Это его устраивало, хотя вполне мог меня оформить. У меня и паспорт был, и права я на всякий случай взял… Мало ли… За три дня распродали картинки. Без приключений. И все благодаря мне — не любят у нас приезжих, которые набивают карманы за счет казахов… Правда, получилось не очень-то справедливо. У меня три сотенных в кармане, а у него на две тысячи больше. Рисковали-то одинаково, когда по домам шлялись. Видно, он и сам это почувствовал, предложил отметить конец работы в ресторане… Расслабился, все обещал, что через неделю приедет и снова подработаем. А ты мне сегодня мое отдай!.. И от твоего не откажусь! Иди знай, приедешь ты сюда или в другую сторону подашься? Верить теперь никому нельзя. Лучше уж синица в руках… Вобщем, концовку вечера не очень помню. А Генка после коньяка и вовсе в осадок выпал, до водки не дотянул. И зачем ему понадобилось этого Рашида за стол приглашать?! Нет чтобы тихо-мирно надираться с другом… Правда, Рашид помог Генку до номера дотащить, сам бы я не справился. И куда только этот олух-швейцар смотрел?.. Руки чесались отшить этого краснорожего верзилу, да я и сам на птичьих правах, чуть шум — и все, пиши пропало. Генка лыка не вяжет, бормочет что-то вроде „поезд, ехать надо“. А Рашид еще и бутылку с собой прихватил. И куда в него лезет? Наконец и его проняло, заперся в туалете… Вытащить из нагрудного кармана у Генки бумажник, выпотрошить его и воткнуть назад — минута… Рашид о его существовании вряд ли догадывался, в ресторане расплачивался я… Когда он, весь мокрый, вернулся, я наотрез отказался от водки, тем более что закуской ему служила водопроводная вода. Рашид принялся за бутылку сам. Я ему сказал, что Генка что-то лопотал о поезде, о том, что боится опоздать — он ноль внимания. Тогда я вышел, поймал такси и через двадцать минут был на вокзале. И здесь я пролетел. О том, что через час идет „Москва — Душанбе“, причем прямо через Ганюшкино, знал не я один. Я-то, идиот, на самом деле собирался мотануть в Москву, не сходя в своей дыре… Можно было таксисту сунуть сотню — он бы на любую ближнюю станцию меня подбросил, там бы и сел. Это я сообразил, когда рядом со мной выросла туша Рашида. И Генка с ним, конечно!.. Будто и. не пил, протрезвел с перепугу. А уж у Рашида морда — хоть прикуривай. И постовой сержант неподалеку косится. Двери открыл под светящейся надписью „милиция“ и что-то вовнутрь говорит. Кинуться бы к нему, попросить, чтобы защитил. Ну да, Генка про деньги скажет, и Рашид подтвердит… Рашид… Он все же свой, казах. Вон, стоит, огромный, как бабушкин шкаф. Такие всегда добрые. Может, сжалится, ну, стукнет раз для порядка. И действительно, тот будто мои мысли прочитал. Подошел, ухмыляется, обнял за плечи так, что у меня дыхание перехватило, уговаривает: „Не трепыхайся, Хаким. Не надо волноваться. С кем не бывает по пьянке. Идем скорей отсюда, а то, гляди, еще один мусор высунулся. Заметут всех“. Я и пошел, как телок на убой. Рассопливился, слезу пустил. Может, действительно, ничего страшного? Простят. О работе с Генкой придется забыть… Ладно, забьюсь в аул. Черт с ним… В механизаторы подамся… Но как бы отвязаться от них?.. Может, и с денежками… Черта лысого. Такси свободных сколько угодно — к поезду подоспели, „Москва — Душанбе“, который без меня уйдет… „В гостиницу!“ — скомандовал Генка и уселся рядом с водителем, мы с Рашидом — на заднее сидение. Они бы с радостью меня между собой зажали, да таксист так не повезет. Вразброс ему безопасней, если что. Генка сразу деньги потребовал. Я, конечно, отдал. Тот пересчитал — и в карман… Рашид ему напомнил: „А за помощь?“ Генка отвалил ему сотню, но тот недовольно засопел. Отвалил еще. Тут уж и я набрался духу: „Гена, мои триста тоже у тебя. Кровные, заработанные…“ А он ни звука. Чувствую, что и Рашид ждет ответа… Вот так и подкатили к гостинице. Генка выскочил из машины первый и сказал, что в номере разберемся. Тут я смекнул, что снова пролёт… Генка проплыл мимо заспанного швейцара, ткнул ему под нос визитку, подмигнул, покосился на нас с недоумением и пошел себе. Я ему: „Стой!