Я здесь для того, чтобы получать объяснения, а не давать их.
— От кого?
— От вас, прелестная донья Исидора.
— Вы слишком самоуверенны, дон Мигуэль Диас. Не забывайте, сеньор, с кем вы разговариваете! Вспомните, что я дочь…
— …одного из самых гордых асиендадо в Тамаулипас и племянница не менее гордого плантатора в Техасе. Я обо всем этом подумал. Вспомнил также, что когда-то и я владел асиендой, а сейчас я — всего лишь охотник за лошадьми. Карамба! Это не беда! Вы не из тех женщин, которые могут презирать человека только из-за того, что он не богат. Бедный мустангер, по-видимому, может так же рассчитывать на вашу благосклонность, как и владелец сотни табунов. И у меня есть доказательство вашего великодушия.
— Какое доказательство? — быстро спросила девушка, в первый раз проявляя беспокойство. — Где это доказательство великодушия, которое вы так любезно мне приписываете?
— В этом очаровательном письме. Вот оно, у меня в руках, подписанное доньей Исидорой Коварубио де Лос-Льянос. Письмо, адресованное такому же бедному мустангеру, как и я. Вряд ли необходимо давать его вам в руки. Ведь вы можете узнать его и на расстоянии?
Она узнала письмо. Гневный взгляд, брошенный на Диаса, показал это.
— Как оно попало к вам? — спросила Исидора, не пытаясь скрыть своего негодования.
— Это неважно. Оно у меня, а я давно этого добивался. Не для того, чтобы узнать, что вы перестали интересоваться мною — для меня это было ясно и так, — но чтобы иметь доказательство, что вы увлечены другим. Оно говорит о том, что вы любите его, яснее не скажешь. Вы мечтаете посмотреть в его красивые глаза. Так знайте же, что вы никогда не увидите их!
— Что это значит, дон Мигуэль Диас?
Голос ее слегка дрогнул, словно она боялась услышать ответ. И неудивительно: выражение лица Эль-Койота внушало страх.
Заметив ее испуг, он сказал:
— Ваши опасения вполне справедливы. Если я потерял вас, донья Исидора, то никому другому вы тоже не будете принадлежать
— так я решил.
— Не понимаю…
— Я уже сказал: никто другой не назовет вас своей, и, уж конечно, не Морис-мустангер.
— Вот как!
— Да! Именно так. Обещайте мне, что вы никогда больше не встретитесь с ним, или вы не уйдете с этого места!
— Вы шутите, дон Мигуэль!
— Нет, я говорю совершенно серьезно, донья Исидора.
Искренность этих слов не подлежала сомнению. Несмотря на трусость мексиканца, взгляд его выражал холодную и жестокую решимость, а рука уже взялась за рукоятку мачете.
Даже отважной Исидоре стало не по себе. Она видела, что ей грозит опасность, избежать которую нелегко. С самого начала эта встреча ее встревожила, но она надеялась, что появление Мориса прервет неприятный разговор и даст ему другое направление.
Молодая мексиканка жадно прислушивалась, не раздастся ли топот коня, и время от времени бросала взгляд на заросли в ту сторону, откуда она ждала этого звука.
Теперь эта надежда рухнула. Раз письмо оказалось в руках мексиканца, значит, оно не попало к тому, кому было адресовано.
Ждать помощи было бесполезно, и она подумала о бегстве.
Но это было сопряжено с трудностями и большой опасностью. Она могла бы повернуть лошадь и ускакать, но при этом рисковала получить пулю в спину, так как рукоятка револьвера была не дальше от руки Эль-Койота, чем рукоятка мачете.
Исидора вполне оценила всю опасность положения. Любая другая женщина на ее месте растерялась бы, но Исидора Коварубио даже и виду не показала, что угроза произвела на нее хоть какое-нибудь впечатление.
— Чепуха! — воскликнула она с хорошо разыгранным недоверием. — Вы шутите, сеньор. Вы хотите испугать меня. Ха-ха-ха! Но почему мне бояться вас? Я езжу на лошади не хуже вас. И лассо я бросаю так же легко и так же далеко, как и вы. Посмотрите, как ловко я умею с ним обращаться!
С улыбкой произнося эти слова, девушка сняла лассо с седельной луки и стала раскручивать его над головой, как бы демонстрируя свое искусство.
Диас и не догадывался, что у нее были совсем другие намерения. Он был озадачен поведением Исидоры и молча смотрел на нее.
