- Теперь снимите копию, - сказал генерал, - а оригинал оставьте у себя до востребования.
Копию сняли. Генерал спрятал ее в карман своего плаща и, не сказав больше ни слова нотариусу, сел в карету и уехал.
- Странно, - говорил себе делец, оставшись один, - что генерал приехал ко мне, а не к своему поверенному! Еще более странно, что он лишает наследства младшего сына. Состояние генерала оценивается в сто тысяч фунтов стерлингов и все достается этому полунегру! Но это понятно. Генерал недоволен младшим сыном и потому обратился за составлением завещания ко мне, а не к Лаусону, который постарался бы его отговорить. А старик не уступит, пока Генри не исправится. Генерал не такой человек, чтобы позволить собой играть, даже собственному сыну. Но как бы там ни было, я обязан сообщить об этом третьему лицу, сильно в этом заинтересованному.
- Робби!
Дверь открылась, и высунулась голова клерка.
- Вели моему кучеру закладывать моих лошадей - живо!
Голова исчезла, и едва только нотариус успел спрятать завещание и обдумать свой разговор с завещателем, как карета остановилась у дверей конторы.
Через несколько минут экипаж мистера Вуулета уносил его к скромному домику вдовы Мейноринг.
Глава X
РЫБКА КЛЮЕТ
Полковник Мейноринг, кости которого покоились в Пенджабе, оставил, как мы уже знаем, очень скромное наследство. Вдова однако находила возможность держать выезд, заключавшийся, правда, в одном пони и фаэтоне, но пони был живой и горячий, фаэтон очень приличный, казавшийся даже изящным, когда правила сама мисс Бэла. Грум тоже был всегда в новенькой ливрее с блестящими пуговицами.
Эту очаровательную картинку деревенской жизни можно было наблюдать у дверей коттеджа миссис Мейноринг в одиннадцать часов утра, в тот самый день, когда между матерью и дочерью произошел вышеописанный знаменательный разговор.
Эта прогулка, необычайно ранняя, имела серьезную цель - визит к нотариусу. Уже Бэла, поместившись в фаэтоне, грациозно помахивала бичом, и послушный пони уже тронулся с места, когда показался экипаж самого мистера Вуулета.
Какое счастливое совпадение, подумали миссис Мейноринг и ее дочь, решившие сегодня ехать в город. И вот мистер Вуулет, точно по внушению свыше, приехал сам. Следовательно, им можно было остаться.
Дамы вышли из экипажа, отдав вожжи груму, и в сопровождении нотариуса вошли в коттедж. По словам нотариуса, дело, приведшее его к миссис Мейноринг, ничуть не касалось очаровательной Бэлы и потому молодая девушка тотчас же удалилась, оставив мать наедине с мистером Вуулетом.
Во всех манерах нотариуса проглядывала какая-то приторная слащавость, хотя менее заметная, чем в разговоре с генералом. Конечно, ведь и разница была громадная между генералом, богатым землевладельцем, и вдовой полковника, снимавшей его коттедж. Но все-таки миссис Мейноринг занимала известное положение, с которым надо было считаться; у нее была дочь, которая в один прекрасный день могла стать женой человека с миллионным состоянием. Клиентура очень приятная для поверенного матери.
М-р Вуулет был слишком проницателен, чтобы не понимать положения вещей. Если он и был более развязен со вдовой полковника, чем с генералом Гардингом, то это объяснялось просто тем, что он видел, что почтенная дама была с ним одинаковых взглядов относительно вопросов чести и этикета.
- Вы имеете что-нибудь сказать, мистер Вуулет? - спросила вдова, не намекнув ни одним словом, что она сама направлялась к нему с визитом.
- Да, миссис, впрочем важного ничего нет. Во всяком случае, я попрошу у вас минут пять внимания. Извините, что я помешал вашей поездке.
- О, мы хотели просто походить по магазинам. Это можно сделать и в другой раз. Садитесь и рассказывайте.
Нотариус взял стул, а миссис Мейноринг расположилась на диване.
- Что нибудь касающееся коттеджа? - спросила она с притворным равнодушием. - Но, насколько я помню, плата за него, кажется, вовремя внесена.