“. Он пожал плечами, остановился, на вопрошающий взгляд швейцара отрицательно покачал головой. Нас с Рашидом, конечно, не пропустили… До утра мы отпивались у гостиницы, глаз со входа не спускали, но наш приятель не появился. А в восемь, когда дежурные сменились и посторонних начали пускать по паспортам, я поднялся наверх. Номер убирала горничная. Я спросил — где жилец, а она мне сквозь зубы: „Выехал“… Здрасте! Сквозанул через черный ход, который мы не догадались перекрыть. Облапошил нас фотограф. Ну, Рашид не особо огорчился. Генка ему хоть двести отвалил, а меня и вовсе с носом оставил, без копейки, даже билет не на что взять. Что называется — поработал на дядю. Рашид в припадке злости рассказал, как было дело… Он разбудил фотографа, когда сразу после моего ухода, полез к нему в карман, вытащил бумажник и ничего там не обнаружил… Во всем виновата моя жадность. Надо было хоть пару бумажек оставить. Рашид наверняка сгреб бы их и преспокойно смылся… А еще лучше — сработали бы вдвоем — и привет родственникам. Блатным за честь облегчить торгаша, просвещал меня Рашид, и я угодливо поддакивал, боясь, чтобы он не бросил меня одного в чужом городе. „Да-да, — кивал я, — это твари. Их у нас в зоне и за людей не считали“. Как я и рассчитывал, после этого Рашид потеплел: „Так ты торчковый?.. И мы, двое блатных, не ушурупали, как одного спекулянта обработать?.. За что сидел?.. Сколько?“ Оно, конечно, можно было и натрепаться. Подобрать статью посолиднев, срок побольше, но фуфло все равно рано или поздно наружу вылезет. Мой ответ почему-то обрадовал Рашида. „За угон, говоришь?.. И прав лишили?“ Я ответил, что с правами порядок, и покрутил удостоверением перед его носом. „Всегда с собой и наготове. Водить только нечего…“ Но Рашид уже тащил меня за собой… Таксист привез нас в Балыкши, к заброшенной стройплощадке на пустыре. Отсюда до Каспия было рукой подать, метров пятьсот. Здесь кончалась полоса унылых заборов и сносный асфальт, дальше дорога была настолько разбита, что таксист сокрушенно покачал головой и отказался ехать. Мы и не настаивали. Прошли стройплощадку и какой-то короткий переулок, завернули за угол последнего дома. И тут перед нами возник могучий „Камаз“-рефрижератор. „Вот он, наш красавец! — воскликнул Рашид. — Теперь слово за тобой, водила!“… Открыть дверь не повредив для меня секундное дело… Пока Рашид изучал бумажки из найденной в кабине папки, поднося каждый листок к самому носу, я решил проверить, чем загружен рефрижератор. И по документам и в действительности рефрижератор оказался загружен до отказа материей в рулонах. В накладной значилось, что гурьевский кооператив „Сатурн“ отпускает ташкентскому „Юлдузу“ тридцать тысяч метров флизелина. Графы с датой и фамилией шофера пустовали. „Закрыл фургон? Смотри, чтоб никто не засек!“ — осторожничает Рашид. „Да чего дрожать? Накладная полупустая. Ты же говоришь, что машина уже несколько дней тут стоит. Кооператоры милиции боятся больше нас — не иначе, позаимствовали эти километры у государства. Вот бы сдать органам!..“ „Ладно, тоже мне, патриот, нашелся. Заведешь машину?“ — недовольно спросил Рашид, шутка ему не понравилась. „Я такие и до зоны ногтем заводил… Сейчас выгонять будем?.. Какая моя доля?“ „Обожди, — скривился Рашид, — куда его выгонять? У тебя есть кому сбыть ткань в таком количестве?“ „Зачем тогда огород городить, если пристроить некуда?.. Слушай, весь же базар „швейниками“ забит. Патентщики и кооперативщики хватают все ткани подрят. Им что краденное, что купленное. Вон в газетах пишут…“ „Ты что, обалдел? Базарные индивидуалы стучат через одного. Выслуживаются перед участковыми. Учти и другое. Даже если все нормально, у тебя по скольку будут брать? Па сто-двести метров. Это со сколькими же людьми придется контачить? На каком нас захомутают: на третьем или пятом?.. Но есть мысль. Пошли“. На окраинной почте долго отбивались от нашего заказа. Усатая толстуха лениво кочевряжилась: „Ташкент? Немедленно? Да мы со справкой вообще срочных не даем. Вот если бы вы хоть номер знали… Нет, и не уговаривайте. Там, может, десяток этих „Юлдузов“!.. Ташкент — не Гурьев“. „Заплатим за два срочных“, — давил Рашид. „То есть как?