Причем падение его казалось направленным не отвесно, а по круто изогнутой параболе, подобно тому, как падает метеорит, с тою лишь разницей, что птица, издававшая при полете шум, похожий на жужжание веретена, мчалась по точно намеченной траектории и ее целью была, очевидно, голова несчастного матроса.
Над океаном пронесся страшный крик, в котором слились воедино и возглас изумления и отчаяния сидевших в лодке людей, и дикий вопль ужаса обреченного на гибель матроса, и хриплое карканье хищной птицы, тут же, впрочем, сменившееся как бы торжествующим и насмешливым хохотом. Потом послышался треск сломанной кости - это альбатрос своим острым и мощным клювом, словно ядром из шестифунтового орудия, пробил череп матросу, и его безжизненное тело пошло ко дну. Оно так и не появилось больше на поверхности - по крайней мере, люди в лодке никогда его больше не видели. А сами они теперь окончательно пали духом и, опустив весла, предоставили свою лодку произволу ветра, который медленно относил ее от места рокового происшествия.
Глава IV
КРИК ДЮГОНЯ6
С тех пор как умер от голода девятый матрос капитана Редвуда и был убит альбатросом десятый, никто из оставшихся в живых членов экипажа не брался за весла. Слабость и отчаяние совсем их одолели. Да и к чему, в самом деле, было грести? Впереди не было видно ни клочка земли. И никто не знал, далеко ли она. Судьба людей зависела теперь от случая: если им посчастливится, судно достигнет берега, независимо от того, будут они грести или нет.
Так думал каждый, и потому, оставив в покое весла, они сидели, не двигаясь, уныло опустив голову на грудь. И только малаец еще боролся с отчаянием, зорко вглядываясь в даль блестящими черными глазами.
Наконец длинный, душный день, бывший свидетелем гибели их товарищей, окончился, а в положении этих людей так ничего и не изменилось.
Жестокое южное солнце погрузилось в лоно вод. Наступили короткие тропические сумерки. И когда ночь окутала их своим мраком, отец и его дети преклонили колени перед тем, в чьих руках была жизнь их всех, и стали горячо молиться. Муртах провозгласил "аминь", а бронзовокожий малаец, который был магометанином, зашептал про себя молитву Аллаху. Так они делали каждое утро и вечер, с тех пор как покинули корабль и, рискуя жизнью, носились по океану.
Но в этот вечер они молились ревностнее, чем когда-либо до сих пор, потому что каждый из них думал о близком конце.
И вот ночью, на удивление всем, небо покрылось вдруг облаками, что предвещало им либо скорую гибель, либо спасение. Если поднимется шторм, волны разбушевавшегося океана могут поглотить утлое суденышко; но, если шторм будет сопровождаться дождем, они смогут набрать в лежащий на дне лодки брезент хоть немного пресной воды.
Однако дождь не пошел. Зато начавшийся еще с утра и усилившийся к вечеру легкий бриз перешел в сильный ветер. Началось что-то вроде небольшого шторма.
Ветер дул как раз в том направлении, в котором они хотели грести, пока у них были еще силы.
Это было первое мало-мальски значительное событие с момента их водворения на пинассе.
По мере того как ветер крепчал и капитан Редвуд ощущал на лице его свежее дыхание, в нем оживала слабая надежда.
То же самое испытывали Муртах и малаец.
- Парус бы теперь! - со вздохом пробормотал капитан.
- Смотли, капитан! Блезент есть - палус есть! - воскликнул Сэлу на своем ломаном английском, указывая на дно лодки.
- А правда, чем не парус? - подхватил Муртах.
- Иди, Мультах! Ты мне помогать. Мы взять весло, делать масьта. Сколо, сколо есть палус!
- Верно, Сэлу! Молодец! - ответил Муртах.
Он перегнулся за борт и выдернул из уключины одно весло. Малаец тем временем поднял брезент, развернул его и расправил.
Потом с проворством и ловкостью опытного матроса Муртах установил весло вертикально посреди лодки, воткнул его нижний конец, вместо "гнезда", меж двух шпангоутов7 и накрепко привязал к одной из банок. И, наконец, при помощи капитана к этой мачте был прилажен брезентовый парус со шкотом8. Штормовой ветер тотчас же надул парус, и пинасса помчалась, рассекая волны и оставляя за собой сверкающую фосфорическим светом струю.
