А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Поскольку Селита собиралась спускаться, Наташа позвала ее:— А мне ты не пожмешь руку?— Если хочешь…Это был, конечно, не мир, а скорее перемирие. Мысль о войне не выходила у Селиты из головы, на этот раз о войне окончательной. Вот ведь Леон все-таки обеспокоил себя, явился к ней чинить ее обувь с видом, будто все это не имеет никакого значения, именно потому, что это для него как раз и имеет значение.Она принялась оценивать возможности Мадо. Ну, придет он к ней раз, два раза, может, и чуть больше. Ее преимущество-молодость. Но ее девятнадцать лет разве не помешают ей понять его так, как ему этого хочется?Флоранс его хорошо понимает. Селита тоже. Потому что они обе — настоящие и взрослые женщины. Подобно всем самцам, Леон испытывал потребность чувствовать себя хозяином положения, быть уверенным в том, что одержал победу и что женщина находится полностью в его власти.Именно этого он добивался, когда, занимаясь любовью, был грубым и даже злым, а в глазах вспыхивали огоньки жестокости.Селита вела с ним сражение, в какой-то степени нескончаемое сражение, в котором она так и не была полностью побеждена, и мужчина должен был всякий раз доказывать свою власть.— Ты просто стерва! — нередко повторял он ей, причем в такие моменты, когда, казалось, он мог быть полностью доволен собой.Он расспрашивал ее, пристально глядя в глаза, почти прижимаясь к ее лицу:— Ты это делаешь нарочно? Признайся, что ты это делаешь нарочно!Она говорила «да» специально, чтобы позлить его.— Ты меня ненавидишь? — спрашивал он.— Я не знаю.И это было правдой, ибо она в конце концов сама увлеклась игрой. Он был самец, он был враг. Ей нужно во что бы то ни стало выиграть эту партию.Дело было совсем не в том, что она стремилась найти опору и защиту или цеплялась за него из страха оказаться продавщицей универмага или уличной проституткой.Жизнь постоянно пробовала ее утопить всякий раз, когда она ценой мучительных усилий высовывала голову из воды, всегда возникало что-нибудь (или кто-нибудь), чтобы снова погрузить ее в воду.Ради нее самой и ее представления о себе она должна, просто обязана победить, выиграть хотя бы эту партию.Она не располагала больше временем для новых партий. С каждым разом ее шансы уменьшались. А в эту борьбу она за последние шесть месяцев вложила весь свой пыл, всю свою волю.Флоранс тоже разыгрывала последнюю карту. У нее было еще меньше надежды.Ей уже было почти сорок, и она плохо себя чувствовала.Каждая из них защищала то, что считала своим добром. Ни та, ни другая не взывали к жалости.Позиция была совершенно ясной, разве не так?Некоторое время тому назад Селита чуть было не дрогнула из-за истории с туфлей потому, что почувствовала себя униженной. Она, конечно, никуда бы не уехала, поскольку это невозможно, но всерьез подумывала броситься на шею этому дешевому спасителю, который был еще в придачу графом.Теперь она злилась на себя за то, что хоть ненадолго, но позволила себе вынашивать такой замысел.Мадо пожала ей руку. Ее рука была бледной, со следами от иголок на пальцах, а в ней самой проглядывало что-то незавершенное и нездоровое. Через несколько минут, еще бледная от пережитого страха, она будет выступать, устремив взгляд на Джианини, который поддерживает ее музыкой столь же эффективно, как если бы держал ее за плечи.А может, она не так уж наивна, как кажется? Смогла же она совершенно самостоятельно принять решение там, в Бержераке, и ринулась в неведомый мир с деньгами, которых едва хватило на неделю. В Марселе она знала, что нужно было делать, и переспала с владельцем бара, которого даже Леон, кажется, считает чудовищем. Затем украла, не задумываясь, сумку в магазине, а при встрече с инспектором полиции сумела растрогать его своими слезами.Что касается того, что происходило во время ее выступления, от чего у всех перехватило дыхание, Селита все больше убеждалась, что это был просто ловкий трюк.Во всяком случае, Мадо зря вмешивается в их борьбу, напрасно собирается подняться на ринг и встать как бы между Флоранс и Селитой.Не той она весовой категории!