Наконец сказал:
- Король не знает. Но учитывать такую возможность ведьмак
все-таки должен.
Теперь замолчал Геральт.
- Я намерен сделать все, что в моих силах, - сказал он
наконец. - Но если дело пойдет скверно, я буду защищаться. Вы,
государь, тоже должны учитывать такую возможность.
Фольтест встал.
- Ты меня не понял. Не о том речь. Совершенно ясно, что ты
ее убьешь, если станет горячо, нравится мне это или нет. Иначе
она убьет тебя, наверняка и бесповоротно. Я не разглашаю этого,
но не покарал бы того, кто убьет ее в порядке самообороны. Но я
не допущу, чтобы ее убили, не попытавшись спасти. Уже пробовали
поджигать старый дворец, в нее стреляли из луков, копали ямы,
ставили силки и капканы, пока нескольких "умников" я не
вздернул. Но, повторяю, не о том речь. Слушай, мэтр...
- Слушаю.
- Если я правильно понял, после третьих петухов упырицы не
будет. А кто будет?
- Если все пойдет как надо, будет четырнадцатилетняя
девочка.
- Красноглазая? С зубищами как у крокодила?
- Нормальная девчонка. Но только...
- Ну?
- Физически.
- Час от часу не легче. А психически? Каждый день на
завтрак ведро крови? Девичье бедрышко?
- Нет. Психически... трудно сказать... Думаю, на уровне,
ну... трех-четырехгодовалого ребенка. Ей понадобится заботливый
уход. Довольно долго.
- Это ясно. Мэтр?
- Слушаю.
- А это... может повториться? Позже?
Ведьмак молчал.
- Так, - сказал король. - Стало быть, может. И что тогда?
- Если после долгого, затянувшегося на несколько дней
беспамятства она умрет, надо будет сжечь тело. И как можно
скорее.
Фольтест нахмурился.
- Однако не думаю, - добавил Геральт, - чтобы до этого
дошло. Для верности я дам вам, государь, несколько советов, как
уменьшить опасность.
- Уже сейчас? Не слишком ли рано, мэтр? А если...
- Уже сейчас, - прервал ривянин. - По-всякому бывает,
государь. Может случиться, что наутро вы найдете в склепе
расколдованную принцессу и мой труп.
- Даже так? Несмотря на разрешение на самооборону? Которое,
похоже, не шибко тебе и нужно.
- Это дело серьезное, государь. Риск очень велик. Поэтому
слушайте: принцесса должна будет постоянно носить на шее
сапфир, лучше всего инклюз, на серебряной цепочке. Постоянно.
Днем и ночью.
- Что такое инклюз?
- Сапфир с пузырьком воздуха внутри. Кроме того, в камине
ее спальни надо будет время от времени сжигать веточки
можжевельника, дрока и орешника.
Фольтест задумался.
- Благодарю за советы, мэтр. Я буду придерживаться их,
если... А теперь слушай меня внимательно. Если увидишь, что
случай безнадежный, убей ее. Если снимешь заклятие, но девочка
не будет... нормальной... если у тебя возникнет хотя бы тень
сомнения в том, что все прошло удачно, убей ее. Не бойся меня.
Я стану на тебя при людях кричать, выгоню из дворца и из
города, ничего больше. Награды, разумеется, не дам. Ну, может,
что-нибудь выторгуешь... Сам знаешь у кого.
Они помолчали.
- Геральт. - Фольтест впервые назвал ведьмака по имени.
- Слушаю.
- Сколько правды в слухах, будто ребенок родился таким
только потому, что Адда была моей сестрой?
- Не много. Порчу надо навести. Чары не возникают из
ничего. Но, думаю, ваша связь с сестрой послужила поводом к
тому, что кто-то бросил заклинание, а значит, и причиной такого
результата.
- Так я и думал. Так говорили некоторые из Посвященных,
правда, не все. Геральт. Откуда все это берется? Чары, магия?
- Не знаю, государь. Посвященные пытаются отыскать причины
таких явлений. Нам же, ведьмакам, достаточно знать, что их
можно вызывать сосредоточением воли. И знать, как с ними
бороться.
- Убивая?
- Как правило. Впрочем, чаще всего за это нам и платят.
Мало кто требует снять порчу. В основном люди просто хотят
уберечься от опасности. Если же у чудища на совести еще и
трупы, то присовокупляется стремление отомстить за содеянное.
Король встал, прошелся по комнате, остановился перед
висевшим на стене мечом ведьмака.
- Этим? - спросил он, не глядя на Геральта.
- Нет. Этот против людей.