- Дело не в этом, - прервал ее достойный человек. - Вы очень аккуратны в ваших платежах, миссис Мейноринг, чтобы мне утруждать мою память. Я пришел по делу, говорить о котором, по зрелом размышлении, может быть нескромно с моей стороны, но так как я забочусь о ваших интересах, я счел необходимым известить вас об этом в надежде, что вы припишете это моему чрезмерному усердию, если это дело само по себе и не заслуживает внимания.
Вдова сделала большие глаза. Манеры и выражения нотариуса показали ей, что она может ожидать интересного открытия.
- Чрезмерное усердие с вашей стороны не может никого обидеть, мистер Вуулет, а меня тем более. Говорите, пожалуйста, интересно для меня ваше сообщение или нет, обещаю вам серьезно взвесить его и откровенно ответить.
- Во-первых, миссис, я должен вам предложить вопрос, который со стороны всякого другого мог бы показаться дерзким, но вы мне сделали честь избрать меня в качестве советчика, и моя преданность служит мне извинением. Говорят, и даже вполне определенно, что ваша дочь... готова вступить в брак с одним из сыновей генерала Гардинга. Могу я вас спросить, основательны ли эти слухи?
- Да, мистер Вуулет, в этих слухах есть доля правды.
- Могу я вас спросить, которого из двух сыновей генерала ваша дочь удостоила своим выбором?
- Конечно, мистер Вуулет... Но с какой целью вы это спрашиваете?
- У меня есть на это причины, - причины, которые касаются вас.
- Меня касаются, каким образом?
- Возьмите и прочтите, - ответил на это делец, подавая ей лист голубоватой бумаги с едва высохшими чернилами.
Это было завещание генерала Гардинга.
По мере чтения кровь яркой волной заливала лицо и шею вдовы. Несмотря на шотландскую флегматичность и самообладание, она не могла скрыть своего волнения. То, что было у нее перед глазами, являлось как бы эхом ее собственных мыслей - ответом на размышления, которые час тому назад приходили ей в голову и которые она сообщила своей дочери.
Довольно ловко, как может сделать только женщина, - а миссис Мейноринг была не из наивных - она не показала Вуулету, какое сильное впечатление произвел на нее этот документ. Она сказала, что больше всего ее поразила несправедливость генерала Гардинга по отношению к его детям. Оба, казалось бы, были одинаково дороги ему, и хотя младший вел себя не очень примерно, он был еще очень молод и мог исправиться со временем. Что же касается ее самой, она искренне благодарит мистера Вуулета за сообщение ей о столь странном завещании.
Но мистера Вуулета обмануть было трудно, поэтому он спокойно спрятал завещание в карман и простился с почтенной дамой, уже ни в чем не извиняясь. Достойные собеседники отлично поняли друг друга.
Как только нотариус вышел из салона, явилась Бэла.
- Что он тебе сказал, мама? - спросила она. - Это касается меня?
- Без сомнения. Если ты примешь предложение Генри Гардинга, то выйдешь замуж за бедняка. Я видела завещание. Отец лишил его наследства.
Мисс Мейноринг упала на софу с криком, скорее разочарования, нежели горя.
Глава XI
ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Время шло, Бэла Мейноринг, полулежа на диване, глубоко задумалась. Положение ее было очень трудное и щекотливое. Она ждала брачного предложения с твердым намерением отвергнуть его. Советы, даже приказания ее матери принесли плоды, и она решила смотреть на жизнь только с практической стороны.
Надо сознаться, что не без душевной тревоги и даже довольно сильной борьбы с собственными чувствами она решалась на это. В действительности, человека, руку которого она решила отвергнуть, она любила больше, чем сознавала сама, что и поняла впоследствии. Несмотря на кокетство, ненасытное желание видеть всех мужчин у своих ног, у нее все-таки было сердце, хотя и не очень чистое и преданное, но все-таки принадлежащее Генри Гардингу.
Тем не менее она энергично боролась сама с собой. Разве мог Генри осуществить ее пылкие желания? Мог ли он окружить ее всеми благами самой утонченной роскоши? Она знала, что нет. Ему сердце, другому руку, может быть, его брату Нигелю, - подсказал ей демон гордости и тщеславия.
