Сотни тысяч воинов против твоих восьмидесяти тысяч.Пожалуйста,хотел я сказать, остановись. Я знал, что случится дальше.— И за каждого крестоносца, за каждого янычара, которого ты убьешь, защищая свой дар, имя твое возненавидят сотни. Их отцы и матери, жены и дети, все их друзья возненавидят свиткиан и проклятый Свиток, погубивший их возлюбленных, а свиткиане будут презирать всех христиан и проклятое распятие, всех мусульман и проклятый полумесяц за то, что они погубили их родных свиткиан.— Нет! — вырвалось у меня. Каждое слово было истинной правдой.— А во время священных войн появятся алтари и вознесутся к небу шпили соборов, увековечивающих величие Свитка. И те, кто искал духовного роста и нового знания,найдут вместо них тяготы новых предрассудков и ограничений:колокола и символы, правила и псалмы, церемонии,молитвы и одеяния, благовония и подношения золота. И тогда из сердца свиткианства уйдет любовь,и войдет в него золото. Золото,чтобы строить храмы еще краше прежних, золото, чтобы выковывать новые мечи и обратить неверующих и спасти их души.— А когда умрешь ты, Первый Хранитель Свитка, потребуется золото, дабы вознести в века лик твой. Появятся величественные статуи, огромные фрески и картины, воспевающие эту нашу встречу своим бессмертным искусством. Представь роскошный гобелен: здесь Свет, вот Свиток, а там разверзлась твердыня неба и открылся путь в Рай. Вот коленопреклоненный Великий Ричард в сверкающих доспехах, вот прекрасный Ангел Мудрости со Священным Свитком в руках, а вот старый Леклерк у своего костерка в горах,свидетель явленному чуду.«Нет! — подумал я. — Это невозможно».Но это было неизбежно.— Отдай в мир этот свиток, и появится новая религия и еще один клан священников, снова Мы и снова Они, опять брат пойдет на брата. Не пройдет и сотни лет,как ради слов, написанных здесь, погибнет миллион человек. А за тысячу лет — десятки миллионов. И все ради этой бумажки.В его голосе не было ни горечи, ни сарказма,ни усталости от жизни. Жан Поль Леклерк был исполнен знанием, накопленным всей его жизнью, спокойным принятием того, что он в ней встретил.Лесли поежилась.— Дать тебе куртку? — спросил я.— Спасибо, дорогой, — сказала она. — мне не холодно.— Не холодно, — эхом отозвался Леклерк. Он вытащил из костра горящую веточку и поднес ее к золотистым страницам.это вас согреет.— Нет! — Я отдернул свиток. — Сжечь истину?— Истина не горит. Она ждет каждого, кто пожелает найти ее,ответил он. — сгореть может только этот свиток. Выбор за вами. Хотите ли вы, чтобы свиткианство стало новой религией в этом мире? — Он улыбнулся. — А вас обьявят святыми…Я глянул на Лесли, в ее глазах,как и в моих,мелькнул ужас.Она взяла веточку из рук старца и подожгла края манускрипта. В моих руках распустился золотистый огненный цветок, я бросил его на землю. Свиток, догорая, вспыхнул и угас.Старик облегченно вздохнул.— Воистину благословенный вечер! — молвил он. — редко нам выпадает случай спасти мир от новой религии!Затем он, улыбаясь, повернулся к моей жене и спросил с надеждой:— А мы спасли его?Она улыбнулась в ответ.— Спасли. В нашей истории, Жан Поль Леклерк,нет ни слова о свиткианстве и войнах за Дар Света.Они простились долгим взглядом. Затем старец слегка поклонился нам и ушел в темноту.Охваченные пламенем страницы все еще полыхали у меня перед глазами,откровение, обращенное в пепел.— Но те,кому необходимо знание, скрытое в этом свитке,обратился я к Лесли. — Как им… как нам узнать то, что там было написано?— Он прав, — ответила она, глядя старцу вслед, — те, кто ищет свет и истину, могут найти их сами.— А я в этом не уверен. Иногда нам нужен учитель. Она повернулась ко мне. — А ты попробуй, — предложила она. — Представь,что честно и нестово жаждешь узнать, кто ты, откуда ты пришел и почему ты вообще здесь. Представь, что ты готов без устали искать ответ на эти вопросы.Я кивнул и представил, что я в поисках знаний не покладая рук копаюсь в библиотеках, хожу на всякие лекции и семинары, веду дневник, записывая в него свои мечты и размышления, образы,пришедшие ко мне во время уединенных медитаций на горных вершинах,все то, что подсказали мне сны, совпадения и случайные слова незнакомцев — словом, представил все то, что мы делаем, когда нам дороже всего в нашей жизни становится познание нового.