Только когда мексиканец почувствовал, что петля лассо затягивается вокруг его локтей, он понял все, но защищаться было уже поздно. В следующее мгновение его руки были плотно прижаты к бокам и он уже не мог достать ни своего мачете, ни револьвера.
Он хотел было освободиться от петли, но, прежде чем успел схватиться за лассо, сильным толчком был сброшен с седла и без сознания растянулся на земле.
— Ну, дон Мигуэль Диас, — воскликнула Исидора, повернув лошадь, — не грозите мне больше! И не пытайтесь освободиться! Пошевелите только пальцем — и я поскачу вперед! Коварный злодей! Несмотря на твою трусость, ты хотел убить меня, я прочла это в твоих глазах. Но наши роли переменились, и теперь…
Не слыша ответа, она замолчала, все еще туго натягивая лассо и не спуская глаз с упавшего человека.
Эль-Койот неподвижно лежал на земле. Падение с лошади оглушило его — он не только не мог говорить, но и ничего не сознавал. Он казался мертвым.
— Святая Дева! Неужели я убила его! — воскликнула Исидора, осадив свою лошадь немного назад, но все еще не поворачивая ее и готовая в любую минуту пуститься вскачь. — Я не хотела этого, хотя имела на это полное право — ведь он же собирался убить меня… Умер ли он или притворяется, чтобы я подошла к нему? Пусть это решают другие. Я могу теперь смело ехать домой — он меня не догонит. Слуги из асиенды успеют развязать его. Всего хорошего, дон Мигуэль Диас!
С этими словами Исидора вытащила из-за корсажа небольшой кинжал, перерезала веревку около самой седельной луки и, по-видимому не чувствуя упреков совести, поскакала домой, так и не освободив лежащего на земле Диаса от лассо.
Глава XLIX. ЛАССО РАЗВЯЗАНО
Встревоженный орел с криком взвивается в небо. Испуганный гневными голосами, он покинул сук на старом тополе и летит на разведку.
Один взмах могучих крыльев — и он уже парит высоко в небе, зорко осматривая поляну и окружающие ее заросли. На поляне он видит распростертого на земле и, по-видимому, мертвого человека; рядом бегает конь и громко ржет. В зарослях он видит двух всадниц. Одна с непокрытой головой, с развевающимися по ветру волосами, сидя в седле по-мужски, галопом скачет от поляны. Другая всадница на пятнистой лошади сидит боком в дамском седле и направляется к поляне; на ней амазонка и шляпа; едет она более медленным аллюром, но вид у нее тоже взволнованный.
Вот что видит орел со своей высоты.
Обе всадницы нам знакомы. Та, которая скачет от поляны, — Исидора Коварубио де Лос-Льянос, а та, которая направляется к ней, — Луиза Пойндекстер.
Уже известно, почему первая из них покинула поляну. Остается объяснить, почему вторая едет туда.
После разговора с Зебом Стумпом молодая креолка вернулась к себе в комнату и, опустившись на колени перед статуей мадонны, начала молиться. Как все креолы, она была католичкой и твердо верила в заступничество святых. Странной и печальной была ее молитва: она просила Святую Деву за человека, которого считали убийцей ее брата.
Она ни минуты не сомневалась, что он невиновен в этом ужасном преступлении. Это было невероятно. Если бы у нее возникли хотя бы малейшие подозрения, ее сердце не выдержало бы такого испытания.
Она не просила мадонну помиловать его. Она просила Небеса защитить его от врагов — от ее друзей.
Рыдания заглушали шепот молитвы. Луиза нежно любила брата и была глубоко потрясена его смертью, но эта печаль не могла заглушить другого чувства, более сильного, чем узы крови. Горюя о погибшем брате, девушка молилась о спасении возлюбленного.
Когда она поднялась с колен, взгляд ее случайно упал на лук, который так часто помогал ей посылать нежные весточки любимому человеку.
«О, если бы я могла послать стрелу, чтобы предупредить его об опасности!»
Эта мысль вызвала другую: не осталось ли следов их тайной переписки в том месте, где они обменивались стрелами?
Луиза вспомнила, что в последний раз Морис переплыл реку, вместо того чтобы переправиться в лодке. Его лассо, наверно, осталось в челне.
Накануне, потрясенная горем, она не подумала об этом. Лассо могло выдать тайну их ночных свиданий, о которой знали, как она полагала, только они сами и тот, чьи уста навеки умолкли.
