Такое обычно происходит на "Канарде", когда владельцы магазинов из Канады валят толпой в Англию делать осенние закупки на рынке Манчестера. В этом случае, действительно, пересечение Атлантики - серьезное испытание для джентльмена, будь он англичанин или американец.
На Уэльсе канадцев было предостаточно; и их компания могла бы испортить настроение самому сэру Джорджу Вернону, одному из таких несчастных. Но поскольку эти трансатлантические субъекты, стремящиеся в Англию, прослышали о том, что сэр Джордж Вернон - последний губернатор B..., руки у них были связаны, и экс-губернатора оставили в покое.
И совсем по другой причине их компания была гораздо менее терпима к австрийскому Графу; да и тот, как республиканец, не мог переносить их духа. Их лояльность стояла у него поперек горла, и казалось, ему недолго придется ждать повода выбросить одного из них за борт.
Действительно, вскоре повод представился, и Граф, возможно, так бы и поступил, если бы не посредничество Майнарда, который, хотя и был моложе Графа, обладал более уравновешенным характером.
Розенвельд же был вспыльчивым, как любой американец, пересекавший океан на "Канарде" в то время. Весьма лояльных канадцев обычно было большинство, и их клакеры и шепот могли отравить поездку любому товарищу-республиканцу, особенно таким республиканцам, как Розенвельд и Майнард, которым устроили грандиозные проводы на берегу Джерси. Все это было еще до введения большего количества пароходных рейсов либералом Инманом, чьи роскошные суда под звездным американским флагом стали домом для всех национальностей и в то же время отвечали высоким королевским стандартам Англии.
Но вернемся к нашим героям. Пассажиры, пересекавшие Атлантику в одной каюте, обедавшие за одним столом, но не разговаривавшие друг с другом, кроме отдельных фраз приличия, были на борту Уэльса. И это были сэр Джордж Вернон и капитан Майнард.
Каждый раз за обедом они почти касались друг друга локтями; стюард, безусловно, совершенно случайно, выдал им билеты на места рядом друг с другом.
Во время первого совместного обеда искра обоюдной неприязни промелькнула между ними, после чего добрососедские отношения стали невозможны. Некое замечание Майнарда, сделанное в довольно этичной форме, было воспринято с высокомерием, что больно ужалило молодого солдата; и с того момента между ними установились прохладные отношения.
Любой из них скорее бы обошелся без соли, чем попросил другого передать солонку!
Ситуация была очень неприятной, и Майнард чувствовал это. Он хотел бы компенсировать неудачу, поближе познакомившись с этим странным интересным ребенком, но такое уже не представлялось возможным. Деликатность препятствовала разговору с ней наедине; да и, в любом случае, трудно было найти такую возможность, поскольку отец редко отпускал ее от себя.
Во время обеда она также сидела за столом, но с другой стороны, так что Майнард не мог ее видеть, кроме как в зеркале!
Зеркало было расположено вдоль салона в длину, и все трое сидели за столом напротив этого зеркала.
В течение двенадцати дней он пристально глядел в зеркало во время каждого приема пищи; его взгляд менялся, когда он украдкой от сэра Джорджа наблюдал отраженное полированной пластиной розовое лицо с золотыми волосами. Как часто проклинал он в душе этого канадского шотландца, сидевшего напротив, чья огромная косматая башка встревала между ним и этим красивым отражением!
Догадывалась ли девочка об этом наблюдении через зеркало? Тревожил ли ее этот взгляд из-под обильной каледонской шевелюры, скрывавшей от нее эти глаза, пристально и нежно устремленные на нее?
Трудно сказать. У юных девочек тринадцати лет бывают иногда довольно странные фантазии. И, как это ни странно, человек тридцати лет имеет больше шансов завоевать их симпатию, чем если бы они были десятью годами старше! В этом возрасте их молодое сердце, не способное заподозрить обман, уступает более естественным природным инстинктам, впитывая новые ощущения словно губка и от этого приходящее в восторг. Только позже опыт, приобретенный в мире зла, учит ее скрывать свои чувства и относиться к поклоннику с подозрением.
В течение всех этих двенадцати дней Майнард много думал о девочке, на которую смотрел через зеркало, - множество мыслей было о том, как же она к нему относится.
