VadikV


106
Эрих Мария Ремарк: «Ночь
в Лиссабоне»



Эрих Мария Ремарк
Ночь в Лиссабоне



OCR and spellcheck by HarryFan, 26 July 2000
Оригинал: Erich Maria Remarque, “Die Nacht von Lissabon”
Перевод: Ю. Плашевский

Аннотация

В романе "Ночь в Лиссабоне" Э.М. Р
емарк снова обращается к теме немецкой эмиграции. После пяти лет скитани
й по Европе главному герою удается пробраться на родину, отыскать жену и
вывезти ее из Германии. Смертельно больная женщина устремляется навстр
ечу лишениям и опасности, не желая оставаться в рейхе...

Эрих Мария Ремарк
Ночь в Лиссабоне

1

Я неподвижно смотрел на корабль. Ярко освещенный, он покоился на поверхн
ости Тахо, ре
ка в Португалии, на которой стоит Лиссабон
невдалеке от набережной. Хотя я уже неделю был в Лиссабоне, я все еще
не мог привыкнуть к беспечным огням этого города. В странах, откуда я прие
хал, города по ночам лежали черные, будто угольные шахты, и свет фонаря в т
емноте был опаснее, чем чума в средние века. Я приехал из Европы двадцатог
о столетия.
Корабль был пассажирским судном. Шла погрузка. Я знал, что он должен отплы
ть завтра вечером. В резком свете обнаженных электрических огней на борт
подавали мясо, овощи, рыбу, консервы; рабочие втаскивали багаж, а кран лег
ко и бесшумно подымал, будто невесомые, тюки и ящики. Корабль снаряжался в
путь, словно Ноев ковчег.
Что же, это и в самом деле был ковчег. Каждое судно, покидавшее Европу в эти
месяцы 1942 года, было ковчегом. Америка высилась Араратом, а потоп нарастал
с каждым днем. Он давно уже затопил Германию и Австрию, глубоко на дне лежа
ла Прага и Польша; потонули Амстердам, Брюссель, Копенгаген, Осло и Париж;
в зловонных потоках задыхались города Италии; нельзя было спастись уже и
в Испании. Побережье Португалии стало последним прибежищем беглецов, дл
я которых справедливость, свобода и терпимость значили больше, чем родин
а и жизнь, Того, кто не сможет теперь достигнуть благословенной земли Аме
рики, ждала гибель. Он был обречен истечь кровью в дебрях отказов во въезд
ных и выездных визах, безнадежных попыток добыть разрешение на жительст
во и работу, в чащах бюрократии, лагерей для интернированных, отчуждения
и равнодушия к судьбе одиночки, Ц вечного следствия войны, страха и нужд
ы. Человек был ничем; надежный паспорт Ц всем.
Сегодня после обеда я пошел в казино «Эсторил» с надеждой выиграть. У мен
я еще был приличный костюм, и меня впустили. То была последняя, отчаянная п
опытка подкупить судьбу. Разрешение на пребывание в Португалии у меня и
Рут истекало через несколько дней. Никаких виз у нас больше не было. Кораб
ль, что стоял на Тахо, был Последним, с которым мы еще во Франции рассчитыв
али попасть в Нью-Йорк, однако места на нем были распроданы за несколько м
есяцев, а у нас не было ни разрешения на въезд в Америку, ни денег; билет сто
ил свыше трехсот долларов. Я попытался раздобыть деньги единственно воз
можным здесь способом Ц в казино. Даже если бы я выиграл, попасть на кораб
ль можно было бы чудом. Но во время бегства и опасности, в отчаянии, как раз
и начинаешь верить в чудо: иначе нельзя выжить…
Но у меня ничего не вышло: из шестидесяти двух долларов, что у нас были, пят
ьдесят шесть я проиграл.
В этот поздний час набережная была безлюдна. Вскоре, однако, я заметил чел
овека, который то бесцельно ходил взад и вперед, то вдруг останавливался
и начинал, как я, всматриваться в пароход. Я решил, что он тоже один из потер
певших крушение и не заслуживает внимания. Потом я почувствовал, что он з
а мной наблюдает.
Страх перед полицией никогда не оставляет эмигранта. Даже во сне. Даже то
гда, когда ему нечего бояться. Поэтому я тотчас же повернулся и со скучающ
им видом человека, который не испытывает никаких опасений, медленно напр
авился прочь от набережной.
Вскоре я услышал позади себя шаги. Я шел все так же, не спеша. Меня только му
чила мысль, как известить Рут, если меня арестуют. В конце набережной стоя
ли дома, будто выписанные пастелью, похожие на больших бабочек, уснувших
в ночи. Там, в переулках, легко исчезнуть, затеряться. Но идти еще слишком д
алеко. Если я побегу, меня могут подстрелить.
Человек теперь шел рядом. Он был немного ниже меня ростом.
Ц Вы немец? Ц спросил он по-немецки.
Не замедляя шага, я покачал головой.
Ц Австриец?
Я, не отвечая, смотрел на пастельные дома. Они приближались, но очень медле
нно. Я знал, что есть португальские полицейские, которые хорошо говорят п
о-немецки.
Ц Я не полицейский, Ц сказал человек.
Я ему не поверил. Он был в штатском, но ведь много раз в Европе меня ловили ж
андармы в штатском. Правда, сейчас у меня были документы. И неплохие. Их сд
елал в Париже профессор математики из Праги. И все-таки это была подделка.