“ — заинтересовалась телефонистка. „Заплачу лично вам за второй заказ, без всяких квитанций. Не обеднеем“. Толстуха наконец сдалась и застрекотала в микрофон: „Центральная?.. Да, Валюша, это я. Слушай, мне Ташкент по срочному… Да сестра там у меня замужем за кооператором… Беременная… Не говорила никогда? Значит, случая не было… Я ей с проводником лекарство передавала, надо поезд встретить… Спасибо, милая, записывай…“ Тут Рашид вскочил со стула и кинулся к окошечку. „Есть, есть телефон! Вот он!“ — на угловом штампе бланка заказа, приколотого с тыльной сороны накладной, от руки были вписаны все координаты „Юлдуза“… Связь дали быстро. Прижавшись ухом к трубке с тыльной стороны, я слышал весь разговор не хуже Рашида: „Юлдуз“?.. Кто? А, Сулейманов, председатель? Это из Гурьева звонят по поводу „Сатурна“… Один его поставщик. Вы меня не знаете… Это неважно. Вам флизелин нужен?.. Это хорошо. Тридцать километров устраивает?.. Сейчас в „Сатурне“ кое-кто болен. Вы меня понимаете?» — Рашид подмигнул мне, мол, туману подпускаю. На другом конце провода помолчали несколько секунд, потом сказали: «Понимаем, но не вполне. Чего вы хотите?» «Берете флизелин? Только без лишних формальностей. Я вам тридцать километров — вы мне деньги. И разбежались. Если годится — назовите вашу цену, если нет — ищите в другом месте». «Хорошо, но обычно сырье мне всегда доставляли в Ташкент». «Доставим». «Привозите. Плачу двадцать»… Рашид, не отрываясь от трубки, хлопнул меня по плечу. Мог бы и полегче — с такой ручищей. «Чувствую, что договоримся. Значит так, я привожу флизелин, а вы без разговоров рассчитываетесь. Я, признаться, с „Сатурном“ в ссоре. Все, готовьте двадцать». «Согласен. Только меньше надо трепаться по телефону. Может, выслать денег на дорогу? В разумных пределах, конечно». «Обойдемся». «Кого хоть ждать?» «Увидишь на месте. Мимо не проедем. Адрес есть»… Недаром так неспокойно было на душе, хоть Рашид по дороге только что не пел. Ему все казалось стопроцентным. На пустом месте всходили хорошие деньги. И надо же, было этому гаишнику прицепиться!.. Фамилия в накладной настоящая, число сегодняшнее. И что это за инспектор, который не берет? Переодетый сыщик?.. Но тот бы не дал Рашиду уйти и вообще не стоял бы в одиночку на посту… А, теперь все равно. Может, надо было вчера колоться?..»
…И завтрак кончился, а к следователю Абишева все не звали. Снова его начали терзать сомнения: «Ну, какого я вчера лепил из себя партизана? А теперь что? Нет, не может быть, чтобы они на меня плюнули… Морально давят. Этот Корнеев грамотный мент. Только не на того напали. До первой отсидки, может, и сломали бы… Все равно, хватит кобениться, за угон много не дадут, а за чужие грехи расплачиваться охоты нету…»
— Абишев, на выход!
Иной раз и лязг засовов кажется музыкой — так гложет неопределенность.
«Гляди-ка, будто на свободу. А может, и вправду?.. Дворик миновали. Гля, на машине повезут! Куда, интересно?.. Ну, уж не для того, чтобы извиниться за задержание… Долго едем… Стали. Все, что ли?.. Точно, стучит ключом по будке… Хорошо-то как на воле! А вот и Корнеев. Так и знал, что без него не обойдется б настроением у него что-то не то… Сидит мрачный. Но держит себя… Буду подлизываться…»
— Товарищ майор, я подумал и решил все рас сказать.
— Вы расскажете даже больше того, что решили, Абишев, — проговорил майор, жестко глядя на приведенного. — Садитесь и посмотрите, что вышло из вашего вчерашнего молчания, — он протянул Абишеву снимок.
«Господи, что это?.. Я-то тут при чем?.. Неужели это Рашид?… Не лицо, а кровавое месиво… Израненные руки в ожогах… неестественно вывернута правая сломанная нога с торчащими осколками костей… Голова пробита… А это что? — содрогнулся Абишев. — Из-под ногтей торчат иглы, едва не длиннее пальцев. Он же здоровый был, как бык!.. Он или не он?..»
— Клянусь, товарищ майор, я не знаю, кто это… А про машину все скажу, как на духу.
— Не сомневаюсь. Лучше бы вчера.
— Промашка вышла.
— Тогда не тяните сейчас. Каждую минуту может случиться подобное. Звери же орудуют.