Солнце поднялось уже довольно высоко и ярко светило через стеклянную дверь. Луиза распахнула ее, чтобы спуститься в сад и пройти к лодке. Но на веранде она остановилась, услыхав доносившиеся сверху голоса.
Разговаривали двое: ее горничная Флоринда и чернокожий кучер, которые в отсутствие хозяина решили подышать свежим воздухом на асотее.
Внизу можно было отчетливо слышать каждое слово, но Луизу мало интересовал их разговор. Только когда до ее слуха донеслось знакомое имя, она стала прислушиваться.
— Они говорят об этом Джеральде. Морис Джеральд — его имя. Говорят, что он ирландец, но если это правда, то он совсем не такой, как те ирландцы, которых я видел в Новом Орлеане. Он больше похож на джентльмена-плантатора. Вот на кого он похож!
— Ты не думаешь, Плутон, что он убил массу Генри?
— Вот еще что придумала! Он убил массу Генри! Может, еще скажешь, что я убил массу Генри? Будет такая же неправда… Ой, смотри, Флоринда! Ведь это он — легок на помине. Смотри, Флоринда, смотри вон туда!
— Куда?
— Вон туда, на тот берег. Видишь, мужчина на лошади! Это и есть Морис Джеральд, тот самый человек, которого мы встретили в черной прерии. Тот самый, который подарил мисс Лу крапчатую лошадь. Тот самый, которого сейчас все ищут. Они не там его ищут. Они не найдут его в прерии сегодня!
— А ты этому не рад, Плутон? Я уверена, что он не виноват. Он такой красивый и храбрый! Никогда он не мог…
Луиза не стала слушать дальше. Она вернулась в дом и прошла на асотею. Когда она поднималась по лестнице, сердце ее билось так сильно, что его удары, казалось, заглушали звук ее шагов. С большим трудом ей удалось скрыть свое волнение от слуг.
— Почему вы так громко разговариваете? Что вы там увидели? — спросила Луиза, скрывая свои чувства под напускной, строгостью.
— Мисс Луиза, посмотрите-ка туда! Молодой джентльмен…
— Какой молодой джентльмен?
— Тот самый, которого разыскивают, тот самый…
— Я никого не вижу.
— Он сейчас за деревьями. Смотрите туда, туда! Вон черная шляпа, бархатная куртка и блестящие серебряные пуговицы. Это он
— тот самый молодой джентльмен.
— Ты, верно, ошибаешься, Плутон. Здесь многие так одеваются. Расстояние слишком велико, чтобы узнать человека, особенно теперь, когда его уже почти не видно… Все равно, Флоринда, беги вниз, приготовь мою шляпу и амазонку. Я хочу проехаться верхом. А ты, Плутон, оседлай мне Луну, только скорее! Я боюсь, что солнце поднимется слишком высоко. Ну, живо, живо!
Как только слуги спустились по лестнице, Луиза еще раз подошла к парапету; она с трудом переводила дыхание от бурного волнения. Теперь ей никто не помещает рассмотреть хорошенько, кто там, на холме, среди зарослей.
Но было уже поздно: всадник скрылся.
«Сходство большое и в то же время это как будто не он. Если это Морис Джеральд, то зачем бы ему ехать туда?»
И сердце ее сжалось. Она вспомнила, что однажды уже задавала себе этот вопрос.
Она больше не стала задерживаться на асотее. Через десять минут Луиза уже была на другом берегу, в зарослях, где скрылся всадник.
Она ехала быстро, внимательно глядя вперед. Поднявшись на обрыв над долиной Леоны, Луиза вдруг натянула поводья. До нее донеслись чьи-то голоса…
Она прислушалась. Хотя звуки были едва слышны, все же можно было различить два голоса: женщины и мужчины.
Какого мужчины, какой женщины? Ее сердце снова сжалось.
Девушка подъехала ближе. Снова остановилась… Снова прислушалась…
Говорили по-испански. Это ее не успокоило. С Исидорой Коварубио де Лос-Льянос Морис Джеральд стал бы говорить по-испански. Креолка знала этот язык достаточно хорошо, чтобы понять смысл разговора. Но она была еще слишком далеко и не могла разобрать слов. Голоса звучали возбужденно, словно говорившие были охвачены гневом, — это вряд ли было неприятно Луизе.
Она подъехала еще ближе; еще раз натянула поводья… еще раз прислушалась. Мужского голоса уже не было слышно. Голос женщины звучал отчетливо и твердо — казалось, она грозила.