- Наслышан. Знаешь что, Геральт? Я пойду с тобой в склеп.
- Исключено.
Фольтест повернулся, глаза сверкнули.
- Тебе известно, колдун, что я ее ни разу не видел? Ни при
рождении, ни... позже? Боялся. Могу ее уже никогда не увидеть,
верно? Имею я право хотя бы видеть, как ты будешь ее убивать?
- Повторяю, исключено. Это верная смерть. И для меня тоже.
Стоит мне ослабить внимание, волю... Нет, государь.
Фольтест отвернулся и направился к двери. Геральту
показалось, что он уйдет, не произнеся ни слова, без
прощального жеста, но король остановился и взглянул на него.
- Ты вызываешь доверие, - сказал он. - Хоть я и знаю, что
ты за фрукт. Мне рассказали, что произошло в трактире. Уверен,
ты прибил этих головорезов исключительно ради рекламы, чтобы
всколыхнуть людей, потрясти меня. Я уверен, ты мог столковаться
с ними и не убивая. Боюсь, мне никогда не узнать, идешь ли ты
спасать мою дочь или же убить ее. Но соглашаюсь на это.
Вынужден согласиться. Знаешь, почему?
Геральт не ответил.
- Потому что, - сказал король, - думаю, она страдает.
Правда?
Ведьмак проницательно посмотрел на короля. Не подтвердил,
не сделал ни малейшего жеста, но Фольтест знал. Знал ответ.

5

Геральт в последний раз выглянул в окно дворца. Быстро
темнело. За озером помигивали туманные огоньки Вызимы. Вокруг
дворца раскинулся пустырь - полоса ничейной земли, которой
город за шесть лет отгородился от опасного места, не оставив
ничего, кроме развалин, прогнивших балок и остатков щербатого
частокола, которые разбирать и переносить, видимо, не
окупалось. Дальше всего, на другой край города, перенес свою
резиденцию сам король - пузатая башня нового дворца чернела
вдали на фоне темно-синего неба.
Ведьмак вернулся к запыленному столу, за которым в одной из
пустых, разграбленных комнат готовился. Не спеша, спокойно,
обстоятельно. Времени, как он знал, было достаточно. До
полуночи упырица из склепа не вылезет.
Перед ним на столе стоял небольшой окованный сундучок.
Геральт открыл его. Там тесно, в выложенных сухой травой
отделениях, стояли флакончики из темного стекла. Ведьмак вынул
три.
Поднял с пола продолговатый сверток, плотно укутанный
овечьими шкурами и обвязанный ремнем. Развернул, достал из
черных блестящих ножен, покрытых рядами рунических знаков и
символов, меч с изукрашенной рукоятью. Острие заиграло
идеальным зеркальным блеском. Лезвие было из чистого серебра.
Геральт прошептал формулу, медленно выпил содержимое двух
флакончиков, после каждого глотка опуская левую руку на
оголовье меча. Потом, плотно закутавшись в черный плащ, сел. На
пол. В комнате не было ни одного стула. Как, впрочем, и во всем
дворце.
Он сидел неподвижно, прикрыв глаза. Дыхание, поначалу
ровное, вдруг ускорилось, стало хриплым, беспокойным. А потом
полностью остановилось. Снадобье, с помощью которого ведьмак
подчинил себе все органы тела, в основном состояло из чемерицы,
дурмана, боярышника и молочая. Остальные компоненты не имели
названий ни на одном человеческом языке. Не будь Геральт
приучен к таким смесям с детства, это был бы смертельный яд.
Ведьмак резко повернул голову. Слух, обострившийся теперь
сверх всякой меры, легко вылущил из тишины шелест шагов по
заросшему крапивой двору. Это не могла быть упырица. Еще
слишком светло. Геральт завел меч за спину, спрятал сундучок в
угольях разрушенного камина и тихо, словно летучая мышь, сбежал
по лестнице.
На дворе было еще достаточно света, чтобы приближающийся
человек мог увидеть лицо ведьмака. Человек - это был Острит -
резко попятился, невольная гримаса ужаса и отвращения исказила
его лицо. Ведьмак криво усмехнулся - он знал, как выглядит.
После мешанины из красавки, аконита и очанки лицо становится
белее мела, а зрачки заполняют всю радужницу. Зато микстура
позволяет видеть в глубочайшей тьме, а Геральту именно это и
было нужно.
Острит быстро взял себя в руки.
- Ты выглядишь так, словно уже стал трупом, колдун, -
сказал он. - Не иначе со страха. Не бойся. Я принес тебе жизнь.
Ведьмак не ответил.
