Рута ухитрилась объяснить это четырьмя-пятью фразами, добавив, что совершенно случайно познакомилась с жителем мансарды, который потряс её своими способностями. При знакомстве он представился так: «Вся ваша жизнь — это большая-большая шутка. Поэтому зови меня просто Юмор.» — Он смешной и страшный, — сказала тогда Рута, — очень смешной и очень страшный. Но, кажется неплохой. — И нервно передёрнула плечами, словно мороз пробежал по коже.Та наша встреча была насыщена и любовью, и информацией. Слова о Юморе, который живёт на крыше, а также о других обитателях мансард моментально выветрились из моей головы и ожили в памяти только сейчас. Решив не терять ни секунды, я отправился на поиски.Ступеньки, ведущие вверх с лестничной площадки седьмого этажа, были в два раза уже обычных. В полутьме под самым потолком размещались две обшарпаные двери. Я ожидал, что в мансарды входят прямо с крыши. Значит, заблуждался. Кстати, совсем не обязательно Юмор живёт в нашем подъезде. Тогда придётся опять спускаться и подниматься.Левая дверь не откликалась на звонок минут пять. Гуляют, модернисты чёртовы. Вот смешно будет, если в мансардах вообще никого не окажется. Только на своё чувство юмора и останется уповать. Да на сомнительную идею с силовым полем.Через минуту после звонков в правую дверь за ней послышались какие-то звуки. Но дверь не открывалась. Я продолжал названивать ещё минуты две. Наконец-то! Дверь распахнулась, за ней стоял одетый в джинсовый костюм мужчина с физиономией то ли алкоголика, то ли дебила. Соломенного цвета нечёсаные волосы почти закрывали ему глаза, а странной формы нижняя челюсть придавала лицу сходство с лошадиной мордой.— Добрый день, — я чувствовал себя более чем неловко, но старался не показать это, — знаете ли, мне нужен Юмор.— А сатира тебе не нужна?— Понимаете, Юмор — что-то вроде имени. Этот человек сам так представлялся. Он сказал: «Вся ваша жизнь — шутка. Поэтому зовите меня Юмором».— Слышал, — сказал мой собеседник. — Слышал. Может быть, даже от себя. Значит, я и есть Юмор. Заходи.Мы прошли в аскетически обставленную, но на удивление чистую комнатку, сели в кресла. Юмор убрал волосы с глаз, его лицо стало выглядеть совсем по-другому. Словно не с ним я встретился в дверях.Выслушав рассказ и просьбу о помощи, Юмор принялся раскачиваться в своём кресле-качалке. Что за черт? Мы ведь сели в одинаковые обыкновенные кресла. Или этот абстракционист на меня галюки напускает: не было полозьев изогнутых, так выросли.— Рута — хороша девочка. Я её даже помню. — сказал Юмор. — Наивная, чистая. Не стоило им её захватывать, не стоило. Завтра в шесть встречаетесь? Как бы не забыть, как бы не забыть…Откуда-то из-за спины Юмор вытащил кисть. («Он что, в самом деле художник?» — подумал я). Встал, прошёлся по комнате, нашёл подходящее место на стене, уверенно нарисовал здоровенную шестёрку. Немного подумал и обратился ко мне:— Адрес!Я назвал адрес, который мгновенно был записан под шестёркой. Непонятного происхождения красная краска словно горела огнём. Я предположил, что она с добавлением фосфора. Не подобные ли знаки появились у Валтасара на стене?— Иди на встречу, — обратился ко мне Юмор, — неси деньги. Веди себя смирно. Увидишь меня — тоже веди смирно. А потом вместе с Рутой убирайся подальше. Нервный я что-то стал, разойтись могу.Нельзя сказать, чтобы я ушёл обнадёженный. Ничего смешного и страшного я не заметил. Ну, трюк с креслом, краска необычная, манеры странные… Достаточно ли таких фокусов для нашей защиты? Тип этот юморной в себе уверен, но разве мало самоуверенных болванов?Вернувшись домой, я по инерции продолжил своё запойное чтение. Сутки не растягивал, спал, с незапомнившимися кошмарами, но спал. На следующий день книги уже не читались. Еда не лезла в горло. Хотелось побродить по городу, и всё же, во избежание непредвиденных осложнений, я решил не выходить из комнаты. Меня так и подмывало выпить самую малость для храбрости, однако и этот соблазн я преодолел.