В сущности, в этом человеке ничего не было необыкновенного, кроме его появления на станции Паддингтон. В Лондоне таких господ сколько угодно. Поверх обыкновенного суконного костюма на нем был накинут мексиканский плащ, голову его украшала калабрийская шляпа.
Приехав в первом классе в Слау, путешественник подождал, пока выйдут все пассажиры, затем, выскочив из вагона с маленьким ручным чемоданом, немедленно вступил в переговоры с начальником станции.
Я случайно находился на станции, когда маленький смуглый человек в мексиканском плаще обратился к гиганту в зеленом мундире с золотыми пуговицами.
С сильным итальянским акцентом иностранец справился о точном адресе генерала Гардинга.
Я хотел подойти к нему поближе, но в эту минуту вспомнил, что мне нужно брать билет.
Я вернулся на платформу в тот момент, когда незнакомец садился в кэб.
Через десять секунд я уже сидел в пустом купе. Раздался свисток, поезд уже трогался с места, когда вдруг дверца моего купе открылась и начальник станции произнес:
- Сюда, пожалуйста, сюда.
Две дамы, шумя шелковыми платьями, сели на скамейке против меня.
Когда я поднял глаза от газеты, я, к моему удивлению, узнал Бэлу Мейноринг и ее мать.
На станции Ридинг, куда направился и я, мои спутницы сошли. Оказывается, мы ехали на один и тот же праздник.
Приехав к моему приятелю позднее их, я нашел всех гостей уже на лужайке. По обыкновению, мисс Бэла была окружена поклонниками, среди которых я, к удивлению, увидел и Нигеля Гардинга.
В течение всего бала он не выказывал ей особенного, заметного внимания, но, очевидно, пристально следил за каждым шагом молодой девушки.
Два или три раза, когда они оставались одни, я видел, как он говорил ей что-то с бледным, искаженным лицом.
После бала Нигель проводил Бэлу и ее мать на вокзал. Все трое поместились в одном и том же кэбе.
Из того, что я слышал под кедром, и из того, что знал о характере молодых людей, я понял, что Бэла Мейноринг предназначена самой судьбой в жены Нигелю Гардингу, если последнему удастся добиться согласия отца.
Глава XXIII
ПРИТВОРСТВО
В тот же вечер, как и всегда, генерал Гардинг сидел за столом в столовой перед графином старого портвейна. По левую сторону сидела его сестра.
Обед уже кончился час тому назад, все было снято со стола, исключая вино и фрукты. Лакей был отпущен.
- Уже девять часов, - сказал генерал, - а Нигель еще не возвращался. Обедать он не должен был остаться. Не знаю, была ли Мейноринг там.
- Весьма вероятно, - отвечала старая дева, отличавшаяся недоброжелательностью.
- Да, - проговорил про себя генерал, - весьма вероятно, но за Нигеля я не боюсь. Он не такой человек, чтобы запутаться в сетях этой кокетки. Как странно, сестра, что ничего не слышно о мальчике с тех пор, как он нас покинул!
- Подождите, пока он растратит те деньги, которые вы ему послали; когда их не будет, вы снова услышите о нем.
- Разумеется, разумеется... Ни одного слова после того неприличного письма, присланного из гостиницы... Ни одной строчки, хотя бы о получении денег. Полагаю, что он их взял; я уже целую вечность не видал моей банковской книжки.
- О, ты можешь быть вполне уверен. Иначе он тебе давно бы написал. Генри не может обходиться без денег. Ты это хорошо знаешь. Не мучай себя напрасно, брат. Не питался же он воздухом!
- Где он может быть?.. Он сказал, что покинет Англию. Я думаю, что он так и сделал.
- О, это весьма сомнительно, - покачала старая дева головой. - Лондон для него самое подходящее место, пока есть деньги. Когда кошелек опустеет, он спова попросит у тебя, а ты, разумеется, пошлешь, не правда ли, брат? прибавила она ироническим тоном.
- Ни одного шиллинга! - отвечал решительно генерал, ставя стакан на стол с такой силой, что тот чуть не разлетелся вдребезги, - ни одного шиллинга! Если он в один год растратил тысячу фунтов стерлингов, нет ему ни одного шиллинга до моей смерти, и после он получит ровно столько, чтобы не умереть с голоду! Нигель получит все, за исключением маленькой суммы, предназначенной тебе. Генри тоже получил бы все, что ему следует, но после всего происшедшего... Я слышу шум колес, это верно Нигель.
Через несколько минут в столовую вошел сын генерала.
- Ты опоздал, Нигель.
- Да, отец, поезд опоздал.
