Бранвен не шелохнулась. Ее лицо было неподвижным, как у восковой
куклы. Их глаза, ее и Изульт, глаза, горящие огнем и силой, встретились,
столкнулись. Я чувствовал напряжение, потрескивающее, словно скручиваемый
канат. Вопреки моим ожиданиям, Изульт оказалась сильнее.
- Госпожа Изульт, - Бранвен упала на колени и склонила голову. - У
тебя есть право ненавидеть меня. Но я не молю о прощении, ибо виновна
перед тобой. Я прошу у тебя только милости. Я хочу увидеть его, о
Белорукая Изульт. Я хочу увидеть Тристана.
Ее голос был тихим, мягким и спокойным. А в глазах Изульт осталась
только одна печаль.
- Хорошо, - ответила она. - Ты увидишь его, Бранвен. Хотя я и клялась
самой себе, что не позволю чужим взглядам и чужим рукам коснуться его.
Особенно ее рукам. Рукам Корнуэллки.
- Но ведь еще не известно, приплывет ли из Тинтагель именно она, -
шепнула Бранвен, все еще стоя на коленях.
- Встань, Бранвен, - Изульт Белорукая подняла голову, и в ее глазах
блеснули влажные бриллианты. - Значит, не известно, говоришь. А я тебе
скажу... Я босиком бежала бы по снегу, по терниям, по раскаленным углям,
чтоб только... Чтобы он позвал меня. Но он меня не зовет. Он зовет ту, в
чувстве которой даже не уверен. Наша жизнь, Бранвен, не устает удивлять
нас.
Бранвен поднялась с колен. Ее глаза, я хорошо это видел, тоже
наполнились алмазами. Эх, женщины, женщины...
- Что ж, иди к нему, милая Бранвен, - горько промолвила Изульт. - Иди
и принеси ему то, что я вижу в твоих глазах. Но приготовься к самому
худшему. Ибо когда ты преклонишь колени у его ложа, Тристан бросит тебе в
лицо имя, которое не будет твоим. Он бросит его, как оскорбление. Иди,
Бранвен. Слуги укажут тебе дорогу.
Когда Бранвен вышла вслед за слугой, я остался наедине с Изульт.
Если, конечно, не считать капеллана с блестящей тонзурой, склонившегося
над лавкой и бормочущего под нос на латыни. Раньше я его не замечал. Или
он был тут все время? Ну и черт с ним. Он мне не мешал.
Изульт, все еще бессознательно ломая пальцы белых рук, внимательно
поглядела на меня. В ее глазах я искал враждебность и ненависть. Ибо она
должна была знать. Когда выходишь замуж за живую, ходячую легенду, то
знакомишься с ней в самых мельчайших подробностях. А я, черт подери, был
не такой уж и мелкой подробностью.
Она глядела на меня, и в ее взгляде было что-то очень странное.
Затем, собрав широкое платье на узких бедрах, она уселась в резное кресло,
сжимая своими белыми руками подлокотники.
- Садись тут, рядом со мной, - предложила она, - Моргольт из
Ольстера.
Я сел.
О моем поединке с Тристаном из Лайонесс ходит множество
неправдоподобных, с начала и до конца выдуманных баек. В одной такой
истории из меня сделали даже дракона, которого Тристан победил, тем самым
добывая формальное право на Изульт с Золотыми Волосами. Каково, а? И
романтика, и оправдание. На моем щите и вправду был черный дракон... может
быть, это отсюда пошло. Каждый знает, что в Ирландии драконы не водятся со
времен Кукулина.
Другая история гласит, что сражение происходило в Корнуэлле, еще до
того, как Тристан познакомился с Изульт. Вот это уже неправда и чистые
выдумки менестрелей. А правда такова - король Диармуид послал меня к Марку
в Тинтагель. Там я бывал не раз, и действительно довольно резко истребовал
деньги, надлежащие Диармуиду от Корнуэлльца черт знает по какому праву,
политика меня не интересовала. Но тогда с Тристаном я не встречался.
Не встретил я его и тогда, когда первый раз попал в Ирландию. С
Тристаном я повстречался уже во время моего второго визита туда, когда он
явился испрашивать Златокудрую для Корнуэлла. Двор Диармуида, как обычно в
таких случаях, разделился на тех, кто поддерживали подобную связь, и на
тех, кто были против. К этим последним присоединился и я. Честно говоря, я
понятия не имел, в чем там было дело; как я уже вспоминал, не было у меня
интереса ни к политике, ни к интриге. Мне было все равно, за кого выдадут
Изульт. Но я умел и любил драться.