Без пяти минут шесть я со вздохом отложил пистолет (толку от него не было никакого), взял чемоданчик с деньгами и вышел из комнаты. Через минуту неторопливой ходьбы перед моими глазами уже стояли колпинские новостройки. Мафия, как ей и полагается, не дремала: меня ждали двое «Жигулей», грузовой фургон с надписью «Продуктовый» и шесть бравых молодцев рядом. Один из них с широкой улыбкой на лице пошёл мне навстречу.— Пунктуальный человек, дорогой, — сказал он, — уважаю. Наверное, и деньги принёс?Подавив желание двинуть «дорогого» по морде, я поднял чемоданчик, подержал на весу, опустил и спросил:— Где Рута?— Вот она, твоя родная-любимая, бери, пользуйся, но далеко от машины не уходи. И деньги давай!Приоткрыв чемоданчик, парень крякнул и направился к голубым «Жигулям», около которых стояли другие бандиты. Я двинулся к зелёной машине, где на переднем сиденье успел заметить Руту. Моя подружка выглядела неважно, хотя единственным заметным доказательством непорядка был небольшой фингал под правым глазом. Я хотел было сесть в «Жигули», но увидев на заднем сиденье типа, скалящего зубы в мерзкой ухмылке, передумал.— Рута, лапушка, выйди, — попросил я.Вместо ответа она подняла левую руку. На её запястье красовался металлический браслет, от которого тянулась цепочка серебристого цвета. Я вскипел от бешенства. Шутники хреновы! «Далеко не уводи…» Ну, я теперь эти рожи запомню… Пусть только попробуют не снять цепь!..Я повернулся крикнуть, но крик застрял в горле. Из-за соседнего дома выходил Юмор. Мысленно оценив длину цепочки более чем в метр, я предпочёл, чтобы Рута, даже прикованная, находилась не в машине, и громко произнёс:— У меня есть чувство юмора. Давай-ка вылезай.Взгляд Руты изменился. Стараясь не демонстрировать спешку, она принялась выбираться из машины со стороны руля, так как именно к нему и был прикован другой конец цепи. Я, в меру сил, пытался помочь.А наш странный знакомый приближался. Никто не обратил внимания на покачивающегося человека в старом джинсовом костюме, измазанном побелкой. Нечесанные патлы неопределённого цвета свисали на лошадиное лицо Юмора. Алкаш алкашом. Пьянь хроническая. Краса и гордость любой очереди за вином.Мерзавцы забеспокоились, лишь когда «забулдыга» оказался от нас метрах в десяти. Двое направились ему наперерез. Рутин «компаньон» вылез из машины.— Эй, ты, …. стой! — крикнул один из бандитов.Юмор не откликнулся, продолжая с трудом переставлять ноги, словно шёл по глубокому песку. Он стал чуть ближе, а вот двое держиморд как будто занимались ходьбой на месте и не продвинулись ни на йоту. Это вызвало беспокойство во вражьем стане. К нам направилась уже вся «великолепная шестёрка», а перед Юмором оказался парень, сидевший в зелёной машине. Юмор приостановился и дунул. Лично я не почувствовал ни малейшего ветерка, но парень отлетел, словно воздушный шарик, подхваченный ураганом. Приземлившись в нескольких метрах от зелёных «Жигулей», он больше не подавал никаких признаков жизни.А время вокруг нас потекло по неизвестным доселе законам. Бандиты медленно-премедленно, как будто я наблюдал снятые рапидом кадры, лезли под куртки за оружием. Юмор уже стоял передо мной и Рутой. Правой рукой он сгрёб за грудки меня, левой — её. Я хотел крикнуть: «Цепь!», — но боковым зрением заметил, что её звенья покатились маленькими ртутными шариками.— Домой! К мамам! — скомандовал Юмор и швырнул нас, резко распрямив руки.Оказывается, взбесилось не только время, но и пространство. Судя по ощущениям, мы падали. Судя по траектории полёта, — поднимались. Больше всего это напоминало движение по жёлобу из скользкого-прескользкого, упругого и прозрачного до невидимости пластика, когда кажется, что ты стремительно падаешь, но земля не приближается, а отдаляется.Невидимый жёлоб доставил нас на третий или четвёртый этаж строящегося дома, прямо в незастекленное окно, да так деликатно, что даже деревянная рама осталась незадетой. Мы безболезненно плюхнулись на пол, вскочили и бросились к окну досматривать спектакль.Внизу законы природы вроде бы пришли в норму. Молодчики уже почти все были с пистолетами. Однако бред не кончился. В руке у Юмора возник здоровенный подковообразный магнит, словно взятый из школьного кабинета физики. Юмор бросил магнит на землю между собой и своими противниками. Оружие само вырвалось из их рук, и даже мы с Рутой услышали металлический лязг. Кучка пистолетов почти скрыла под собой красно-синюю поверхность магнита.