— А теперь, дамы и господа, мы имеем удовольствие представить вам мадмуазель Селиту, известную испанскую танцовщицу Ей аплодировали в самых знаменитых кабаре Европы…Она иронически улыбнулась, глядя через окошечко в двери. Задев ее, мимо пронеслась к лестнице Мари-Лу, распространяя вокруг сильный запах пота.Через пять минут все узнают, что Селита запросила мира.В этот вечер произошло еще одно небольшое и незаметное столкновение, но совсем другого рода. А до того, как бы подтверждая предположение Наташи, дантист в картонной ковбойской шляпе, отплясывая в одиночестве на танцплощадке, вдруг рухнул, зацепив при падении какой-то столик, который перевернулся вместе с шампанским в ведерке и стаканами…Хозяин помог Людо выволочь его. Жюль быстро восстановил порядок в зале, а оркестр заиграл румбу, тем временем Мадо, которой аплодировали меньше, чем накануне, уселась в своем углу все с тем же видом чуть неуклюжей и застенчивой девушки.Селита сознательно не стала возвращаться к графу. Она видела, что он расплатился с барменом, а затем вместо того, чтобы потребовать верхнюю одежду, пошел и сел рядом с новенькой.Мадо, должно быть, еще верила в правила игры или делала вид, что верит.Поэтому, зная, что с ее новым кавалером прежде была Селита, она вопросительно посмотрела на нее, как бы спрашивая разрешения.«Валяй, девочка, не стесняйся!»Таков был смысл мимики Селиты. Но любопытно отметить, что хозяин сразу же принял недовольный и обеспокоенный вид. Не испугался ли он часом, что кто-то заинтересуется Мадо, прежде чем он успеет ею воспользоваться?Мари-Лу, узнавшая о примирении, подошла к Селите, чтобы шепнуть, трогая за плечо:— Ты правильно поступила.— Спасибо.Она, конечно, вообразила, что это ее советы принесли плоды. Бедная толстая дурочка!Ее пригласили танцевать, и неожиданно прибыло серьезное пополнение посетителей — сразу четыре пары, которые, вероятно, возвращались с гала концерта в казино, ибо все были в вечерних туалетах. Пришлось сдвигать столы, чтобы освободить для них место.Граф не танцевал. Склонившись к Мадо, он с серьезным видом что-то говорил ей, возможно, давал советы, как человек старше ее по возрасту и имеющий жизненный опыт. Интересно, вручил ли он уже девушке свою визитную карточку?Во время перерыва между танцами, когда Селита подошла к стойке, чтобы выпить, Людо ей сообщил:— Я прочел его визитную карточку. Теперь я знаю, о ком идет речь. Я уже слышал о нем, но не знал, что это именно он. Его жена-американка, на двадцать лет его старше, и держит его в ежовых рукавицах…Теперь настал черед Селиты с насмешливой улыбкой наблюдать за кавалером Мадо. Проститутка!— Альфонс! — тихо прошептала она.Подумать только, что она собиралась было мериться с ним силой!Она поискала глазами Леона, нашла его беседующим с одним завсегдатаем, коммерсантом с Антибской улицы, который приходил в «Монико» только тогда, когда его жена уезжала в гости к своей матери в Гренобль. Хозяин издалека моргнул ей, как бы говоря:— Очень хорошо, малышка!Ему, видно, рассказали о сцене извинений, но он, конечно, совсем не подозревал об истинных мотивах, которыми Селита руководствовалась.Вечер был долгим и утомительным из-за этих клиентов в вечерних туалетах, которые кроме шампанского заказали еще и икру, а каждая из девушек, кроме Мадо с ее единственным номером, вынуждена была исполнять два танца вместо одного.Эти люди, казалось, не испытывали потребности в сне, и в четыре часа утра еще было трудно сказать, когда они уйдут.Леон все это время наблюдал за Мадо и графом. Когда тот отправился в туалет, хозяин догнал его внутри служебного помещения.Вряд ли он стал устраивать сцену. Селита видела его через отверстие в двери: он был заметно смущен, но старался быть любезным.Она готова была поклясться, что он говорил что-нибудь вроде:— Знаете, она еще девушка, я бы на вашем месте поостерегся.Он спешил поставить свое клеймо, пока другие его не опередили. Кто знает, может, он сегодня предоставит жене возвращаться одной, а сам отправится провожать Мадо в отель де Ля Пост.Глядя на хозяина, Селита невольно подумала об Эмиле, который, дрожа, просил о пяти минутах так, будто речь шла о его жизни.