Безвкусный трехэтажный дом был построен для нувориша с претензиями, пожелавшего иметь башню, чтобы придать своему жилищу вид замка. С ума сойти, как людей прошлого века мучило желание иметь дворянский герб. Многие даже хотели называться Дюпонами, чтобы писать "дю” отдельно и получить благородную фамилию.Дом стоит посреди парка с запущенными лужайками. Все поместье окружено сурового вида стенами. Думаю, это и побудило Тибодена устроить лабораторию именно здесь.Я останавливаю машину у стены и быстрым шагом вхожу в ворота. Не успеваю сделать и четырех шагов, как неприветливый голос заставляет меня окаменеть.— Эй, вы! Стоять!Я поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и вижу старого хмыря с отталкивающей физиономией.Это охранник. Бывший блатной, это я вам говорю. Его прошлое читается по залатанной, как старая камера колеса, морде, раздавленному носу, оборванным ушам, а больше всего по глазам запятыми.Я рассматриваю его со снисхождением.— Вы куда? — спрашивает он, вразвалку направляясь ко мне.— У меня стрелка с профессором Тибоденом.И я достаю пропуск, выписанный по всей форме. Он скрупулезно изучает его, точно генерал штабную карту, перед тем как послать своих солдат в мясорубку, потом Качает головой без шеи и показывает, что согласен.Поверьте мне, лучшие ангелы получаются из демонов. Вот возьмите Видока, например. Бывший каторжник, урка, судимостей на несколько страниц, но однажды раскаялся и возглавил полицию. Во как бывает в лучших домах! Клин клином вышибают — золотое правило.Так я философствую, идя по аллее, затем быстро поднимаюсь по лестнице и оказываюсь в просторном холле, выложенном плиткой под шахматную доску, в котором какой-то малый сидит на стуле и мечтает о королеве.По моим прикидкам, это последний укрепленный бастион перед кабинетом профессора Тибодена.Я опять вынимаю пропуск, и он довольно грациозно кивает.— Можно видеть профессора? — спрашиваю я, подкрепляя просьбу любезной улыбкой, которой место на первой странице “Сине-Ревеласьон”.— Вас проводят.Он нажимает пальцем с ногтем в трауре на кнопку. Где-то в домишке раздается звонок, и появляется очень симпатичная особа, чей лифчик явно надут не осветительным газом.Она платиновая блондинка, одетая в белый халат и черные чулки, самые что ни на есть модные сейчас, а ее лукавый вид вызвал бы игривые мысли у целого научного симпозиума.Она осматривает меня, изучает, оценивает и просит следовать за ней, что я делаю с большой охотой, сожалея лишь о том, что мы направляемся в кабинет старого профессора, а не в отельчик “Пу-Нерве”, где номер двадцать два перманентно зарезервирован для меня.Она выходит из холла в коридор, ковер в котором протерт до пола. Освещение составляет одна-единственная засаленная лампочка, глупо висящая на проводе, как одинокая груша на лишившейся листьев осенней ветке.Прежде чем мы доходим до конца коридора, я спрашиваю ее своим самым нежным голосом:— Вы секретарша профессора?— Да, месье, — отвечает она.— Он умеет подбирать персонал, — высказываю я свою оценку.Она издает тихий смешок, идущий прямо в глубины моей души.Осмелев, я развиваю достигнутое преимущество:— А чем вы занимались во внерабочие часы до встречи со мной?Тут она бросает супервзгляд, призванный растопить меня. Такие взгляды производят в спинном мозге короткое замыкание.— Ждала вас, как видите, — щебечет куколка.Мне кажется, она умирает от скуки в этом поместье и антирадиационные ученые ее достали. Умники хороши в журнале “Ревю де монд”, а если общаться с ними изо дня в день, то волком взвоешь.Пообещав себе в самое ближайшее время развлечь красавицу, я вхожу следом за ней в большую комнату, меблированную металлическими картотеками, столом, тоже металлическим, и креслами из труб.Эти предметы резко контрастируют с архитектурой рококо дома… Тут есть обивка на стенах, лепные украшения, ковры, правда истертые. Даже вольтеровское кресло, забытое в углу и брызгающее соломой.Красавица показывает мне на это неприветливое сиденье.— Подождите, я предупрежу профессора. Она снимает трубку стоящего на столе телефона. Мужской голос говорит, что слушает ее, и тогда киска начинает докладывать обо мне. Говоря, она выделывает арабески задницей, чтобы вдохновить меня. Она из тех девушек, что умеют сделать спину красноречивой.