Он лгал: он опоздал потому, что слишком долго засиделся в коттедже вдовы Мейноринг.
- Хорошо веселился?
- Ничего.
- А кто же там был еще?
- О, народу было много из окрестностей и из Лондона.
- А из соседей кто?
- Да, кажется...
- Неужели не было вдовы Мейноринг?
- Ах, да, была, но я и забыл.
- И, конечно, дочка тоже?
- Да, и дочь тоже... Кстати, тетушка, - продолжал молодой человек, чтобы переменить разговор, - не предложите ли вы мне выпить с вами стакан вина, и мне ужасно хочется что-нибудь съесть. Мы закусили только слегка, и теперь я чувствую такой аппетит, что готов съесть быка.
- За обедом была жареная утка и спаржа, - отвечала тетка, - но теперь это все холодное, дорогой Нигель. Хочешь подождать, пока разогреют или, может быть, лучше тебе дать кусок холодной говядины с пикулями?
- Все равно что, только дайте есть.
- Выпей портвейну, Нигель, - сказал генерал, пока его сестра отдавала приказание слуге. - Я вижу, тебе не нужен коньяк для возбуждения аппетита.
Нигель выпил портвейн и принялся за еду.
Глава XXIV
НЕОЖИДАННОЕ ПОСЕЩЕНИЕ
Только успели убрать со стола, как вдруг послышался звонок и два удара молота в дверь.
- Кто это может быть так поздно? Уже 10 часов, - сказал генерал, смотря на свой хронометр.
Из передней доносились голоса камердинера Уильямса и чей-то еще незнакомый голос с иностранным акцентом.
- Кто там, Уильямс? - спросил генерал появившегося камердинера.
- Не знаю, ваше превосходительство, какой-то неизвестный, не говорит своего имени. Он уверяет, что принес очень важное известие и может передать его только вам.
- Очень странно... каков он из себя?
- Вероятно, иностранец, ваше превосходительство. Ручаюсь головой, что это не настоящий джентльмен.
- Очень странно, - повторил генерал, - он желает меня видеть?
- Да, ваше превосходительство, он говорит, что это дело гораздо важнее для вас, чем для него. Привести его сюда или вы выйдете к нему?
- Ну, нет, - живо отвечал старый солдат, - я, конечно, не выйду к иностранцу, не желающему ни сказать своего имени, ни дать своей карточки. Может, это нищий. Скажи ему, что я не могу принять его сегодня вечером. Пусть придет завтра утром.
- Я уже говорил ему, ваше превосходительство, но он настаивает на том, что должен немедленно видеть вас.
- Кто это может быть, Нигель? - сказал генерал, обращаясь к сыну.
- Не имею ни малейшего представления, отец. Может быть, это бумагомаратель Вуулет?
- Я ручаюсь, что это иностранец.
- Я не знаю ни одного иностранца, у которого могло бы быть дело ко мне. Однако, надо его принять. Что ты скажешь на это, сын мой?
- Дурного ничего не может выйти, - отвечал Нигель, - я останусь с вами, а если он будет нахален, Уильямс и другой лакей вышвырнут его вон.
- Ах, мистер Нигель, да он не больше вашего грума; я мог бы одной рукой схватить его за шиворот и вышвырнуть на лужайку.
- Хорошо, хорошо, Уильямс, - проговорил генерал, - приведи его сюда.
- Дорогая Нелли, - обратился он к сестре, - пройди лучше в гостиную, мы присоединимся к тебе, как только покончим с этим неожиданным визитером.
Старая дева, свернув вязание, вышла из столовой, оставив наедине брата и племянника.
Глава XXV
НЕЛЮБЕЗНЫЙ ПРИЕМ
Такое настойчивое требование свидания сильно взволновало старого ветерана и его сына. Оба стояли в молчаливом ожидании.
Но вот открылась дверь, Уильямс ввел иностранца и удалился по знаку генерала.
Никогда еще более странный представитель человеческого рода не переступал столовой богатого английского землевладельца.
Как и сказал Уильямс, ростом он не превышал грума, хотя на вид ему было лет около сорока. Бронзовое лицо, на голове лес черных волос и пара глаз, сверкавших, как раскаленный уголь.
По складу лица это был, очевидно, еврей, по покрою платья его можно было причислить к адвокатам и нотариусам.
В руках он держал шляпу, снятую им при входе в столовую. Этим, впрочем, и ограничился весь кодекс его знаний светских приличий.
Несмотря на малый рост и физиономию куницы, у него был очень самоуверенный вид, что объяснялось важностью его сообщения и уверенностью, что он не уйдет без утвердительного ответа.
