Потом Кевин поднялся, держа в руках какой-то предмет, и спустился к нам. Выглядел он при этом, как сама смерть.Это была мертвая ящерица, взрослая, почти восемь дюймов длиной, и она была раздавлена ботинком мистера Шибони. Было его падение вызвано тем, что он наступил на ящерицу, или бедное животное просто не успело убраться с дороги, когда японец уже падал — определить было невозможно… но это не имело никакого значения: мистер Шибони был виноват в смерти животного, происшедшей на территории Национального Парка.Я попытался вспомнить подписанный всеми нами документ, дающий Парковой Системе право сразу же снимать деньги с наших счетов в случае, если мы по любой причине, даже с целью самозащиты, убьем какое-нибудь животное. Я знал, что самый минимальный штраф составлял 50000 долларов, но это — если речь шла о двух самых распространенных птицах. А ящерицы агама и геккон оценивались в семьдесят тысяч.Кевин поднял ящерицу так, чтобы все могли ее увидеть, и сказал, что если возникнут юридические проблемы, мы все будем свидетелями.Мистер Шибони застонал от боли, и Кевин сказал, что заниматься ящерицей теперь не имеет смысла, и дал ее мне подержать на то время, пока он наложит на ногу японца шину и вызовет медицинскую бригаду.Я взял ящерицу в руки и начал внимательно ее изучать. У нее были великолепной формы ноги, длинный элегантный хвост. Однако наибольшее впечатление на меня произвела окраска животного: красноватая голова, голубое тело и серые лапы, причем цвет к их кончикам постепенно светлел. Прекрасное, какое прекрасное создание! Даже мертвое, оно оставалось прекрасным.После того, как врачи увезли мистера Шибони, Кевин потратил целый час, показывая нам, как действовало тело агамы: как ее глаза могли видеть одновременно в двух направлениях, как когти ящерицы позволяли ей висеть вверх ногами на любой неровной поверхности, как ее челюсти могли разгрызать панцири пойманных насекомых. Наконец, принимая во внимание случившуюся трагедию, а также беспокоясь о самочувствии мистера Шибони, Кевин предложил возвращаться.Никто не протестовал, так как мы знали, что Кевину предстоят еще несколько часов дополнительной работы. Ему нужно было написать отчет о случившемся и постараться убедить департамент Парка в том, что организовавшая сафари компания не виновата в происшествии, но все равно мы чувствовали себя обманутыми — ведь у нас оставался всего один день! Думаю, Кевин это понимал, так как перед самым возвращением он пообещал, что завтра нас ждет нечто особенное.Я не мог уснуть полночи, размышляя: что же это может быть? Возможно ли, что наш проводник знает, где находятся другие дик-дик? Или, быть может, окажется истиной легенда о последнем фламинго? *** 19 февраля:Когда мы сегодня утром поднимались на борт флаера, все были страшно возбуждены. Каждый спрашивал Кевина, что же такое «особенное» он нам нынче приготовил, но наш проводник только улыбался и спешил переменить тему разговора. Наконец мы добрались до Олдувайского ущелья и начали спуск, однако на сей раз мы явно направлялись к какому-то определенному месту, Кевин даже не останавливался, чтобы найти дик-дик.Мы спускались по крутой, извилистой тропинке, спотыкаясь о древесные корни, наши руки и ноги были исцарапаны растущими на кустах колючками. Но никто не жаловался: Кевин настолько уверил всех в том, что впереди нас ожидает большой сюрприз, что на маленькие трудности никто не обращал внимания.Наконец мы добрались до подножия ущелья и пошли по ровной, но такой же извилистой тропке. Подошло время перекусить, а мы так и не увидели ничего интересного. Пока мы сидели в тени развесистой акации и подкреплялись, Кевин вытащил свою рацию и переговорил с другими проводниками. Одна из групп видела трех дик-дик, другая нашла гнездо сизоворонки, в котором были два только что вылупившихся птенца. В обычное время Кевина, в котором жил сильный дух соперничества, подобные новости заставили бы призвать всех поскорее закончить еду и отправиться в путь, если мы не хотим вернуться в лагерь, увидев меньше, чем остальные; однако на сей раз он только улыбнулся и сказал другим проводникам, что на дне ущелья мы ничего не видели, что дичь, кажется, вся разбежалась — возможно, в поисках воды.