Где-то далеко, но очень громко, сломали ветку. Юмора качнуло, и тогда я понял, что это не ветка треснула, а прозвучал выстрел какого-то сидящего в засаде стрелка. На голубой куртке Юмора проступило багровое пятно. Мне стало жутко. Мы-то с Рутой теперь в безопасности, а вот Юмор… Не был он, оказывается всемогущ.Раненый не проявил заметных признаков беспокойства. Он пару раз провёл по пятну ладонью, и пятно исчезло. Ещё дважды прозвучал выстрел, но Юмор уже был настороже. После каждого из выстрелов слышался звон от удара пули по металлу и визг рикошета. Похоже, что пули попадали в цель, но мишень изменила свои свойства.Стало понятно, откуда вёлся огонь. Этот дом стоял немного особняком вдалеке, напротив нашего. И недавняя мысль, что мы находимся в безопасности, показалась мне преждевременной. Будь снайпер поумней, я и Рута, маяча в окне, как дураки, запросто могли получить по пуле.Юмор тем более «вычислил» стрелка. Он повернулся к нам спиной и лицом к противнику, поднял вверх руки, как дирижёр перед финальным аккордом, и сделал жест, словно потянул на себя какой-то большой невидимый предмет.Я весь покрылся испариной, а слабость, ударившую в ноги, вообще описать невозможно. Дом, где прятался стрелок, практически построенный дом, со стёклами, блестящими от вечернего солнца, словно превратился в стопку гигантских костяшек домино. Верхние этажи-"костяшки" поехали по нижним, накренив здание в нашу сторону, притом деформация произошла без малейшей трещины. Как будто весь вид из окна оказался панорамой, нарисованной на упругом холсте, и какой-то гигант с той стороны холста навалился на него, выпятив рисунок дома в нашу сторону. Описание процесса часто занимает больше времени, чем сам процесс. Короче говоря, дом поехал-качнулся к нам, а от крыши отделилась и полетела вниз малюсенькая человеческая фигурка, ну никак не больше муравья, если смотреть из нашего окна. И громкий, совсем не муравьиный вопль разнёсся над новостройками.Избавившись от снайпера, дом принял нормальный вид. Стоявшие внизу и наблюдавшие за поединком бандиты избавились от последних остатков любознательности и кинулись врассыпную. Но безуспешно. Вначале мы могли лицезреть уже известный нам «бег на месте». Потом бегущие вроде как бы начали помаленьку терять в росте. Я пригляделся повнимательней. Мне показалось, что их ноги словно стачиваются о почву, как мягкий материал о грубый напильник. Нет, это их почва затягивает, как трясина. Нет, это они растекаются…Я отказался от попыток понять происходящее. Несложно было свихнуться. Вопли неудачливых бандитов несли в себе страшную боль. Они гибли, и спасения им не было. Вот исчезли ноги, вот туловища, руки, головы. Жутчайший хор затих.— Пошли! — я схватил Руту за руку и потянул. Её трясло. — Пошли, Юмор сам предупреждал. Это опасно!Но оторваться от страшного зрелища было не просто. Внизу как раз ожили голубые «Жигули». Затенённые стекла мешали разглядеть, кто сидит внутри. С визгом то ли колёс, то ли мотора, машина рванулась с места. Недалеко. Мотор ревел, колеса крутились как бешенные, но из-под них, всех четырех, только летела в стороны жидкая грязь. Автомобиль постепенно проседал в вырытые вращением ямы. «Что-то я не слыхал о „Жигулях“ с четырьмя ведущими колёсами», — подумалось мне.Юмор пошёл к машине. Вернее, не пошёл, а двинулся. Это движение нельзя было назвать ходьбой, от него за версту несло мультипликацией: Юмор исчезал и тут же появлялся через три четыре метра, вновь исчезал и вновь появлялся таким же образом, притом исчезновения казались настолько кратковременными, что их и исчезновениями-то нельзя было назвать. Через несколько секунд Юмор уже стоял у голубых «Жигулей» и зачем-то вытирал их рукавом.Как картинка, нарисованная на стекле, смывается растворителем, так исчезали «Жигули» после джинсового рукава Юмора. Это было уже слишком. Оставался продуктовый фургон, неизвестно, что в нём скрывалось, и неизвестно, как Юмор мог его уничтожить. Я сгрёб Руту поперёк туловища, взвалил на плечо и побежал к лестнице. 