- В чем дело? - резко спросил генерал.
Незнакомец уставился глазами на Нигеля, как бы спрашивая, может ли он говорить при нем.
- Это мой сын, - продолжал ветеран, - можете говорить при нем.
- У вас есть еще другой сын, синьор генерал? - отвечал незнакомец на ломаном английском языке.
Этот неожиданный вопрос заставил вздрогнуть генерала и побледнеть Нигеля. Многозначительный взгляд незнакомца показывал, что он знает Генри.
- Да есть... или, верней был, - отвечал генерал. - Почему вы заговорили о нем?
- Знаете ли вы, где находится в настоящую минуту ваш второй сын, генерал?
- Нет... а вы знаете? Кто вы и откуда вы?
- Синьор генерал, я отвечу на все ваши вопросы в том порядке, как вы мне их предложили.
- Отвечайте, как хотите, но скорее. Поздно, у меня нет времени на разговор с неизвестным мне человеком.
- Я прошу у вас только десять минут, генерал. Дело мое очень просто, и время мое также дорого. Во-первых, я еду из Рима, который, мне нечего вам объяснять, находится в Италии. Во-вторых, я нотариус. И, в-третьих, я знаю, где ваш сын.
Генерал снова вздрогнул, Нигель побледнел еще более.
- Где он?
- Отсюда вы все узнаете, генерал.
Говоря это, незнакомец достал письмо и подал его генералу.
Это было письмо, написанное Генри под диктовку у Корвино, начальника бандитов.
Надев очки и придвинув лампу, генерал с удивлением и недоверием прочел письмо.
- Что за галиматья, - произнес он вполголоса, передавая письмо сыну.
Нигель тоже прочел письмо.
- Что ты скажешь на это?
- Ничего хорошего, отец. По-моему, вас хотят обмануть и выманить деньги,
- Но Нигель, неужели Генри может быть в заговоре с этими людьми?
- Хотя мне тяжело огорчать вас, отец мой, - отвечал тихо Нигель, - но я должен сказать правду. К сожалению, все говорит против брата. Ведь если он попался в руки разбойникам - чему я не могу и не хочу верить, - так откуда же они могли узнать ваш адрес? Откуда они могут знать, что у Генри такой богатый отец, что может заплатить такой выкуп? Только он сам мог это сказать. Весьма возможно, что он действительно находится в Риме, как уверяет этот человек. Может, это и правда. Но в плену разбойников?.. Это нелепая басня.
- Это правда. Но что же мне делать?
- Поведение Генри мне кажется легко объяснить, - продолжал коварный советчик, - Он истратил свои деньги, как и надо было ожидать, и теперь хочет получить еще. Вся эта история, дорогой отец, по-моему, только выдумана для того. Во всяком случае, он не стесняется, сумма кругленькая.
- Тридцать тысяч! - вскричал генерал, смотря в письмо. - Он не получит и тридцати пенсов. Даже если бы история с разбойниками была правдой.
- Но это сказки, хотя письмо написал он. Его почерк и его подпись.
- Бог мой! Кто бы мог думать, что я получу подобные известия о нем? Прекрасное средство вымаливать прощение! Это слишком грубо, я не дамся на обман.
- Я в отчаянии за его поступок. Боюсь, дорогой отец, что он нисколько не раскаивается в своем гнусном неповиновении. Но что нам делать с посланным?
- Ах! - вскричал генерал, вспоминая о странном вестнике. - Не арестовать ли его?
- Не советую, - отвечал Нигель, как бы размышляя. - Это доставило бы нам много неприятностей. Лучше, если никто не узнает о поведении Генри, а процесс предал бы это дело огласке, которой вы, верно, не захотите.
- Конечно, нет. Но этот наглец заслуживает наказания. Это уж слишком, позволять так нагло издеваться над собой, в своем собственном доме...
- Напугайте его и выгоните. Таким образом мы что-нибудь еще узнаем. Во всяком случае, это не повредит, Генри увидит, как вы отнеслись к этой басне.
Глава XXVI
НЕЛЮБЕЗНОЕ ПРОЩАНИЕ
Во время этого разговора незнакомец стоял молча и неподвижно. Внезапно обернувшись к нему, генерал вскричал громовым голосом:
- Вы лжец, милостивый государь!
- Molte grazie, синьор, - отвечал нотариус с ироническим поклоном. - Это оскорбление, довольно неудачное для человека, приехавшего из Италии, чтобы оказать услугу вам или вашему сыну - это все равно.
- Берегитесь, сударь! - сказал угрожающим тоном Нигель. - Вы совершили большую неосторожность, явившись в нашу страну. Вас могут арестовать и заключить в тюрьму за вымогательство денег под вымышленным предлогом.
