Он хотел приобрести дубленку,
а у одной моей подруги как раз была...
Майор задумался на несколько секунд.
- Сколько стоит дубленка? - спросил он. - В "Эврике" шла речь о
предварительной цене?
- Не помню. И вообще...
- Никто не собирается обвинять вас в спекулятивных намерениях, -
понял ее майор. - Это очень важно. Припомните, вы говорили о цене? И
должен ли был этот Семен принести с собой деньги?
- Если хотел приобрести дубленку, конечно, должен был принести.
Кажется, говорилось о четырехстах рублях...
У майора даже просветлело лицо.
- Четыреста? - переспросил он.
- Да.
- Именно этого Семена ограбили в вашем подъезде, - сказал Шульга,
понизив голос, словно делясь важной тайной. - И вы должны помочь нам найти
его.
- Но как? Может, я и не узнаю его, когда встречу... Вы говорите,
брюнет, высокий и длинноносый?.. На самом деле не такой уж он высокий, и
нос... Ну, не курносый, но и не длинный...
Зоя хорошо запомнила Семена - парень понравился ей, и она была
довольна, что нашелся повод для встречи. Однако Семен не пришел на
следующий день. Сначала Зоя рассердилась, но в круговерти дней быстро
забыла о своем новом знакомом. Думала - совсем, однако оказалось - нет:
лицо его, как живое, стояло перед глазами.
- Кто был вместе с вами в "Эврике"? - спросил Шульга. - Может, они
знают фамилию Семена? - Подумал, что Балабан мог ошибиться, описывая
внешность Семена. Балабан коротышка, и мужчина даже среднего роста мог
показаться ему высоким.
- Вряд ли они знают его фамилию, - ответила Зоя. - Была Клара, это
моя подружка. И Кларин парень потом пришел.
- Фамилия Клары? Где работает? Адреса?.. И парня... - майор
приготовился записывать.
- Лучше вы узнайте об этом у самой Клары. Она сейчас на работе, можно
позвонить.
Через час все трое - Зоя, Клара и Роберт - сидели у Козюренко.
Следователь беседовал с ними прямо так, не придерживаясь формальностей,
стремясь вытянуть из них как можно больше фактов и деталей. Постепенно
образ Семена все больше вырисовывался в его воображении, но, к сожалению,
без характерных черт: обыкновенный мужчина лет тридцати, брюнет, курит
папиросы "Любительские", часто бывает в кино, любит пофлиртовать с
девушками. Роберт вспомнил, что Семен начал ухаживать за Кларой и у него с
новым знакомым чуть не дошло дело до конфликта.
- Как же случилось, что Семен очутился с вами? - спросил Козюренко. -
И с кем был раньше? Или, может, только что пришел в кафе?
Девушки помнили: Семен был несколько навеселе, потому что сидел уже в
какой-то компании. Какой - трудно сказать: кафе модерновое, зал выгибается
полукругом, а Семенова компания расположилась в противоположном конце -
когда-то там был бар и продавали коктейли...
- Когда Семен уже сидел с вами, никто не подходил к нему? -
поинтересовался Шульга.
- Нет, но во время танцев с кем-то разговаривал, - вспомнила Зоя. -
Обычные реплики: у вас хорошо получается, мой любимый танец...
- Постойте, - вдруг радостно воскликнул Роберт. - Кажется... Нет,
точно, я вспомнил... Он сказал, что работает рядом, в Доме проектов... Еще
говорил, - посмотрел на Клару: как среагирует? - что у них там много
красивых девушек. Я хотел заметить: чего же тогда к чужим пристаешь?
Это уже было немало: Дом проектов - и в нем работает Семен. Возможно,
занимается самбо. Даже известна его внешность, возраст...
Круг поисков сразу сузился, и Козюренко, отпустив молодых людей,
возбужденно заходил по кабинету. Майор думал, что они вдвоем тут же поедут
в Дом проектов, но Козюренко решил несколько неожиданно.
- Придется вам съездить одному, - то ли приказал, то ли попросил. -
Поговорите с заведующим кадрами, посмотрите личные дела, фотографии... И
подготовьте для опознания. А я хочу еще раз проверить круг знакомств
профессора. Судя по рассказам, этот Семен совсем не разбирается в
искусстве, а ограбил профессора квалифицированно. Знал, какие иконы
снимать со стены... Вероятно, кто-то руководил им...

