— Нет.
— Почему?
— Ничего не даст.
— Полиция не допустит, чтобы они…
Послышались грузные шаги по деревянным ступенькам веранды. Кто-то стряхнул с сапог землю, затем открыл дверь и замер на пороге.
— Входи, Марко!
Ему было лет пятьдесят. И когда он снял широкополую соломенную шляпу, Эдди увидел красивую ровную седину. Глаза у него были голубые, лицо загорелое. Он носил такие же брюки и майку, как Тони.
— Мой брат Эдди, приехал из Майами повидать меня.
Тони повернулся к Эдди.
— Ты помнишь Марко Феличи?
Создалось своего рода перемирие. Может быть, гроза утихла? Марко, все еще колеблясь, протянул Эдди темную, как земля, руку.
— Вы позавтракаете с нами? Где же моя жена?
— В кухне, с Бесси. Она хотела, чтобы мы побыли своей семьей.
— Я пойду к ней.
— Не стоит. Мы кончили. Не так ли, Эдди?
Тот нехотя кивнул.
— Стаканчик вина, Марко?
Странная улыбка вновь заиграла на губах Тони. Он достал третий стакан, потом, поколебавшись, взял еще один, наполнил их вином, а затем подлил себе и Эдди.
— А не могли бы мы чокнуться?
В горле у Эдди что-то заклокотало. Нора быстро взглянула на него, но ничего не поняла, да и никто из них не понял, что это подавленные рыдания.
— За нашу встречу!
Тони твердой рукой поднял стакан. У него в самом деле был веселый и беспечный вид, словно в жизни не было никаких забот и неприятностей. Эдди, чтобы сохранить самообладание, пришлось отвести взгляд.
Марко, заподозрив неладное, не спускал глаз с братьев и неохотно взял свой стакан.
— Ты тоже, Нора.
— Я не пью.
— Только в этот раз!
Она повернулась к мужу — серьезно ли он говорит, и поняла, что Тони действительно хочет, чтобы она выпила.
— За твое здоровье, Эдди.
Эдди хотел ответить по обычаю: «За твое!..»
И не смог. Он молча поднес стакан к губам. Нора, не сводя с него глаз, отпила лишь маленький глоток.
А Тони осушил стакан до последней капли и поставил его на стол.
— Мне надо уходить, — пробормотал Эдди.
— Да, пора.
Он не осмелился подать им руку. Долго искал шляпу.
Удивительно, но ему казалось, будто он уже переживал подобную сцену. Даже знал о беременности Норы.
— До свидания.
Он чуть не сказал «прощайте», но это слово испугало его. Тем не менее он понимал, что «до свидания» было хуже и могло прозвучать как угроза.
А он не собирался угрожать, он был искренне взволнован и, направляясь к двери, чувствовал, что глаза его наполнились слезами.
Никто не помешал ему уйти, не было произнесено ни слова. Он не знал, смотрят ли на него, сжимает ли Тони плечо Норы. Он не смел обернуться.
Открыв дверь, Эдди попал словно в раскаленную печь.
Шофер, укрывшись в тени, направился к машине. Хлопнула дверца. Эдди взглянул на дом. Он увидел только маленькую девочку. Она высунулась из окна кухни, чтобы посмотреть, как он уедет, и показала ему язык.
— В Эль-Сентро?
— Да.
— В отель?
Эдди послышалось, что где-то тронулся с места автомобиль. В полях ничего не было видно. Часть дороги закрывал дом.
Он чуть было не спросил шофера, но не решился. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким опустошенным душой и телом. Воздух в такси обжигал. Они ехали по солнцепеку, и у Эдди гудело в ушах. В пересохшем рту он ощущал металлический привкус, а, когда опускал веки, перед глазами у него плясали черные точки.
Он испугался. Ему случалось видеть, как люди падали от солнечного удара. Проезжая поселок, он заметил скобяную лавку.
— Остановитесь на минутку.
Ему нужно глотнуть холодной воды, нужно побыть в тени, чтобы прийти в себя.
— Вам нездоровится?
Как было бы хорошо, переходя улицу, потерять сознание и проболеть несколько дней, чтобы ни о чем не думать, ничего не решать.
Продавцу достаточно было взглянуть на него, чтобы все понять, и он тотчас принес ему бумажный стаканчик с ледяной водой.
— Не пейте слишком быстро. Я подам вам стул.
Это было просто нелепо. Тони, наверно, заподозрил бы его в притворстве, а уж Нора, которая смотрела на него с жгучей ненавистью все время, пока шел разговор, наверняка бы так решила.
— Еще воды, пожалуйста.
— Переведите хотя бы дух.