Люди в лодке не знали точно, куда гнало их суденышко: у них не было компаса. Но когда ветер начал крепчать, он дул в ту сторону, где только что закатилось солнце и еще виднелась узкая полоска желтоватого света. А зная, что подобные ветры часами не меняют направления, нетрудно было догадаться, что пинасса мчится на запад.
Когда затонул их корабль, они пытались вести суденышко именно в этом направлении, зная, что ближайшая к ним земля - большой остров Борнео находится к западу от места, где это произошло.
И вот благодаря парусу они могут теперь за одну только ночь пройти расстояние, на которое потребовалось бы много дней тяжелой работы на веслах.
Стояла длинная двенадцатичасовая ночь - ведь известно, что ночь над экватором равна дню, а они были всего в трех градусах от экватора. И все это время ветер не изменял направления. Плотный и толстый брезент отлично выполнял роль паруса. Размер его, пропорционально судну, был вполне достаточен для того, чтобы при столь свежем ветре он мог служить пинассе превосходным штормовым трайселем9.
У руля стоял сам капитан Редвуд. Всех радовала та быстрота, с какой шло их суденышко, и, по мере того как оно удалялось от места кораблекрушения, люди становились бодрее. За ночь прошли, вероятно, не менее сотни миль. А едва забрезжил рассвет, они услышали звук, переполнивший всех еще большей радостью. Он пролетел над мрачной пучиной моря, перекрывая шум волн и свист ветра, и был похож на человеческий голос. И хотя в голосе этом звучала смертельная тоска, им отрадно было его слушать. Он вселял в них надежду встретить людей. Как бы тяжка ни оказалась участь этих людей, возможно, подобно им самим, пострадавших от кораблекрушения, она не может быть столь плачевной, как их собственная. Эти люди, разумеется, сильнее и крепче живых скелетов в пинассе.
- Что бы это могло быть? - спросил ирландец капитана. - Уж не тонут ли они?
Прежде чем Редвуд успел ответить, над океаном снова пронесся странный звук, еще более протяжный.
- Дюгонь!10 - крикнул Сэлу, узнавший голос этого крупного морского животного по характерным для него жалобным ноткам, придающим ему сходство с человеческим стоном.
- Ты прав, - подтвердил капитан. - Это всего лишь дюгонь.
В голосе капитана слышалось отчаяние. Дюгонь, или, как его называют малайцы, морская корова, был им решительно ни к чему, а его громкий рев верный предвестник шторма - сулил новые беды.
Вот почему, признав голос этого китообразного, капитан Редвуд и Муртах бессильно опустились на сиденья, снова предавшись чувству безнадежности и отчаяния, из которого их ненадолго вывел крик дюгоня.
Только Сэлу, который лучше других был знаком с этим животным, не пал духом. Он объяснил, что, раз они слышат голос дюгоня, значит, где-то поблизости должна быть земля. Его слова вернули товарищам по несчастью покинувшую было их надежду.
Едва рассвело, люди в лодке увидели на быстро светлеющем горизонте ясные очертания голубоватых гор. То был остров Борнео.
- Земля! - вырвался у всех радостный крик.
- Да, благодарение Господу, это земля! - повторил капитан Редвуд тоном глубокой благодарности.
И в то время как подгоняемая ветром пинасса быстро приближалась к земле, он преклонил колени, велев детям сделать то же самое, и вознес к небу горячую благодарственную молитву за спасение свое и близких ему людей от гибели в морской пучине.
Глава V
КОРАЛЛОВЫЕ РИФЫ
И все же некоторое время гибель казалась неизбежной. Подойдя к острову настолько, чтобы различать очертания береговой линии, они увидели длинный, белый, будто из снега, барьер, протянувшийся между берегом и пинассой на много миль вправо и влево. Путники знали, что барьер состоит из цепи коралловых рифов, возводимых крошечными морскими животными вокруг островов Индийского океана как бы для защиты этих райских садов от исступленных штурмов водной стихии. Хотя большей частью океан бывает спокоен, в нем разражаются порой страшные тайфуны11, и тогда вокруг рифов, словно полчища злых демонов, с ревом беснуются мрачные волны.