Ц Я видел, как вы рассматривали пароход, Ц сказал человек. Ц Поэтому я п
одумал…
Я окинул его равнодушным взглядом. Он не был похож на полицейского. Однак
о последний жандарм, который сцапал меня в Бордо, выглядел так жалостно, ч
то походил скорее на Лазаря, пробывшего три дня в могиле. Он оказался самы
м безжалостным и арестовал меня, хотя знал, что немецкие войска через ден
ь будут в Бордо. И я бы погиб, если бы директор тюрьмы не смилостивился и не
выпустил меня спустя два часа.
Ц Хотите в Нью-Йорк? Ц спросил человек.
Я не ответил. Мне оставалось еще двадцать метров, чтобы сбить его и убежат
ь, если понадобится.
Ц Вот два билета на корабль, Ц сказал человек и сунул руку в карман.
При слабом свете я не мог разглядеть протянутые им бумаги. Впрочем, тепер
ь мы уже довольно далеко отошли от набережной, и можно было рискнуть. Я ост
ановился.
Ц Что все это значит? Ц спросил я по-португальски. Я знал несколько слов.

Ц Вы можете их взять себе, Ц ответил он. Ц Даром. Мне они не нужны.
Ц Вам они не нужны? Почему?
Ц Мне они больше не нужны.
Я уставился на человека, не понимая его. Он и в самом деле не был похож на по
лицейского. Чтобы арестовать меня, вряд ли требовались такие нелепые трю
ки. Но если билеты настоящие, почему он их предлагает мне? Хочет продать? М
еня затрясло.
Ц Я не могу их купить, Ц сказал я наконец по-немецки. Ц Они стоят целое с
остояние. В Лиссабоне есть богатые эмигранты. Они заплатят вам сколько з
ахотите. У меня нет денег, вы ошиблись.
Ц Я не хочу их продавать, Ц сказал человек.
Я опять взглянул на билеты:
Ц Они настоящие?
Вместо ответа незнакомец протянул их мне. Я взял и почувствовал, как они з
ахрустели в пальцах. Да, настоящие. Они означали спасение. Без них была гиб
ель. Но ведь я не смогу воспользоваться ими. У нас нет американской визы. П
равда, завтра утром можно еще попытаться получить ее или, в крайнем случа
е, продать билеты и на выручку жить еще целых полгода.
Ц Я вас не понимаю, Ц сказал я.
Ц Вы можете их забрать, Ц ответил он. Ц Даром. Завтра утром я уезжаю из Л
иссабона. Но ставлю одно условие.
У меня опустились руки. Конечно. Я же знал, что все это не так просто.
Ц Какое? Ц спросил я.
Ц В эту ночь я не хотел бы оставаться один.
Ц Вы хотите, чтобы я был с вами?
Ц Да. До утра.
Ц И все?
Ц Да, все.
Ц И больше ничего?
Ц Больше ничего.
Я с недоверием посмотрел на человека. Да, я, конечно, знал, что люди, подобны
е нам, иногда не выдерживали и надламывались; у них часто не хватало сил пе
реносить одиночество; странно Ц они боялись пространства, хотя для них
почти не оставалось места в жизни. Я знал, что тогда, вот так же, ночью, оказа
вшись рядом, кто-нибудь, даже незнакомый, мог удержать человека от самоуб
ийства. Считалось само собой разумеющимся, что люди просто помогают друг
другу. Никто не брал за это платы. Тем более Ц такой.
Ц Где вы живете? Ц спросил я.
Он поднял руку, будто защищаясь:
Ц Туда я не хочу, нет ли здесь кабачка, где можно провести время?
Ц Наверно, есть.
Ц Я имею в виду Ц для эмигрантов. Что-нибудь вроде «Кафе де ля Роз» в Пари
же?
Я знал «Кафе де ля Роз». Рут и я ночевали там в течение двух недель. Хозяин р
азрешал, если заказывали кофе. Мы приносили с собой несколько газет и лож
ились прямо на полу. Я никогда не спал за столом. Можно упасть. А с пола не уп
адешь…
Ц Я не знаю такого заведения, Ц сказал я.
Я-то знал, но разве можно человека, который дарит билеты на пароход, вести
туда, где люди готовы отдать за билет собственный глаз.
Ц Я знаю тут только один ресторан, Ц сказал он. Ц Мы можем попытаться. М
ожет быть, он еще открыт.
Он подозвал такси и посмотрел на меня.
Ц Хорошо, Ц согласился я.
Мы сели в машину, и он назвал шоферу адрес. Мне нужно было предупредить Рут
о том, что я до утра не вернусь, но тут вдруг, только я сел в теплое, затхлое т
акси, во мне вспыхнула такая дикая ошеломляющая надежда, что закружилась