Положив трубку, она для разнообразия одаряет меня улыбкой в пятьсот вольт. Или я ошибаюсь, как говорил один месье, полагавший, что не побрился, потому что вместо зеркала смотрелся в одежную щетку, или мое пребывание в этой лаборатории будет иметь очень приятные стороны.— Вы здесь единственная женщина? — спрашиваю я с невинным видом.— Да.— Тогда вам нужны доспехи, чтобы ходить па дому, да? Она пожимает плечами с обидным для обитателей поместья видом.— Знаете, живущие в этом доме больше думают о работе, чем о женщинах…— Глупцы! Как будто в жизни что-то может быть важнее улыбки красивой девушки!Она окидывает меня крайне доброжелательным взглядом.— Зато вы кажетесь мне очень предприимчивым!— Это у меня с рождения. Моей кормилицей была Лоллобриджида той эпохи, что навсегда вылечило меня от всех комплексов.Она смеется, но недолго, потому что входит профессор Тибоден, и у меня сразу пропадает всякое желание ухлестывать за прекрасной блондинкой, к тому же она исчезает на цыпочках.Тогда я полностью посвящаю свое внимание разглядыванию Тибодена. Это невысокий серый старик. Когда я говорю “серый”, это не образное выражение, а точное описание. Он тощий, даже костлявый. У него серые кожа, волосы и усы, серая рубашка, серый костюм, серый галстук, Серые ботинки…Он смотрит на меня, и я попутно отмечаю, какое умное у него лицо. Сразу видно, что у этого малого в котелке что-то есть.Я представляюсь, и он адресует мне гримасу, которую, видимо, считает улыбкой.— Рад вас здесь видеть, комиссар… Ведь это благодаря вам обнаружилась утечка информации, не так ли?— Точнее, благодаря одному из моих подчиненных…— Совершенно безумная история. С тех пор как я узнал о ней, никак не могу успокоиться. Вы отдаете себе отчет в ценности этого изобретения?— Спасение человечества, профессор…— По крайней мере, определенная защита… Если мое изобретение станет известно тем, кто планирует использовать атомную бомбу — а их, увы, становится все больше, — они поспешат изобрести нечто такое, что уничтожит защитную силу моего продукта…— Вы правы, господин профессор. Это была бы катастрофа.— Слава богу, — продолжает серый человек, — мое изобретение еще не завершено, значит, можно быть уверенным, что предатель не нанес непоправимого вреда… К тому же формула, которую перевозил голубь, относится к тому, что я называю фазой А моих работ…Он переходит к сути дела, и я начинаю чувствовать неприятное онемение в суставах…— Я попрошу вас показать мне помещения, профессор, но я бы хотел сохранить инкогнито, чтобы не насторожить предателя. Не могли бы вы поручить мне, какую-нибудь второстепенную задачу, которая позволила бы мне оставаться здесь, не привлекая внимания?Он размышляет.— Могу. Вы будете новым лаборантом…— Учтите, я никак не связан с наукой… Если ваши сотрудники станут задавать вопросы на засыпку…— Не станут. Здесь у каждого своя работа и никого не интересует, чем занимаются другие.По-моему, папаша Тибоден отличный организатор. Должно быть, он сам помешан на своей работе и другим не дает покоя.Я даже не моргаю.— Отлично, господин профессор, все будет так, как вы хотите.— Попросите Мартин выдать вам белый халат, у нее их большой запас.— Вы говорите о вашей секретарше?— Да. Она очень симпатичная девушка. Вы ее видели, это она проводила вас сюда…"Я ее отблагодарю”, — думаю я.— Она действительно очень симпатичная, господин профессор. Поскольку вы упомянули об этой девушке, давайте поговорим о подозреваемых. Сколько у вас сотрудников?— Пять, плюс моя секретарша…Я достаю из кармана бумагу и ручку.— Перечислите мне их, я сделаю себе кое-какие заметки, чтобы лучше ориентироваться…— Ну что же! В порядке значимости… У меня два доктора, Минивье и Дюрэтр. Они мои ученики, и я им полностью доверяю…Мне смешно! Вопросы доверия я изучил досконально.— Дальше?— Трое лаборантов, имеющих новенькие дипломы фармацевтов…— Их фамилии?— Бертье, Берже и Планшони.— В общем, вы окружены молодежью?