Шофер вошел вслед за ним и ждал, как человек, привыкший к подобным происшествиям.
Внезапно, когда Эдди подносил ко рту второй стакан, к горлу подступила тошнота. Он едва успел наклониться между газонокосилкой и оцинкованными ведрами, как его вырвало фиолетовой от вина жижей.
— Простите меня, — пробормотал он. Глаза его были полны слез. — Так.., глупо!
Мужчины переглянулись.
Желая помочь ему, хозяин лавки несколько раз сильно хлопнул его по спине.
— Не надо было пить красное вино, — нравоучительно произнес шофер.
— Они, они настаивали, — безудержно икая, прошептал Эдди; вид у него был жалкий.
8
Протягивая Эдди ключ, портье ничего не сказал, словно не видел его. Пока кабина поднималась, мальчик-лифтер не сводил глаз с отворота пиджака Эдди, на котором выделялось фиолетовое пятно.
Эдди возвращался в номер с одной лишь мыслью — поскорее лечь в постель.
Едва он вошел в комнату, как нервы у него окончательно сдали. Он не мог больше следить за выражением своего лица и даже не представлял себе, как ужасно он выглядит. Впрочем, он сейчас же вспомнил, что не повернул ключ в замке.
В то же мгновение Эдди увидел незнакомого человека, и, прежде чем он успел что-либо сообразить, его сковал страх и возникло отвратительное ощущение холода вдоль позвоночника. Это произошло автоматически, как при нажатии кнопки зажигается лампа или включается двигатель. Эдди ни о чем не думал. Просто решил, что настал его черед, и во рту у него пересохло.
Эдди знал десятки людей, которые кончили таким образом, и среди них были его приятели. Случалось, он еще пил с ними, например, в десять вечера, а в одиннадцать или в полночь обреченный, возвратясь домой, находил у себя двух человек, которые его ждали и ничего не обязаны были объяснять.
Иногда он задавал себе вопрос, о чем люди думают в такую минуту и потом, немного позднее, когда машина мчится к глухому пустырю или к реке и еще некоторое время за окном мелькают яркие фонари и то и дело прохожие и машина задерживаются под красным семафором, возле которого виднеется мундир полисмена.
Это длилось несколько секунд. Эдди был убежден, что в лице его не дрогнула ни одна черточка, но он также знал, что человек все заметил: выражение растерянности, когда он отворил дверь номера, полную расслабленность его тела и духа, электрический ток страха и, наконец, вернувшееся к нему внешнее самообладание при лихорадочной работе мысли.
Но это, очевидно, не то, чего он опасался: его посетитель был один, а для подобных прогулок всегда назначались двое, не считая того, кто ждал на улице в машине.
Вдобавок и сам человек был иного типа. Очевидно, кто-то из главарей. Служащие отеля не впустили бы к нему в комнату неизвестного субъекта. А тот не только сидел в его номере, но позвонил, вызвал официанта и заказал содовую воду и лед. Что касается виски, то незнакомец воспользовался плоской фляжкой, которая стояла теперь на ночном столике рядом со стаканом.
— Take it easy, son! — сказал он, не выпуская изо рта толстой сигары, запах которой успел наполнить комнату.
В переводе это означало: «Не волнуйся, сынок!»
Ему было за шестьдесят, возможно, без малого семьдесят. Он много повидал на своем веку, хорошо разбирался в людях и обстановке.
— Call me Mike!
«Зови меня Майк!» Не следовало заблуждаться, это не было разрешением держать себя запросто. Речь шла о той почтительной непринужденности, с которой в определенных кругах принято обращаться к влиятельному лицу.
Старик напоминал своим видом профессионального политика, сенатора штата, мэра, а еще более — одного из тех, кто управлял избирательной машиной и назначал судей и шерифов. Майк сумел бы сыграть любую из таких ролей в кино, особенно в ковбойских фильмах. Он это знал, и можно было догадаться, что сходство ему льстит и он всячески старается его усилить.
— Стаканчик виски с содовой! — предложил он, указывая на фляжку.
Взгляд Майка скользнул по винному пятну на пиджаке Эдди. Он не соблаговолил улыбнуться или пошутить.
Лишь скользнул взглядом:
— Садись!
Костюм на нем был не из белого полотна, а из тонкой чесучи, а галстук, расписанный вручную, стоил, должно быть, тридцать или сорок долларов. Он не снял с головы шляпу с широкими, загнутыми кверху полями, светло-серого, почти белого цвета, без единого пятнышка или пылинки. Кресло, на которое он предложил Эдди сесть, находилось возле телефона. Ленивым жестом Майк указал на аппарат.
— Тебе нужно позвонить Филу.