Лейтенант Пугач обнаружил в спортивных обществах только двух Семенов,
занимающихся самбо. Но они сразу доказали свое алиби: один, Семен
Новожилов, тринадцатого мая был на соревнованиях в Ворошиловграде, второй,
Семен Степанов, весь день был на работе. Фотографии этих Семенов показали
среди других Балабану, а также Зое, Кларе и Роберту - никто не опознал их.
Второй день Шульга просматривал личные дела в Доме проектов, отбирая
материалы обо всех Семенах. И не только Семенах. Сеней могли звать также
Симона, Овсея, Северина, Спиридона, Сильвестра, Софрона. Майор составил
себе целый список таких имен. Шутил, что скоро станет семеноведом и что
Семены будут сниться ему.
Вглядываясь в наспех сделанные снимки, майор пытался угадать
характеры тех, кто был на них, прикидывал, совпадает ли их внешность с
портретом преступника, нарисованным Балабаном, Зоей, Кларой и Робертом.
Наконец на столе перед ним выросла стопка личных дел, и Шульга вызвал
машину. Отнес папки в "Волгу" и поехал в управление. Начинался
ответственнейший момент следствия - опознание преступника.
Трое молодых людей - Зоя, Клара и Роберт - сидели в кабинете
Козюренко. Шульга показывал им фотографии Семенов. Они внимательно
разглядывали каждую.
Пока что все шло гладко, споров между свидетелями не возникало. Никто
из изображенных на фотографиях не был похож на парня, с которым все трое
познакомились в кафе.
Зоя задумала: если она первой узнает Семена - судьба улыбнется ей.
Невезучий парень: ограбили, отняли столько денег, а он даже не
пожаловался. Должно быть, не такой скупой, как другие. Она не любила
скряг, ей нравились щедрые и компанейские люди.
Всматриваясь в каждый новый снимок, украдкой вздыхала - снова не
он... А стопка папок на столе постепенно уменьшалась, осталось уже совсем
немного.
Когда осталось только две, Зоя знала: вот эта предпоследняя. И снова
не он... Итак, последняя. Это не понравилось ей. Такая гора - и почему-то
последняя. А может, работники милиции умышленно оставили ее напоследок?
Может, они уже давно нашли Семена и только проверяют правильность своих
выводов?
На последней фотографии был изображен черноволосый парень с мягкими
чертами лица. Зоя даже потянулась к снимку, и майор с надеждой взглянул на
нее: неужели и правда такая ирония судьбы - Семен Ярощук, личное дело
которого он отложил первым и которое именно поэтому очутилось внизу, и
есть преступник!
Но Зоя покачала головой и вынесла окончательный приговор:
- Нет, не он...
Когда свидетели ушли, Шульга выразил удивление:
- Я учитывал даже то, что этот Семен мог уволиться с работы, и взял
дела всех, кто работал там в мае. Или эти трое ошибаются, или... Мог же
этот Сеня просто пристать к компании работников Дома проектов и солгать о
месте работы...
- Мог, - подтвердил Козюренко. - Но наше расследование только
начинается. Сейчас покажем фото Балабану - может, он опознает?
Балабан, внимательно рассмотрев фотографии, заявил, что Семена,
отобравшего у него пистолет, здесь нет. Когда его вывели, Шульга задумчиво
сказал:
- Я понимаю свое задание так: найти в Доме проектов людей, которые
провели вечер двенадцатого мая в "Эврике", и расспросить у них о Семене.
- Точнее трудно сформулировать, - похвалил Козюренко. - Начинайте
завтра с утра, а я займусь еще одним человеком - искусствоведом Иваницким.
Был у профессора с группой туристов незадолго до убийства. Поговорю с ним,
а потом приеду к вам в Дом проектов.

Омельян Иваницкий рассказывал экскурсантам о Ренессансе в искусстве.
Роман Панасович стоял в толпе посетителей и внимательно слушал, пытаясь
поймать взгляд экскурсовода. И не мог. Глаза Иваницкого перебегали по
лицам слушателей, не останавливаясь надолго ни на одном. Все лица для него
сливались в одно, абстрактное, без выражения и эмоций, и он говорил ровно,
законченными, округлыми фразами: давно знал, где следует чуть помолчать,
на каком слове сделать ударение, а где - эффектный жест.