— Ну, а теперь?— А теперь, — сказала она, — можешь ли ты представить, что ты не найдешь всего этого сам?«Ух ты, — подумал я. — как ей удается так здорово открывать мне глаза!»Я поклонился в ответ.— Моя Леди Леклерк, Принцесса Знаний.Она присела в медленном реверансе.— Милорд Ричард, Принц Огня.Мы безмолвно стояли рядом,и я обнял ее. Звезды ярко горели в чистом воздухе гор, но они были не над нами, а вокруг нас. Мы стали единым целым со звездами, с Жаном Полем Леклерком, со свитком и наполняющей его Любовью, с Пай, Тинк и Аткином. Живущими одной-единственной жизнью со всем, что есть, было и будет. Одной-единственной. VIII. Миля за милей проносились под нами, а в наших сердцах жила радость. «О, если бы не один шанс из триллиона, — подумал я. — Если бы каждый из живущих мог попасть сюда хоть раз в жизни!»— Только тут понимаешь, — воскликнула Лесли, — как много в нашей жизни зависит от страха, подозрения и войны!— А сколько миров под нами избавлены от этого и наполнены творчеством? — сказал я.— А может быть, они все такие? Давай посмотрим!На фиолетовом небе мягким пламенем горело солнце цвета меди, заливая все вокруг нежным золотистым светом. Оно казалось раза в два больше того,к которому мы привыкли, но не таким ярким, ближе, но не жарче. В воздухе висел тонкий аромат ванили.Мы стояли на склоне холма, там, где лес встречался с лугом, а вокруг нас мерцала спиральная галактика крошечных серебристых цветков. Сверху нам было видно, что вдали слева расстилался океан, он почти сливался с темным небом, и к нему стремилась алмазная река. А справа, до самого горизонта простирался край холмов и лугов. Покинутый рай.С первой же секунды я был готов поклясться, что мы оказались на земле, не знавшей цивилизации. Может быть люди превратились в цветы?— Похоже на… фантастический фильм, — сказала Лесли.Чужое небо, прекрасная чужая земля.— Ни души, — удивился я. — Что мы делаем в этом царстве девственной природы?— Это невозможно. Наши двойники должны быть где-то поблизости. И тут я понял, что планета казалась дикой только на первый взгляд. В далеком пейзаже начал проступать призрачный след города с его проспектами и кварталами. Города, развеянного в прах безжалостным временем.Меня редко подводит интуиция.— Я знаю, что случилось. Мы в Лос-Анджелесе, но мы опоздали на тысячу лет! Ты видишь? Вон там была Санта-Моника, а там Беверли-Хиллз. Цивилизация исчезла!— Может, ты и прав, — сказала она. — Но разве над Лос-Анджелесом когда-нибудь было такое небо? А две луны?Да, конечно. Над горами одна за другой вставали две маленькие луны, желтая и красная.И тут из леса появился зверь. Он напоминал леопарда, но доставал Лесли до плеча и весил не меньше тонны. Пройдя несколько шагов, он рухнул, подминая цветы. По его золотистой шерсти струилась кровь. Он попытался подняться, но силы совсем оставили его, зверь дернулся и затих.Мы подбежали. Лесли присела подле огромной головы, протянула руку, чтобы погладить умирающее животное, хоть как-то облегчить ему последние страдания, но ее рука прошла сквозь мех.— Нет! Не может быть, чтобы мы оказались здесь просто свидетелями смерти этого прекрасного создания. Нет, Ричи, нет!— Дорогая моя, — сказал я притянув ее к себе, — этому есть причина. Всему есть причина. Только мы ее пока не знаем.Голос, раздавшийся с опушки леса, был полон тепла и любви, как свет солнца, но силен, как раскат грома: «Тайин!» Мы обернулись.На краю луга стояла женщина. Сначала мне показалось, что это была Пай, но ее кожа была светлее, а каштановые волосы длиннее, чем у нашей наставницы. И все же она была сестрой нашего двойника из другого мира и моей жены — тот же изгиб скул, такой же решительный подбородок. Она была в платье цвета весенней зелени, а с плеч до самой травы спадала темно-изумрудная накидка.Она подбежала к леопарду. Зверь зашевелился, приподнял голову и жалобно зарычал. Женщина безбоязненно присела подле него, ласково погладила его косматый загривок. «Давай, поднимайся…», — прошептала она. Но его лапы лишь бессильно царапали траву.