— Граница между смелостью и глупостью тонка, а еще тоньше граница между уверенностью и самоуверенностью, — ответила Энкатаи.— Если он здесь погибнет, это произойдет так же, как и с другими, — сказал Бокату. — Он оступится, упадет и разобьется насмерть.— А ты не находишь необычным, что они все так упали и разбились? — спросила она мягко.— У них сломаны все кости, — ответил он. — Не понимаю, почему ты говоришь только о головах.— Потому, что при различных несчастных случаях не должно быть одинаковых повреждений.— У тебя слишком разыгралось воображение, — сказал Бокату. Он указал на маленькую лохматую фигурку, которая пристально наблюдала за ними. — Неужели вот этот кажется тебе способным убить нашего приятеля?Бабуин посмотрел вниз, в ущелье, и зарычал. Бесхвостая обезьяна продолжала смотреть вверх, не проявляя ни страха, ни даже простого интереса.Наконец, она исчезла в густом кустарнике.— Видишь? — самодовольно сказал Бокату. — Она увидела коричневую обезьяну и сбежала подальше.— Мне она не показалась испуганной, — заметила Энкатаи.— Тем более это заставляет сомневаться в ее разумности.Через несколько минут они добрались до места, где находились бесхвостые обезьяны. Они сделали паузу, чтобы восстановить силы, и продолжили спуск ко дну ущелья.— Никого, — объявил Бокату, оглядываясь вокруг. — Я думаю, тот, которого мы видели, — часовой, и теперь все племя во многих милях от нас.— Посмотри на нашего приятеля.Бабуин тоже добрался до дна ущелья и теперь напряженно нюхал воздух.— Он ведь еще не пересек эволюционный барьер, — рассмеявшись, сказал Бокату. — А ты думала, он станет искать хищников с помощью приборов?— Нет, — сказала Энкатаи, глядя на бабуина. — Но если здесь нет опасности, он должен расслабиться. Однако он не кажется расслабленным.— Может, именно по этой причине он прожил достаточно долго, чтобы так вымахать. — ответил Бокату, не придавая значения ее словам. Он огляделся. — Где они тут находят пищу?— Не знаю.— Возможно, нам следует поймать одного из них для анализа. Содержание его желудка может нам рассказать о многом.— Ты обещал.— Но это было бы так просто, — настаивал он. — Все, что нам нужно сделать — это установить ловушку с фруктами или орехами в качестве приманки.Внезапно бабуин зарычал. Бокату и Энкатаи повернулись, чтобы определить источник его недовольства. Там ничего не было, но бабуин приходил во все большее и большее бешенство. Наконец, он развернулся и бросился вверх, из ущелья.— Хотел бы я знать, что все это значит, — задумчиво произнес Бокату.— Думаю, нам лучше уйти.— Корабль вернется только через полдня.— Мне здесь неуютно. Наш путь сюда был очень похож на тот, в моем сне.— На тебя плохо действуют солнечные лучи. Мы отдохнем в пещере.Энкатаи с неохотой позволила ему увести себя в маленькую пещеру, располагавшуюся в стене ущелья. Внезапно она остановилась, почувствовав, что больше не может сделать ни шагу.— Что случилось?— Эта пещера была в моем сне, — сказала она. — Не надо туда идти.— Ты должна научиться не позволять снам управлять твоей жизнью, — ответил Бокату. Он принюхался. — Какой-то странный запах.— Пойдем обратно! Нам тут ничего не нужно.Он просунул голову в пещеру.— Новый мир, новые запахи…— Пожалуйста, Бокату!— Дай мне только посмотреть, что источает этот запах, — сказал он, светя в пещеру фонариком. Луч выхватил из темноты огромную кучу тел, многие из которых были наполовину съедены, почти все — на разных стадиях разложения.— Что это такое? — подступая ближе, спросил он.— Коричневые обезьяны, — ответила Энкатаи, даже не взглянув. — И у каждой разбита голова.— Это тоже было в твоем сне? — спросил Бокату, внезапно начав нервничать.Она кивнула.— Мы должны уйти отсюда немедленно!Он направился к выходу из пещеры.— По-моему, это место вполне безопасно, — заявил он.— В моих снах оно никогда не бывало безопасным, — с возрастающим беспокойством сказала она.Они выбрались из пещеры и прошли около пятидесяти ярдов, когда оказались около места, в котором ущелье делало изгиб. Миновав его, они лицом к лицу столкнулись с бесхвостой обезьяной.— Похоже, один их них все-таки остался, — сказал Бокату. — сейчас я его прогоню.