Уехал я. А
двадцать пятьдесят из головы не выходят. К вам я не решился, вы бы меня
только разбранили.
- Да не стал бы я тебя бранить, Боб! Я бы вызвал Джонни, собрал бы
дюжину присяжных из числа соседей. Джонни мы помогли бы убраться в другой
штат или в мир иной, а тебе - вернуть твои доллары.
Боб глубоко вздохнул и уставился на судью.
- Поздно! Слишком поздно!
- Совсем не поздно! Продолжай!
- Вечером я подъехал к взгорью, где растут пальметто. Только начал
подыматься, слышу: скачет кто-то. Мне стало не по себе, жутко как-то.
Точно тысяча чертей меня заморочили, ничего не вижу вокруг, ничего не
слышу, не знаю, где я и что. А в глазах - кошелек с золотом и мои двадцать
долларов, пятьдесят центов! "Не вас ли я видел в трактире?" - говорит тот,
с кошельком. "А вам-то что?" - говорю. "Да мне-то ничего, конечно". - "Так
и дуйте своей дорогой!" - "Не в обиду будь сказано, карточный проигрыш не
поднял вам настроения! Я бы на вашем месте крепко подумал, прежде чем
играть на деньги".
То, что он еще и попрекает меня проигрышем, совсем меня разозлило. Но
я пока держался.
"Дразнить проигрышем, - говорю, - дело последнее, подлая твоя
душонка!"
Я хотел раззадорить его и затеять свару. Но он не поддавался.
"Я, - говорит, - и не думал дразнить, наоборот, я вам сочувствую. На
богача вы не похожи и, вероятно, зарабатываете свои деньги тяжелым
трудом". - "Да, - говорю, - деньги даются мне нелегко. Спустил все до
цента, не на что даже табаку купить, зажевать нечем".
Мы стояли с ним у самой опушки, на берегу Хасинто.
"Ну, это можно поправить. Я человек не богатый, у меня жена, дети,
мне каждый цент дорог, но помочь соотечественнику - дело всякого
порядочного гражданина. Вот вам на табак!.."
С этими словами достает из кармана кошелечек, тугой такой. Долларов
на двадцать, думаю, тянул. А мне мерещится, будто черт из кошелька зубы
скалит.
"Половина моя", - говорю. - "Нет, деньги для жены и детей. Полдоллара
можно". - "Половину! - кричу. - Или..." - "Или?"
Тут он сунул кошелек обратно и начал ружье с плеча стаскивать.
"Не вынуждайте меня, - говорит, - причинять вам неприятности!
Смотрите, как бы не пришлось раскаиваться! Вы задумали недоброе дело!"
Но я уже закусил удила. В глазах у меня потемнело.
"Половину!" - ору.
Тут он и подпрыгнул в седле, откинулся и свалился...
Боб замолчал, у него пресеклось дыхание, на лбу выступили крупные
капли, взгляд уперся в угол комнаты.
Алькальд тоже побледнел. Я попытался встать, но пошатнулся, и если бы
не оперся на стол, вероятно, упал бы. Воцарилось тягостное молчание.
Наконец судья пробормотал:
- Тяжелый случай! А ты опасный субчик, опасный! Просто злодей!
- Пуля пробила ему грудь...
- А может, у тебя курок сорвался? - тихо спросил судья. - Может, он
погиб от своей же пули?
Боб покачал головой.
- Курок спустил я. Черт меня подтолкнул. Его-то пуля осталась в
патроннике. Ох, что было у меня на душе! Все кошельки мира отдал бы за то,
чтобы этого не случилось. Нет мне ни сна, ни покоя! А в прериях совсем
тошно! Как на привязи у патриарха. Я привез к нему покойника, вырыл могилу
и похоронил.
Судья встал и начал молча ходить из угла в угол. Потом резко
остановился и спросил:
- Что ты сделал с деньгами?
- Я хотел податься в Сан-Фелипе. Деньги были при мне. Его саквояж
закопал вместе с ним, бутылку рома и еду, купленную у Джонни, - тоже.
Потом целый день скакал, не слезая с лошади. Вечером, в сумерках, спешился
и пошел к трактиру, а оказался у патриарха. Дух убитого не пустил в
Сан-Фелипе, он водил меня по прериям и привел к патриарху. Он меня извел
совсем, пока я не выкопал покойника и опять не зарыл его. Но саквояж я не
трогал.
Судья покачал головой.
- Утром решил ехать совсем в другую сторону. Хотелось табаку, а его
не было вовсе. Поскакал в Анауа через прерию. Ну, думаю, теперь-то меня не
собьешь. Гнал я во весь опор, но все примечал вокруг. А вечером вижу
солончаки. Только я обрадовался, подъезжаю, а это - патриарх. Снова
выкопал покойника, оглядел его со всех сторон, закопал. Нет мне покоя,
никакого спасения нет! И не будет, пока меня не повесят!