Затем, когда ленч был закончен, Кевин отошел ярдов на пятьдесят и исчез в маленькой пещере, но через мгновение появился снова, держа в руках небольшую деревянную клетку. В ней сидела маленькая коричневая птичка.Оттого, что мне представилась возможность рассмотреть ее в такой близи, я испытал настоящую дрожь, но кое-кто, как мне показалось, был разочарован тем, каким оказался обещанный сюрприз.— Вы когда-нибудь видели медоуказчика? — спросил Кевин.Мы ответили, что никогда, и он объяснил нам, что так называется эта птичка.Я спросил, почему она так называется, так как она, очевидно, не производит меда и кажется неспособной заменить Кевина в качестве нашего проводника. В ответ Кевин снова улыбнулся:— Видите, — сказал он, указывая на растущее ярдах в 75 от нас дерево, на одной из низко свисающих ветвей которого располагался огромный пчелиный улей.— Вижу, — ответил я.— Тогда смотрите внимательно, — сказал Кевин, открыл клетку и выпустил птичку. Она чуть помедлила, взмахнула крыльями и полетела по направлению к дереву.— Сейчас он проверяет, есть ли там мед, — объяснил наш проводник, указывая на кружащую над ульем птичку.— А куда он полетел теперь? — спросил я, когда медоуказчик внезапно направился к руслу реки.— Чтобы найти себе партнера.— Партнера? — в замешательстве спросил я.— Подождите, сами все увидите, — сказал Кевин, садясь и приваливаясь спиной к большому камню.Мы решили поступить так же и уселись в тени, направив на дерево свои бинокли и голокамеры. Целый час не происходило ничего, и некоторые из нас начали беспокоиться, когда Кевин весь напрягся и вскинул руку в направлении русла реки.— Там! — прошептал он.Я посмотрел в указанном направлении и увидел летящую птичку, за которой, пронзительно повизгивая, двигалось необыкновенное черно-белое животное, самое большое из всех, что я видел.— Кто это? — прошептал я.— Барсук-медоед, — тихо ответил Кевин. — Все думают, что они вымерли двадцать лет назад, но одна пара нашла-таки прибежище в Олдувае. Это уже четвертое поколение, рожденное здесь.— Он собирается съесть птичку? — спросил один из туристов.— Нет, — прошептал Кевин. — медоуказчик приведет его к меду, и после того, как барсук стащит улей на землю и наестся, птичке останется немного меда.Все произошло так, как и предсказал Кевин. Барсук-медоед вскарабкался по стволу и передней лапой сбросил улей на землю. Затем он слез с дерева и разломал улей, не обращая никакого внимания на укусы пчел. Всю эту фантастическую сцену мы запечатлели своими голокамерами. Когда барсук закончил, он действительно оставил немного меда своему компаньону.Затем, пока Кевин снова ловил птичку и сажал ее обратно в клетку, мы обсуждали увиденное. Я думаю, медоед весил фунтов сорок пять, однако менее впечатлительные члены нашего отряда оценивали его вес примерно в 36-37 фунтов. Но, сколько бы оно ни весило, животное было просто огромным. Потом спор переключился на то, каким должен быть наш подарок Кевину, поскольку он его определенно заслуживал.Сейчас, когда я заканчиваю этот дневник своего пребывания в сафари, я все еще дрожу от возбуждения, которое может быть вызвано только встречей с большим зверем в диком уголке природы. До сегодняшнего утра я немного сомневался насчет этого сафари: мне казалось, что я за него переплатил, но теперь я знаю, что каждый пенни был потрачен не напрасно. И еще у меня такое чувство, будто я оставил там часть самого себя, и что теперь я не почувствую себя полностью удовлетворенным до тех пор, пока не вернусь в этот последний бастион дикой природы. *** Лагерь гудел от возбуждения. Уже после того, как мы решили, что сокровищ, которые можно было бы выкопать, не осталось, Близнецы Звездная Пыль нашли три маленьких соединенных проволокой кусочка кости — очевидно, человеческий артефакт.— Но даты не соответствуют, — сказал Историк, тщательно исследовав кости с помощью своего оборудования. — Это примитивное украшение, такими пользовались дикари, но и сами косточки, и проволока — из того времени, когда Человек уже несколько столетий пользовался космическими путешествиями.— Ты…— …сомневаешься в том…— …что мы нашли это…— …в ущелье? — спросили Близнецы.