Подплыв ближе, капитан Редвуд опытным глазом моряка сразу же оценил положение и понял, что пытаться проскочить рифы, идя на парусах,- значило бы рваться навстречу верной гибели. По его команде парус мгновенно спустили, и брезент занял свое прежнее место на дне лодки. Мачту, которая была сделана из весла, оставили на месте: весел и без того было достаточно. Муртах и Сэлу вооружились четырьмя из них. Редвуд стал у руля, и судно оказалось в полной готовности к борьбе с бурунами. Капитан думал теперь уже не о том, как бы скорее пристать к берегу, - главной его заботой было уберечь пинассу от рифов, вздымавшихся перед ними белоснежным барьером и суливших верную гибель каждому, кто попытался бы к ним приблизиться.
Гребцы, изнуренные долгими страданиями и голодом, напрягали все свои слабые силы, чтобы удержать лодку в равновесии и не дать бурунам увлечь ее на рифы. То была жестокая и неравная борьба, в которой противостояли друг другу могучая стихия и слабые усилия троих умирающих от голода и жажды людей.
Но вдруг, словно тронутое их непосильной борьбой, им улыбнулось восходящее солнце, обласкав их своими первыми лучами.
Шторм тотчас же присмирел; ветер, всю ночь свистевший в ушах, как бы повинуясь велению дневного светила, успокоился, а вместе с ним улеглись мало-помалу и волны. Управлять пинассой стало гораздо легче, и, проплыв с милю вдоль рифов, путники заметили в них более или менее безопасный проход.
Гребцы напрягли остатки сил, и лодка, управляемая со всем искусством, на какое способен опытный шкипер, повернула и пошла к этому проходу.
Опасная попытка! Несмотря на то что ветер стих, мертвая зыбь была еще высока. Огромные массы воды, обрушиваясь на коралловые рифы, с невероятным грохотом разбивались о них, вздымая фонтаны брызг, похожие на столбы водяного смерча.
Проход, к которому они устремились, представлял собой узкую полоску сравнительно спокойной воды между рифами. Да, сравнительно, ибо даже обычная, хорошо управляемая лодка не была бы здесь в безопасности. Что же говорить о громоздкой пинассе, очень мелко сидевшей в воде благодаря малочисленности своего экипажа! Так и казалось, что, несмотря на удачу, капитану Редвуду и жалким остаткам его экипажа предстоит погибнуть среди бурунов, после чего их тела пожрут ненасытные акулы, для которых эти ужасные рифы были вполне подходящим жильем.
Но случилось иначе. Капитан Редвуд смело направил пинассу в узкий проход, а Муртах и малаец отчаянно налегли на весла, зная, что от этого зависит жизнь их всех.
И вот благодаря усилиям гребцов и рулевого опасная попытка увенчалась успехом.
Через несколько секунд лодка была за барьером и плавно, будто по безмятежной глади озера, скользила к острову.
А минут через десять ее киль уже мягко врезался в песчаную отмель. Люди были спасены.
Глава VI
ГИГАНТСКАЯ УСТРИЦА
- Воды! Воды! - были их первые слова, когда они ступили на землю.
Голод-одно из величайших страданий человека; но жажда переносится еще тяжелее. Сначала трудно бывает решить, что хуже, но в дальнейшем, по мере того как голодающий слабеет, голод постепенно утрачивает остроту; тогда как жажда мучит свою жертву до конца. А у наших путников она усугублялась еще длительным голодом - ведь они почти целую неделю ничего не ели. И потому вполне естественно, что едва они почувствовали под ногами твердую землю, мысли всех обратились к воде:
- Воды! Воды!
Люди инстинктивно оглядывались по сторонам, в надежде увидеть какой-нибудь ручеек или родник. Перед ними простирался целый океан, но их так измучил вид этой необъятной массы соленой воды, непригодной для питья! Взор их устремился к лесу, отделявшемуся от океана узкой и длинной песчаной косой, концы которой уходили из поля зрения.
Немного подальше от того места, где они стояли, берег пересекала темная полоска: то ли вдававшийся в него небольшой заливчик, то ли устье реки. Вот было бы счастье, если бы эта полоска оказалась рекой!
Малаец, самый энергичный из всех, поспешил туда; остальные провожали его нетерпеливыми взглядами.
В душах людей надежда боролась со страхом, и сильнее всех волновался капитан Редвуд. Он знал, что в этой части острова иногда месяцами не выпадает ни капли дождя; если не посчастливится найти реку или хотя бы родник, все могут погибнуть от жажды.