Сразу было видно, что эти слова принесли Бобу облегчение. И как это
ни странно звучит, мне - тоже. В порыве сопереживания я даже невольно
кивнул ему. Судья же и бровью не повел.
- Вот, стало быть, как. Ты считаешь за благо, если тебя вздернут?
- На том же самом дереве, под которым он, - нервной скороговоркой
ответил Боб.
Судья раскурил еще одну сигару и сказал:
- Ну, если такова твоя воля, посмотрим, что можно сделать для тебя. Я
оповещу соседей, и завтра присяжные будут здесь.
- Спасибо вам, сквайр.
- Завтра присяжные будут здесь, - повторил алькальд. - Может, к тому
времени ты и передумаешь.
Я смотрел на него, не скрывая разочарования. Но он этого не замечал.
- Вдруг ты найдешь иной способ свести счеты с жизнью, если она тебе в
тягость.
Судя по тому, как Боб мотнул головой, его это не прельщало, меня -
тоже.
Боб встал и подошел к судье, чтобы пожать на прощание руку. Но тот,
словно не заметив ее, обратился ко мне:
- Вы остаетесь здесь?
- Джентльмен должен идти со мной, - вмешался Боб.
- Почему?
- Спросите у него?
Я вкратце рассказал судье историю своего спасения, воздав должное
Бобу и его трогательной заботе обо мне. Судья одобрительно кивнул, но
уступать не пожелал.
- Вам лучше остаться здесь, тем более теперь. Боб побудет один. Ты
слишком возбужден, Боб. Пойми меня правильно. Джентльмену здесь будет
спокойнее, чем с тобой или в компании Джонни. Приходи завтра, и мы все
решим. Адье!
Боб ушел. Алькальд протрубил в раковину, заменявшую в этих местах
колокольчик, затем полез в ящик с сигарами и начал распробовать их одну за
другой. Кончилось это тем, что он в раздражении переломал все сигары, а
обломки вышвырнул в окно. Чернокожий, явившийся на звук раковины,
терпеливо ожидал, когда хозяин закончит это занятие.
- Послушай, - взревел судья. - Где ты берешь такую дрянь? Они не
горят и не тянутся! Скажи этой шоколадной ведьме, подруге Джонни, что я
больше у нее не покупаю. Поезжай за реку, к мистеру Дьюси, и привези ящик.
Да скажи, чтоб выбрал получше! Стой! Передай еще, что мне надо потолковать
с ним и с соседями! Понял? И не вздумай задерживаться! Чтоб через два часа
был дома! Поедешь на новом мустанге. Посмотрим, на что он годится.
Чернокожий пулей выскочил из комнаты.
- Вы мой гость, - сказал судья. - Завтра вы будете в полном порядке.
Хозяин показал мне свои владения. Мы много говорили о Техасе, о том,
что близится его отторжение от Мексики, еще не зная, насколько
пророческими оказались наши слова. С наступлением сумерек я пошел спать.
Поутру меня разбудил топот копыт. Это приехал Боб. Я видел в окно,
как он слезет с лошади. Мне показалось, что руки и ноги плохо повинуются
ему, он пошатывался. Нет, он не был пьян. Его пригибала к земле
смертельная усталость, какая бывает, когда душевные муки становятся
физической болью.
Я мигом поднялся и побежал открывать дверь. Он стоял, прислонившись к
мустангу, в позе мученика и глухо стонал.
- Вы не хотите зайти в дом?
Он смотрел на меня невидящим взглядом. Я в прямом смысле оторвал его
от коня и повел в дом. Боб позволял делать с собой все что угодно и лишь
неуверенно переставлял ноги. Ни единого слова я от него еще не услышал.
Снова топот копыт. Судя по звуку, приближалась не одна группа
всадников. Действительно, сначала показались двое, за ними - еще несколько
верховых. На всех были охотничьи куртки, безрукавки и ноговицы из оленьей
кожи, у всех - карабины и тесаки. Крепкие упрямые парни, каких немало в
юго-западных штатах. А лица выдавали в них истых кентуккийцев. С такими
ребятами Техас может рассчитывать на независимость!
Заходя в дом, они хмуро поздоровались со мной. Их зоркие взгляды
зацепили и Боба. Они были явно заинтригованы этой встречей, хотя умело
прятали любопытство под маской холодного равнодушия. На меня, впрочем,
тоже было брошено несколько пристальных взглядов, однако это никак не
означало приглашения к разговору. Речь шла о демонстративных передвижениях
войск вблизи границ Техаса. Но хладнокровие этих людей было столь
несокрушимо, что, казалось, им не было никакого дела до военной угрозы.