Потом наступила тишина, прерванная коротким топотом копыт, и затем снова тишина; затем прозвучал голос женщины — вначале громкий, словно угрожающий, потом приглушенный, как будто она разговаривала сама с собой, — и опять тишина, прерванная топотом копыт, словно лошадь, удаляясь, скакала галопом.
Вот и все, да еще крик парившего над поляной орла, которого вспугнули сердитые голоса.
Голоса доносились с поляны, хорошо знакомой Луизе: с этим местом у нее были связаны дорогие воспоминания. Девушка еще раз остановилась, почти на самой опушке. Она боялась ехать дальше, боялась узнать горькую правду…
Наконец она перестала колебаться и выехала на поляну.
Там взад и вперед бегала оседланная лошадь. На земле лежал какой-то человек, руки которого были стянуты лассо. Рядом валялись сомбреро и серапе, но, по-видимому, принадлежавшие не ему. Что же здесь могло произойти?
Мужчина был одет в живописный мексиканский костюм. На лошади — нарядный чепрак мексиканской работы.
Сердце Луизы наполнилось радостью. Мертв этот человек или жив, но он безусловно тот, кого она видела с асотеи, и не Морис Джеральд.
До последней минуты Луиза всем сердцем надеялась, что это не он, и ее надежды сбылись.
Она подъехала ближе и взглянула на распростертого человека; посмотрела на его лицо, которое было обращено вверх, потому что он лежал на спине. Ей показалось, что она где-то видела его, хотя и не была в этом уверена.
Было ясно, что он — мексиканец. Не только одежда, но и черты лица выдавали испано-американский тип.
Его наружность показалась ей довольно красивой.
Но не это заставило Луизу соскочить с лошади и с участием наклониться над ним. Она поторопилась помочь ему, радуясь, что он оказался не тем, кого она боялась найти здесь.
— Кажется, он жив, — прошептала она. — Да, он дышит.
Петля лассо душила его. В одно мгновение Луиза ослабила ее; петля поддалась легко.
«Теперь он может дышать свободнее. Но что же тут произошло? На него набросили лассо, когда он сидел на лошади, и стащили на землю? Это наиболее вероятно. Но кто это сделал? Я слышала здесь женский голос — я не могла ошибиться… Но вот мужская шляпа и серапе, которые принадлежат не ему. Может быть, здесь был другой мужчина, который уехал с женщиной? Но отсюда ускакала только одна лошадь… А, он приходит в себя! Слава Богу! Я сейчас все узнаю».
— Вам лучше, сэр?
— Сеньорита, кто вы? — спросил дон Мигуэль Диас, поднимая голову и с беспокойством озираясь вокруг. — Где она?
— О ком вы говорите? Я никого здесь не видела, кроме вас.
— Карамба! Как странно! Разве вы не встретили женщину верхом на серой лошади?
— Я слышала женский голос, когда подъезжала сюда.
— Правильнее сказать — дьявольский голос, потому что Исидора Коварубио де Лос-Льянос настоящий дьявол!
— Разве это сделала она?
— Будь она проклята! Да!.. Где же она? Скажите мне, сеньорита.
— Я не знаю. Судя по топоту ее лошади, она спустилась по склону холма. Наверно, это так, потому что я подъехала с другой стороны.
— А!.. Вниз по склону холма — значит, она поехала домой… Вы были очень добры, сеньорита, освободив меня от этой петли, — я не сомневаюсь, что это сделали вы. Может быть, вы не откажете и помочь мне сесть на лошадь? Я надеюсь, что смогу удержаться в седле. Здесь, во всяком случае, мне нельзя больше оставаться. Мои враги недалеко… Пойди сюда, Карлито! — сказал он лошади и как-то особенно присвистнул. — Подойди поближе, не бойся этой прекрасной сеньориты. Не она сыграла с нами эту злую шутку. Ну, иди сюда, мой конь, не бойся!
Лошадь, услышав свист, подбежала к хозяину, который уже поднялся на ноги, и позволила ему взять себя под уздцы.
— Если вы мне поможете, добрая сеньорита, я, пожалуй, смогу сесть в седло. Как только я буду на лошади, мне нечего опасаться преследования.
— Вы думаете, что вас будут преследовать?
— Кто знает? Как я уже сказал вам, у меня есть враги. Впрочем, неважно… Я чувствую еще большую слабость. Вы ведь не откажетесь помочь мне?
— Я охотно окажу вам любую помощь, какая только в моих силах.
— Очень вам признателен, сеньорита!
