Заряженные аккумуляторы
уже погружены на шесть электрических вездеходов, компьютер выстроил
векторную диаграмму, показавшую вероятные районы рассеивания осколков,
если таковые имели место. Бронштейн, адъютант полковника, поднял по
тревоге всех свободных от дежурства, и теперь они стояли полукругом вокруг
информационного табло. В пятнадцати метрах от них, наглухо запершись в
ванной, Том Фолкнер изо всех сил пытался протрезвиться. По дороге из
офицерского клуба он уже прибег к помощи антистимулятора - эти таблетки
гарантировали удаление из одурманенного мозга паутины опьянения примерно
за полчаса. Но процесс не из приятных. Он заключался в том, что таблетка
давала двойную нагрузку щитовидной железе и гипофизу, на время расстраивая
гормональный баланс и убыстряя обмен веществ. Все физиологические процессы
в организме ускорялись, включая и тот, что удалял из крови алкоголь.
Шесть-семь часов человеческие внутренности проживали за десять минут.
Довольно жестоко. Но сейчас у Фолкнера просто не было другого выхода. Он
сидел на полу ванной, схватившись руками за стойку для полотенец. Его
трясло, сквозь форму проступили крупные пятна пота. Лицо побагровело,
пульс перевалил за сто и продолжал расти. Он уже вырвал, избавившись от
последних ста пятидесяти граммов виски до того, как оно успело проникнуть
в кровеносную систему, и это яростное внутреннее очищение организма должно
было справиться с остальным алкоголем. Сознание стало ясным. Уже пятый раз
в жизни Фолкнер решился прибегнуть к антистимулятору, каждый раз надеясь,
что это - последний.
Через некоторое время он смог встать. Вытянул перед собой руки.
Пальцы шевелились, словно печатая на машинке. Усилием воли ему удалось
успокоить их. Кровь уже должна была отхлынуть от лица. Фолкнер глянул в
зеркало и содрогнулся. В молодости, числясь в отряде астронавтов, он
старательно следил за стрелкой весов, чтобы она не выходила за отметку 75,
но времена эти давно уже прошли, а кости изрядно обросли плотью. В форме
полковник выглядел внушительным, массивным, широкоплечим мужчиной с
коротко подстриженными курчавыми черными волосами, короткими жесткими
усами и красными глазами. Без твердой оболочки из хаки тело обвисало,
становилось мягким, дряблым. Последнее время он как-то примирился с этим,
точнее - перестал обращать на это внимание.
Брызнув в лицо холодной водой, Фолкнер почувствовал себя почти совсем
хорошо. Наихудшие последствия загула канули в Лету: перестал чесаться
кончик носа, уши не горели, а глаза функционировали именно так, как им
положено. Стараясь держаться очень прямо, полковник открыл дверь ванной и
направился к своему кабинету.
Капитан Бронштейн выглядел, как обычно, совершенно хладнокровным.
Чеканя каждое слово, он доложил:
- Мы готовы к отправке по первому приказу, полковник!
- Маршруты определены?
- Естественно! - бросил мимолетно-насмешливую улыбку капитан. - Табло
светится, как рождественская елка. Мы имеем уже около тысячи сообщений об
атмосферном объекте, и они все еще поступают! На этот раз все
по-настоящему, полковник!
- Прекрасно, - пробормотал Фолкнер. - Мы станем известны на всю
страну... на весь мир. Внеземной космический корабль терпит аварию, пилоты
спасаются на парашютах, а доблестные офицеры ИАО хватают их голыми
руками...
Он с трудом взял себя в руки. Видимо, процесс вытрезвления еще не
завершен. Взгляд адъютанта был весьма недвусмысленным. Более того, в нем
читалась жалость.
Прежде, когда такое случалось, Фолкнер упрямо повторял про себя, что
ненавидит Бронштейна вовсе не потому, что тот - еврей. А потому, что он
энергичен, честолюбив, способен, потому что никогда не теряет
самообладания и считает, что летающие тарелки - это инопланетные корабли.