К дому подъезжали все новые и новые соседи. В конечном счете их
оказалось четырнадцать. Все как на подбор сильные, с привлекательными
волевыми лицами. За исключением двух, которые мне сразу не понравились. Да
и земляки, видимо, не питали к ним дружеских чувств: никто не протянул им
руки. Вскоре двери отворились, и в комнату вошел хозяин. Не скрывая
душевной радости, мужчины двинулись ему навстречу. Все, кроме тех двух. Им
не подал руки и судья. Поздоровавшись с соседями, он взял меня за локоть и
представил своим гостям.
Слуга расставлял кресла и коробки с сигарами. Указав на сервированный
столик, хозяин, наконец, уселся. Гости прикладывались к стаканам и
разбирали сигары. Закуска и обкуривание комнаты заняли порядочно времени.
Боб совершенно истомился.
- Мистер Морзе, - обратился ко мне судья, - сделайте милость,
угощайтесь!
Я взял сигару, закурил, и лишь когда надо мной поднялось облачко
дыма, хозяин с довольным видом откинулся на спинку кресла.
Во всей этой педантичной приверженности церемониалу было какое-то
патриархальное величие.
- Нам предстоит решить одно дело, - сказал алькальд, - но пусть лучше
о нем скажет тот, кого оно касается.
Мужчины перевели взгляды с алькальда на Боба и на меня.
- Боб Рок! Или как тебя там. Если есть что сказать, говори.
- Я уже сказал, - буркнул Боб.
- Вчера было воскресенье. По воскресеньям отдыхают от дел, а не
занимаются ими. Все, сказанное вчера, во внимание не принимается. Я не
хочу, чтобы ты непременно повторял свои вчерашние сказки. К тому же,
разговор был с глазу на глаз. Мистера Морзе, я не считаю: он нездешний.
- Сколько можно говорить, дело-то ясное, - опять огрызнулся Боб.
На твердокаменных лицах мужчин застыло выражение мрачной серьезности.
- Не спеши выносить себе приговор, приятель. Твое самообвинение имеет
один слабый пункт: у тебя лихорадка!
- Да что ты будешь делать! - чуть не заплакал Боб. - Неужто вы не
можете избавить меня от самого себя? Повесить! Повесить на дереве, под
которым он лежит!
Мужчины угрюмо молчали.
- Вот незадача-то, - продолжал Боб. - Если б он угрожал мне, затеял
бы свару, не дал бы на табак... А мне черт на ухо нажужжал, я и вскинул
ружье...
- Вы прикончили человека, - густо пробасил один из присяжных.
- Прикончил!
- Как это было?
- У черта надо спросить или у Джонни. Нет, у этого не надо. Не было
его там, Джонни-то. Я только встретил его в трактире. Джонни попутал меня,
показал, кого потрошить. Ну я и дрогнул. Это было вблизи патриарха, на
берегу Хасинто.
- Я так и подумал, что там что-то нечисто, - подал голос еще один, -
когда мы проезжали мимо дерева, там была уйма воронья и прочей нечисти. Не
так ли, мистер Харт?
Мистер Харт кивнул.
- У него жена с ребенком, - сказал Боб.
- Кто же это был? - снова спросил бас.
- На лбу у него не написано.
- Надо бы это выяснить, алькальд.
- Зачем выяснять? - пробубнил Боб.
- Зачем? - вскинулся судья. - Да затем, что не можем мы вас судить,
не поинтересовавшись доказательствами. - И вот еще что. Прошу заметить,
что этот тип не в себе. У него лихорадка, в этом состоянии, подстрекаемый
Джонни, он и совершил преступление. На грани отчаяния из-за проигранных
денег. Но несмотря на всю свою озлобленность, он спас жизнь этому
джентльмену - мистеру Эдварду Натанаэлю Морзе.
- Спас?
- В полном смысле, - ответил я, - и не только тем, что вытащил из
воды, но и заботливой опекой, к которой просто принудил Джонни и его
мулатку. Если б не Боб, я бы не выжил! Могу в этом поклясться.
Боб бросил на меня взгляд, огнем опаливший мне нервы. Я уставился в
окно, не в силах видеть слезы в его глазах.
- Джонни подстрекал вас?
- Не сказал бы. Он лишь навел на кошелек.
- А что он при этом говорил?
- Вам-то что? Это вас не касается.
- Не касается? Ну уж дудки! Очень даже касается, - возразил один из
присяжных.
- Он сказал: "Ты что, Боб, рехнулся, упускать такие деньги! Их можно
поменять всего-то на пол-унции свинца".