Вот Сэлу, подойдя к предполагаемому заливу, зачерпнул из него пригоршней и попробовал. И тотчас донесся его радостный крик:
- Айер! Айер манис! Сюнхи! - что означало: "Вода! Сладкая вода! Река!"
И как ни отрадно прозвучало для них на рассвете слово "Земля!", слова малайца, возвещавшие близость воды, были, пожалуй, не менее отрадны. Капитан Редвуд, знавший малайский язык, перевел желанные для всех слова.
Малаец назвал воду сладкой. Поистине такой она была для истомленных жаждой людей.
Все бросились к реке и, распростершись на ее берегу и погрузив лицо в воду, стали жадно пить.
Эта река спасла их от смерти, и притом во второй уже раз. В самом деле, ведь проход, которым они проникли за рифовый барьер, образовался лишь благодаря потоку пресной воды, изливаемому рекой в океан. Мадрепоры12 не могут возводить свои коралловые постройки в пресной воде. Именно этим и объясняется существование в коралловых барьерах проходов, которые бывают иногда настолько широки, что через них свободно проплывают даже очень крупные корабли. Не будь реки, пинасса погибла бы при первой же попытке прорваться сквозь буруны.
Утолив жажду, люди с новой силой ощутили жесточайший приступ голода; каждый из них думал теперь только о том, чего бы поесть.
И снова их взоры обратились к лесу, из которого вытекала напоившая их река.
Вдруг Сэлу, увидевший что-то в море, невдалеке от места, где они оставили пинассу, велел Муртаху набрать сухих веток и развести костер, а сам побежал к лодке.
Муртах, капитан и дети направились к опушке леса, в зеленых дебрях которого брала начало река.
Лес обрывался внезапно у самого края песков: его высокие и очень тесно растущие деревья вздымались огромной зеленой стеной более чем на сотню футов. Вперед выступало лишь несколько одиноких деревьев. Ближайшее из них, похожее на гигантский вяз, с очень густой раскидистой кроной, являлось превосходной защитой от солнца, которое стояло уже довольно высоко и с каждой минутой палило все сильней и сильней. Под сенью этого великана можно было разбить временный лагерь, пока окрепшие силы не позволят найти или построить более надежное жилище.
На земле вокруг дерева валялось много сухих веток. Собрав их в кучу, Муртах вытащил из кармана огниво и принялся высекать огонь.
Остальные с неослабевающим любопытством следили за малайцем, удивляясь, зачем ему понадобилось возвращаться к пинассе. Но еще больше удивились они, когда увидели, что, миновав лодку, Сэлу вошел в море, будто намереваясь вернуться к рифам.
Этого, однако, не случилось. Зайдя по колено в воду, Сэлу наклонился вперед, почти скрывшись под водой, и всем показалось, что он борется с кем-то, скрытым от их взора.
Не уменьшилось их любопытство и тогда, когда малаец снова распрямился, держа в руках что-то, очень похожее на огромный камень, обросший ракушками и водорослями.
- И на что ему этот камень! - удивленно воскликнул ирландец. - Глядите, капитан! Никак он собирается тащить его сюда? Ну нет! Как мы ни голодны, а камни есть не будем. Окажись эта штука устрицей - другое дело.
- Не болтай, Муртах! - остановил его капитан, внимательно разглядывавший предмет в руках малайца. - Это вовсе не камень, а как раз то, о чем ты мечтаешь.
- Устрица? Такая большущая? Да вы шутите, капитан!
- Ничуть. Если не ошибаюсь, Сэлу нашел гигантскую устрицу.
- Какая же это устрица! В ней добрых два фута в длину и не меньше фута в ширину. Сэлу еле тащит ее. Смотрите, он даже спотыкается!
- Верно. И все же это самая настоящая устрица. Теперь-то уж никаких сомнений нет. Мне прекрасно видна форма ее раковины и крупные полосы на ней. А ну-ка, Муртах, поспеши с огнем! Есть этих моллюсков сырыми не очень приятно - у них слишком терпкий запах. Потому-то Сэлу и велел развести костер.
Муртах повиновался, и, когда малаец со своей тяжелой ношей дотащился наконец до дерева, из-под кучи веток повалил дым, и она вспыхнула ярким пламенем.