— Я верю вам, — сказал Историк. — Я просто констатирую, что это выглядит как анахронизм.— Это наша находка, и…— …она должна быть названа нашим именем.— Никто не оспаривает вашего права на открытие, — сказал Беллидор. — Просто то, что вы нам принесли, кажется довольно таинственным.— Дайте это…— …Тому-Кто-Смотрит, и он…— …откроет тайну.— Я сделаю все, что смогу, — сказал я. — Но прошло совсем немного времени с тех пор, как я впитал граммофонную иглу. Мне нужно отдохнуть и восстановить силы.— Это…— …вполне приемлемо.Мы позволили Морити очистить артефакт от грязи и пыли, а сами в это время рассуждали о том, каким образом примитивный амулет мог существовать в эру межзвездных путешествий. Наконец, Экзобиолог поднялась на ноги.— Я собираюсь вернуться в ущелье, — объявила она. — Если Близнецы Звездная Пыль сумели найти это, может быть, там остались и другие вещи, которые мы не заметили. В конце концов, это же огромное пространство! — Она сделала паузу и посмотрела на остальных. — Есть ли у кого-нибудь желание пойти со мной? День подходил к концу, и сопровождать Экзобиолога никто не вызвался. Тогда она развернулась и двинулась вперед по тропинке, ведущей в глубины Олдувайского ущелья.Когда я почувствовал себя достаточно сильным, чтобы впитать древнее украшение, уже стемнело. Я протянул свою сущность к костям и проволоке, и вскоре слился с ними. *** Его звали Джозеф Меромо, и жить при деньгах ему нравилось гораздо больше, чем испытывать комплекс вины.Все началось с телефонного разговора с Брюсселем и завуалированного предложения, сделанного главой многонационального конгломерата. Они хотели избавиться от некоего товара. Но им некуда было его деть. Не может ли Танзания помочь преодолеть это затруднение?Меромо сказал им, что посмотрит, можно ли что-нибудь сделать, но сомневался, что его правительство сможет чем-то помочь.Просто попытайся, — пришел ответ.На самом деле, пришел не только ответ, но и нечто гораздо большее. На следующий день личный курьер вручил ему большущую пачку банкнот крупного достоинства вместе с вежливой запиской, в которой Меромо выражалась благодарность за его усилия в их интересах.Меромо умел распознавать взятку с первого взгляда (за свою карьеру он получил их немало), но ни разу не видел взяток хотя бы приблизительно такого размера, как эта. И это даже не за помощь, а просто за то, что он выразил согласие воспользоваться своими возможностями.Ну так, подумал он, почему бы и нет? Что у них там, предположительно, может быть? Пара контейнеров с токсичными отходами? Несколько плутониевых стержней? Их можно зарыть глубоко под землю, и никто об этом не узнает, никто не заинтересуется. Разве не так поступают западные страны?Конечно, имело место денверское бедствие, когда в результате той маленькой аварии воду из Темзы нельзя было пить в течение почти столетия, но ведь единственной причиной, по которой все стало широко известно, было то, что этот случай оказался исключением, а вовсе не правилом. По всему миру насчитывались тысячи мест захоронения отходов, и 99% из них не вызвали вообще никаких проблем.Меромо дал своему компьютеру команду создать над его столом голографическую карту Танзании. Он посмотрел на нее, нахмурился, добавил несколько топографических особенностей и начал усердно ее изучать.Если он решит им помочь упрятать эту дрянь, чем бы она ни оказалась (а Меромо сказал сам себе, что никакого решения еще не принял), где лучше всего это сделать?Вдали от берега? Нет, рыбаки через пару минут все выудят, нажалуются журналистам, а те поднимут гвалт, достаточный для того, чтобы его уволили с должности, да и остальная часть правительства, возможно, вынуждена будет уйти в отставку. В этом году их партия не сможет выдержать еще одного скандала.Провинция Селус? Пять столетий назад, когда она оставалась последним оплотом дикой природы на континенте — может быть, но не сейчас, не в условиях разрастающегося полуавтономного города-штата с населением в двадцать два миллиона человек, который стоит сейчас там, где когда-то не было ничего, кроме слонов и непроходимого колючего кустарника.Озеро Виктория? Нет. Та же проблема с рыбаками.