- Он так сказал?
- Спросите у него.
- Мы спрашиваем у вас!
- Ну, сказал.
- Вы ручаетесь?
- К чему языками трепать. Я хочу, чтобы меня повесили...
- Верно, Боб, верно, - сказал алькальд. - Но мы не можем повесить
тебя, покуда не убедимся, что ты это заслужил. Мистер Уизе! Вы у нас
прокуратор [здесь: судебный следователь]. Ваше слово!
Один из присяжных поднялся, подошел к столику с напитками и, приняв
непринужденную позу, взял бутылку и стакан.
- Ну что же, алькальд, - сказал он, - если Боб и вправду убил
человека, злодейски убил, я полагаю, Боб должен быть помешан. - С этими
словами он осушил стакан.
Боб облегченно вздохнул. Все прочие согласно кивнули.
- Ладно, - сказал судья, - если вы так думаете, а Боб не возражает,
мы должны исполнить его волю. Вообще говоря, надо бы передать это дело в
Сан-Антонио. Но поскольку он - один из наших, окажем ему такую милость.
Мне это особого удовольствия не доставляет. В любом случае необходимо
осмотреть убитого и допросить Джонни. Таков наш долг, долг по отношению к
Бобу как одному из сограждан.
- Ясное дело, - подтвердили все. - Надо этим заняться.
- Джонни-то здесь при чем? - взмолился Боб. - Я сколько раз вам
говорил, не было его там, не было!
- При чем? - удивился судья. - Да, убивал ты, но по его наущению! Не
было бы Джонни, не видать бы тебе ни этого встречного, ни его кошелька! Не
проиграй ты свои двадцать пятьдесят, тебе бы и в голову не пришло добывать
золото с помощью свинца!
- Это уж точно! - подтвердили присяжные.
- Ты - убийца с большой дороги, Боб! Но говорю тебе без лести, мне
волосок на твоей голове дороже, чем Джонни со всеми его потрохами. Мне
очень, очень досадно, что ты, человек, в сущности, не злой, поддался
дурному влиянию и сбился с пути. А ведь если бы ты взялся за ум, то мог бы
стать полезным гражданином Техаса. Ты умеешь держать в руках винтовку!
Последние слова произвели впечатление на присяжных. Все выжидающе
смотрели на Боба.
- Кто знает, - продолжал судья, - может, ты сослужил бы обществу
службу, будучи живым, а не повешенным. Ты стоишь дюжины мексиканцев!
Боб поднял поникшую голову и глубоко вздохнул:
- Мне все ясно сквайр. Вижу, куда вы клоните. Но не могу, не могу я
больше ждать! Жизнь для меня - мука, пытка, проклятие! Куда бы ни подался,
всюду - мука!
- А ты сиди на месте.
- Не могу, меня все время тянет к патриарху!
- Давай так. Сегодня мы отправимся к патриарху без тебя, а завтра ты
подъедешь.
- В котором часу?
- Примерно в десять.
- А пораньше нельзя?
- Так не терпится в петлю? - спросил мистер Харт.
- Что толку болтать? Жить мочи нет! Чем скорее, тем лучше:
проболтаете, меня и вовсе лихорадка сожрет!
- Но не можем же мы из-за твоей лихорадки лететь сломя голову! -
вспылил прокуратор.
- От лихорадки и не так запоешь, мистер Уизе, - заметил мистер Трейс,
наполняя стакан. - Не будем испытывать его терпение.
- А что думаете, алькальд? - спросил прокуратор.
- Боб не очень-то скромничает в своих требованиях, - раздраженно
ответил судья.
Все молчали.
- Но если все согласны и уж коли речь идет о тебе, Боб, мы уступаем.
- Благодарю вас!
- Благодарить не за что! - буркнул судья. - Ступай на кухню! Скажи,
чтоб тебе дали хороший кусок ростбифа со всем, что полагается!
И, стукнув рукой по столу, он вызвал прислугу и распорядился:
- Ростбиф для Боба и прочее! Да проследите, чтоб он поел хорошенько.
А ты, Боб, завтра оденься поприличнее, как подобает порядочному
гражданину! Ясно?
Боб ушел. Присяжные сидели все в тех же непринужденных позах. Лишь
иногда кто-нибудь вставал, чтобы пропустить стаканчик или угоститься
сигарой. Любому вошедшему было бы невдомек, что здесь решается вопрос о
жизни и смерти человека. Правда, временами усиливался шумок, и можно было
понять, что условия, выдвинутые Бобом, устраивают не всех. Прошло
что-нибудь около часа, покуда каждый не успел высказать своего мнения, и
ни разу разговор не изменил своему спокойному течению.
1 2 3 4 5