Бэла Мейноринг была действительно очаровательным созданием, роста немного выше среднего, прекрасно сложена и грациозна. Ее большие темно-голубые глаза умели бросать взгляды, проникавшие в самую душу. Природа вообще ничего не пожалела для нее, а искусство окончательно отшлифовало этот бриллиант. Бэла хорошо знала цену своей красоте и, приученная с детства, умела пользоваться своими достоинствами с редким искусством. Она умела так небрежно и так красиво упасть на софу, что опьяняла своими движениями всех своих бесчисленных поклонников.
Но сегодня ей было не до пластических поз. Она то вскакивала, бегала по салону, останавливалась у окна, бросая взгляды на дорогу, то опять садилась и погружалась в глубокое тревожное размышление.
Что она ответит? Как сделать так, чтобы смягчить отказ? Она не сомневалась, что разобьет сердце любящего человека, но искала слов, чтобы преподнести свой отказ в более мягкой форме. Она уже почти приготовила трудный ответ, как вдруг рыдания подступили к ее горлу. В конце концов ведь нужно сказать "нет", и одно это простое, но жесткое слово разрушало все здание ее хитросплетений.
В один момент, уступая более чистому естественному чувству, она чуть не изменила своего намерения и чуть не решила выйти замуж за Генри, несмотря на его бедность, несмотря на советы матери.
Но это благородное решение промелькнуло только как молния в ее мозгу, и только еще больше сгустило тучи, нависшие над ее судьбой; что, если она поддастся слабости и уступит увлечению молодости и любви? Муж, лишенный наследства! Да ведь тысячи фунтов - все состояние Генри - хватит только на свадебную корзинку и брачные празднества! Мать ее, несомненно, обладает практическим умом. Да и дочерний долг обязывает повиноваться родителям.
Еще и другая мысль утвердила ее в этом решении. Она была твердо уверена в чувстве Генри и в том, что всегда сможет его вернуть. Возможно, что генерал Гардинг раскается и уничтожит завещание, продиктованное в минуту гнева и досады. Миссис Мейноринг знала генерала, как человека, который никогда не изменяет того, что сделал. Но Бэла думала по-другому. Она смотрела на будущее сквозь призму надежды, освещенную любовью.
В таком тревожном настроении духа находилась мисс Мейноринг, когда грум доложил о приезде Генри Гардинга и ввел его в салон. Возможно, что при виде красивого элегантного молодого человека ее решение снова поколебалось. Но это продолжалось только один момент, мысль о лишении наследства вернула ей силы.
Она не ошиблась насчет причины посещения Генри. Во время последнего свидания они обменялись таким обещанием, которое не могло оставить никакого сомнения.
С откровенностью искренности, присущей его характеру и не допускающей задней мысли в других, Генри просил Бэлу сделаться его женой.
Последовавший ответ поразил его в самое сердце. Это не был категорический отказ, но молодая девушка подчиняла свое согласие решению матери.
Генри не мог этого понять. Эта величественная и в его глазах всемогущая красота вдруг должна была подчинить свое счастье желанию капризной и эгоистической матери? Удар был неожиданным и тем более тяжелым, что предвещал несогласие миссис Мейноринг.
Не в характере Генри было оставаться в неизвестности. Он тотчас же попросил разрешения поговорить со вдовой.
Через несколько минут миссис Мейноринг заняла на софе место дочери, которая предпочла не присутствовать при этом разговоре.
По ледяному приему и натянутому обращению вдовы Генри понял, что все надежды его рушились, опасения его немедленно подтвердились.
Миссис Мейноринг заявила, во-первых, что она очень польщена оказанной ей честью, но тотчас же прибавила, что материальное положение ее и ее дочери делают этот брак невозможным. Мистер Гардинг сам знает, что покойный муж ее оставил их почти без всяких средств, а так как сам молодой человек тоже находится в подобном же положении, то их союз при таких условиях был бы не только неблагоразумным, но недостойным безумием. Благодаря материнской любви, а также понятной материнской слабости, Бэла не привыкла к бедности. Может ли она быть женой человека, который должен бороться за свое существование? Она без содрогания не может подумать о такой судьбе для своего дорогого детища. Мистер Гардинг еще молод и целый мир перед ним, но он тоже не приучен к труду, привыкнуть к которому ему будет чрезвычайно трудно. Вот по этим-то причинам миссис Мейноринг считает себя вправе отклонить его предложение.
Генри молча слушал эту длинную речь, но выражение удивления все больше и больше выяснялось на его лице.