С большим трудом удалось молодой креолке подсадить мексиканца в седло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
— От кого?
— От вас, прелестная донья Исидора.
— Вы слишком самоуверенны, дон Мигуэль Диас. Не забывайте, сеньор, с кем вы разговариваете! Вспомните, что я дочь…
— …одного из самых гордых асиендадо в Тамаулипас и племянница не менее гордого плантатора в Техасе. Я обо всем этом подумал. Вспомнил также, что когда-то и я владел асиендой, а сейчас я — всего лишь охотник за лошадьми. Карамба! Это не беда! Вы не из тех женщин, которые могут презирать человека только из-за того, что он не богат. Бедный мустангер, по-видимому, может так же рассчитывать на вашу благосклонность, как и владелец сотни табунов. И у меня есть доказательство вашего великодушия.
— Какое доказательство? — быстро спросила девушка, в первый раз проявляя беспокойство. — Где это доказательство великодушия, которое вы так любезно мне приписываете?
— В этом очаровательном письме. Вот оно, у меня в руках, подписанное доньей Исидорой Коварубио де Лос-Льянос. Письмо, адресованное такому же бедному мустангеру, как и я. Вряд ли необходимо давать его вам в руки. Ведь вы можете узнать его и на расстоянии?
Она узнала письмо. Гневный взгляд, брошенный на Диаса, показал это.
— Как оно попало к вам? — спросила Исидора, не пытаясь скрыть своего негодования.
— Это неважно. Оно у меня, а я давно этого добивался. Не для того, чтобы узнать, что вы перестали интересоваться мною — для меня это было ясно и так, — но чтобы иметь доказательство, что вы увлечены другим. Оно говорит о том, что вы любите его, яснее не скажешь. Вы мечтаете посмотреть в его красивые глаза. Так знайте же, что вы никогда не увидите их!
— Что это значит, дон Мигуэль Диас?
Голос ее слегка дрогнул, словно она боялась услышать ответ. И неудивительно: выражение лица Эль-Койота внушало страх.
Заметив ее испуг, он сказал:
— Ваши опасения вполне справедливы. Если я потерял вас, донья Исидора, то никому другому вы тоже не будете принадлежать
— так я решил.
— Не понимаю…
— Я уже сказал: никто другой не назовет вас своей, и, уж конечно, не Морис-мустангер.
— Вот как!
— Да! Именно так. Обещайте мне, что вы никогда больше не встретитесь с ним, или вы не уйдете с этого места!
— Вы шутите, дон Мигуэль!
— Нет, я говорю совершенно серьезно, донья Исидора.
Искренность этих слов не подлежала сомнению. Несмотря на трусость мексиканца, взгляд его выражал холодную и жестокую решимость, а рука уже взялась за рукоятку мачете.
Даже отважной Исидоре стало не по себе. Она видела, что ей грозит опасность, избежать которую нелегко. С самого начала эта встреча ее встревожила, но она надеялась, что появление Мориса прервет неприятный разговор и даст ему другое направление.
Молодая мексиканка жадно прислушивалась, не раздастся ли топот коня, и время от времени бросала взгляд на заросли в ту сторону, откуда она ждала этого звука.
Теперь эта надежда рухнула. Раз письмо оказалось в руках мексиканца, значит, оно не попало к тому, кому было адресовано.
Ждать помощи было бесполезно, и она подумала о бегстве.
Но это было сопряжено с трудностями и большой опасностью. Она могла бы повернуть лошадь и ускакать, но при этом рисковала получить пулю в спину, так как рукоятка револьвера была не дальше от руки Эль-Койота, чем рукоятка мачете.
Исидора вполне оценила всю опасность положения. Любая другая женщина на ее месте растерялась бы, но Исидора Коварубио даже и виду не показала, что угроза произвела на нее хоть какое-нибудь впечатление.
— Чепуха! — воскликнула она с хорошо разыгранным недоверием. — Вы шутите, сеньор. Вы хотите испугать меня. Ха-ха-ха! Но почему мне бояться вас? Я езжу на лошади не хуже вас. И лассо я бросаю так же легко и так же далеко, как и вы. Посмотрите, как ловко я умею с ним обращаться!
С улыбкой произнося эти слова, девушка сняла лассо с седельной луки и стала раскручивать его над головой, как бы демонстрируя свое искусство.
Диас и не догадывался, что у нее были совсем другие намерения. Он был озадачен поведением Исидоры и молча смотрел на нее.