Но вот на горизонте показался Мыс Клеар, а он так и не приблизился к пониманию ее мыслей ни на йоту, со времени, когда увидел ее впервые у Санди Хука! Ничего не изменилось и в его собственных мыслях. Когда он стоял на палубе парохода, проплывавшего вдоль южного берега его родной земли, с Австрией на другой стороне, он повторил те же самые слова, которые произнес за пределами видимости Исландии:
- У меня есть предчувствие, что эта девочка все же будет моей женой!
И снова он повторил эти слова в заливе Мерсей, когда судно-челнок, пришвартовавшись к большому океанскому пароходу, принимало на борт пассажиров, среди которых были сэр Джордж Вернон и его дочь, и они вскоре должны были исчезнуть из поля зрения Майнарда, исчезнуть, чтобы, возможно, никогда больше не появиться.
Что же дало основание для этого предчувствия, такого с виду абсурдного? Первый пристальный взгляд на палубе, где он впервые ее увидел; долгие многократные взгляды в обеденной комнате через зеркало; прощальный взгляд, когда она покидала пароход, чтобы подняться по лестнице в челнок, - могло ли все это иметь какое-либо значение для него?
Даже он, тот, кто ощущал все это на себе, не мог ответить на такой вопрос. Он мог только повторить себе слова, которые слышал у мексиканцев: "Кто знает?"
Пока он раздумывал, произошел случай, и его предчувствия получили неожиданное подтверждение.
Случилось одно из тех происшествий, которые так часто могут окончиться несчастьем в то время, когда пассажиры переходят с парохода на челнок.
Аристократ экс-губернатор, растерявшийся от того, что толпа оттеснила его, ждал своей очереди и был одним из последних; его багаж был уже погружен ранее. Только Майнард, Розенвельд и немногие другие, все еще находившиеся на пароходе, вежливо уступили ему место.
Сэр Джордж вступил на лестницу, его дочь следом; мулатка с мешком, делавшим из одного пассажира двоих, должна была подниматься за ними.
Довольно свежий бриз дул в заливе Мерсей, вызывая сильный поток воды; и неожиданно буксир, удерживающий два судна вместе, совершил очень неудачное движение. Стоящий на якоре пароход удержался на месте, в то время как челнок стал быстро дрейфовать в направлении кормы. Лестница стала стремительно разворачиваться, ее внешний конец соскользнул с колесного кожуха, едва сэр Джордж убрал с нее обе ноги. В следующее мгновенье лестница с грохотом опустилась на палубу ниже.
Служанку, находившуюся рядом с перилами, легко втянули обратно. Но девочке, которая была уже на полпути к лестнице, грозила серьезная опасность упасть за борт, в воду. У пассажиров одновременно на обоих судах, увидевших это, вырвался громкий крик ужаса. Бедняжка ухватилась руками за веревку и висела на ней; наклонная доска трапа под ногами лишь очень слабо поддерживала ее.
И следующее мгновенье доска отделилась от челнока, который все еще быстро двигался к корме. Это сбросило ее второй конец прямо вниз, в бурлящую воду; но прежде, чем это случилось, человек, скользнувший вниз, обхватил подвергавшуюся опасности девочку сильной рукой и перенес ее назад, за перила парохода!
Вся неприязнь, накопившаяся между сэром Джорджем Верноном и капитаном Майнардом, бесследно исчезла, ибо именно последний был тем, кто спас ребенка.
Когда они расстались после высадки в Ливерпуле, джентльмены крепко пожали друг другу руки и обменялись визитными карточками - на карточке английского баронета, приглашавшей революционного лидера посетить его имение, был адрес: "Вернон Парк, Севеноакс Кент."
Излишне было сказать, что Майнард обещал принять приглашение в свое время, а адрес этот зафиксировался в его памяти.
И вот теперь, сильнее чем когда-либо, он чувствовал, что странный прогноз реален, поскольку видел лицо девочки, ее глубокие синие глаза, смотревшие с благодарностью из окна вагона, который увез сэра Джорджа и его семью с пристани.
Его пристальный взгляд отражал его розовые мечты; и еще долго, уже после того, как англичане исчезли из поля зрения, стоял он, думая о них.
Как же далеко от приятного было пробудиться от этих розовых мечтаний, даже голосом такого друга, как Розенвельд!
Граф шел к нему, держа в руке газету.
Это была лондонская "Таймс", и новости она содержала крайне неприятные.