План, насколько я понимаю, был простым и по сути своей даже не
заслуживал того, чтобы называться интригой. Нам надо было сорвать Марково
сватовство, не допустить объединения с Тинтагелем. И разве не лучшим
поводом для этого было убийство посла? Я воспользовался какой-то
случайностью, зацепил Тристана, а он вызвал меня на поединок. Он вызвал
меня, понимаете? Он, а не наоборот.
Дрались мы в Дунн Логхайр, на берегу Залива. Мне казалось, что я
быстро с ним справлюсь. На первый взгляд я был вдвое тяжелее его и как
минимум вдвое превосходил опытом. Во всяком случае, так мне казалось.
В своей ошибке я убедился еще в первой стычке, когда копья
разлетелись в щепки. У меня чуть крестец не лопнул, так он вбил меня в
спинку седла, еще немного и я бы свалился вместе с конем. Когда он
повернул, и не требуя второго копья, достал меч, я обрадовался. Копье -
вещь такая, при небольшом везении и хорошем коне совсем зеленый воин может
свалить даже опытного рыцаря. Меч же - не оружие случая, он куда
справедливей.
Мы прощупали друг друга ударами по щитам. Он был силен, как бык,
сильнее, чем я мог предположить. Сражался он в классическом стиле -
dexter, sinister, верх, низ, удар за ударом, очень быстро, и эта его
скорость мешала мне использовать преимущество опыта, навязать ему свой,
менее классический стиль. Постепенно я стал уставать, поэтому при первом
же удобном случае ударил его в бедро, под нижний край щита, украшенного
вздыбленными львами Лайонесс.
Если бы мы были на земле, он не устоял бы. Но мы были верхом. Он даже
не обратил внимания на кровь, хлеставшую, как из ведра, на темный
багрянец, заливавший седло, чепрак, песок под копытами. Люди, бывшие там,
вопили, как безумные. Я надеялся, что кровотечение сделает свое, но
поскольку и у меня силы кончались, то я резко, нетерпеливо и неосторожно
атаковал, чтобы закончить поединок. И в этом была моя ошибка. Я
подсознательно держал щит очень низко, считая, что он захочет
отблагодарить меня таким же подлым ударом снизу. Вдруг у меня в голове
вспыхнуло... а дальше я ничего не помню.
"Не знаю. Что было потом, не знаю, - подумал я, глядя на белые руки
Изульт. - Неужели была только та вспышка, в Дунн Логхайр, темный коридор и
сразу же потом - серо-белое побережье и замок Кархаинг?"
Возможно ли это?
И сразу же, как готовый ответ, как неотразимое доказательство, как
существенный аргумент - приплыли образы, появились лица, имена, слова,
цвета, запахи. Там было все, каждый день и денечек. Дни зимние, короткие,
сумрачные из-за рыбьих пузырей в окнах, теплые, пахнущие дождем дни на
Пятидесятницу, дни летние, длинные и жаркие, желтые от солнца и
подсолнухов. Все было там - походы, сражения, марши, охоты, пиры, женщины,
снова сражения, снова пиры и снова женщины. Все. Все, что случилось с того
момента в Дунн Логхайр и до сегодняшнего, затянутого моросящим дождем дня
на армориканском побережье.
Все это было. Имело место. Произошло. И потому я не мог понять,
почему это казалось мне...
Маловажным...
Несущественным.
Я тяжело вздохнул. Я устал от этих воспоминаний. Я чувствовал себя
усталым, как и тогда, во время боя. Как тогда, я чувствовал боль в шее и
тяжесть собственных рук. Шрам на голове пульсировал, рвался разъярившейся
болью.
Изульт Белорукая, долго смотревшая в окно, на окутанный тучами
горизонт, медленно повернула ко мне свое лицо.
- Зачем ты прибыл сюда, Моргольт из Ольстера?
Что я мог ей ответить? Мне не хотелось выдавать существование черной
пустоты в памяти. Не было смысла рассказывать и о темном бесконечном
коридоре. Как всегда, оставался рыцарский кодекс, всеми признанная и
уважаемая норма. Я поднялся.
- Я здесь, в твоем распоряжении, госпожа Изульт, - сказал я,
кланяясь, будто проглотил палку. Такой поклон я подсмотрел у Кея в
Камелоте; он всегда казался мне достойным подражания. - Я прибыл сюда,
чтобы исполнить любой твой приказ. Так что распоряжайся моей жизнью,
госпожа Изульт.
- Боюсь, Моргольт, что уже поздно... - ломая пальцы, ответила она.
Я видел слезу, узкую и блестящую полосу, ползущую вниз от уголка ее
глаза. И я чувствовал запах яблок.
- Легенда кончается, Моргольт.