Только когда мексиканец почувствовал, что петля лассо затягивается вокруг его локтей, он понял все, но защищаться было уже поздно. В следующее мгновение его руки были плотно прижаты к бокам и он уже не мог достать ни своего мачете, ни револьвера.
Он хотел было освободиться от петли, но, прежде чем успел схватиться за лассо, сильным толчком был сброшен с седла и без сознания растянулся на земле.
— Ну, дон Мигуэль Диас, — воскликнула Исидора, повернув лошадь, — не грозите мне больше! И не пытайтесь освободиться! Пошевелите только пальцем — и я поскачу вперед! Коварный злодей! Несмотря на твою трусость, ты хотел убить меня, я прочла это в твоих глазах. Но наши роли переменились, и теперь…
Не слыша ответа, она замолчала, все еще туго натягивая лассо и не спуская глаз с упавшего человека.
Эль-Койот неподвижно лежал на земле. Падение с лошади оглушило его — он не только не мог говорить, но и ничего не сознавал. Он казался мертвым.
— Святая Дева! Неужели я убила его! — воскликнула Исидора, осадив свою лошадь немного назад, но все еще не поворачивая ее и готовая в любую минуту пуститься вскачь. — Я не хотела этого, хотя имела на это полное право — ведь он же собирался убить меня… Умер ли он или притворяется, чтобы я подошла к нему? Пусть это решают другие. Я могу теперь смело ехать домой — он меня не догонит. Слуги из асиенды успеют развязать его. Всего хорошего, дон Мигуэль Диас!
С этими словами Исидора вытащила из-за корсажа небольшой кинжал, перерезала веревку около самой седельной луки и, по-видимому не чувствуя упреков совести, поскакала домой, так и не освободив лежащего на земле Диаса от лассо.
Глава XLIX. ЛАССО РАЗВЯЗАНО
Встревоженный орел с криком взвивается в небо. Испуганный гневными голосами, он покинул сук на старом тополе и летит на разведку.
Один взмах могучих крыльев — и он уже парит высоко в небе, зорко осматривая поляну и окружающие ее заросли. На поляне он видит распростертого на земле и, по-видимому, мертвого человека; рядом бегает конь и громко ржет. В зарослях он видит двух всадниц. Одна с непокрытой головой, с развевающимися по ветру волосами, сидя в седле по-мужски, галопом скачет от поляны. Другая всадница на пятнистой лошади сидит боком в дамском седле и направляется к поляне; на ней амазонка и шляпа; едет она более медленным аллюром, но вид у нее тоже взволнованный.
Вот что видит орел со своей высоты.
Обе всадницы нам знакомы. Та, которая скачет от поляны, — Исидора Коварубио де Лос-Льянос, а та, которая направляется к ней, — Луиза Пойндекстер.
Уже известно, почему первая из них покинула поляну. Остается объяснить, почему вторая едет туда.
После разговора с Зебом Стумпом молодая креолка вернулась к себе в комнату и, опустившись на колени перед статуей мадонны, начала молиться. Как все креолы, она была католичкой и твердо верила в заступничество святых. Странной и печальной была ее молитва: она просила Святую Деву за человека, которого считали убийцей ее брата.
Она ни минуты не сомневалась, что он невиновен в этом ужасном преступлении. Это было невероятно. Если бы у нее возникли хотя бы малейшие подозрения, ее сердце не выдержало бы такого испытания.
Она не просила мадонну помиловать его. Она просила Небеса защитить его от врагов — от ее друзей.
Рыдания заглушали шепот молитвы. Луиза нежно любила брата и была глубоко потрясена его смертью, но эта печаль не могла заглушить другого чувства, более сильного, чем узы крови. Горюя о погибшем брате, девушка молилась о спасении возлюбленного.
Когда она поднялась с колен, взгляд ее случайно упал на лук, который так часто помогал ей посылать нежные весточки любимому человеку.
«О, если бы я могла послать стрелу, чтобы предупредить его об опасности!»
Эта мысль вызвала другую: не осталось ли следов их тайной переписки в том месте, где они обменивались стрелами?
Луиза вспомнила, что в последний раз Морис переплыл реку, вместо того чтобы переправиться в лодке. Его лассо, наверно, осталось в челне.
Накануне, потрясенная горем, она не подумала об этом. Лассо могло выдать тайну их ночных свиданий, о которой знали, как она полагала, только они сами и тот, чьи уста навеки умолкли.
Солнце поднялось уже довольно высоко и ярко светило через стеклянную дверь. Луиза распахнула ее, чтобы спуститься в сад и пройти к лодке. Но на веранде она остановилась, услыхав доносившиеся сверху голоса.