- Его превосходительство не арестует меня по двум причинам. - Во-первых, я не выдумывал никаких предлогов; во-вторых, подчиняясь гневу, он обрекает на ужасную судьбу своего сына. В тот момент, когда те, в чьих руках находится он, узнают, что я арестован в Англии, они поступят с ним так жестоко, как не можете вы поступить со мной. Помните одно, что я только посредник, и мне поручено только вручить вам это письмо. Я не знаю тех, кто послал его. Я только делаю свое дело. Я просто посланец от них и от вашего сына. Но смею вас заверить, что дело очень серьезно и что жизнь вашего сына зависит не только от моей безопасности, но и от того ответа, который вы мне дадите.
- Оставьте! - вскричал генерал, - нечего мне втирать очки! Если бы я поверил хоть одному слову вашей истории, мне нетрудно было бы освободить сына. Правительство, конечно бы, помогло мне, и вместо тридцати тысяч ваши бандиты получили бы то, чего они уже давно заслуживают - по веревке для виселицы.
- Боюсь, синьор генерал, что вы сильно заблуждаетесь. Ваше правительство не может вам оказать никакой услуги в этом деле, точно так же, как и правительства всей Европы. Ни король Неаполитанский, в подданстве которого они состоят, ни папа, во владения которого часто делают набеги бандиты, не могут справиться с ними. Чтобы освободить вашего сына, есть одно средство заплатить требуемую сумму.
- Уходите, презренный! - зарычал генерал, истощив все свое терпение. Уходите немедленно, иначе я велю вас выбросить за окно!
- Вы сильно раскаетесь в этом, - отвечал маленький итальянец, со злобной улыбкой направляясь к двери. - Buona notte, синьор генерал! Утро вечера мудренее, может, вы успокоитесь и взглянете серьезно на мое предложение. Если у вас есть какое-нибудь поручение к сыну, которого вы, верно не увидете, я исполню его, несмотря на оказанный мне прием. Ночь я проведу в соседней гостинице и уеду завтра в полдень. Buona notle, buona notte!
С этими словами иностранец вышел из столовой.
Генерал остался стоять на месте со сверкающими глазами и дрожащими губами. Только страх скандала не позволил ему достойно наказать наглого незнакомца.
- Вы не напишете Генри? - спросил Нигель с явным желанием получить отрицательный ответ.
- Ни слова! Пусть выпутывается, как знает! Сам виноват! Что же касается истории с разбойниками...
- О, это слишком нелепо! - перебил Нигель. - Бандиты, в руки которых он попал, просто римские мошенники. Они послали этого человека, чтобы привести в исполнение свой план.
- О, мой сын, о несчастное дитя! Быть в сообществе с подобными созданиями! Устраивать заговор против собственного отца, о Боже мой!
Ветеран упал на софу с раздирающими рыданиями.
- А если я ему напишу, отец? - спросил Нигель. - Только несколько слов, чтобы дать понять, как вас терзает его поведение. Хороший совет поможет ему.
- Как хочешь, но, я думаю, надежды нет. Ах, Люси, Люси! Как хорошо сделал Бог, что призвал тебя к себе! Это бы тебя убило.
В ту же ночь Нигель написал письмо виновному брату и отослал его итальянцу. Верный своему обещанию, итальянец оставался в гостинице до полудня, а потом отправился на станцию железной дороги.
Глава XXVII
ДОМАШНЯЯ ЖИЗНЬ РАЗБОЙНИКОВ
В течение нескольких дней Генри оставался в темнице, не видя иного человеческого лица, кроме разбойника, приносившего ему еду.
Этот субъект мрачного характера был нем, как рыба. Два раза в день он приносил ему чашку "pasta", нечто вроде похлебки с макаронами, заправленной жиром и солью. Он ставил полную миску на пол, брал пустую, оставленную накануне, и уходил, не произнеся ни слова.
Неоднократные попытки молодого англичанина заговорить с ним принимались или с полным равнодушием, или с грубыми ругательствами.
Генри вынужден был замолчать.
Только ночью он пользовался некоторым покоем. Остальное время дня до него ясно доносился шум извне. Очевидно, против его темницы находилось излюбленное место бандитов, проводивших здесь все свое время.
Время это проводилось в игре и в ссорах. Часу не проходило, чтобы не поднимался какой-нибудь спор, переходящий зачастую в драку и общую свалку. Тогда раздавался громовой голос начальника, проклятия и палочные удары. Один раз раздался даже пистолетный выстрел, сопровождаемый стоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18