За ужином Изульт не составила нам компании. Мы были одни, я и
Бранвен, если не считать капеллана с блестящей тонзурой. Но он нам не
мешал. Пробормотав краткую молитву и перекрестив стол, он предался
обжорству. Очень скоро я вообще перестал его замечать. Как будто он был
там все время. Всегда.
- Бранвен?
- Да, Моргольт?
- Так откуда ты узнала?
- Я помню тебя по Ирландии, по королевскому двору. Очень хорошо
помню. Не думаю, чтобы _т_ы_ помнил меня. Тогда ты не обращал на меня
внимания, Моргольт, хотя... сегодня я могу тебе признаться, что старалась,
чтобы ты меня заметил. Но понятно - там, где была Изульт, других не
замечали.
- Нет, Бранвен. Я помню тебя. Это сегодня я не узнал тебя, потому
что...
- Потому что?
- Тогда, в Байле Ата Клиат... ты всегда улыбалась.
Молчание.
- Бранвен?
- Да, Моргольт?
- Что с Тристаном?
- Плохо. Рана гниет и не хочет заживать. Выглядит ужасно.
- Неужели он...
- Пока верит, живет. А он верит.
- Во что?
- В нее.
Молчание.
- Бранвен...
- Да, Моргольт.
- А Изульт Златокудрая... Разве королева... действительно приплывет
сюда из Тинтагеля?
- Не знаю, Моргольт. Но он верит.
Молчание.
- Моргольт.
- Да, Бранвен.
- Я сказала Тристану, что ты здесь. Он хочет видеть тебя. Завтра.
- Хорошо.
Молчание.
- Моргольт.
- Да, Бранвен.
- Там, в дюнах...
- Это не имело значения, Бранвен.
- Имело. Прошу тебя, постарайся понять. Я не хотела, не могла
позволить, чтобы ты погиб. Я не могла допустить, чтобы стрела из арбалета,
глупый бездумный кусок дерева и металла, перечеркнула... Я не могла этого
допустить. Любой ценой, даже ценой твоего презрения. А там, в дюнах...
Цена, которую назначили они, казалась мне не такой уж высокой. Видишь ли,
Моргольт...
- Бранвен, пожалуйста... Хватит.
- Мне уже случалось платить собой.
- Бранвен. Ни слова больше.
Она коснулась моей руки, и ее прикосновение, хотите верьте, хотите
нет, было алым шаром солнца, встающего после долгой и холодной ночи,
запахом яблок, прыжком коня, идущего в атаку. Она поглядела мне в глаза, и
взгляд ее был как трепетание стягов на ветру, как музыка, как
прикосновение соболей к щеке. Бранвен смеющаяся, Бранвен из Байле Ата
Клиат. Серьезная, спокойная и печальная Бранвен из Корнуэлла, с глазами,
которые все знают. А может быть, в вине, которое мы пили, что-то было? Как
в том вине, которое Тристан и Златокудрая выпили в открытом море?
- Бранвен...
- Да, Моргольт?
- Ничего. Я только хотел услышать звук твоего имени.
Молчание.
Шум моря, мерный, глухой, а в нем шепоты, надоедливые, повторяющиеся,
невыносимо упрямые.
И молчание.

- Моргольт.
- Тристан.
А он изменился. Тогда, в Байле Ата Клиат, это был юнец, веселый
парень с мечтательными глазами, всегда с неизменной миленькой улыбочкой,
от которой у дамочек чесался передок. Улыбочка, постоянная улыбочка, даже
тогда, когда мы рубились в Дунн Логхайр. А сейчас... Сейчас его лицо было
серым и истощенным, покрытым блестящими струйками пота, полопавшиеся,
скривленные в подкову боли губы, провалившиеся и почерневшие от муки
глаза.
А еще он вонял. Смердел болезнью. Смертью. И страхом.
- Ты еще живешь, ирландец.
- Живу, Тристан.
- Когда тебя выносили с ристалища, то говорили, что ты мертв. У
тебя...
- У меня была разрублена голова и мозги плавали сверху, - сказал я,
стараясь, чтобы это прозвучало естественно и беззаботно.
- Это чудо. Кто-то крепко за тебя молился, Моргольт.
- Скорее всего, нет, - пожал я плечами.
- Неисповедимы пути Господни, - он наморщил лоб. - Ты и Бранвен... Вы
оба живете. А я... В какой-то дурацкой стычке... Копье попало в пах,
прошло насквозь и сломалось. Наверное, с древка откололась щепка,
потому-то рана так и воспалилась. Это Божья кара. Кара за все мои грехи.
За тебя. За Бранвен. А больше всего... за Изульт.
Он снова сморщился, скривил губы. Я знал, какую Изульт он имел в
виду. Вдруг мне сделалось чертовски неудобно. В этой его гримасе было все.