Разговаривали двое: ее горничная Флоринда и чернокожий кучер, которые в отсутствие хозяина решили подышать свежим воздухом на асотее.
Внизу можно было отчетливо слышать каждое слово, но Луизу мало интересовал их разговор. Только когда до ее слуха донеслось знакомое имя, она стала прислушиваться.
— Они говорят об этом Джеральде. Морис Джеральд — его имя. Говорят, что он ирландец, но если это правда, то он совсем не такой, как те ирландцы, которых я видел в Новом Орлеане. Он больше похож на джентльмена-плантатора. Вот на кого он похож!
— Ты не думаешь, Плутон, что он убил массу Генри?
— Вот еще что придумала! Он убил массу Генри! Может, еще скажешь, что я убил массу Генри? Будет такая же неправда… Ой, смотри, Флоринда! Ведь это он — легок на помине. Смотри, Флоринда, смотри вон туда!
— Куда?
— Вон туда, на тот берег. Видишь, мужчина на лошади! Это и есть Морис Джеральд, тот самый человек, которого мы встретили в черной прерии. Тот самый, который подарил мисс Лу крапчатую лошадь. Тот самый, которого сейчас все ищут. Они не там его ищут. Они не найдут его в прерии сегодня!
— А ты этому не рад, Плутон? Я уверена, что он не виноват. Он такой красивый и храбрый! Никогда он не мог…
Луиза не стала слушать дальше. Она вернулась в дом и прошла на асотею. Когда она поднималась по лестнице, сердце ее билось так сильно, что его удары, казалось, заглушали звук ее шагов. С большим трудом ей удалось скрыть свое волнение от слуг.
— Почему вы так громко разговариваете? Что вы там увидели? — спросила Луиза, скрывая свои чувства под напускной, строгостью.
— Мисс Луиза, посмотрите-ка туда! Молодой джентльмен…
— Какой молодой джентльмен?
— Тот самый, которого разыскивают, тот самый…
— Я никого не вижу.
— Он сейчас за деревьями. Смотрите туда, туда! Вон черная шляпа, бархатная куртка и блестящие серебряные пуговицы. Это он
— тот самый молодой джентльмен.
— Ты, верно, ошибаешься, Плутон. Здесь многие так одеваются. Расстояние слишком велико, чтобы узнать человека, особенно теперь, когда его уже почти не видно… Все равно, Флоринда, беги вниз, приготовь мою шляпу и амазонку. Я хочу проехаться верхом. А ты, Плутон, оседлай мне Луну, только скорее! Я боюсь, что солнце поднимется слишком высоко. Ну, живо, живо!
Как только слуги спустились по лестнице, Луиза еще раз подошла к парапету; она с трудом переводила дыхание от бурного волнения. Теперь ей никто не помещает рассмотреть хорошенько, кто там, на холме, среди зарослей.
Но было уже поздно: всадник скрылся.
«Сходство большое и в то же время это как будто не он. Если это Морис Джеральд, то зачем бы ему ехать туда?»
И сердце ее сжалось. Она вспомнила, что однажды уже задавала себе этот вопрос.
Она больше не стала задерживаться на асотее. Через десять минут Луиза уже была на другом берегу, в зарослях, где скрылся всадник.
Она ехала быстро, внимательно глядя вперед. Поднявшись на обрыв над долиной Леоны, Луиза вдруг натянула поводья. До нее донеслись чьи-то голоса…
Она прислушалась. Хотя звуки были едва слышны, все же можно было различить два голоса: женщины и мужчины.
Какого мужчины, какой женщины? Ее сердце снова сжалось.
Девушка подъехала ближе. Снова остановилась… Снова прислушалась…
Говорили по-испански. Это ее не успокоило. С Исидорой Коварубио де Лос-Льянос Морис Джеральд стал бы говорить по-испански. Креолка знала этот язык достаточно хорошо, чтобы понять смысл разговора. Но она была еще слишком далеко и не могла разобрать слов. Голоса звучали возбужденно, словно говорившие были охвачены гневом, — это вряд ли было неприятно Луизе.
Она подъехала еще ближе; еще раз натянула поводья… еще раз прислушалась. Мужского голоса уже не было слышно. Голос женщины звучал отчетливо и твердо — казалось, она грозила.