- Капитан Ледвуд, я находил это, - сказал малаец, бросая к ногам Редвуда свою добычу. - Больсой устлиц! Мы все будем завтлакать. В лаковине много мяса. Не надо ее ласкалывать, огонь будет ласкалывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Над океаном пронесся страшный крик, в котором слились воедино и возглас изумления и отчаяния сидевших в лодке людей, и дикий вопль ужаса обреченного на гибель матроса, и хриплое карканье хищной птицы, тут же, впрочем, сменившееся как бы торжествующим и насмешливым хохотом. Потом послышался треск сломанной кости - это альбатрос своим острым и мощным клювом, словно ядром из шестифунтового орудия, пробил череп матросу, и его безжизненное тело пошло ко дну. Оно так и не появилось больше на поверхности - по крайней мере, люди в лодке никогда его больше не видели. А сами они теперь окончательно пали духом и, опустив весла, предоставили свою лодку произволу ветра, который медленно относил ее от места рокового происшествия.
Глава IV
КРИК ДЮГОНЯ6
С тех пор как умер от голода девятый матрос капитана Редвуда и был убит альбатросом десятый, никто из оставшихся в живых членов экипажа не брался за весла. Слабость и отчаяние совсем их одолели. Да и к чему, в самом деле, было грести? Впереди не было видно ни клочка земли. И никто не знал, далеко ли она. Судьба людей зависела теперь от случая: если им посчастливится, судно достигнет берега, независимо от того, будут они грести или нет.
Так думал каждый, и потому, оставив в покое весла, они сидели, не двигаясь, уныло опустив голову на грудь. И только малаец еще боролся с отчаянием, зорко вглядываясь в даль блестящими черными глазами.
Наконец длинный, душный день, бывший свидетелем гибели их товарищей, окончился, а в положении этих людей так ничего и не изменилось.
Жестокое южное солнце погрузилось в лоно вод. Наступили короткие тропические сумерки. И когда ночь окутала их своим мраком, отец и его дети преклонили колени перед тем, в чьих руках была жизнь их всех, и стали горячо молиться. Муртах провозгласил "аминь", а бронзовокожий малаец, который был магометанином, зашептал про себя молитву Аллаху. Так они делали каждое утро и вечер, с тех пор как покинули корабль и, рискуя жизнью, носились по океану.
Но в этот вечер они молились ревностнее, чем когда-либо до сих пор, потому что каждый из них думал о близком конце.
И вот ночью, на удивление всем, небо покрылось вдруг облаками, что предвещало им либо скорую гибель, либо спасение. Если поднимется шторм, волны разбушевавшегося океана могут поглотить утлое суденышко; но, если шторм будет сопровождаться дождем, они смогут набрать в лежащий на дне лодки брезент хоть немного пресной воды.
Однако дождь не пошел. Зато начавшийся еще с утра и усилившийся к вечеру легкий бриз перешел в сильный ветер. Началось что-то вроде небольшого шторма.
Ветер дул как раз в том направлении, в котором они хотели грести, пока у них были еще силы.
Это было первое мало-мальски значительное событие с момента их водворения на пинассе.
По мере того как ветер крепчал и капитан Редвуд ощущал на лице его свежее дыхание, в нем оживала слабая надежда.
То же самое испытывали Муртах и малаец.
- Парус бы теперь! - со вздохом пробормотал капитан.
- Смотли, капитан! Блезент есть - палус есть! - воскликнул Сэлу на своем ломаном английском, указывая на дно лодки.
- А правда, чем не парус? - подхватил Муртах.
- Иди, Мультах! Ты мне помогать. Мы взять весло, делать масьта. Сколо, сколо есть палус!
- Верно, Сэлу! Молодец! - ответил Муртах.
Он перегнулся за борт и выдернул из уключины одно весло. Малаец тем временем поднял брезент, развернул его и расправил.
Потом с проворством и ловкостью опытного матроса Муртах установил весло вертикально посреди лодки, воткнул его нижний конец, вместо "гнезда", меж двух шпангоутов7 и накрепко привязал к одной из банок. И, наконец, при помощи капитана к этой мачте был прилажен брезентовый парус со шкотом8. Штормовой ветер тотчас же надул парус, и пинасса помчалась, рассекая волны и оставляя за собой сверкающую фосфорическим светом струю.