Он не спеша переходил от картины к картине, и экскурсанты толпились
за ним. Иногда это внимание толпы возвышало его в собственных глазах...
Тогда он сам казался себе значительно умнее и талантливее. Он начинал
говорить с пафосом, не понимая, что становится в такие моменты смешным.
Но сегодня Омельян Иваницкий не ощущал того подъема духа, что делал
из него оратора. Он просто был на службе с ее размеренным ритмом, скукой и
будничностью.
Ему так хотелось послать ко всем чертям свою должность в музее и
наслаждаться бездумной и легкой жизнью. Ведь давно мог это себе позволить.
Но для вида ему, конечно, придется работать еще долгие годы. С нетерпением
ждал отпуска. Вот тогда он наверстает упущенное - потешится на
черноморском курорте всласть...
Экскурсанты остановились у картины известного художника. Иваницкий
рассказывал что-то казенно-холодное.
Козюренко потихоньку протиснулся поближе к нему, стал в первом ряду
слушателей. Наконец ему удалось заглянуть в глаза экскурсовода, но тот
быстро отвел взгляд, и все же это секундное скрещение взглядов вывело
Иваницкого из равновесия - посмотрел на Козюренко внимательнее.
Теперь следователь не сводил с экскурсовода глаз. Иваницкий заметил
это и забеспокоился, стараясь не смотреть на Козюренко, но непроизвольно
поглядывал украдкой.
В конце концов, то ли эта незаметная для других игра встревожила
Иваницкого, то ли между ним и посетителем с настойчивым взглядом
установился какой-то контакт, то ли просто он пересилил себя, но обращался
только к Козюренко.
Они стояли у портрета старого седобородого человека с тяжелыми,
мертвыми глазами. Иваницкий, рассказывая о мастерстве художника, спросил:
- Ну, что вы можете сказать об этом человеке, жизнь которого уже
кончается? Вот вы, товарищ? - злорадно посмотрел на Козюренко. Хотел
отплатить незнакомцу за наглые взгляды, поставить его на место.
На секунду-другую воцарилось молчание. Экскурсанты с любопытством
воззрелись на Козюренко. А тот, не ожидая такого выпада, немного
растерялся. Но конечно, следователь подсознательно был готов к любому
вопросу. Неторопливо ответил:
- Я вижу в его глазах страх смерти. Жизнь этого человека была тяжкой
и греховной, и теперь он не то что раскаивается и сожалеет о сделанном, а
боится расплаты. Этот человек уже мертв, ибо страх убил в нем человека...
- Субъективное толкование, весьма субъективное, - попробовал
улыбнуться Иваницкий. - Но в основном вы правильно поняли художника...
Экскурсовод продолжал свой рассказ, а Козюренко думал, что, вероятно,
он ошибся, потому что, кроме равнодушия, в глазах Иваницкого он ничего не
заметил...
Козюренко отстал от группы и зашел к директору музея. Он попросил
припомнить все обстоятельства, связанные с посещением американскими
туристами квартиры профессора Стаха, пояснив, что это имеет важное
значение для расследования убийства.
- Надеюсь, - директор поднял на лоб выпуклые очки, посмотрел
доброжелательно-грустным взглядом близорукого человека, - вы не
подозреваете в этом злодеянии наших искусствоведов? Ибо там, я слышал,
было применено оружие, а оружие и искусство несовместимы.
- Мы никого не подозреваем, - сухо перебил его Козюренко, - а
выясняем факты, и ни одна мелочь не должна пройти мимо нашего внимания.
Директор сдвинул очки на нос, смотрел теперь из-под стекол по-птичьи
пристально. Пояснил, что среди американцев был один достаточно известный
коллекционер. Он, бесспорно, не мог не слышать о собрании профессора
Стаха, и поэтому его просьба о возможности ознакомления с этой коллекцией
не вызвала ни у кого возражения, наоборот, администрация музея отнеслась к
нему с пониманием, связалась с профессором, и тот разрешил осмотреть свою
коллекцию икон. Кстати, обо всем этом он, директор, уже рассказал
работнику милиции, и ему странно, что следователь снова затронул этот
вопрос.
- К сожалению, приходится! - сказал Козюренко, и директор понял, что
отказываться тщетно.
- Спрашивайте! - согласился он. Снял очки и начал протирать их
белоснежным платком.