Потом наступила тишина, прерванная коротким топотом копыт, и затем снова тишина; затем прозвучал голос женщины — вначале громкий, словно угрожающий, потом приглушенный, как будто она разговаривала сама с собой, — и опять тишина, прерванная топотом копыт, словно лошадь, удаляясь, скакала галопом.
Вот и все, да еще крик парившего над поляной орла, которого вспугнули сердитые голоса.
Голоса доносились с поляны, хорошо знакомой Луизе: с этим местом у нее были связаны дорогие воспоминания. Девушка еще раз остановилась, почти на самой опушке. Она боялась ехать дальше, боялась узнать горькую правду…
Наконец она перестала колебаться и выехала на поляну.
Там взад и вперед бегала оседланная лошадь. На земле лежал какой-то человек, руки которого были стянуты лассо. Рядом валялись сомбреро и серапе, но, по-видимому, принадлежавшие не ему. Что же здесь могло произойти?
Мужчина был одет в живописный мексиканский костюм. На лошади — нарядный чепрак мексиканской работы.
Сердце Луизы наполнилось радостью. Мертв этот человек или жив, но он безусловно тот, кого она видела с асотеи, и не Морис Джеральд.
До последней минуты Луиза всем сердцем надеялась, что это не он, и ее надежды сбылись.
Она подъехала ближе и взглянула на распростертого человека; посмотрела на его лицо, которое было обращено вверх, потому что он лежал на спине. Ей показалось, что она где-то видела его, хотя и не была в этом уверена.
Было ясно, что он — мексиканец. Не только одежда, но и черты лица выдавали испано-американский тип.
Его наружность показалась ей довольно красивой.
Но не это заставило Луизу соскочить с лошади и с участием наклониться над ним. Она поторопилась помочь ему, радуясь, что он оказался не тем, кого она боялась найти здесь.
— Кажется, он жив, — прошептала она. — Да, он дышит.
Петля лассо душила его. В одно мгновение Луиза ослабила ее; петля поддалась легко.
«Теперь он может дышать свободнее. Но что же тут произошло? На него набросили лассо, когда он сидел на лошади, и стащили на землю? Это наиболее вероятно. Но кто это сделал? Я слышала здесь женский голос — я не могла ошибиться… Но вот мужская шляпа и серапе, которые принадлежат не ему. Может быть, здесь был другой мужчина, который уехал с женщиной? Но отсюда ускакала только одна лошадь… А, он приходит в себя! Слава Богу! Я сейчас все узнаю».
— Вам лучше, сэр?
— Сеньорита, кто вы? — спросил дон Мигуэль Диас, поднимая голову и с беспокойством озираясь вокруг. — Где она?
— О ком вы говорите? Я никого здесь не видела, кроме вас.
— Карамба! Как странно! Разве вы не встретили женщину верхом на серой лошади?
— Я слышала женский голос, когда подъезжала сюда.
— Правильнее сказать — дьявольский голос, потому что Исидора Коварубио де Лос-Льянос настоящий дьявол!
— Разве это сделала она?
— Будь она проклята! Да!.. Где же она? Скажите мне, сеньорита.
— Я не знаю. Судя по топоту ее лошади, она спустилась по склону холма. Наверно, это так, потому что я подъехала с другой стороны.
— А!.. Вниз по склону холма — значит, она поехала домой… Вы были очень добры, сеньорита, освободив меня от этой петли, — я не сомневаюсь, что это сделали вы. Может быть, вы не откажете и помочь мне сесть на лошадь? Я надеюсь, что смогу удержаться в седле. Здесь, во всяком случае, мне нельзя больше оставаться. Мои враги недалеко… Пойди сюда, Карлито! — сказал он лошади и как-то особенно присвистнул. — Подойди поближе, не бойся этой прекрасной сеньориты. Не она сыграла с нами эту злую шутку. Ну, иди сюда, мой конь, не бойся!
Лошадь, услышав свист, подбежала к хозяину, который уже поднялся на ноги, и позволила ему взять себя под уздцы.
— Если вы мне поможете, добрая сеньорита, я, пожалуй, смогу сесть в седло. Как только я буду на лошади, мне нечего опасаться преследования.
— Вы думаете, что вас будут преследовать?
— Кто знает? Как я уже сказал вам, у меня есть враги. Впрочем, неважно… Я чувствую еще большую слабость. Вы ведь не откажетесь помочь мне?
— Я охотно окажу вам любую помощь, какая только в моих силах.
— Очень вам признателен, сеньорита!
С большим трудом удалось молодой креолке подсадить мексиканца в седло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59