Адъютант был единственным из офицеров, знакомых Фолкнеру, который
добровольно примкнул к программе. ИАО считался дырой, в которую засовывали
тех, кто ни на что больше не годен, а этот еврей не жалел усилий для
заполучения именно этой работы. И все потому, что был абсолютно уверен -
рано или поздно летающие тарелки станут самой главной задачей, которую
придется решать ВВС США. Хотел купаться в славе, мелькать на телеэкранах,
когда фантастика станет явью, а патрулирование с целью идентификации
атмосферных объектов расценивал как ступеньки наверх.
Сенатор Бронштейн!
Президент Бронштейн!!!
Настроение Фолкнера испортилось окончательно.
- Отлично! - рявкнул он. - Отправляйтесь в пустыню и откопайте этот
метеорит к утру! Живо!
Собравшиеся быстро покинули кабинет. Бронштейн остался.
- Я считаю, Том, что это на самом деле она, - тихо произнес он. - Та
вынужденная посадка, которой мы так дожидались.
- Иди к черту!
- И тебя не увидит, когда мы обнаружим в полыни космического
посланника?
- Не дури. Это просто метеорит.
- Ты его видел?
- Я изучил сообщения.
- А я видел. И едва не ослеп. Где-то над стратосферой взорвалось
что-то вроде ядерного реактора. Словно маленькое солнце вспыхнуло. То же
самое говорят и ребята из Лос-Аламоса. Тебе известно что-либо о проектах
ВВС, связанных с применением ядерных реакторов?
- Нет.
- И мне тоже.
- Значит, это был китайский разведывательный корабль, - констатировал
Фолкнер.
- Если хочешь знать, Том, в тысячу раз вероятнее то, что этот корабль
прилетел с Проциона-12, чем из Пекина. Можешь считать меня сумасшедшим, но
я убежден в этом!
Фолкнер ничего не ответил. Некоторое время он молчал, стараясь
убедить себя, что все это происходит наяву, затем повелительно махнул
рукой, и они вышли в ночную тьму.
Во дворе базы оставалось уже только два вездехода. Фолкнер забрался в
один, Бронштейн - в другой, и они отправились в путь. В кабине полковника
размещался полный комплект аппаратуры связи, позволявший ему быть в
постоянном контакте с остальными поисковыми машинами, управлением в
Альбукерке, главной штаб-квартирой ИАО в Топеке и местными штабами,
находившимися в его ведении в четырех юго-западных штатах. На пульте
постоянно вспыхивали лампочки, свидетельствуя о поступлении новых
сообщениях.
Фолкнер вызвал штаб-квартиру, и на экране появилось лицо его
непосредственного начальника, генерала Уэйерленда.
Уэйерленд, подобно Фолкнеру, принадлежал к числу тех, кто оказался
лишним в программе освоения космоса и был переведен в тупиковое
ответвление, но, по крайней мере, имел в качестве утешения четыре звезды
на погонах. Учитывая, что он нес личную ответственность за гибель двух
астронавтов при проведении одного из экспериментов, можно только
удивляться, что он вообще имел работу, пусть даже в ИАО, как считал
Фолкнер. У Уэйерленда было одно неоценимое качество - он всегда делал
хорошую мину при плохой игре и всегда демонстрировал свое исключительно
ответственное отношение к проекту.
- Есть новые сообщения, Том?
- Ничего особенного, сэр, - пожал плечами Фолкнер. - Обычная реакция
взволнованных обывателей. Мы заняты стандартной проверкой. Парочку
вездеходов отослали к Санта-Фе. Плюс обычное прочесывание с помощью
металлоискателей. Все по установленному шаблону, как и в остальных
случаях.
- Я не уверен, что это рядовой случай, - строго произнес генерал.
- Да, сэр?
- Вашингтон уже дважды был на проводе. Я имею в виду Самого. Он
взволнован. След растянулся на несколько тысяч миль. Сначала ее заметили в
Калифорнии...
- Калифорния! - со злостью оборвал шефа Фолкнер.
- Я все понимаю. Но общественность взбудоражена и оказывает давление
на Белый Дом, а он жмет на нас.
- Сигнал один-ноль-семь уже подан?
- По всем каналам, - кивнул Уэйерленд.
"107" означало, что таинственный небесный объект является
естественным природным феноменом и повода для беспокойства нет.
- Нам уже никто не верит. Мы слишком долго и часто пользовались этим
сигналом. Наступают времена, когда, очевидно, придется начать говорить
правду.