- Кто из экскурсоводов сопровождал американских туристов в музее?
- Омельян Иванович Иваницкий, наш научный сотрудник. Он хорошо знает
свое дело и свободно владеет английским. Иваницкий, как правило, работает
у нас с иностранцами.
- Именно Иваницкий и передал вам просьбу американцев ознакомиться с
коллекцией Стаха?
- Нет, он был только переводчиком. Ко мне лично обратился мистер
Берри - коллекционер, о котором я вам говорил.
- И Иваницкий договаривался с профессором?
- Нет, я звонил ему сам.
- Но сопровождал иностранцев Иваницкий?
- Да, я поручил ему это.
Козюренко немного помолчал. Наконец спросил о главном:
- Не помните, Омельян Иванович был на работе двадцать четвертого
июля? С утра между десятью и двенадцатью часами?
Директор укоризненно посмотрел на следователя:
- Он не мог быть в этот день на работе, так как находился в
командировке в Москве. С двадцатого по двадцать седьмое июля включительно.
И вернулся, как и полагалось!
Эти слова - "как и полагалось" - будто ставили точку на вопросах
следователя. Козюренко понимал это, но он знал чуть больше, чем директор
музея, - ведь алиби Иваницкого, хотя само по себе действительно много
значило, все же не ставило окончательно точку на его непричастности к
убийству профессора.
- Чем была вызвана необходимость командировки? - спросил Козюренко.
- Мы планируем организовать выставку мастеров портрета. Должны были
договориться с администрацией нескольких московских музеев. Я сам
предложил товарищу Иваницкому поехать в командировку.
Говоря это, директор не кривил душой: он не знал, что Омельян
Иванович перед этим звонил знакомому московскому искусствоведу. Они
поговорили несколько минут, Омельян намекнул, что хотел бы побывать в
Москве, провести вечер где-нибудь в "Метрополе". Знакомый обещал позвонить
начальству Омельяна, организовать командировку и сдержал свое слово.
Все факты, сообщенные директором, свидетельствовали в пользу
Иваницкого, и все же Козюренко попросил директора устроить ему встречу с
глазу на глаз с Омельяном Ивановичем. Тот предложил ему свой кабинет.
Омельян Иванович вошел в кабинет через несколько минут. Очевидно, шеф
сказал ему о том, кто именно хочет поговорить с ним, и Иваницкий
приготовился к встрече, но все же не ожидал увидеть здесь своего
экскурсанта - растерянно остановился на пороге.
Козюренко молча смотрел на Иваницкого, умышленно не говоря ни слова.
Это было невежливо, но очень необходимо. И Иваницкий сразу понял всю
неопределенность своего положения: переступил порог, доброжелательно
улыбнулся и приветливо сказал:
- Вы?.. Вот не думал... Мне говорят - из прокуратуры, а это - вы...
Хотя, - улыбнулся еще приветливее, - почему прокуратура не может
поинтересоваться искусством? А вы еще так красиво сказали о портрете Ганса
Гольбейна Младшего!
Он непринужденно произнес слова и улыбнулся почти развязно, однако в
его глазах Козюренко заметил глубоко спрятанный страх. Это придавало лицу
Иваницкого странное выражение - он как бы надел маску клоуна, который
должен веселить публику в минуты своего душевного смятения.
- Мы не хотели вызывать вас к себе. Это прозвучало бы как-то
официально, - начал Козюренко. - Собственно, вы не можете быть даже
свидетелем по этому делу, но все же нам интересно знать ваше мнение, вот я
и осмелился побеспокоить вас...
- Прошу! - бодро воскликнул Иваницкий, и искра удовлетворения
мелькнула в его глазах. - Чем могу быть полезен?
- Речь идет об ограблении коллекции профессора Стаха...
- Мне говорили, что его убили... - Иваницкий сокрушенно склонил
голову. - Такой человек, и у кого-то поднялась рука! Но, - он бросил
взгляд на следователя, - какое я имею отношение?..
- Конечно, к убийству - никакого... - ответил Козюренко. - Нас
интересует ваше мнение как специалиста. Незадолго до убийства вы были в
доме профессора, и Василь Федотович показывал вам свою коллекцию...
- Не мне, - счел нужным уточнить Иваницкий. - Я был
гидом-переводчиком, если хотите, но профессор чудесно владеет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11