Люди в лодке не знали точно, куда гнало их суденышко: у них не было компаса. Но когда ветер начал крепчать, он дул в ту сторону, где только что закатилось солнце и еще виднелась узкая полоска желтоватого света. А зная, что подобные ветры часами не меняют направления, нетрудно было догадаться, что пинасса мчится на запад.
Когда затонул их корабль, они пытались вести суденышко именно в этом направлении, зная, что ближайшая к ним земля - большой остров Борнео находится к западу от места, где это произошло.
И вот благодаря парусу они могут теперь за одну только ночь пройти расстояние, на которое потребовалось бы много дней тяжелой работы на веслах.
Стояла длинная двенадцатичасовая ночь - ведь известно, что ночь над экватором равна дню, а они были всего в трех градусах от экватора. И все это время ветер не изменял направления. Плотный и толстый брезент отлично выполнял роль паруса. Размер его, пропорционально судну, был вполне достаточен для того, чтобы при столь свежем ветре он мог служить пинассе превосходным штормовым трайселем9.
У руля стоял сам капитан Редвуд. Всех радовала та быстрота, с какой шло их суденышко, и, по мере того как оно удалялось от места кораблекрушения, люди становились бодрее. За ночь прошли, вероятно, не менее сотни миль. А едва забрезжил рассвет, они услышали звук, переполнивший всех еще большей радостью. Он пролетел над мрачной пучиной моря, перекрывая шум волн и свист ветра, и был похож на человеческий голос. И хотя в голосе этом звучала смертельная тоска, им отрадно было его слушать. Он вселял в них надежду встретить людей. Как бы тяжка ни оказалась участь этих людей, возможно, подобно им самим, пострадавших от кораблекрушения, она не может быть столь плачевной, как их собственная. Эти люди, разумеется, сильнее и крепче живых скелетов в пинассе.
- Что бы это могло быть? - спросил ирландец капитана. - Уж не тонут ли они?
Прежде чем Редвуд успел ответить, над океаном снова пронесся странный звук, еще более протяжный.
- Дюгонь!10 - крикнул Сэлу, узнавший голос этого крупного морского животного по характерным для него жалобным ноткам, придающим ему сходство с человеческим стоном.
- Ты прав, - подтвердил капитан. - Это всего лишь дюгонь.
В голосе капитана слышалось отчаяние. Дюгонь, или, как его называют малайцы, морская корова, был им решительно ни к чему, а его громкий рев верный предвестник шторма - сулил новые беды.
Вот почему, признав голос этого китообразного, капитан Редвуд и Муртах бессильно опустились на сиденья, снова предавшись чувству безнадежности и отчаяния, из которого их ненадолго вывел крик дюгоня.
Только Сэлу, который лучше других был знаком с этим животным, не пал духом. Он объяснил, что, раз они слышат голос дюгоня, значит, где-то поблизости должна быть земля. Его слова вернули товарищам по несчастью покинувшую было их надежду.
Едва рассвело, люди в лодке увидели на быстро светлеющем горизонте ясные очертания голубоватых гор. То был остров Борнео.
- Земля! - вырвался у всех радостный крик.
- Да, благодарение Господу, это земля! - повторил капитан Редвуд тоном глубокой благодарности.
И в то время как подгоняемая ветром пинасса быстро приближалась к земле, он преклонил колени, велев детям сделать то же самое, и вознес к небу горячую благодарственную молитву за спасение свое и близких ему людей от гибели в морской пучине.
Глава V
КОРАЛЛОВЫЕ РИФЫ
И все же некоторое время гибель казалась неизбежной. Подойдя к острову настолько, чтобы различать очертания береговой линии, они увидели длинный, белый, будто из снега, барьер, протянувшийся между берегом и пинассой на много миль вправо и влево. Путники знали, что барьер состоит из цепи коралловых рифов, возводимых крошечными морскими животными вокруг островов Индийского океана как бы для защиты этих райских садов от исступленных штурмов водной стихии. Хотя большей частью океан бывает спокоен, в нем разражаются порой страшные тайфуны11, и тогда вокруг рифов, словно полчища злых демонов, с ревом беснуются мрачные волны.