"Какую правду?" - хотел спросить Фолкнер, но решил не злить генерала.
- Передайте президенту, что мы сразу же доложим ему, как только
найдем что-либо определенное.
- Выходи на связь со мной каждый час. Независимо от того, есть это
определенное или нет! - приказал генерал и отключился.
Фолкнер вызвал подчиненных и узнал, что установки раннего
обнаружения, являвшиеся частью противоракетной обороны, засекли массивный
предмет, пролетающий над полюсом на высоте 30 километров и поднявшийся
выше над канадской провинцией Манитоба. Исчез объект где-то над
центральной частью Нью-Мексико. Что же, сегодняшняя ночь, похоже, обещает
стать ночью сюрпризов. Однако это может оказаться просто гигантской
железной глыбой, залетевшей в атмосферу и сгоревшей в ней. Но Фолкнер не
желал сдаваться.
Его вездеход с лязгом двигался дальше, направляясь к северу от
Альбукерка в направлении национального парка. Слева от себя полковник
видел фары автомобилей, мчащихся по шоссе N_40. Впереди лежало сухое русло
Рио-Пуэрко - этой осенью дождей не было. Звезды казались особенно яркими.
Хорошо, когда в такую ночь идет снег. Фолкнер продолжал задумчиво
производить переключения на пульте.
Общественность взбудоражена. О-б-щ-е-с-т-в-е-н-н-о-с-т-ь! Стоит
вертолету прожужжать над головой, и миллионы людей бросаются к телефонам
сообщить о летающем блюдце. А сегодняшний небесный спектакль принес
немалые барыши телестанциям горных штатов. А может, все это совершено
самими телекомпаниями с целью повышения доходов?
Что беспокоило Фолкнера, так это возрастающая кривая сообщений о
пресловутых летающих блюдцах. Число наблюдений их, казалось, колеблется
синхронно с напряженностью международной обстановки. Первые были замечены
сразу после второй мировой, когда возникло ядерное соперничество между США
и СССР, затем на время президентства Эйзенхауэра наступило затишье. В 1960
опять произошел всплеск. После убийства Кеннеди блюдца наблюдали
повсеместно, а с 1966 частота их появлений стала неуклонно расти с
тенденцией всплесков в периоды, когда разногласия с Китаем грозили
вылиться в открытый конфликт.
Нельзя же соотносить частоту падения метеоров с международной
напряженностью! А вот с личной обеспокоенностью - можно. 99% всех
наблюдений, как полагал Фолкнер, были вызваны расшалившимися нервами
обывателей.
Но оставшийся 1%...
Суть заключалась в том, что изменилось качество наблюдателей. В
первое время большинство рассказов о блюдцах исходило от пораженных
климаксом матрон или страдающих щитовидкой худосочных деревенских жителей
в очках в стальных оправах. Но когда президенты банков, сенаторы,
профессора физики и полисмены тоже начали замечать очертания круглых
предметов в небе, предмет спора прошел стадию, когда он был уделом
чокнутых. И Фолкнер признавал это. С 1975 года количество респектабельных
наблюдателей резко возросло. Конечно, бредни лунатиков типа "я летал на
блюдце" можно было игнорировать, но вот остальных - нет.
Все же он был увлечен своей работой. Хотя, так сказать, негативно.
Даже несмотря на то, что существование внеземных кораблей могло бы сделать
ее действительно важной и ликвидировать терзающую его боль обиды. Тому
Фолкнеру нужна была эта боль, она пришпоривала его.
Отбросив ненужные мысли, он переключился со сбора информации на
сигналы, подаваемые металлоискателями.
Конечно же, ничего. В пустыне? Откуда?
Потом полковник вызвал Бронштейна, находящегося уже в восьмидесяти
милях южнее, в окрестностях Акома-Пуэбло.
- Что нового, капитан?
- Ничего. Только вождь одного из племен жалуется, что его люди очень
напуганы.
- Скажи им, что беспокоиться нечего.
- Я так и сделал. Не помогает. В них будто бес вселился, Том!
- Предложи им сплясать изгнание бесов.
- Том!
Фолкнер зевнул.
- Знаешь, в Белом Доме тоже завелись бесы. Бедняга Уэйерленд сидит,
как на иголках. Ему нужны хоть какие-то результаты, не то...