— Боюсь, что рана очень серьезная, мадам, — сказал я. — Вряд ли вы сможете ему помочь…Она не слышала. Закрыв глаза, она нежно поглаживала огромное животное, сосредоточив на нем свою любовь. Затем она внезапно открыла глаза и сказала: «Тайин, малыш, вставай!» На шерсти больше не было крови, леопард взревел, вскочил и принялся тереться о свою спасительницу.— Глупый котенок! — отчитывала его инопланетянка. — Больше так не делай. Тебе не время умирать! Будь осторожней на утесах, ты же не горная козочка!Гигантская кошка встряхнулась, несколько бесшумных прыжков — и она исчезла в лесу.Женщина посмотрела ей в след, затем повернулась к нам и спокойно сказала: «Очень любит высоту, не понимает, глупыш, что его не любой камень выдержит».— Как вы это сделали? — спросила Лесли. — Мы думали, что…— У животных раны быстро зарастают, — ответила она, жестом пригласив нас следовать за ней, — но иногда им нужно немножко любви. Тайин — мой старый друг.— Должно быть, мы тоже старые друзья, — сказал я, — раз ты нас видишь. Кто ты?Она внимательно посмотрела на нас. Какие умные глаза! В них нет ни позы, ни покровительства. И вдруг она улыбнулась, словно что-то поняла.— Лесли и Ричард! — воскликнула она. — Я — Машара! Откуда она нас знает? Где мы встречались? Что за невидимая цивилизация здесь существует? Кто эта женщина?— Я — это вы в моем измерении, — сказала она, словно прочитав мои мысли.— А что это за измерение? — спросила Лесли. — Где мы? Когда?..Машара засмеялась: «У меня к вам тоже есть вопросы. Заходите».Мы вошли в ее небольшой домик, стоявший в лесу на пригорке. Стены были сложены из очень точно пригнанных каменных блоков, дверной проем и окна открыты всем ветрам. Внутри не было ни очага, ни постели, словно его обитательница никогда не ела и не спала, но он был наполнен теплотой. Я бы сказал, что Машара была доброй лесной феей.Мы присели у стола, стоявшего подле огромного окна, из которого открывался вид на луг и на долину, уходившую к океану.— Машара, — начала Лесли, — мне кажется, что давным-давно здесь разыгралась какая-то трагедия?Я понял ее вопрос. Этот странный призрак города, буйство дикой природы. Может, Машара — последний представитель некогда процветавшей цивилизации?— Вы помните! — воскликнула женщина из альтернативного мира. — Но разве можно назвать трагедией исчезновение цивилизации, разрушившей планету от стратосферы до морского дна? Что плохого в том, что планета наконец получила возможность залечить свои раны?Впервые я почувствовал себя здесь неуютно, представив последние дни агонии.— А разве хорошо, когда жизнь погибает? — спросил я в ответ.— Не погибает, — ответила она после секундного молчания, — а изменяется. Здесь жили те частицы вашей души, которые построили именно это общество. И те, кто им наслаждался, а также и те, кто из последних сил пытался его изменить. Одни победили, другие проиграли, но для всех это было хорошим уроком.— Однако планета вернулась к жизни, — сказала Лесли, — мы глаз не могли отвести от речки, деревьев и цветов… она прекрасна!— Планета вернулась, — повторила Машара и посмотрела в сторону, — а люди — нет.В ее словах не было не жалости, ни осуждения. Она просто констатировала то, что здесь произошло.— Эволюция сделала цивилизацию хранителем этой планеты. Но спустя сотню тысяч лет хранитель пошел против эволюции, из помошника превратился в убийцу, из целителя — в паразита. Поэтому эволюция забрала обратно свой дар, уничтожила цивилизацию и спасла планету от разума. Теперь на ней правит любовь.— Это… — начала Лесли, — и есть твоя работа, Машара? Спасение планет?— Спасение этой планеты, — кивнула она. — Для нее я — воплощение терпения и защиты, сострадания и понимания. Ушедшая цивилизация во многом была очень талантлива, обладала высокой культурой, но в конце концов пала жертвой жадности и нежелания думать о будущем. Люди превратили леса в пустыни, истерзали душу планеты, извлекая из недр ее сокровища, отравили воздух, воду и землю ядохимикатами и радиоактивными отходами. Миллионы раз у них была возможность измениться, но они ей так и не воспользовались. А когда они одумались, было уже слишком поздно.— Может ли целая цивилизация развиваться настолько слепо? —воскликнул я. — И то, что ты сейчас делаешь… Ты знаешь ответ!