же мысль: «Какого черта меня вызвали?»
Каждый раз он испытывал настоящую травму, втискивая собственны
е чувства в тесные границы более-менее гуманоидного тела. Но ничего не по
делаешь. Моравек направился к высокоскоростному эскалатору, который во
зносился по мерцающему голубоватым светом льду к жилым отсекам на верши
не.
5
АРДИС-ХОЛЛ
Лампочки, мерцающие в кроне вяза, бросали таинственные отсветы на праздн
ично накрытый стол. В кубках сияли красные и белые вина из ардисских вино
градников, плескалась содовая с лимоном; на широких блюдах красовалось ж
аркое из оленины и дикого кабана (зверья в здешних лесах водилось предос
таточно), форель из ближайшей речки, отбивные из мяса овец, пасущихся на ме
стных лугах, листья салата, свежая кукуруза и зрелые сливы из собственно
го сада и еще красная икра, доставленная по факсу... откуда-то издалека.
Ч Кстати, кто нынче им
енинник и какую Двадцатку мы отмечаем? Ч поинтересовался Даэман, дождав
шись, когда сервиторы поставили еду перед каждым из двенадцати гостей.
Ч День рожденья у меня, только это не Двадцатка, Ч отозв
ался миловидный мужчина с вьющимися волосами.
Ч Прошу прощения? Ч Гость вежливо, но недоуменно улыбну
лся, передавая чашу с лимонадом соседке по столу.
Ч Харман справляет свою годовщину, Ч пояснила Ада, заня
вшая место во главе стола.
Она была безумно хороша в платье из бордово-черного шелк
а, и собиратель бабочек весь трепетал от предвкушения, глядя на девушку.
И все-таки он не понял. Годовщина? Их вообще не замечают, не
то чтобы закатывать пирушку.
Ч А, так вы не празднуете по-настоящему, Ч протянул он и к
ивнул сервитору на пустую винную чашу.
Ч Почему же, у меня и впрямь день рождения, Ч повторил Ха
рман с улыбкой. Ч Девяносто девятый по счету.
Даэман оцепенел. Потом изумленно заозирался по сторонам
. Это какой-то провинциальный розыгрыш, причем весьма низкого пошиба. В пр
иличном обществе подобными вещами не шутят. Мужчина приподнял уголки гу
б, ожидая подвоха.
Ч Да нет же, серьезно, Ч беззаботно обронила Ада.
Остальные гости хранили молчание. В лесу кричали ночные птицы.
Ч Э-э-э... извините, Ч выдавил из себя коллекционер. Харман
задумчиво покачал головой:
Ч У меня такие планы на этот год. Столько нужно успеть.
Ч В прошлом году он прошел пешком сотню миль по Атлантич
еской Бреши, Ч вставила Ханна, подруга Ады Ч смуглая брюнетка с коротко
й стрижкой.
Теперь Даэман не сомневался: ну разумеется, над ним
подтрунивают.
Ч Бросьте, там же нельзя ходить.
Ч Но я это сделал, Ч возразил именинник, вгрызаясь зубам
и в кукурузный початок. Ч Как и упомянула Ханна, это была обычная прогулк
а: сто миль туда и сразу обратно, к побережью Северной Америки. Ничего особ
енного.
Ч И как же вас занесло в те края, Харман Ухр? Ч съязвил соб
иратель, дабы не отстать от шутников. Ч Кажется, рядом нет ни единого факс
-узла.
В действительности гость ни сном ни духом не ведал, где об
ретается пресловутая Брешь, и весьма приблизительно догадывался о мест
оположении Северной Америки. Зато он лично побывал во всех трехстах семн
адцати узлах. И не единожды.
Именинник положил кукурузу на стол.
Ч А я дошел, Даэман Ухр. Н
ачиная от восточного побережья Северной Америки, Брешь тянется вдоль со
роковой параллели, если не ошибаюсь, до Испании Ч была такая страна в Пот
ерянную Эпоху. Развалины старинного города Филадельфии (вам они известн
ы как Узел 124, жилище Ломана Ухр) находятся всего лишь в нескольких часах хо
дьбы от Бреши. Будь я посмелее и захвати тогда побольше еды, устроил бы пик
ник в самой Испании.
Соблазнитель девуше
к слушал, кивал и учтиво улыбался этим бредням. Что он несет? Начал неприст
ойным бахвальством по поводу девяносто девятого дня рождения, теперь во
т порет чушь про какую-то ходьбу, города Потерянной Эпохи, параллели... Что
за странная прихоть? Люди не передвигаются пешком далее нескольких ярдо
в. Да и зачем? Все нужное и интересное установлено возле факсов, и лишь нек
оторые чудаки, вроде хозяев Ардис-холла, обитают чуть поодаль Ч так ведь
и до них всегда легко добраться на одноколке или дрожках. Коллекционер, к
онечно же, знал Ломана: третью Двадцатку Оно отмечали как раз в его обширн
ом поместье. А вот все прочее звучало пустой тарабарщиной. Спятил мужик н
а старости лет. Случается и такое. Окончательный факс в лазарет и Восхожд
ение это исправят.