Подплыв ближе, капитан Редвуд опытным глазом моряка сразу же оценил положение и понял, что пытаться проскочить рифы, идя на парусах,- значило бы рваться навстречу верной гибели. По его команде парус мгновенно спустили, и брезент занял свое прежнее место на дне лодки. Мачту, которая была сделана из весла, оставили на месте: весел и без того было достаточно. Муртах и Сэлу вооружились четырьмя из них. Редвуд стал у руля, и судно оказалось в полной готовности к борьбе с бурунами. Капитан думал теперь уже не о том, как бы скорее пристать к берегу, - главной его заботой было уберечь пинассу от рифов, вздымавшихся перед ними белоснежным барьером и суливших верную гибель каждому, кто попытался бы к ним приблизиться.
Гребцы, изнуренные долгими страданиями и голодом, напрягали все свои слабые силы, чтобы удержать лодку в равновесии и не дать бурунам увлечь ее на рифы. То была жестокая и неравная борьба, в которой противостояли друг другу могучая стихия и слабые усилия троих умирающих от голода и жажды людей.
Но вдруг, словно тронутое их непосильной борьбой, им улыбнулось восходящее солнце, обласкав их своими первыми лучами.
Шторм тотчас же присмирел; ветер, всю ночь свистевший в ушах, как бы повинуясь велению дневного светила, успокоился, а вместе с ним улеглись мало-помалу и волны. Управлять пинассой стало гораздо легче, и, проплыв с милю вдоль рифов, путники заметили в них более или менее безопасный проход.
Гребцы напрягли остатки сил, и лодка, управляемая со всем искусством, на какое способен опытный шкипер, повернула и пошла к этому проходу.
Опасная попытка! Несмотря на то что ветер стих, мертвая зыбь была еще высока. Огромные массы воды, обрушиваясь на коралловые рифы, с невероятным грохотом разбивались о них, вздымая фонтаны брызг, похожие на столбы водяного смерча.
Проход, к которому они устремились, представлял собой узкую полоску сравнительно спокойной воды между рифами. Да, сравнительно, ибо даже обычная, хорошо управляемая лодка не была бы здесь в безопасности. Что же говорить о громоздкой пинассе, очень мелко сидевшей в воде благодаря малочисленности своего экипажа! Так и казалось, что, несмотря на удачу, капитану Редвуду и жалким остаткам его экипажа предстоит погибнуть среди бурунов, после чего их тела пожрут ненасытные акулы, для которых эти ужасные рифы были вполне подходящим жильем.
Но случилось иначе. Капитан Редвуд смело направил пинассу в узкий проход, а Муртах и малаец отчаянно налегли на весла, зная, что от этого зависит жизнь их всех.
И вот благодаря усилиям гребцов и рулевого опасная попытка увенчалась успехом.
Через несколько секунд лодка была за барьером и плавно, будто по безмятежной глади озера, скользила к острову.
А минут через десять ее киль уже мягко врезался в песчаную отмель. Люди были спасены.
Глава VI
ГИГАНТСКАЯ УСТРИЦА
- Воды! Воды! - были их первые слова, когда они ступили на землю.
Голод-одно из величайших страданий человека; но жажда переносится еще тяжелее. Сначала трудно бывает решить, что хуже, но в дальнейшем, по мере того как голодающий слабеет, голод постепенно утрачивает остроту; тогда как жажда мучит свою жертву до конца. А у наших путников она усугублялась еще длительным голодом - ведь они почти целую неделю ничего не ели. И потому вполне естественно, что едва они почувствовали под ногами твердую землю, мысли всех обратились к воде:
- Воды! Воды!
Люди инстинктивно оглядывались по сторонам, в надежде увидеть какой-нибудь ручеек или родник. Перед ними простирался целый океан, но их так измучил вид этой необъятной массы соленой воды, непригодной для питья! Взор их устремился к лесу, отделявшемуся от океана узкой и длинной песчаной косой, концы которой уходили из поля зрения.
Немного подальше от того места, где они стояли, берег пересекала темная полоска: то ли вдававшийся в него небольшой заливчик, то ли устье реки. Вот было бы счастье, если бы эта полоска оказалась рекой!
Малаец, самый энергичный из всех, поспешил туда; остальные провожали его нетерпеливыми взглядами.
В душах людей надежда боролась со страхом, и сильнее всех волновался капитан Редвуд. Он знал, что в этой части острова иногда месяцами не выпадает ни капли дождя; если не посчастливится найти реку или хотя бы родник, все могут погибнуть от жажды.
Вот Сэлу, подойдя к предполагаемому заливу, зачерпнул из него пригоршней и попробовал. И тотчас донесся его радостный крик:
- Айер! Айер манис! Сюнхи! - что означало: "Вода! Сладкая вода! Река!"