Дар-Эс-Салам? Это мысль. Достаточно близко к берегу, чтобы транспортировка не доставила больших сложностей, и место практически пустынное с тех пор, как Додома стала новой столицей государства.Но в Дар-Эс-Саламе двадцать лет назад, когда Меромо был еще ребенком, произошло землетрясение, и он не мог допустить, чтобы еще один природный катаклизм обнажил или даже разрушил то, что он планировал скрыть.Он продолжал исследовать карту: Гомбе, Руаха, Иринга, Мбейя, Мтвара, Таренгире, Олдувай…Меромо остановился и еще раз посмотрел на Олдувай, после чего затребовал дополнительные данные.Почти в милю глубиной. Это было преимуществом. Животных больше не осталось. Еще лучше. На крутых склонах — никаких поселенцев. В этой области теперь жила лишь горстка масаи, не более двух дюжин семей, к тому же они были слишком высокомерны, чтобы обращать внимание на действия правительства.В этом Меромо был уверен полностью: он сам был масаи.Он тянул с этим как можно дольше, почти два года собирая «денежные призы», но наконец назначил им дату поставки.Меромо выглянул из окна своего офиса на тридцать четвертом этаже и стал смотреть не на суету Додомы, а дальше, на восток, туда, где по его представлениям находилось Олдувайское ущелье.Казалось, это так просто! Да, он заплатил кучу денег, он затратил непропорционально много средств, но у этих мультинационалов было достаточно денег, чтобы ими сорить. Предполагалось, что это будут несколько дюжин плутониевых стержней, по крайней мере, сам он думал именно так. Откуда ему было знать, что речь шла о сорока двух тоннах радиоактивных отходов?Вернуть деньги было нельзя. Даже если бы он этого захотел, вряд ли можно было ожидать, что они уберутся восвояси и утащат весь этот смертоносный груз обратно на свою землю. Возможно, это и было безопасно, но ведь никто не может знать…Мысли об этом деле преследовали Меромо целыми днями и, что гораздо хуже, они перестали его оставлять по ночам, появляясь в разных вариантах в его снах. Иногда это были аккуратно запечатанные контейнеры, иногда — часовые бомбы, временами он видел уже случившееся бедствие и тогда его мысленному взору представали обуглившиеся тела детишек масаи, лежащие на краю ущелья.Почти восемь месяцев Меромо в одиночку сражался со своими кошмарами, но в конце концов он понял, что нуждается в помощи. Сны теперь уже не только мучили его по ночам, но даже начали вторгаться в его дни. Он сидит на встрече в правительстве, и внезапно ему начинает казаться, что он находится среди истощенных, покрытых язвами тел олдувайских масаи. Он читает книжку, и вдруг ему начинает казаться, что слова в ней меняются и он читает о том, как Джозеф Меромо приговорен к смерти за свою жадность. Он смотрит голофильм о крушении Титаника, и вдруг видит какой-нибудь из вариантов бедствия в Олдувайском ущелье.Наконец, он не выдержал и обратился к психиатру. А поскольку Меромо был масаи, он позаботился о том, чтобы психиатр принадлежал тому же племени.Боясь натолкнуться на презрение доктора, Меромо не стал подробно рассказывать о том, что было причиной кошмаров, и через полгода тщетных попыток его вылечить психиатр заявил, что больше он ничего сделать не может.— Значит, эти сны останутся моим проклятием навсегда? — спросил Меромо.— Может быть, и нет, — сказал психиатр. — Я не могу вам помочь, но есть один человек, который, вполне вероятно, сумеет это сделать.Он порылся в столе и нашел там маленькую белую карточку. На ней было написано всего одно слово: МУЛЕВО.— Это его визитная карточка, — сказал психиатр. — Возьмите ее.— На ней нет адреса и не указано никакого способа связаться с ним, — сказал Меромо. — Как же я его найду?— Он сам найдет вас.— Вы сообщите ему мое имя?Психиатр покачал головой:— Мне не придется это делать. Просто держите карточку при себе. Он будет знать, когда вам потребуются его услуги.Меромо почувствовал себя так, будто стал предметом шутки, соли которой он не понял, однако он послушно спрятал визитку в карман и вскоре забыл о ней.Двумя неделями позже, когда Меромо потягивал виски в баре, пытаясь как можно дальше отложить возвращение домой и ночной сон, к нему приблизилась маленькая женщина.
1 2 3 4 5 6 7