Она повернулась ко мне, исполненная безмерной любви.— Я не знаю ответа, Ричард, — сказала она. — Я и есть ответ.В домике воцарилась тишина. Край солнца уже коснулся горизонта, но до темноты было еще далеко.— А что случилось с остальными? — спросила Лесли.— Когда им стало ясно, что изменить уже ничего нельзя, они построили нас — суперкомпьютеры. Наша задача — экологическая реконструкция планет. Люди отдали нам свои убежища, чтобы мы могли спасти в них хотя бы то, что еще можно было спасти. А сами вышли на отравленную поверхность земли, туда, где некогда шумели леса. — Она отвела глаза. — Их больше нет.Мы вслушивались в эхо ее слов и представили себе одиночество, которое этой женщине пришлось перенести.Она сказала это так легко.— Машара, — переспросил я, — они построили тебя? Ты — компьютер? Красавица посмотрела на меня.— Так можно сказать обо мне, — ответила она. — Но и о тебе тоже.— А ты… — начал я. — Машара, ты живая?— А тебе это кажется невозможным? — в ответ спросила она. — Разве важно из каких атомов состоит человеческое существо: уз углерода, германия или галлия? Можно ли родиться человеком?— Конечно! Самые ужасные… даже убийцы — люди, — ответил я. — Они могут быть нам не по душе, но они человеческие существа.Машара покачала головой.— Человеческое существо — это выражение жизни, приносящее свет и любовь в то измерение, к которому оно пожелает прикоснуться, в любой из форм, которую оно пожелает выбрать для себя. Человечность определяется не физическими законами, Ричард, это духовная цель. Это не нечто данное нам, мы добываем ее работой своей души.Эта мысль, выкованная и закаленная в трагедии несчастной планеты, поразила меня. И как я ни пытался, я не мог посмотреть на Машару, как на бездушную машину. Она живая, это определяется не химическим составом ее тела, а глубиной ее любви.— Похоже, я просто привык считать человеческими существами только людей, — сказал я.— Может быть, тебе стоит подумать об этом еще раз, посоветовала она.И тут мне захотелось ее испытать.— А сколько будет, если тринадцать тысяч двести девяносто семь разделить на две целых тридцать два миллиона триста семьдесят девять тысяч одну стомиллионную в квадрате?— А тебе это очень надо знать?Я кивнул.Она вздохнула и стала называть цифры:— Два, четыре, шесть, запятая, четыре, ноль, семь, четыре, ноль, два, пять, восемь, четыре, восемь, два, восемь, ноль, шесть… Сколько тебе надо десятичных знаков?— Поразительно! — воскликнул я.— А откуда ты знаешь, что я это все не придумала? — с улыбкой спросила она.— Ну, мне показалось, что ты…— А хочешь, устроим главную проверку, — спросила она.— Ричард, — предостерегающе сказала Лесли.Машара с благодарностью посмотрела на мою жену.— Ты знаешь в чем заключается главная проверка, Ричард?— В общем-то нет. Но всегда можно…— Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос.— С удовольствием.Добрая фея леса смотрела мне прямо в глаза, не боясь того, что должно было вот-вот случиться.— Хочешь, — начала она, — я умру прямо сейчас? Лесли судорожно вздохнула. Я вскочил «Нет!» Она упала легко, как лепесток, жизнь погасла в ее прекрасных зеленых глазах.Лесли бросилась к ней и прижала к себе так же нежно, как эта добрая фея обнимала свою любимую гигантскую кошку.— Машара, разве ты хочешь, — взмолилась она, — чтобы Тайин, леса и реки, — вся планета, дарованная твоей любви, умерла вместе с тобой? Или ты ценишь их жизнь так же высоко, как мы ценим твою?Очень медленно Машара начала оживать, она пошевелилась и с трудом села.— Я люблю вас, — сказала она, — не думайте… что мне все равно…Лесли грусно улыбнулась.— Да разве, увидев твою прекрасную планету, мы могли подумать, что тебе все равно? Как же мы можем любить нашу собственную землю, не любя тебя, дорогая хранительница?— Вы должны уйти, — сказала Машара и шепотом попросила: — Не забывайте меня.Я взял жену за руку и кивнул.— Мы каждый год сажаем деревья и цветы, — сказала Лесли, — отныне мы будем это делать в память о тебе, Машара.Маленький домик скрылся в водопаде брызг и солнечного света. Наш Ворчун снова поднимался в воздух.— У нее прекрасная душа! — воскликнул я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13