Он подобрал с земли камень и бросил его в обезьяну, которая быстро пригнулась, но не сдвинулась с места.Энкатаи настойчиво потянула его за плечо.— Не один, а больше, — сказала она.Бокату поднял глаза. Почти прямо у него над головой на дереве сидели еще две бесхвостые обезьяны. Шагнув в сторону, он увидел еще четверых, которые неуклюже направлялись к ним из кустов. Еще один появился из пещеры, а трое свалились с ближайших деревьев.— Что у них в руках? — нервничая, спросил он.— Ты бы назвал это бедренными костями травоядных, — сказала Энкатаи, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. — А они сказали бы, что это оружие.Безволосые обезьяны расположились полукругом и начали медленно приближаться.— Но они же такие маленькие! — воскликнул Бокату, отступая до тех пор, пока не уперся в скалу, после чего он замер, не в силах сделать больше ни шагу.— Ты дурак, — сказала Энкатаи. Она чувствовала себя беспомощной, попав в ловушку из своего сна. — Это и есть раса, которая будет управлять этой планетой. Посмотри в их глаза!Бокату посмотрел, и увидел там ужас, такой ужас, которого он никогда не встречал в глазах разумного существа или животного. Ему едва хватило времени на короткую молитву, в которой он призывал различные бедствия на голову этой расы. Он молился о том, чтобы эти несчастья случились до того, как ужасная раса сможет достигнуть звезд. А потом одна из бесхвостых обезьян швырнула ему в голову ровный, отполированный треугольный камень. Это его ошеломило и, падая на землю, Бокату успел заметить, как по нему и Энкатаи начали ритмично колотить дубинки.Сверху наблюдал бабуин. Когда резня завершилась, он развернулся и побежал в просторную саванну, где он будет в безопасности от маленьких бесхвостых обезьян. По крайней мере, какое-то время. *** — Оружие, — открытие заставило меня задуматься. — Это было оружием!Я был совершенно один. Где-то во время Чувствования Близнецы Звездная Пыль решили, что это одна из немногих на свете вещей, которые им по-настоящему не нравятся, и вернулись к себе.Я подождал, пока вызванное открытием возбуждение не спало настолько, что я смог контролировать свою физическую структуру. Затем я снова принял форму, в которой появлялся перед своими компаньонами, и доложил о своем открытии Беллидору.— Значит, они были агрессивны, — сказал он. — Что ж, это не удивительно. Откуда еще могло взяться такое стремление завоевать звезды!— Удивляет другое — то, что нет никаких упоминаний о посещениях этого места в древности другими расами, — сказал Историк.— Это был отряд исследователей, и земля не представляла для них ценности, — ответил я. — Несомненно, они высаживались на многих планетах.Если такие записи вообще где-нибудь есть, они, скорее всего, находятся в их архивах, и утверждают, что Земля не представляет никакой ценности для колонизации.— Но неужели они не задумались, что случилось с их отрядом? — спросил Беллидор.— В окрестностях этого места наверняка водилось множество больших хищников, — сказал я. — Наверное, они решили, что отряд стал их жертвой. Тем более, если они обследовали все вокруг и ничего не нашли.— Интересно, — сказал Беллидор. — Более слабый вид сумел захватить первенство.— Я думаю, это легко объяснить, — ответил Историк. — Они были не столь быстры, как те, на кого охотились, и при этом не могли сравниться силой с хищниками. Таким образом, чтобы избежать вымирания, им оставалось только одно — изобрести оружие.— Все эти тысячелетия, что Человек правил Галактикой, он определенно демонстрировал хитрость, которая свойственна только хищникам, — заметил Беллидор.— Нельзя перестать быть агрессивным только потому, что ты изобрел оружие, — сказал Историк. — Наоборот, это может только добавить агрессивности.— Мне нужно об этом подумать, — заметно сомневаясь, сказал Беллидор.— Возможно, я слишком упростил цепочку своих мыслей, — ответил Историк.— Однако когда я представлю свои находки Академии, у меня будет длинное и очень строгое доказательство своей правоты.— А что скажешь ты, Тот-Кто-Смотрит? — спросил Беллидор. — Ты можешь добавить что-нибудь к тому, что уже сказал нам?— Нелегко думать о куске камня как о предшественнике акустической винтовки или молекулярного оружия, — задумчиво произнес я. — Но мне кажется, что именно так все и обстоит.