Швейцарец начал терять терпение. Тщетно Мари-Лу просила у мадам Флоранс разрешения уйти до закрытия Там, наверху, рядом с зеркалом, висели отпечатанные на машинке «Правила работы в заведении», в которых, в частности, указывалось, что артисты обязаны оставаться как минимум до четырех часов утра и по необходимости до ухода последнего посетителя. Шла там также речь о штрафах, о чистоте тела, о «запрещении бросать вату и другие предметы в туалет».Еще два часа назад Селите казалось, что она сможет вырваться из этого маленького мирка, в который занес ее случай.Но оказалось, что она в нем увязла еще сильнее, чем когда-либо, и рассматривала его с вызовом.Она не имела больше права потерпеть поражение.Они не всегда переодевались перед возвращением домой. Им доводилось, если было уже слишком поздно, уходить в тех же платьях, что были на них надеты в промежутках между выступлениями. И тогда под мышкой они уносили с собой одежду, в которой приходили из дома.Их уход напоминал окончание занятий в школе. Видно было, как музыканты укладывали в футляры свои инструменты, Жюль и бармен собирали бутылки и стаканы, а мадам Флоранс тем временем аккуратно складывала деньги в пачки и засовывала их в огромный толстый конверт, который уносила с собой в сумке, по размерам напоминающей министерский портфель.Леон гасил всюду свет, обнюхивал все уголки, давил окурки сигарет, так как панически боялся пожара. Заперев двери, он присоединялся к жене, которая ждала его в машине.Прощались наскоро, кому с кем удавалось. Каждый спешил по своим делам.— Ты не зайдешь к Жюстину?— Нет. Я не хочу есть.— А я не прочь отведать спагетти.Мари-Лу обрела своего швейцарца на углу улицы, и они отправились под ручку к «Карлтону», как старая супружеская пара. Слышался шум моря, которое по мере приближения рассвета начинало бледнеть. В порту рыбаки заводили моторы, а на рынке Форвилль крестьяне расставляли свои корзины и ящики, в то время как Жюстин подавал посетителям кофе и белое вино.Селита не видела, когда ушел граф. Мадо оставалась последней, и не исключено, что ее отправится провожать хозяин.Она шла одна, стараясь осторожно ступать на починенный каблук. Когда Селита поднялась на мостик, ведущий через железнодорожный путь, ибо так было ближе, то услышала шаги за спиной.Она всегда боялась ходить одна ночью, а было еще темно, небо только начинало бледнеть. Не оборачиваясь, женщина ускорила шаги, продолжая напряженно прислушиваться. Ей показалось, что незнакомец тоже зашагал быстрее.Она собиралась уже бежать, держа в руке ключ, чтобы скорее укрыться у себя дома, как вдруг кто-то крикнул:— Селита!Она резко остановилась и произнесла:— Идиот!Ибо это был голос Эмиля. Он успел переодеться в служебном помещении. На нем были джинсы и легкая куртка, в которой он, должно быть, замерзал.Он торопливо преодолел, пока она поджидала его, несколько метров, которые их еще разделяли.— Чего ты хочешь?— Ничего. Я увидел Мари-Лу со своим швейцарцем и подумал, что вы будете возвращаться одна…Они шли рядом, Эмиль все время подпрыгивал, как он это делал, подсовывая проспекты под «дворники» автомобилей.— Я думала, что ты возвращаешься домой в Канн на велосипеде…Его отец погиб на войне, и он жил в Канне с матерью, которая работала уборщицей.— Я не обязан этого делать… — сказал он, не вдаваясь в объяснения.Не надо было обладать особой прозорливостью, чтобы догадаться после его дневных признаний, на что он надеялся. И Селита спрашивала себя, что же ей делать. У нее напрочь отсутствовала материнская струнка, какая была, например, у Мари-Лу, которая, несмотря на свои двадцать пять лет, обращалась с мужчинами, в том числе со своим почтенным банковским уполномоченным, как с большими младенцами.Не было у нее и того любопытства, которое вызывало у Наташи при виде мальчика желание как-нибудь между прочим отведать это диковинное лакомство.Селита же чувствовала себя неловко, потому что она не хотела причинять зла Эмилю и одновременно сама немного побаивалась его. В «Монико» он, конечно, находился в самом низу иерархической лестницы, но именно по этой причине его не стеснялись, и он все видел, все слышал, был, между прочим, единственным из персонала, кто бывал даже в квартире у хозяев.Был ли он уже уверен, что добьется своего? Во всяком случае, Эмиль не говорил об этом.— Вы, кажется, были сегодня великолепны, мадмуазель Селита.— Кто тебе это сказал?