голова. А может быть, это правда? Может быть, наша жизнь и в самом деле еще н
е кончилась?
Вдруг свершилось невозможное, и мы спасены? Теперь я уже не решался остав
ить незнакомца даже на секунду.
Мы объехали Праса де Коммерсио
рыночная площадь
и попали в путаницу лестниц и переулков, которые вели вверх. Эта час
ть Лиссабона была мне неизвестна; как и везде, я здесь тоже знакомился гла
вным образом с музеями и соборами Ц не потому, что любил бога или искусст
во, а просто потому. что в соборах и музеях не спрашивали документов. Перед
распятием и полотнами живописи еще можно было оставаться просто челове
ком, а не субъектом с сомнительными документами.
Мы вышли из такси и пошли вверх по лестницам и извилистым улочкам. Пахло р
ыбой, чесноком, ночными цветами, ушедшим солнцем и сном. В стороне
Ц в ночном небе Ц вздымалась часовня святого Георга. Всходила луна и св
ет ее лился водопадом по ступеням лестниц. Я обернулся и посмотрел вниз, н
а гавань. Там была река, а река Ц это свобода, жизнь, она впадала в море, а мо
ре Ц это уже Америка. Я остановился.
Ц Вы не шутите со мной, надеюсь, Ц сказал я.
Ц Нет, Ц откликнулся человек.
Ц Я говорю о билетах.
Еще на набережной он опять сунул их в карман.
Ц Нет, Ц сказал он. Ц Я не шучу.
Он показал маленькую площадь, окруженную деревьями.
Ц Вон там ресторан, о котором я говорил. Он еще открыт. Там мы не будем брос
аться в глаза. Это место посещают главным образом иностранцы; нас сочтут
за людей, которые утром уезжают и проводят здесь последнюю ночь в Португ
алии.
Мы вошли. Это был скорее бар, рассчитанный на туристов, с маленькой площад
кой для танцев и террасой. Слышалась гитара; в глубине помещения я замети
л певицу Ц исполнительницу фадо.
португальские народные песни
Несколько столиков на террасе было занято. Я заметил женщину в веч
ернем платье и мужчину в белом смокинге. Мы нашли свободное место в конце
террасы. Отсюда виден был Лиссабон Ц шпили церквей в бледном сиянии, осв
ещенные улицы, гавань, пристани и корабль на реке, ковчег надежды.
Ц Верите ли вы в загробную жизнь? Ц спросил человек с билетами.
Я ожидал чего угодно, только не этого вопроса.
Ц Я не знаю, Ц ответил я наконец. Ц В последние годы я был слишком занят
вопросом о том, как продержаться в этой жизни. Если я попаду в Америку, то о
хотно займусь проблемой, о которой вы упомянули.
Последнее я добавил для того, чтобы напомнить о билетах.
Ц А я не верю, Ц сказал он.
Я вздохнул. Выслушать какого-нибудь несчастного куда ни шло, но вести фил
ософские дискуссии? Нет, на это я сейчас не способен. Мной овладело беспок
ойство. Внизу, на реке, стоял корабль.
Некоторое время мой сосед сидел так, словно заснул с открытыми глазами. З
атем, когда гитарист вышел на террасу, он очнулся и сказал:
Ц Меня зовут Шварц, по паспорту. Это не настоящее имя. Но я привык к нему, и
на эту ночь его вполне достаточно. Вы долго были во Франции?
Ц Пока можно было…
Ц Вас интернировали?
Ц Как и других. Когда началась война.
Человек кивнул.
Ц Нас тоже. Я был счастлив, Ц быстро сказал он вдруг, понизив голос. Ц Я б
ыл очень счастлив, Ц повторил он, глядя в сторону. Ц И никогда не думал, ч
то можно быть таким счастливым.
Что-то меня поразило в его словах. Они не вязались с его обликом Ц с перво
го взгляда человек производил впечатление ординарного, застенчивого.
Ц Когда? Ц спросил я. Ц Может быть, в лагере?
Ц В последнее лето.
Ц В 1939 году? Во Франции?
Ц Да. В лето перед войной. До сих пор не понимаю, как все это случилось. Мне
обязательно нужно кому-нибудь рассказать все. Здесь я никого не знаю. Все
повторится еще раз, пока я буду говорить. И может быть, я пойму. И может быть
, оно останется. Мне нужно хотя бы еще раз…
Он замолчал.
Ц Вы меня понимаете? Ц спросил он через минуту.
Ц Да, Ц ответил я и осторожно добавил: Ц Это нетрудно понять, господин Ш