— Чрезвычайно интересный вид, — заключил Беллидор. *** Чувствование высасывает энергию, как ни что другое, истощая и тело, и разум. Лишь через четыре часа ко мне вернулись силы. Морити, который уже сделал свою дневную работу, висел вверх тормашками на ветке ближайшего дерева, и полностью ушел в свой обычный вечерний транс. Близнецы Звездная Пыль после моей работы с камнем вообще не показывались на глаза.Остальные занимались своими делами, и я решил, что наступило время провести сеанс Чувствования со следующим предметом, которому, по словам Историка, было примерно двадцать три тысячи лет.Артефакт представлял собой звено металлической цепи, все покрытое пятнами и ржавчиной. Перед тем, как слиться с ним в единое целое, я заметил то место, где оно было безнадежно сломано. *** Его звали Мтепва, и ему казалось, что этот металлический обруч он носил на шее с самого дня своего рождения. Однако он знал, что это не могло быть правдой, потому что смутно помнил, как играл в детстве со своими братьями и сестрами, как охотился на антилоп куду и бонго на покрытых деревьями горных склонах.Но чем сильнее он концентрировался на этих воспоминаниях, тем более смутными и неясными становились они, и Мтепва понимал, что все эти события происходили очень и очень давно. Иногда он пытался вспомнить название своего племени, но оно давно растворилось в тумане прошедших лет, так же как и имена его родителей, братьев и сестер.Сейчас Мтепва испытывал жалость к самому себе. Такое случалось иногда, но всякий раз, вспомнив, в каком положении находятся его товарищи, он начинал чувствовать себя лучше. Ведь в то время, как их забрали на корабли и отправили на край света, где они проведут остаток своей жизни рабами арабов и европейцев, он, Мтепва, был привилегированным слугой своего господина, Шарифа Абдуллы, и это его положение было довольно прочным.Это был восьмой по счету — или девятый? — караван. Они должны были встретиться с вождями племен и обменять соль и патроны на самых слабых женщин и воинов этих племен, чтобы затем продать их в рабство. А после совершения сделки они пустятся в обратный путь вдоль берега огромного озера, и дальше — через сухую плоскую саванну. Они обойдут гору, такую старую, что ее вершина стала совсем белой, как белеет голова очень старого человека, и в конце концов выйдут к берегу океана, где в гавани скопились небольшие одномачтовые корабли арабов. Там они продадут свою добычу, и Шариф Абдулла купит себе еще одну жену, а половину денег отдаст своему дряхлому престарелому отцу, после чего они вновь отправятся вглубь страны в поисках очередной партии «черного золота».Абдулла был хорошим хозяином. Он редко бывал пьян, а если такое случалось, Абдулла не забывал при первом же удобном случае покаяться перед Аллахом. Он никогда не бил Мтепву слишком сильно, и всегда хорошо кормил. Он даже пытался научить Мтепву читать, правда, единственной книгой, которая оказалась у него с собой, был Коран.Мтепва потратил немало долгих часов, оттачивая при помощи Корана свое умение читать, и как-то раз сделал интересное открытие: оказывается, Коран запрещает одному последователю Истинной Веры держать в рабстве другого.Именно в тот момент Мтепва решил принять Ислам. Он стал почти непрерывно расспрашивать Шарифа Абдуллу о его религии и постарался сделать так, чтобы старик почаще видел его час за часом сидящим у костра и читающим Коран.От этого Шариф Абдулла пришел в такой восторг, что однажды во время ужина по-дружески пригласил Мтепву в свою палатку, где до глубокой ночи объяснял ему тонкости учения Корана. А поскольку Мтепва имел перед собой определенную цель, Шариф Абдулла был просто изумлен его энтузиазмом.Ночь за ночью, в часы, когда вокруг лагеря в сердце Серенгети бродили львы, учитель и ученик вместе читали Коран. И в конце концов настал день, когда Шариф Абдулла больше не мог сомневаться в том, что Мтепва на самом деле является истинным последователем Ислама. В тот раз они устроили стоянку поблизости от Олдувайского ущелья. В этот же день Шариф Абдулла велел своему кузнецу снять с Мтепвы ошейник, а затем Мтепва самолично разломал цепь, после чего все ее звенья, одно за другим, побросал вниз, в ущелье.