— Но я-то при чем? Тихо-мирно в камере припухал… Ни за что, можно сказать…
— Вы напрасно это, Абишев. Не исключено, что только благодаря охране и запорам вы остались целы. Вашего сообщника Сербаева, которого, кстати, звали вовсе не Рашид, только жена смогла опознать по характерной татуировке на плече — пронзенной мечом розе.
— Но я… — попытался вставить слово Абишев.
— Вы оказались в зоне интересов опасной преступной группы, которая не только любой ценой охраняет свои тайны, но и пытается проникнуть в чужие. Теперь и от вас зависит, чтобы цепь кровавых дел оборвалась. Хотите сравнить этот снимок с фотографией предыдущего покойника?
— Ничего я не хочу. И к смерти этого Рашида — или как там его — я непричастен. Я не уверен даже, что это и есть мой случайный знакомый. Я был с ним знаком всего сутки. Наколок его не изучал, в паспорт не заглядывал.
— Давайте говорить по существу, — Корнеев спрятал снимок.

* * *
«…Похоже, что этот Абишев действительно по прихоти случая оказался в „Камазе“, — размышлял Корнеев. Выговорившегося подследственного уже увели. — Ткани там было на десятки тысяч, стоимость готовой продукции могла быть в несколько раз больше. И нет оснований не доверять Куфлиеву, который утверждает, что почти половина флизелина, обнаруженного в машине, получена „Сатурном“ для упаковки деталей. Другая половина могла „разбежаться“ по базарам в виде сумок и салфеток. Сербаев, отвечавший за учет продукции, уже ничего не скажет».
Перед глазами Корнеева снова возникла жена Сербаева, когда тело перевернули и на плече открылся заплывший кровоподтеком узор татуировки. Женщина коротко, хрипло, как раненый зверь вскрикнула и рухнула в глубоком обмороке. Зрелище обнаженного, скрученного и изуродованного тела потрясло даже ко всему привыкших работников милиции. Старый шрам в форме полумесяца под соском Даулета выглядел, как след детской шалости, по сравнению с зияющими ранами.
«Что им нужно, этим садистам, от тающего на глазах „Сатурна“? Из четверки компаньонов жив-здоров остался только Фришман. И неясно — его ли охранять или от него?.. Так или иначе, установить за ним постоянное наблюдение надо не откладывая. Чересчур агрессивно действует бандитская группа… По свидетельству соседей, Сербаев был чемпионом своего квартала в единоборстве на руках. Даже если принять во внимание, что мускулы его в известной степени одрябли за год беспробудного пьянства, все-таки одиночке не под силу справиться с таким верзилой». — Корнеев, восстанавливая в памяти подробности дела, механически перелистывал страницы объемистого рабочего блокнота. Неожиданно взгляд его задержался на одном из многочисленных адресов. «Мать честная, куда же я раньше смотрел! Светлана Коробова. Её дом на улице рядом с пустырем, возле которого стоял сатурновский „Камаз“, груженный флизелином, — Корнеев заглянул в одну из папок, лежащих на столе. — И по схеме выходит, что между стоянкой „Камаза“ и домом Коробовой — не более двухсот метров… Неплохо. А от стоянки до пляжа — метров пятьсот, замечательно!.. Попробуем здесь потянуть чуть посильнее. Протокол ее допроса, который провел Тимошин, так ничего и не прояснил… Надо самому нанести визит этой таинственной даме. Слишком много событий пересекаются здесь».
Но ни в этот вечер, ни в следующий в доме Коробовой свет не зажигался. Лишь серая овчарка день и ночь уныло бродила по двору, брезгливо лакала из огромной посудины, вероятно, уже прокисшую от жары похлебку. На майора, заглядывающего в калитку и громко стучащего щеколдой, она почти не обращала внимания. И все же у Корнеева не было законных оснований в отсутствие хозяйки проникнуть в дом. Последним ее видел старик сосед у автобусной остановки в компании с «наштукатуренной» брюнеткой. Это всполошило майора. Исчезновение даже на час любого причастного к «Сатурну» человека внушало тревогу, а тут целых два дня! Она, конечно, птица вольная, незамужняя. Оставшись без любовника, а возможно, и без обоих любовников, могла же она закатиться куда-нибудь?
Светлану Коробову разыскали в понедельник. Она находилась в больнице с сотрясением мозга — пострадала при ограблении своей подруги Татьяны Троепольской у комиссионного магазина. Подруга лежала здесь же, этажом ниже, с травмой черепа. Попали они туда в субботу и уже чувствовали себя сравнительно неплохо. Во всяком случае, для допроса. Коробову, в частности, Корнеев застал в момент выписки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20