Даэман бросил взгляд н
а хозяйку стола в надежде, что она вмешается и уведет разговор в нормальн
ое русло, но та лишь улыбалась, как будто бы соглашаясь с речами сумасшедш
его. Собиратель бабочек огляделся: неужели никто его не поддержит? Гости
внимательно Ч даже с видимым интересом Ч слушали Хармана. Можно подума
ть, подобный треп давно стал привычной частью их провинциальных ужинов.
Ч Форель сегодня отменная, не правда ли? Ч обратился кол
лекционер к соседке слева. Ч У вас тоже?
Сидящая напротив крупная рыжеволосая дама, чей возраст
явно перевалил за третью Двадцатку, пристроила выдающийся подбородок н
а маленьком кулачке и спросила:
Ч Ну и как там, в Атлантической Бреши? Расскажите!
Кудрявый, прожаренный на солнце мужчина принялся
отнекиваться, однако все за столом Ч в том числе и юная бл
ондинка, грубо пропустившая мимо ушей учтивую реплику Даэмана, Ч взмоли
лись о том же. Наконец Харман грациозно поднял руку, показывая, что уступа
ет:
Ч Хорошо-хорошо. Если вы никогда не видели Брешь, она пот
рясает, ошеломляет, завораживает еще с берега. Расщелина в восемьдесят я
рдов шириной убегает на восток, сужаясь к горизонту, и там, где волны сходя
тся с небом, кажется: это просто яркая прожилка в океане.
Когда заходите внутрь, вас охватывает странное чувство.
Песок на дне абсолютно сух. Вы не слышите плеска прибоя. Сперва взгляд ско
льзит по краям пролома, затем вы шагаете дальше, и постепенно с обеих стор
он воздвигаются стены воды, словно стекло, что отделяет человека от бурл
ящего прилива. Нельзя устоять перед искушением потрогать загадочный ба
рьер Ч прозрачный, пористый, почти не поддающийся давлению, излучающий
прохладу пучины и при этом совершенно непроницаемый. Под ногами скрипит
песок и ссохшийся за столетия ил, повсюду видны окаменевшие останки раст
ений и разных подводных жителей: в этих местах морское дно веками не веда
ло иной влаги, кроме нескольких капель дождя.
Уже через дюжину ярдов отвесные стены вздымаются высоко
над головой. За ними движутся какие-то тени. Вот вы замечаете маленькую ры
бку, а вот мелькает грозный силуэт акулы, потом глаз ловит бледное мерцан
ие чего-то бесформенного, полупрозрачного, непонятного... Иногда морские
создания подплывают слишком близко к преграде между морем и воздухом, ут
ыкаются в нее холодными носами Ч и в ужасе кидаются прочь. Еще миля-друга
я, и вы оказываетесь на такой глубине, что безоблачная синева над вами нал
ивается тьмой. Спустя еще двенадцать миль, когда высота удивительных сте
н достигает тысячи футов, на узкой полоске небосвода высыпают первые зве
зды. И это посреди белого дня.
Ч Не может быть! Ч воскликнул стройный мужчина с волоса
ми песочного цвета, сидящий на другом конце стола. Ч Вы шутите!
Даэман напрягся и припомнил его имя: Лоэс.
Ч Ничуть, Ч улыбнулся Харман. Ч Так я и шел четыре дня. По
ночам спал. Кончилась еда Ч повернул обратно.
Ч А как же вы ориентировались в темноте? Ч вмешалась мол
оденькая, атлетически сложенная подруга хозяйки Ханна.
Ч Светился сам океан, Ч пояснил именинник. Ч Далеко вве
рху Ч ярко-голубым, и только ближе ко дну мрак поглощал все краски.
Ч Наверное, видели что-нибудь экзотическое? Ч произнес
ла Ада.
Ч Несколько затонувших кораблей. Настоящая древность. Потерянная Эпох
а и даже старше. Хотя один из них выглядел... посвежее прочих. Огромный зарж
авевший нос посудины торчал из северной стены, так что я не удержался Ч н
ашел дыру в обшивке, забрался по лестнице и прогулялся по наклонным палу
бам, освещая путь карманным фонариком. И вдруг в одном из
огромных помещений Ч трюмов, по-моему,
Ч натыкаюсь на водный барьер от пола до потолка. Прижимаю лицо к холодно
й невидимой стене: по ту сторону Ч стаи рыб, рачки, моллюски, змеи, кораллы,
все живут и пожирают друг друга, а там, где я, Ч лишь пыль, осыпающаяся ржав
чина да белый сухопутный крабик под ногами Ч тоже, очевидно, забрел с бер
ега.
В этот миг из леса подул ветерок, и листья старого дерева
зашелестели. Лампочки закачались, сочные блики заплясали на мягких скла
дках шелка и хлопка, на прическах, ладонях и восторженных лицах. Гости слу
шали как завороженные. Даже Даэмана захватил этот дикий, нелепый рассказ
. Вдоль дороги трепетали и потрескивали растревоженные факелы.
Ч А как насчет войниксов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12