- Я в курсе. Он со мной связывался.
Фолкнер нахмурился. Ему не нравилось, когда начальство вело
переговоры через его голову. Должна же соблюдаться определенная
субординация! Он сердито переключился на другой канал.
Вездеход торопился на запад. На его крыше вращалась чувствительная
антенна в поисках хоть чего-нибудь полезного. Металлоискатели искали
металл, термодетекторы охотились за инфракрасным излучением любого живого
тела размером больше сумчатой крысы. Каждые тридцать секунд испускался
лазерный луч, отражался от сферы в восьмидесяти милях и возвращался, не
принося никаких результатов.
Фолкнер продолжал неутомимо нажимать кнопки, щелкать тумблерами и
поворачивать рукоятки. В каждой из этих бесплодных поисковых вылазок он
испытывал сдержанное удовлетворение от игры своих рук над сложным пультом
управления, используя всю мощь электронной машинерии, несмотря на то, что
был твердо уверен в тщетности поисков. Пару месяцев назад до него
наконец-то дошло, что он играет роль астронавта.
Да. Эта теплая кабина вездехода могла бы быть космической капсулой на
орбите с перигеем в четыре сотни миль. И пусть ягодицы чутко фиксируют
каждый ухаб, зато перед глазами - полный набор ярких сигнальных огней и
крохотных экранов - мальчишечья мечта об антураже астронавта. Ему
нравилась эта игра. И относился он к экспедиции, как к игре.
Но пора было выходить на связь. Фолкнер перекинулся несколькими
фразами с экипажами следующих на север первых двух вездеходов. Один из них
только что прошел Таос, второй крейсировал вблизи испанских поселков по ту
сторону национального парка "Санта-Фе". Переговорил с четырьмя вездеходами
на юге, которые прочесывали пустыню от Сокорро до Ислета. Обменялся
краткими замечаниями с Бронштейном, находящимся в пустынной, всеми
заброшенной местности к югу от Акома-Пуэбло и двигающимся к резервации
Суни. Злополучный метеор ехидно не оставил после себя ничего, стоящего
внимания. Каждый час Фолкнер включал радио- и телемониторы и прослушивал
выпуски новостей. Дикторы очень неубедительно старались успокоить
общественность, что волноваться нечего - сами заметно волновались.
Перестраиваясь со станции на станцию, Фолкнер слышал одни и те же пустые
заверения. Все апеллировали к Келли из Лос-Аламоса. Кто такой этот Келли?
Астроном? Нет, просто один из членов "технического персонала" без
расшифровки того, что это означает. Возможно, привратник. Но средства
массовой информации на всю катушку использовали магическое воздействие
сопричастности к Лос-Аламосу в качестве панацеи для успокоения
взволнованных слушателей. Кроме того, некто Альварес из обсерватории
"Маунт-Паломар" сделал заявление, аналогичное заявлению некоего Мацуока,
известного японского астронома. Видел ли Альварес огненный шар? Ничто в
его заявлении на это не указывало. А Мацуока? Разумеется, нет. И все же
оба рассуждали со знанием дела, красочно описывали различия между
метеорами и метеоритами, сглаживая любое беспокойство гладким потоком
расслабляющей словесной шелухи.
К полуночи правительство наконец-то обнародовало часть информации,
полученной системами обнаружения и спутниками. Да, засекли метеор. Нет,
опасаться нечего. Чисто природное явление.
Фолкнер ощутил тошноту.
Его закоренелый упрямый скептицизм в отношении летающих тарелок можно
было сравнить только с его же закоренелым упрямым скептицизмом в отношении
официальных правительственных заявлений. Если правительство столь
заинтересовано в спокойствии, значит, повод для беспокойства существует.
Эта теорема не требовала никаких доказательств. С другой стороны, хотя
Фолкнер и был хорошо тренирован в интерпретации лживых официальных
заявлений, это никак не вязалось с его глубокой и непреклонной
необходимостью веры в тщетность и пустоту выполняемой им работы. Он не мог
позволить себе поверить в реальность летающих тарелок.
Было уже далеко за полночь. Фолкнер тупо смотрел в массивный затылок
водителя, отделенный от него перегородкой, и изо всех сил старался не
заснуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15