— Да. Я доверяю молодежи. Это она должна прокладывать новые пути… У меня было два сына…По его лицу пробегает тень грусти, как пишут в романах для юных девственниц в трансе. Но он не начинает рассказ о своих несчастьях. Решительно пожав плечами, он отбрасывает прошлое.— Вы хорошо знаете этих молодых людей?— Мне рекомендовали их мои коллеги, у которых они работали.— То есть, априори, они тоже достойны доверия!— Ну да, увы!..— Секретарша?— Она работает у меня уже шесть лет. Милая девочка. Она не имеет доступа к сейфу, в котором хранятся документы…Он хочет сказать что-то еще, но я его останавливаю:— Подождите, профессор, давайте по порядку. Какую работу выполняет каждый из ваших ассистентов?— Я в некотором смысле разграничил поле исследований на мелкие участки. Должен вам сказать, что мое изобретение основывается на использовании солнечной энергии. Минивье и Планшони заняты астрономическими исследованиями по точным директивам, которые я им дал. Дюрэтр и двое остальных занимаются химическим аспектом проблемы. Я же — связующее звено, общий знаменатель…— А характер их работ может позволить тем или другим реконструировать единое целое ваших исследований?— Ни за что. Если ученик Художественной школы владеет палитрой Пикассо, он ведь не будет из-за этого писать картины Пикассо, верно? Это чтобы вы поняли…— Да, я понял. Мой начальник мне сказал, что проводится очень строгий обыск?..— Да. Это не абсолютное правило, оно касается только химиков. Я доверяю им некоторые крайне редкие продукты, которые открыл я сам и которые держу при себе. Я от природы подозрителен, а потому придумал этот тщательный контроль. Они подчинились ему внешне без возражений, хотя очень обидчивы.Надо думать! Интересно, как он их уговорил так, что ребята не выплеснули ему в морду анализ мочи.Я спрашиваю его, и он объясняет:— Мой дорогой, дипломатия — это искусство представлять неприятные вещи. Я отводил каждого в сторону и объяснял, что принимаю эту предосторожность из-за двух других.— Браво!Он качает головой.— Ну вот, это все.— Где живут эти люди?— Да здесь… В глубине парка стоят два сборных домика для персонала. Я специально брал только свободных парней, чтобы они постоянно находились здесь…— А секретарша?— Она живет в доме.— Вы, естественно, тоже?— Разумеется… Я сплю над моей лабораторией.— Кто ведет ваше хозяйство?Тут он смеется от души.— Мое хозяйство! Я живу на холостяцкий манер и ем вместе со всеми в столовой… А мое белье в прачечную носит Мартин…— Понятно. А теперь, может быть, вы мне покажете помещения…Он колеблется.— Подождите до вечера. Я вам покажу все в деталях, так будет легче. А пока устраивайтесь. Мартин займется вами.— Буду счастлив, — говорю.И поверьте мне, друзья, я совершенно искренен! Глава 4 И вот я снова встречаюсь с малышкой Мартин. С таким гидом я готов отправиться на прогулку хоть по ночному Парижу, хоть по замкам Луары!Мы снова идем по коридорам. Я замечаю, что, пока я разговаривал с Тибоденом, она причесалась и выпустила поверх голубого пуловера отложной воротничок блузки.Белый халат очень плотно облегает ее, и всю географию видно как на ладони.— Куда мы идем? — осведомляюсь я, когда мы удалились на достаточное расстояние от директорского кабинета.— На склад.— Тогда берегитесь…— Почему?— Не знаю, что у вас там сложено, но мне будет трудно устоять сложа руки.Она награждает меня улыбкой за эту остроту, потом, неожиданно посерьезнев, спрашивает:— Значит, вы лаборант?— Да. А что, вас это удивляет?Она бросает на меня пламенный взгляд, который растопил бы и снега на Монблане.— Немного… Вы совсем не похожи на лаборанта.— А на кого я похож? На молочника? Она качает головой. Ее взгляд становится все более жадным. Мне кажется, что за пребывание в этом домишке, где царствует наука, у нее накопилась большая неудовлетворенность.Мы доходим до склада — большой унылой комнаты на первом этаже, под лестницей. Она забита раскрытыми ящиками. Мартин открывает один из двух больших шкафов, и я вижу внушительную стопку белья.— Здесь используют много халатов, — говорит она.— Да?— Химики. Не знаю, чем они занимаются, но халаты портят в ускоренном темпе.Говоря, она берет халат и разворачивает его. Я снимаю пиджак и надеваю рабочую одежду. Она мне немного узковата.