- Не слышишь, что я сказал, ривский знахарь? Ты спасен. И
богат. - Подбросив на руке солидный мешок, Острит кинул его под
ноги Геральту. - Тысяча оренов. Бери, садись на коня и
выматывай отсюда!
Ривянин молчал.
- Чего вылупился! - повысил голос Острит. - И не задерживай
меня. Я не намерен торчать здесь до полуночи. Не понимаешь? Я
не желаю, чтобы ты снимал заклятие. Нет, не думай, будто
угадал. Я не в сговоре ни с Велерадом, ни с Сегелином. Просто
не желаю, чтобы ты ее убивал. Ты должен уехать и оставить все
как есть.
Ведьмак не шелохнулся. Он не хотел, чтобы вельможа понял,
насколько сейчас обострились и ускорились его движения и
реакции. Темнело быстро, это было только на руку Геральту, ведь
даже полумрак сумерек был слишком ярок для его расширившихся
зрачков.
- А собственно, почему все должно оставаться по-старому? -
спросил он, стараясь помедленнее выговаривать слова.
- А вот это, - Острит гордо поднял голову, - не твоего ума
дело.
- А если я уже знаю?
- Интересно...
- Легче будет скинуть Фольтеста с трона, если упырица
доймет людей еще больше? Если королевские фокусы вконец
осточертеют и вельможам, и народу, верно? Я ехал к вам через
Реданию и Новиград. Там на каждом углу толкуют о том, что
кое-кто в Вызиме посматривает на короля Визимира как на
избавителя и истинного монарха. Но меня, господин Острит, не
интересуют ни политика, ни наследование тронов, ни дворцовые
перевороты. Я здесь для того, чтобы выполнить работу. Вы
никогда не слышали о чувстве долга и элементарной порядочности?
О профессиональной этике?
- Не забывай, с кем говоришь, бродяга! - яростно крикнул
Острит, сжимая рукоять меча. - Я не привык спорить с кем
попало! Этика, кодексы, мораль?! И кто это говорит. Разбойник,
который, не успев прибыть, уже прикончил троих. Кто бил поклоны
Фольтесту, а за его спиной торговался с Велерадом, словно
наемный убийца! И ты еще осмеливаешься задирать голову, холоп?
Прикидываться Посвященным? Магом? Чародеем? Ты, паршивый
ведьмак! Вон отсюда, пока я тебе череп не раскроил!
Ведьмак даже не дрогнул.
- Лучше б вам самому уйти, Острит, - сказал он. - Темнеет.
Острит попятился, мгновенно выхватил меч.
- Ты сам того хотел, колдун! Убью! Не помогут тебе твои
штучки. При мне черепаший камень.
Геральт усмехнулся. Мнение о могуществе черепашьего камня
было столь же распространенно, сколь и ошибочно. Но ведьмак не
намеревался тратить силы на заклятия и тем более скрещивать
серебряный клинок с оружием Острита. Он поднырнул под
выписывающее круги острие и серебряными шипами манжета ударил
вельможу в висок.

6

Острит очухался быстро и теперь водил глазами в абсолютной
тьме. Он был связан. Геральта, стоявшего рядом, он не видел, но
сообразил, где находится, и завыл протяжно, дико.
- Молчи, - сказал ведьмак. - Накличешь ее прежде времени.
- Проклятый убийца! Где ты? Развяжи немедленно, сукин ты
сын! Вздерну поганца!
- Молчи.
Острит тяжело дышал.
- Оставишь меня ей на съедение? Связанного? - спросил он
уже тише и совсем уж тихо добавил грязное ругательство.
- Нет, - сказал ведьмак. - Отпущу. Но не сейчас.
- Подлец, - прошипел Острит. - Чтобы отвлечь упырицу?
- Да.
Острит замолчал, перестал дергаться, лежал спокойно.
- Ведьмак?
- Да.
- А ведь я действительно хотел свалить Фольтеста. И не я
один. Но лишь я желал его смерти, хотел, чтобы он помер в
муках, чтобы свихнулся, чтобы живьем сгнил. Знаешь почему?
Геральт молчал.
- Я любил Адду. Королевскую сестру. Королевскую любовницу.
Королевскую девку. Я любил ее... Ведьмак, ты здесь?
- Здесь.
- Я знаю, что ты думаешь. Но этого не было. Поверь, я не
произносил никаких заклятий. Я не знаток по части чар. Только
однажды, по злобе, сказал... Только один раз. Ведьмак? Ты
слышишь?
- Слышу.
- Это его мать, старая королева. Наверняка она. Не могла
видеть, как они с Аддой... Это не я. Я только однажды,
понимаешь, пытался уговорить ее, а Адда... Ведьмак! На меня
нашло, и я сказал... Ведьмак. Так это я? Я?