— Да все. Мне это очень приятно было слышать, я ведь заранее знал, что так и будет. Я даже держал пари с Людо.— Ты держал пари на то, что я извинюсь?— Я держал пари на то, что вы не будете таить злобу против них. Вы не такая, как они. Все это придумала Наташа. Ей нельзя верить. Другие не так умны, как она, чтобы быть по-настоящему злыми. Кстати, я уточнил насчет доктора в Ницце. Смотрел он мадам Флоранс.— Как ты узнал?— Да потому, что это специалист по женским болезням.— Гинеколог?— Да, это именно то слово, я прочитал его в телефонном справочнике, но не запомнил.Они добрались до площади, где торговка овощами закрывала ставни своей лавки и где какой-то араб спал, сидя на скамье, положив под голову согнутую руку. У Франсины горел свет.— Вы ушли, оставив окно открытым, — заметил Эмиль.Это было действительно так. Покидая днем квартиру, Селита была не в том настроении, чтобы думать об окне.— На первом этаже. Вы не должны были так оставлять… Кто угодно мог влезть…Она посмотрела на него, делая усилие, чтобы не рассмеяться, ибо она угадала его хитрую уловку.— Ты, значит, боишься за меня?— Представьте себе, что вот тот тип со скамейки мог бы пойти спать в квартиру, а то и ограбить ее…— Но он этого не сделал, ты же видишь.— Но он не один такой.— И ты предлагаешь зайти со мной, чтобы убедиться, что все в порядке?За минуту до этого он тоже улыбался, весело перекидывался с ней словами.Но как только Селита поставила ногу на порог, лицо Эмиля стало напряженным.Видно было, что он так сильно взволнован, что вот-вот разрыдается.— Я вас умоляю, мадмуазель Селита…Ей очень хотелось сказать «нет», но у нее не хватило духу. Совсем еще недавно у Леона, когда он обращался к Мадо, было точно такое же умоляющее выражение лица, как у Эмиля. И она готова была дать голову на отсечение, что у него не хватило терпения ждать завтрашнего дня и что, даже не боясь бурной сцены с мадам Флоранс, он отправился в отель де Ля Пост.Она в нерешительности застыла, держа руку на ключе, уже всунутом в дверь.— Я уйду, если вы захотите, очень скоро… И даже…Он колебался, прежде чем произнести это обещание, но решил, что все же это лучше, чем ничего.— …и если вы потребуете, я до вас даже не дотронусь.Она открыла дверь, и, нажав кнопку освещения, оставила ее открытой. Он вошел и закрыл дверь за собой. Она повернула направо по коридору, чувствуя, как он дрожит от волнения сзади нее.Вторым ключом она открыла квартиру, вспомнив, что все там оставлено в беспорядке и постели не застелены.Не пускать Эмиля уже было невозможно, и это вызвало у нее чувство горечи.— Мой бедный Эмиль, — вздохнула она, включая свет, — я боюсь, что ты будешь разочарован, увидев, как живут женщины, когда они предоставлены сами себе.С охватившей ее внезапной яростью женщина распахнула ванную комнату, где не была спущена вода в ванне, а на полу валялись мокрые полотенца и салфетки.— Смотри…Она зажгла свет в столовой, осветив остатки утреннего завтрака на столе и чашки с кофейной гущей.— И здесь…Две незастеленные постели, мятые простыни, подушки со следами губной помады, сероватые в тех местах, где лежала голова, а в раковине мокли приготовленные для стирки дамские трусики.— Ты не потерял желание остаться?Она сбросила свое легкое пальто на стул, сбросила с ног туфли, и пока Селита поглаживала свои натруженные ноги, бедный дурачок произносил как молитву:— Я вас люблю… (лава пятая В начале вечера они все неверно оценили ситуацию, в том числе и Селита, которая, правда, не сразу поверила, ибо знала, что удача обычно отворачивается от нее. В баре «У Жюстина», куда они пришли вместе с Мари-Лу, за столом сидели уже Наташа и Кетти. Поскольку рядом с ними оставались свободными только два места, Селита не решалась садиться, полагая, что одно из них предназначено Мадо.— Не думаю, что она придет, — сообщила ей Наташа. — Поэтому я и не просила ставить пятый прибор.Что-то явно произошло. Об этом свидетельствовал их возбужденный вид.Наташа продолжала говорить:— Я два раза звонила ей в отель, и оба раза мне ответили, что ее там нет.Я даже зашла за ней. Хозяйка мне сказала, что Мадо ушла в полдень, не позавтракала и ничего не сказала;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14