Теперь Мтепва был свободным человеком, однако на свете существовали только две вещи, в которых он разбирался: Коран и торговля рабами. Так что, когда он оглянулся вокруг в поисках «точки приложения усилий», оказалось вполне естественным, что он решил заняться тем же, чем и Шариф Абдулла. Он стал молодым партнером старого торговца рабами. А после того, как они вместе совершили два похода вглубь страны, Мтепва решил, что теперь он в состоянии заниматься делом самостоятельно.Для этого ему требовались тренированные люди — воины, кузнецы, повара, следопыты — и перспектива собирать отряд, начиная «с нуля», выглядела поистине устрашающей. Поэтому Мтепва, который был далеко не так крепок в своей вере, как его наставник, просто пробрался однажды ночью в жилище Шарифа Абдуллы и перерезал старику горло.А на следующий день он во главе своего собственного каравана отправился вглубь материка.О том, что значит быть рабом, Мтепва знал хорошо — как из своего личного опыта, так и из наблюдений. И он пользовался этим знанием. Он понимал, что на рынке за здоровых рабов дадут лучшую цену, поэтому обращался со своими пленниками хорошо, а кормил их даже лучше, чем делали это Шариф Абдулла и большинство других работорговцев. С другой стороны, он знал, какие именно из пленников наиболее опасны, и понимал, что гораздо лучше будет убить их в назидание остальным, чем позволить подняться мятежу.Он был умен и удачлив, благодаря чему в скором времени стал торговать еще и слоновой костью. Уже через шесть месяцев Мтепва стал крупнейшим в Восточной Африке работорговцем и браконьером.Время от времени Мтепва встречал исследователей из Европы. Говорили, что он даже как-то провел неделю с самим Давидом Ливингстоном, хотя миссионер прекрасно знал о том, что принимает в качестве гостя самого ненавистного ему работорговца, которого он больше всего на свете хотел бы вывести из игры.После того, как война между американскими штатами поставила крест на его основной деятельности, Мтепва целый год провел в Азии, на Аравийском полуострове, где открыл несколько новых дел. Вернувшись в Африку, он обнаружил, что сын Абдуллы, Шариф ибн Джад Меир, забрал себе всех его людей и отправился вглубь страны, явно намереваясь продолжать дело своего отца.Тогда Мтепва, ставший к тому времени довольно богатым, нанял около пятисот «аскари», отправил их под командование печально знаменитого браконьера Альфреда Генри Пима, и стал ждать результатов.Тремя месяцами позже Пим вернулся на берег Танганьики и привел с собой 438 человек. 276 из них оказались захваченными Шарифом ибн Джад Меиром рабами, остальные были остатками бывшего отряда Мтепвы, ушедшего с Шарифом.Всех 438 Мтепва продал в рабство, после чего создал новый отряд, состоявший из воинов, сражавшихся для него под командованием Пима.Большинство колониальных властей предпочитало смотреть на его деятельность сквозь пальцы, однако британцы, которые были полны решимости положить рабству конец, выписали ордер на арест Мтепвы. И в конце концов он начал уставать от постоянной необходимости оглядываться через плечо. Тогда Мтепва увел своих приближенных в Мозамбик, где португальцы с удовольствием позволили ему содержать магазин сколь угодно долго — пока он помнил о том, что ладони колонистов нужно время от времени «подмазывать».Мтепва не был там счастлив. Он не знал ни португальского, ни какого-нибудь из местных языков, и поэтому спустя девять лет вернулся в Танганьику, будучи уже самым богатым чернокожим на всем континенте.И вот однажды Мтепва обнаружил в партии пленников десятилетнего мальчугана из племени Ашоли, по имени Харади, и решил не отправлять его на корабле за океан, а взять себе в качестве слуги.Мтепва ни разу не был женат. Большинство его товарищей считало, что ему просто не хватает на это времени, однако они изменили свое мнение после того, как всем стало известно о том, что Мтепва требует, чтобы Харади приходил к нему по ночам. Работорговец, казалось, был без ума от своего слуги, но, явно учитывая свой собственный опыт, он не учил Харади читать, и обещал предать медленной мучительной смерти каждого, кто скажет мальчугану хоть слово об Исламе.
1 2 3 4 5 6 7