варц.
Ц Нет! Этого нельзя понять! Ц страстно, с жаром сказал он. Ц Она лежит та
м, внизу, в комнате с наглухо закрытыми окнами, в отвратительном дощатом г
робу, мертвая! Ее нет больше! Кто может это понять? Никто! Ни вы, ни я. И никто!
И если кто скажет, что понимает, Ц тот покривит душой!
Я молчал, выжидая. Мне уже не раз приходилось вот так сидеть и слушать. Ког
да у тебя нет родины, потери особенно тяжелы. Нигде не находишь опоры, а чу
жбина кажется особенно чужой. Я пережил это в Швейцарии, когда получил из
вестие, что мои мать и отец сожжены в концентрационном лагере в Германии.
Мне долго представлялись глаза матери в огне крематория. Они преследуют
меня и сейчас.
Ц Я думаю, вы знаете, что такое эмигрантский колер,
болезнь лошадей, похожая н
а бешенство; Ремарк применяет этот термин для характеристики людей, уже
не способных контролировать свои поступки
Ц сказал Шварц спокойнее.
Кельнер принес блюдо креветок. Я почувствовал острый голод и вспомнил, ч
то с полудня ничего не ел. Я нерешительно взглянул на Шварца.
Ц Ешьте, ешьте, Ц сказал он. Ц Я подожду.
Он заказал вино и сигареты. Я быстро принялся за еду. Креветки были свежие
и острые.
Ц Мне неудобно перед вами, Ц сказал я, Ц но я очень проголодался.
Поглощая креветки, я рассматривал Шварца. Он сидел спокойно, без нетерпе
ния и раздражения, и смотрел на город, театрально раскинувшийся внизу. Я п
очувствовал что-то вроде симпатии. Он, видно, был свободен от фальшивых пр
авил приличия и понимал, что если человек голоден, он будет есть, даже если
рядом страдают, и что это нельзя считать бесчувственностью. Если ничем н
ельзя помочь другому Ц пусть голодный ест хлеб, пока его не отняли.
Я отодвинул тарелку в сторону и взял сигарету. Я давно не курил Ц экономи
л деньги для игры.
Ц На меня нашел колер весной тридцать девятого года, Ц сказал Шварц. Ц
После пяти лет эмиграции. Где вы были осенью тридцать восьмого?
Ц В Париже.
Ц Я тоже. К тому времени я уже был сломлен… Наступило время Мюнхена. Агон
ия страха. Я еще автоматически прятался и защищался, но сил у меня уже не б
ыло. Наступит война, придут немцы и возьмут меня. От судьбы не уйдешь. Так я
решил и примирился с этим.
Я кивнул.
Ц Это было время самоубийства. Странно, когда немцы спустя полтора года
действительно пришли, самоубийств стало меньше.
Ц Потом был заключен Мюнхенский пакт, Ц продолжал Шварц. Ц Осенью три
дцать восьмого многие почувствовали себя так, будто им вновь подарили жи
знь. Наступило время страшного легкомыслия. В тот год в Париже второй раз
зацвели каштаны. Я дошел до того, что ощутил себя человеком, и за это, конеч
но, пришлось поплатиться. Меня схватили и посадили на четыре недели за не
однократный въезд в страну без разрешения. Затем началась старая игра: п
од Базелем меня выставили за границу; швейцарцы отослали меня обратно. Ф
ранцузы в другом месте опять выгнали… Вы знаете эту шахматную игру, в кот
орой фигурами служат люди?..
Ц Знаю. Зимой это не шутка. Самые лучшие тюрьмы, между прочим, в Швейцарии.
Тепло, как в гостинице.
Я снова принялся за еду. В неприятных воспоминаниях есть одна хорошая ст
орона: они убеждают человека в том, что он теперь счастлив, даже если секун
ду назад он в это не верил. Счастье Ц такое относительное понятие! Кто это
постиг, редко чувствует себя совершенно несчастным. Я был счастлив даже
в швейцарских тюрьмах, и только потому, что они были не немецкие.
Сейчас передо мной сидел человек, уверяющий, что он был счастлив; а в это с
амое время у него где-то в Лиссабоне, в затхлой комнате, стоял дощатый гро
б…
Ц В последний раз, отпуская, мне пригрозили, что если я попадусь без доку
ментов еще раз, меня вышлют в Германию, Ц продолжал Шварц. Ц Это была тол
ько угроза, но она напугала меня. Я невольно стал думать, что мне делать, ес
ли это и в самом деле случится.
1 2 3 4