Эдди не спорил. Снял трубку, заказал номер в Майами. И пока он ждал, не отнимая трубки от уха, Майк курил сигару, равнодушно поглядывая на него.
— Алло! Фил!
— Кто говорит?
— Эдди.
— Слушаю.
— Я… Мне сказали…
— Минуту, я прикрою дверь.
Это была ложь: Фил слишком долго молчал. Либо он с кем-нибудь советовался, либо делал это нарочно, чтобы вывести Эдди из равновесия.
— Алло! Алло!
— Все в порядке. Я слушаю.
Снова пауза. Эдди не хотел говорить первым.
— Майк там?
— Да, в комнате.
— Хорошо.
Снова пауза. Эдди поклялся бы, что слышит шум моря, но это едва ли было возможно.
— Ты видел Джино?
Эдди подумал, правильно ли он расслышал имя и не спутал ли Фил братьев. Он не ожидал, что с ним заговорят о Джино. Времени на размышления у него не было, поэтому он солгал, не думая о последствиях.
— Нет. А что?
— А то, что он не приехал в Сан-Диего.
— А-а!
— Джино должен был быть там еще вчера.
Эдди знал, что Майк все время наблюдает за ним, и это вынуждало его следить за выражением своего лица.
Он напряженно обдумывал слова Фила, перед глазами снова замелькали образы и картины, которые возникли в его мозгу чуть раньше, когда он представил себе «прогулку» в автомобиле. В общих чертах это была та же ситуация, только с другими действующими лицами. Если бы с ним говорил, к примеру, Сид Кубик, он мог бы думать иначе, но с ним говорил Фил.
Фил был коварен. Эдди всегда знал, что Фил его не любит, как не любил он всех братьев Рико.
Почему он звонил в Сан-Диего, когда вопрос касался Тони?
Джино был убийца. Сан-Диего находился недалеко от Эль-Сентро: два часа езды на машине и менее часа самолетом.
Филу уже удалось свести двух братьев.
— Алло! — повторил Эдди в трубку.
— Мне пришло в голову, не заезжал ли Джино к тебе в Санта-Клару.
Теперь уже Эдди поневоле пришлось лгать:
— Нет.
Ложь могла привести к серьезным последствиям. Эдди никогда так не поступал. Это шло вразрез с его принципами. Если бы они узнали, что он лжет, они имели бы право впредь не доверять ему.
— Джино видели в Новом Орлеане.
— Да?
— Он выходил из машины.
Почему с ним продолжали разговор о Джино, а не о Тони? На это была какая-то причина. Фил ничего не делал зря. Эдди крайне важно было догадаться, что у Фила на уме.
— Его будто бы также видели на борту парохода, отплывающего в Южную Америку.
Эдди чувствовал, что это правда.
— Зачем бы это ему? — тем не менее возразил он.
— Не знаю. Ты член семьи. Ты знаешь его лучше, чем я.
— Я не в курсе дела. Он мне ничего не говорил.
— Ты его видел?
— Я хотел сказать, что он мне ничего не писал.
— Ты получил письмо?
— Нет.
— А как Тони?
Теперь Эдди все понял. Его хотели запугать, говоря с ним о Джино. Они ничего не выдумали. Они использовали факты. Таким способом его подвели к делу Тони.
Вторично Эдди солгать не мог. К тому же при разговоре присутствовал Майк, который все знал и по-прежнему молча курил сигару.
— Я с ним говорил. — Он продолжал скороговоркой:
— Я видел также его жену, она ждет ребенка. Я объяснил ему…
Фил оборвал его:
— Майк получил инструкции. Ты слышишь? Он тебе скажет, как поступить.
— Хорошо.
— Сид согласен с этими инструкциями. Хочешь, он тебе это подтвердит?
Эдди повторил:
— Хорошо.
Только потом он сообразил, что его слова можно расценить как недоверие Филу.
Эдди услышал шепот, голос с характерным акцентом Кубика.
— Майк Ла Мотт займется сейчас всем. Не пытайся провести его. Он у тебя?
— Да.
— Дай его мне!
— С вами хочет говорить Кубик.
— Так чего ж ты не передаешь мне трубку? Разве не хватает шнура?
Шнура хватило.
— Алло, старина!
Говорили в основном на том конце провода, и Эдди, слыша далекий голос Кубика, не различал слов. Майк односложно выражал одобрение.
Теперь, узнав его фамилию, Эдди смотрел на Майка другими глазами. Он не ошибся, предположив, что тот влиятельное лицо. Эдди не знал, чем в настоящее время занимается Майк, так как о нем давно не было слышно, Но в прежние дни его имя нередко мелькало на первых страницах газет.