И как ни отрадно прозвучало для них на рассвете слово "Земля!", слова малайца, возвещавшие близость воды, были, пожалуй, не менее отрадны. Капитан Редвуд, знавший малайский язык, перевел желанные для всех слова.
Малаец назвал воду сладкой. Поистине такой она была для истомленных жаждой людей.
Все бросились к реке и, распростершись на ее берегу и погрузив лицо в воду, стали жадно пить.
Эта река спасла их от смерти, и притом во второй уже раз. В самом деле, ведь проход, которым они проникли за рифовый барьер, образовался лишь благодаря потоку пресной воды, изливаемому рекой в океан. Мадрепоры12 не могут возводить свои коралловые постройки в пресной воде. Именно этим и объясняется существование в коралловых барьерах проходов, которые бывают иногда настолько широки, что через них свободно проплывают даже очень крупные корабли. Не будь реки, пинасса погибла бы при первой же попытке прорваться сквозь буруны.
Утолив жажду, люди с новой силой ощутили жесточайший приступ голода; каждый из них думал теперь только о том, чего бы поесть.
И снова их взоры обратились к лесу, из которого вытекала напоившая их река.
Вдруг Сэлу, увидевший что-то в море, невдалеке от места, где они оставили пинассу, велел Муртаху набрать сухих веток и развести костер, а сам побежал к лодке.
Муртах, капитан и дети направились к опушке леса, в зеленых дебрях которого брала начало река.
Лес обрывался внезапно у самого края песков: его высокие и очень тесно растущие деревья вздымались огромной зеленой стеной более чем на сотню футов. Вперед выступало лишь несколько одиноких деревьев. Ближайшее из них, похожее на гигантский вяз, с очень густой раскидистой кроной, являлось превосходной защитой от солнца, которое стояло уже довольно высоко и с каждой минутой палило все сильней и сильней. Под сенью этого великана можно было разбить временный лагерь, пока окрепшие силы не позволят найти или построить более надежное жилище.
На земле вокруг дерева валялось много сухих веток. Собрав их в кучу, Муртах вытащил из кармана огниво и принялся высекать огонь.
Остальные с неослабевающим любопытством следили за малайцем, удивляясь, зачем ему понадобилось возвращаться к пинассе. Но еще больше удивились они, когда увидели, что, миновав лодку, Сэлу вошел в море, будто намереваясь вернуться к рифам.
Этого, однако, не случилось. Зайдя по колено в воду, Сэлу наклонился вперед, почти скрывшись под водой, и всем показалось, что он борется с кем-то, скрытым от их взора.
Не уменьшилось их любопытство и тогда, когда малаец снова распрямился, держа в руках что-то, очень похожее на огромный камень, обросший ракушками и водорослями.
- И на что ему этот камень! - удивленно воскликнул ирландец. - Глядите, капитан! Никак он собирается тащить его сюда? Ну нет! Как мы ни голодны, а камни есть не будем. Окажись эта штука устрицей - другое дело.
- Не болтай, Муртах! - остановил его капитан, внимательно разглядывавший предмет в руках малайца. - Это вовсе не камень, а как раз то, о чем ты мечтаешь.
- Устрица? Такая большущая? Да вы шутите, капитан!
- Ничуть. Если не ошибаюсь, Сэлу нашел гигантскую устрицу.
- Какая же это устрица! В ней добрых два фута в длину и не меньше фута в ширину. Сэлу еле тащит ее. Смотрите, он даже спотыкается!
- Верно. И все же это самая настоящая устрица. Теперь-то уж никаких сомнений нет. Мне прекрасно видна форма ее раковины и крупные полосы на ней. А ну-ка, Муртах, поспеши с огнем! Есть этих моллюсков сырыми не очень приятно - у них слишком терпкий запах. Потому-то Сэлу и велел развести костер.
Муртах повиновался, и, когда малаец со своей тяжелой ношей дотащился наконец до дерева, из-под кучи веток повалил дым, и она вспыхнула ярким пламенем.
- Капитан Ледвуд, я находил это, - сказал малаец, бросая к ногам Редвуда свою добычу. - Больсой устлиц! Мы все будем завтлакать. В лаковине много мяса. Не надо ее ласкалывать, огонь будет ласкалывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13