- Я не понимаю, миссис Мейноринг, вы не хотите же сказать...
- Что сказать, мистер Гардинг?
- Что я не в состоянии прилично обеспечить мою... вашу дочь. О какой борьбе вы говорите? Я не занимаюсь никаким трудом, это правда, но мне кажется, я в нем и не нуждаюсь. Состояние моего отца гарантирует меня от этого в настоящем и в будущем. Наследников только двое: я и мой брат.
- Вы так думаете, мистер Гардинг? - отвечала вдова тем же холодным и неприятным тоном. - Я жалею, что должна вас разочаровать. Состояние вашего отца не будет разделено поровну между вами, самое большее, что вам достанется, тысяча фунтов стерлингов. Что можно предпринять с такой ничтожной суммой?
Генри Гардинг уже не слышал последнего вопроса. Он понял, что ему больше нечего делать в салоне миссис Мейноринг и, схватив свою шляпу и палку, быстро простился со вдовой.
Он и не подумал прощаться с Бэлой; отныне между ним и ей образовалась непроходимая пропасть.
В то время, как отвергнутый жених удалялся от коттеджа, где обитала она, та, на которую он смотрел недавно, как на властительницу его судьбы, черные тучи собирались на небе, как бы отражая мрачные мысли, роившиеся в его голове.
Это было первое серьезное горе, которое он испытал в жизни. Горе, так сказать, материальное и нравственное. После слов миссис Мейноринг он узнал, что он одновременно лишился любви и состояния. Но что ему было до потери богатства! Мысль, что слова любви, нежные взгляды, робкие пожатия руки, - все это было ложно, может быть, рассчитано, - вот что разбивало сердце благородного молодого человека.
Подыскать извинение поведению Бэлы? Он попытался. Но причины отказа были слишком очевидны, слишком ясны условия, при которых была бы принята его любовь, и которые привели к тому, что сначала ему была подана надежда. Сколько коварства и кокетства! Генри поклялся заставить замолчать свое сердце. Жизненная борьба начиналась; Генри был молод, борьба грозила быть тяжелой, но его характер позволял надеяться, что он выйдет из нее победителем. Женщина, которую он поставил на пьедестал, как образец невинности и чистоты, оказалась корыстолюбивой эгоисткой, более достойной презрения, чем любви. Ему надо только помнить об этом, и чувство его к ней рассеется само собой. Решив это, Генри вспомнил об отце. Против него он испытывал глухой гнев. Очевидно, угроза лишения наследства приведена была в исполнение сегодня утром. Подробности, данные миссис Мейноринг по этому поводу, не оставляли в нем никакого сомнения. Откуда и как она добыла эти сведения, его не интересовало. Он знал, что она достаточно ловка, чтобы войти в соглашение с нотариусом, у которого генерал должен был составить свое завещание. Его мысли снова вернулись к завещателю, лишившему его одним ударом любви и состояния.
Безумец! В своей нравственной агонии он не подумал ни одной минуты, как дружески отнесся к нему отец, стараясь избавить его от испытаний более тяжелых, чем лишение его наследства. Его презрение к недостойной кокетке не было еще настолько сильно, чтобы дать возможность благоразумно взглянуть на вещи.
Угроза отца была условная. Стоило Генри только раскаяться, и он снова попал бы в милость и добился бы без всякой просьбы с его стороны изменения завещания. Его неповиновение заслуживало наказания, но наказание это было совместимо с той снисходительностью, с какой к нему всегда относился отец.
Так рассуждал бы всякий обыкновенный человек. Нигель Гардинг поступил бы так же и поспешил бы вымолить себе прощение.
Генри думал иначе. Глубоко уязвленный в своей гордости и в своей привязанности, он убедил себя, что дом его отца не для него.
С энергией отчаяния он уцепился за это героическое решение. Дойдя уже до ворот парка, он вдруг повернул назад и направился большими шагами к соседней станции железной дороги.
Час спустя он был уже в Лондоне, твердо решив не возвращаться в графство Букингем.
Глава ХII
ДОБРОВОЛЬНОЕ ИЗГНАНИЕ
Вечером того же дня в столовой генерала Гардинга по обыкновению был накрыт стол на четыре прибора. Одно из мест за столом оставалось незанятым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18