— У вас такие здоровенные плечи! — восхищается девочка.— Да, не маленькие.— Вы, наверное, очень сильный…— К вашим услугам…Я меряю другой халат, на размер больше. Этот почти подходит. Я смотрю на себя в отколотое зеркало и констатирую, что похож скорее на массажиста, чем на лаборанта-химика.Девушка внимательно наблюдает за мной.— Можно подумать, что вы впервые надели белый халат, — говорит она. — У вас такой удивленный вид…Придется остерегаться ее наблюдательности; цыпочка кажется очень сообразительной. С ума сойти, какое у девчонок обостренное чутье. Вы думаете, что проводите их вашим трепом, а они терпеливо слушают и в мыслях держат вас за лопухов.Я воздерживаюсь от ответа на ее последний вопрос.Чтобы уйти от темы, я самодовольно любуюсь собой.— Не жмет под мышками? — спрашивает Мартин. Я обнимаю ее за талию.— Нет, сердце мое, как видите, я сохранил полную свободу движений. Она отбивается.— Отпустите меня. Вдруг кто войдет?— А кто может войти?— Один из них… Здесь хранятся запасные инструменты, которые могут им понадобиться…— А есть тут свободное место, где мы можем не опасаться, что нам помешают?Она колеблется. Я ласково глажу ее по щеке.— Вы примете там человека, желающего вам только добра?Она приступает ко второй сцене из третьего акта, той, что начинается с реплики: “Если вы пообещаете мне вести себя благоразумно!"Текст я знаю наизусть. Мюссе, бедняга, вспотел, доказывая, что с любовью не шутят, хотя французы всю жизнь делают обратное.В конце концов свидание назначается на эту ночь. Она мне говорит, что у нее есть бутылочка черносмородинного ликера, пришедшая прямиком из Дижона, что само по себе составляет достаточно веский повод для того, чтобы принять меня в ночное время. Я принимаю ее любезное приглашение, думая, что бутылка ликера никогда не была эффективным бастионом для защиты чести дамы.Затем она ведет меня в мою комнату. Это крохотная комнатушка под самой крышей. И в подобное помещение засовывают гордость Секретной службы! Вот уж действительно, дальше некуда (и в буквальном смысле тоже). Малышка Мартин извиняется, но это единственная свободная жилая комната. В ней стоят только жесткая металлическая кровать и вешалка. Не дворец, одним словом. Я прихожу от нее в ужас, потому что, как вам известно, у меня клаустрофобия…Я поочередно смотрю на кровать и на Мартин, и у меня возникает вполне очевидная ассоциация идей, но она явно опасается быть пойманной с поличным и убегает, оставив мне улыбку, еще долго витающую в каморке и после ее ухода.Через несколько минут заканчивается рабочий день. В большом холле, где по-прежнему мается от скуки охранник, профессор Тибоден представляет мне своих сотрудников.Доктора Минивье и Дюрэтр — парни лет сорока, которые странным образом похожи один на другого. Наверное, из-за подстриженных бобриком волос и бледности. Им не хватает физических упражнений, это ясно. Минивье высокий, с выпуклым лбом и мрачным взглядом… У Дюрэтра густые брови и начинает отрастать живот…Что касается ассистентов, они, наоборот, очень разные. Бертье почти толстый. Он очень молодой, очень грязный, его нижняя губа свисает, как лепесток лилии. Берже маленький, черноволосый, суетливый и страдающий тиками, забавляющими окружающих. Самое смешное состоит в том, что он одновременно закрывает левый глаз, широко раскрывает рот и трясет головой.Если бы этот малый выступал в мюзик-холле, то сделал бы себе целое состояние. Что касается последнего, Планшони, это тот еще случай. Он длинный, а оттопыренные уши придают ему вид вешалки. Белый халат болтается на нем, как мокрое знамя вокруг древка.Короче, пятеро стоящих передо мной типов не донжуаны. У всех в глазах усталый лихорадочный блеск. Эти парни слишком много работают. Им бы следовало раз в недельку наведываться на улицу Помп, к Баронессе, которая держит самый клевый бордель в Париже. У нее отборный персонал: по большей части девицы из благородных, которых вы не застанете там между пятью и семью часами дня, потому что они пьют чаек в Сен-Жермене. Есть даже негритянка, дочь короля. Она пользуется большим спросом из-за своих форм…Я пожимаю клешни всем пятерым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10