Ее припухшие губы, бессмысленное выкручивание пальцев белоснежных рук.
Горечь в голосе.
"Как же часто, - подумал я, - она должна была вспоминать об этом".
Этот внезапный, невольный излом губ, когда он говорил "Изульт", но не
мог добавить "Златокудрая". Мне было ее чертовски жаль, ее, выданную за
живую легенду. Почему она согласилась на этот брак? Почему она согласилась
быть лишь именем, пустым звуком? Разве не слыхала она рассказов о нем и о
Корнуэллке? А может, ей казалось, что это не имеет никакого значения?
Может, она считала, что Тристан такой же, как и другие, как парни из
дружины Артура, вроде Гавейна, Гахериса, Борса или Бедивера, которые и
завели эту идиотскую моду поклоняться одной, между ног лезть другой, а
жениться на третьей, и чтобы все было хорошо и никто не жаловался?
- Моргольт...
- Я тут, Тристан.
- Я послал Кахердина в Тинтагель. Корабль...
- До сих пор нет никаких известий, Тристан.
- Только она... - шепнул он. - Только она может меня спасти. Я у
самого края. Ее глаза, ее руки, один лишь ее вид и звук ее голоса. Иного
спасения для меня нет. Потому... если она будет на борту, Кахердин должен
поднять на мачте...
- Я знаю, Тристан.
Он молчал, уставившись в потолок, и тяжело дышал.
- Моргольт... Как ты считаешь, она... она приедет? Помнит ли она?
- Не знаю, Тристан, - ответил я и тут же пожалел о сказанном. Черт
подери, ну что мне мешало горячо и со всей убедительностью подтвердить
это? Стоило ли прикрываться перед ним своим незнанием?
Тристан повернул голову к стенке.
- Я испаскудил эту любовь, - простонал он. - Я разрушил ее. И тем
самым навлек проклятие на наши головы. Из-за этого я не могу даже умереть
в уверенности, что Изульт прибудет сюда по моему зову. Пусть даже поздно,
но приедет.
- Не говори так, Тристан.
- Я должен. Все это моя вина. А может, виновата моя проклятая судьба?
Может, с самого начала я был осужден на это? Я, зачатый в любви и
трагедии? Знаешь ли ты, что Бланшфлер родила меня с отчаяния, схватки у
нее начались, когда ей сообщили о смерти Ривалина. Родов она не пережила.
Не знаю, то ли она с последним своим вздохом, то ли позднее, Фонтенант...
Кто дал мне это имя, имя-проклятие, имя-погибель... имя-приговор. La
tristesse. Причина и следствие. La tristesse, окружающий меня, как
туман... Туман, похожий на тот, что закутал устье Лиффей, когда впервые...
Он замолк и только бессмысленно гладил покрывавшие его шкуры.
- Все, все, что я ни делал, поворачивалось против меня. Встань,
встань на мое место, Моргольт. Представь, ты прибываешь в Байле Ата Клиат
и там встречаешь девушку... С первого же взгляда, с первой же встречи глаз
ты чувствуешь, что сердце хочет разбить тебе ребра, а руки дрожат. Всю
ночь ты бродишь, не ложась в постель, сходишь с ума от беспокойства,
трясешься и думаешь лишь об одном - чтобы на следующий день снова увидеть
ее. И что? Вместо радости - la tristesse...
Я молчал, не понимая, о чем он говорит.
- А потом, - с трудом продолжал он, - первый разговор. Первое
прикосновение рук, и это потрясает тебя, словно удар копьем на турнире.
Первая улыбка, ее улыбка, которая делает так, что... Э-эх, Моргольт. Ну
что бы ты сделал на моем месте.
Я снова промолчал. Ну не знал я, что делал бы на его месте. Потому
что я никогда не был на его месте. Клянусь Лугом и Лиром, мне никогда не
приходилось переживать ничего подобного. Никогда.
- Я знаю, чего бы ты не сделал, Моргольт, - сказал Тристан, прикрывая
глаза. - Ты бы не подсунул ее Марку, постоянно болтая о ней в его
присутствии. Ты не поплыл бы в Ирландию от чужого имени. Ты не растратил
бы понапрасну любовь, которая началась тогда. Именно тогда, а не на
корабле. Бранвен напрасно мучается той историей с волшебным напитком. Он
тут совершенно ни при чем. Когда она только входила на корабль, то уже
тогда была моей. Моргольт... Вот если бы это ты сел с ней на корабль,
разве поплыл бы ты с ней к Марку? Наверняка нет. Скорее всего ты бы убежал
с ней на край света, в Бретанию, Аравию, в Гиперборею, в саму Ультима
Туле.
1 2 3 4 5