Они не были неожиданными. Журналы, принесенные на борт курьером, - как обычно, трехдневной давности - уже подготовили их к неприятным известиям. То, что они читали теперь, только подтверждало это.
- Это правда! - сказал Розенвельд, показывая на набранный крупным шрифтом заголовок:
ПРУССКИЕ ВОЙСКА ВЗЯЛИ РАСТАД!
РЕВОЛЮЦИЯ В БАВАРИИ ПОДАВЛЕНА!
Когда он показал этот кричащий заголовок, грубое ругательство, достойное шиллеровского студента-разбойника, сорвалось с его губ, и он с силой пнул пяткой плавающую пристань, как будто стремился разбить ее нижнюю доску.
- Проклятие! - кричал он. - Будь трижды проклят этот клятвопреступник, король Пруссии! И эти глупцы, северные немцы! Я знал, что он нарушит клятву, данную им!
Майнард, хотя ему также было невесело, не так сильно был возбужден. Возможно, это разочарование было для не него не таким чувствительным из-за не покидавших мыслей о золотоволосой девочке. Она была все еще в Англии, где и он, похоже, вынужден теперь будет задержаться.
Это было его первой мыслью. Она еще не повлияла на его решение, он лишь вскользь подумал об этом.
Продолжалось это лишь мгновение, пока не раздалось восклицание Розенвельда, прочитавшего следующую новость из газеты.
- Кошут все еще удерживает власть в Венгрии, хотя русская армия, как сообщают, окружила Арад!
- Слава Б-гу! - закричал Розенвельд. - У нас все еще есть шанс подоспеть к ним на помощь вовремя!
- Может, нам стоит подождать остальных? Я боюсь, что без них от нас там будет мало толку.
Воспоминание об этом ангельском ребенке сделало из Майнарда ангела!
- Мало толку! Сражающиеся мечи в таких руках, как твоя и моя, многого стоят! Прошу прощения! Кто знает, дорогой мой капитан, не мне ли доведется воткнуть нож в это черное сердце Габсбурга? Давай отправимся в Венгрию! Это вполне достойная причина для нас.
- Я согласен, Розенвельд. Я только колебался, не решаясь подвергать тебя опасности на австрийской земле.
- Пусть они повесят меня, если смогут. Но они не смогут, если мы сможем добраться до Кошута и его храбрых соратников, Аулича, Перезеля, Дембински, Надя, Сандора и Дамджанича. Майнард, я знаю их всех. Если мы однажды окажемся среди них, нам не страшна никакая веревка. Если мы умрем, то с мечом в руке и в компании героев. Итак, мы едем к Кошуту!
- К Кошуту! - повторил Майнард, и золотоволосая красавица была забыта!
ГЛАВА XXV
ДОМ НА ПЯТОМ АВЕНЮ
Пляжный сезон в Ньюпорте закончился. Миссис Гирдвуд вернулась в свой роскошный особняк на Пятом Авеню и вскоре принимала гостей; среди них такого, кто не часто появляется на Пятом Авеню, - английского лорда мистера Свинтона, приглашенного на обед.
Это должно было быть скромное семейное застолье. У миссис Гирдвуд не было выбора, поскольку круг ее знакомых, соответствующих рангу столь высокого гостя, был весьма ограничен. Она довольно недолго жила в доме на Пятом Авеню - она переехала туда незадолго до смерти ее последнего мужа, покойного владельца магазина, который купил этот дом, уступив ее настойчивым просьбам.
Ходили слухи, что этот великолепный особняк и стал причиной его смерти. Он был слишком роскошен для лавочника и требовал коренного изменения его привычек; возможно, также, он был слишком огорчен таким крупным денежным расходом, соответствующим оптовой покупке, в то время как он всю свою жизнь занимался мелкими розничными продажами.
Так или иначе, он совершенно пал духом, оказавшись в этом доме с высокими потолками, и после трехмесячного блуждания по просторным комнатам, слушая лишь собственные одинокие шаги, прилег на одну из роскошных кушеток и умер!
После его кончины в доме стало более оживленно, однако сюда все еще не заглядывали представители элиты. Мистер Свинтон был первым посетителем такого ранга, способным открыть дорогу миссис Гирдвуд в высший свет; более того, он был по своему положению на голову выше других. Хорошее начало, думала вдова Гирдвуд.
- У нас некому будет встретить вас, мой лорд. Мы слишком заняты подготовкой к отплытию в Европу. Только девочки и я сама. Я надеюсь, вы не будете возражать против этого.