Мишель Ла Мотт, в обиходе Майк, должно быть канадец по происхождению, был здесь, на Западе, одним из крупнейших пивных баронов в эпоху «сухого закона».
Организация тогда еще не существовала. Союзы возникали и распадались. Чаще всего их главари боролись между собой за территорию, иногда за винный склад, за судно или грузовик.
Раз не существовало Организации, не существовало ни иерархии, ни специализации. Большинство населения было на стороне нарушителей «сухого закона», равно как полиция и многие политические дельцы.
Битвы разыгрывались главным образом между кланами, между вожаками.
Мишель Ла Мотт, дебютировавший в одном из кварталов Сан-Франциско, не только присвоил себе всю Калифорнию, но и расширил сферу своих операций вплоть до ближних штатов Среднего Запада.
Когда братья Рико, еще мальчишками, шатались по улицам Бруклина, люди поговаривали, что Майк собственноручно избавился более чем от двух десятков конкурентов. Он убрал и некоторых членов своей шайки, которые осмелились разговаривать слишком громко.
В конце концов его арестовали, но не смогли выдвинуть против него веского обвинения в убийстве. Его осудили только за мошенничество при уплате налогов, но отправили на несколько лет не в Сен-Квентин, как обычного уголовника, а в Алькатрас — крепость, предназначенную для самых опасных преступников, выстроенную на скале посередине бухты Сан-Франциско.
Эдди больше никогда не слышал о нем. Если бы кто-нибудь спросил у него, что стало с Ла Моттом, он ответил бы, что Майк, очевидно, умер, так как тот был уже немолод, когда Эдди ходил еще в коротких штанишках.
Теперь он смотрел на старика с почтением, даже с восхищением, и ему более не казалось смешным, что Майк старается походить на судью или политикана из какого-нибудь фильма.
Если бы Майк поднялся, стало бы видно, что это очень высокий человек. Наверно, он еще держался прямо, не утратил своей прежней осанки. Старик на миг приподнял шляпу, чтобы почесать голову, и Эдди увидел его все еще густые белоснежные волосы, резко контрастировавшие с кирпичным цветом кожи.
— Да.., да… Об этом я тоже подумал… Не беспокойся.
Все, что нужно, будет сделано… Я звонил в Лос-Анджелес. Я не мог соединиться с тем, о ком ты говорил, но теперь он уже предупрежден. Я жду их обоих к вечеру.
У него хриплый голос, как у тех, кто много пьет и курит уже не один десяток лет. В этом он тоже похож на политического дельца. Должно быть, на улицах все с ним раскланиваются, люди подходят пожать ему руку, гордясь знакомством с великим Майком.
Тогда, после судебного процесса, у него отобрали несколько миллионов, но, вероятно, он потерял не все и, покинув Алькатрас, не сидел без гроша.
— Согласен, Сид… У него вид разумного человека… Не думаю… Я сейчас у него узнаю.
Он повернулся к Эдди:
— Ты хочешь что-нибудь сказать Сиду?
Только не в таких условиях. Что он может сейчас, не обдумав, сказать Кубику? Он понимал, что все решено помимо него.
— Нет. Он не хочет… Идет! Я тебе позвоню, когда все будет сделано.
Майк протянул трубку Эдди, чтобы тот повесил ее на рычаг, отпил глоток виски и задержал запотевший стакан в руке.
— Ты ел?
— Только утром.
— Голоден?
— Нет.
— Зря ты не выпьешь глоток.
В самом деле, может быть, виски перебьет привкус красного вина, от которого его недавно рвало.
Эдди налил себе виски.
— Сид славный малый, — вздохнул Майк. — Не было ли у него в прежние времена какой-то истории, связанной с твоим отцом?
— Мой отец был убит пулей, предназначенной Кубику.
— Так-так!.. Мне показалось, что он тебя очень любит.
По-твоему, здесь не жарко?
— Слишком жарко.
— Жарче, чем во Флориде?
— Тут совсем другая жара.
— Я никогда там не бывал.
Он затянулся сигарой. Майк редко произносил две фразы подряд — то ли ум его отяжелел, то ли вообще он изъяснялся с трудом. Лицо у него было дряблое, одутловатое, губы безвольные, как губы ребенка. А под постоянно слезящимися светло-голубыми глазами набрякли мешки. Но в этих глазах сохранилась прежняя властность, и трудно было долго смотреть на них.
— Мне шестьдесят восемь лет, сынок. Могу утверждать, что жизнь свою я прожил неплохо, но я не считаю ее оконченной. Так вот, верь не верь, но меня никогда не тянуло выехать за пределы Техаса и Оклахомы на Юге, Юты и Айдахо на Севере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14