- Это уже не имеет значения.
- Ведьмак? Полночь близко?
- Близко.
- Выпусти меня раньше. Дай мне больше времени.
- Нет.
Острит не услышал скрежета отодвигаемой покровной плиты
саркофага, но ведьмак услышал. Он наклонился и кинжалом рассек
ремни, связывавшие вельможу. Острит не стал дожидаться
каких-либо слов, вскочил, неловко заковылял, одеревеневший,
побежал. Глаза уже привыкли к темноте, и он увидел дорогу,
ведущую из главной залы к выходу.
Из пола с грохотом вылетела плита, закрывавшая вход в
склеп. Геральт, предусмотрительно укрывшийся за балюстрадой
лестницы, увидел уродливую фигуру упырицы, ловко, быстро и
безошибочно устремившейся за удаляющимся топотом башмаков
Острита. Упырица не издавала ни звука.
Чудовищный, душераздирающий, сумасшедший визг разорвал
ночь, потряс старые стены и не прекращался, то вздымаясь, то
опадая и вибрируя. Ведьмак не мог точно оценить расстояние -
его обостренный слух ошибался, но он знал, что упырица
добралась до Острита быстро. Слишком быстро.
Он вышел на середину залы, встал у выхода из склепа.
Отбросил плащ. Повел плечами, поправляя положение меча. Натянул
перчатки. У него еще было немного времени. Он знал, что
упырица, хоть и нажравшаяся, так быстро труп не бросит. Сердце
и печень были для нее ценным запасом пищи, позволяющим долго
оставаться в летаргии.
Ведьмак ждал. До зари, по его подсчетам, оставалось еще
около трех часов. Пение петуха могло его только спутать.
Впрочем, в округе скорее всего вообще не было петухов.
И тут он ее услышал. Она шла медленно, шлепая по полу. А
потом он ее увидел.
Описание было точным: спутанный ореол рыжеватых волос
окружал непропорционально большую голову, сидящую на короткой
шее. Глаза светились во мраке, словно два карбункула. Упырица
остановилась, уставившись на Геральта. Вдруг раскрыла пасть -
словно похваляясь рядами белых клиновидных зубищ, потом
захлопнула челюсть с таким грохотом, будто захлопнула крышку
сундука. И сразу же прыгнула, с места, без разбега, целясь в
ведьмака окровавленными когтями.
Геральт отскочил, закружился, упырица задела его и тоже
закружилась, вспарывая когтями воздух. Она не потеряла
равновесия и напала снова, немедленно, с полуоборота, щелкнув
зубами у самой груди Геральта. Ривянин отскочил в другую
сторону, трижды меняя направление вращения и тем самым сбивая
упырицу с толку, отскакивая, сильно, хотя и не с размаху,
ударил ее по голове серебряными шипами, сидящими на верхней
стороне перчатки, на костяшках пальцев.
Упырица жутко зарычала, заполнив дворец гулким эхом,
припала к земле, замерла и принялась выть. Глухо, зловеще,
яростно.
Ведьмак зло усмехнулся. Первый "раунд", как он и
рассчитывал, прошел успешно. Серебро было убийственным для
упырицы, как и для большинства чудовищ, вызванных к жизни
колдовством. Так что, выходит, бестия не отличалась от других,
а это давало надежду на то, что чары удастся снять, серебряный
же меч как крайнее средство гарантировал ему жизнь.
Упырица не спешила нападать. Теперь она приближалась
медленно, оскалив клыки, пуская слюни. Геральт попятился, пошел
полукругом, осторожно ставя ноги, то замедляя, то ускоряя
движение, тем самым рассеивая внимание упырицы, не позволяя ей
собраться для прыжка. Продолжая движение, он разматывал длинную
тонкую крепкую цепь с грузом на конце. Серебряную цепь.
В тот момент, когда упырица, напрягшись, прыгнула, цепь
просвистела в воздухе и, свернувшись змеей, мгновенно оплела
руки, шею и голову чудища. Не довершив прыжка, упырица упала,
издав пронзительный визг. Она извивалась на полу, жутко рыча то
ли от ярости, то ли от палящей боли, причиняемой ненавистным
металлом. Геральт был удовлетворен - убить упырицу, если б он
того хотел, не составляло труда. Но он не доставал меча. Пока
ничто в поведении упырицы не говорило о том, что это случай
неизлечимый. Геральт немного отступил и, не спуская глаз с
извивающегося на полу тела, глубоко дышал, собираясь с силами.
1 2 3 4 5