- Прошу вас, мадам, оставьте эти разговоры. Ваша семья сама по себе интересна мне; вы представляете образец людей, которых я очень уважаю. Мне совсем не нравятся многолюдные встречи - большие приемы, как мы их называем в Англии.
- Я рада этому, мой лорд. Тогда мы ждем вас в следующий вторник. Имейте в виду, мы обедаем в семь.
Этот короткий диалог произошел в Океанхаузе в Ньюпорте, в тот момент, когда миссис Гирдвуд садилась в экипаж, доставивший ее к пароходу в Нью-Йорк.
Наступил вторник, и вот мистер Свинтон с пунктуальной точностью, в семь часов пополудни, вошел в особняк на Пятой Авеню.
Дом был обставлен и украшен в самом изысканном стиле, как и его гости, надевшие свои лучшие наряды. Как всегда, блестяще выглядели хозяйка, ее дочь и племянница.
Однако столовая еще не была заполнена гостями; двое из них только ожидались, и вот вскоре прибыли и они.
Это были мистер Лукас и его помощник, также вернувшиеся в Нью-Йорк, тот, кто рекомендовал миссис Гирдвуд посетить Ньюпорт, где она и познакомилась с мистером Свинтоном, - они также были приглашены.
В результате прием вышел компактным и пропорциональным: трое леди и столько же джентльменов - всего шесть человек, - хотя, вполне возможно, те считали саму хозяйку лишней. Лукас имел мысли относительно Джулии, в то время как его друга заинтересовали синие глаза Корнелии. Все устраивалось достаточно хорошо; мистер Свинтон, конечно, был главным героем, королем вечера. Потому что он был приезжим, истинным англичанином. Это была вполне естественная любезность, оказываемая ему. И снова, миссис Гирдвуд очень хотела бы пролить свет на то, насколько важной персоной он был. Но мистер Свинтон взял с нее клятву держать это в тайне.
За столом гости вели непринужденную беседу. Людям различных национальностей, говорящим на одном языке, не составляет труда найти общую тему. Страны, откуда они родом, в изобилии снабжают их такими темами. Об Америке уже поговорили, и теперь обсуждали Англию. Миссис Гирдвуд должна была уплыть туда следующим пароходом - каюты уже были заказаны. Вполне естественно поэтому, что разговор перешел на Англию.
- Что касается ваших лондонских гостиниц, мистер Свинтон. Конечно, мы остановимся там в гостинице. Какие из гостиниц вы нам можете порекомендовать?
- "Кларендон", конечно. "Кларендон" на Бонд-стрит. Там все останавливаются, мадам.
- "Кларендон", - повторила миссис Гирдвуд, доставая свою визитную карточку и записывая на ней название гостиницы. - Бонд-стрит, вы говорите?
- Бонд-стрит. Это наш фешенебельный район для променада, кроме того, на этой улице наши лучшие торговцы держат свои магазины.
- Мы остановимся там, - сказала миссис Гирдвуд, записывая адрес и возвращая визитную карточку в сумочку.
Нет необходимости воспроизводить всю последующую беседу в деталях. Это обычная дежурная беседа не знакомых друг с другом гостей за обеденным столом; а гости, собравшиеся у миссис Гирдвуд, относились именно к такой категории.
При этом все прошло достаточно гладко и даже живо, одна лишь Джулия время от времени глядела довольно отрешенно, и это несколько огорчало как Лукаса, так и Свинтона.
Время от времени, однако, каждый из них ловил взгляды ее темно-коричневых глаз, и эти взгляды им льстили и внушали надежду на будущее.
Это были опасные глаза, внушающие благоговейный страх, глаза Джулии Гирдвуд. Эти взгляды тревожили таких восприимчивых людей, как Луи Лукас или Ричард Свинтон.
Званый обед закончился; трое гостей джентльменов готовились к отъезду.
- Когда мы сможем увидеть вас в Англии, мой лорд? - спросила хозяйка, разговаривавшая с мистером Свинтоном с глазу на глаз.
- Я отправляюсь следующим пароходом, мадам. К сожалению, я не смогу составить вам компанию на вашем пароходе. Я должен задержаться в этой стране из-за некоторых дел, связанных с Британским правительством. Мне очень хотелось бы уехать вместе с вами, но я не могу оставить эти дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43