16. Капитуляция? Удобно устроившись на диване, я смотрел прямую трансляцию матча «Наполи» — «Рома». Хотел прогуляться по Риму, сделал за окном вид Вечного Города, зачем-то включил телевизор и… не смог оторваться. Темпераментный комментарий на непонятном мне итальянском языке воспринимался как своеобразная музыка. Ну, а зрелище в переводе не нуждалось. Я махнул рукой на прогулку. Вечный, он вечный и есть, денёк подождёт. А футбол… Хорошего футбола я не видывал целую вечность. Неплохой каламбур?«Рома» забила гол, сократив разрыв в счёте. На трибунах гремели петарды. У меня в комнате зазвонил телефон.На мгновение я задумался. Вроде бы не междугородний звонок, а в Риме я ещё никого не знаю… Тут же дошло, что для Дома звучание звонков — сущая мелочь, и законы, по которым работают его телефоны, — не меньшая загадка, чем всё остальное.После таких вот основательных размышлений я снял трубку. Голос в ней показался знакомым. В самом деле. Звонивший представился. Это был племянник и заместитель Кардинала. Он хотел, чтобы я его немедленно принял.Рим и футбол мгновенно вылетели из головы. Как не прекрасен отдых, но исламскую тему ещё никто не снимал с повестки дня. А как расценить случившуюся с собеседником метаморфозу? Он не слал больше голографические фантомы, не являлся в окружении дюжих костоломов, как хозяин всех и вся. Он смиренно просил его принять. Не забавно ли? Я вернул за окно вид вечернего Ленинграда и стал ждать звонка в дверь, попутно вспоминая давнюю идею: комната с замаскированнымы пулемётами, где простреливается почти все пространство. Приводишь опасных гостей, заходишь сам в мёртвую зону и общаешься. А если что не так — нажимаешь нужную дощечку паркета. Вот лень проклятая! Нарисовал бы эскизик и был бы готов ко встрече со всякими… террористами. Жаль, поздно поумнел, не додумался до подобного тогда, с Атлантом.Зазвенел дверной звонок, и я пошёл открывать, на ходу прикидывая, где надо разместить хотя бы спрятанные пистолеты. На всякий случай. Не верю я в перевоспитание фанатиков.Гость пришёл один и уже не выглядел бюрократом. Галстук и жилетка исчезли из его гардероба, а в глазах появилось выражение загнанности, явного страха. Хотя, разве не бывает запуганных бюрократов? Вдруг Кардинал решил устроить сокращение штатов? А как у них сокращают? Пиф-паф, ой-ой-ой…" — Ты нас обманул, — с места в карьер рванул помощник Кардинала. — Обвёл вокруг пальца, как щенков. Сам щенком прикинулся.Я удивился и задумался. Как обманул? Промолчал кое о чём, это да. Но что случилось? И как себя вести, признавать обман или отрицать? Признать опасно, но вдруг это признание какой-то силы, за которую меня зауважают и не тронут.— Мне плевать, — гость не дал мне додумать, — на причины. Дураку ясно, что тебе, молодому, нечего делить со старым хреном. И он так считал, потому приказал тебя не трогать… «Люблю, — говорил, — идейных людей. Их всего-навсего надо переубедить.» Да и твой третий этаж… Ему же цены нет! Нас, из Дома, всего двое на все дело. Старый пень ленился, вечно жить хотел. А я ишачь! Вечный проводник… Да ты мне больше, чем Кардиналу, нужен был! Ждали мы, когда шпана тебя достанет, и ты у нас помощи попросишь. Это не я! Кардинала идея! Дождался… Довыпендривался… Скрытым имамом себя вообразил! Он тебя пожалел, а ты его нет. И рука не дрогнула! Ведь у нас как закон неписанный есть, я говорил при первой встрече: обитатель Дома другого обитателя Дома не тронет. Нам нечего делить!За короткий срок в моём мозгу произошла гигантская работа. Многие детали оставались неясными, но кое-что… Пока болтун переводил дух после пылких оправданий, я пытался понять главное: какого черта он тут кается?— У меня одна просьба, — взмолился гость, — убери своего киборга-убийцу! Ты хороший актёр, ты и сейчас сидишь с невинным видом, но не смей повторять, что ты ничего не знаешь! Это ты его нам подкинул, ещё проследил, как мы его брали!— К-какой к-киборг? — моё изумление было более чем неподдельным, я даже начал заикаться. — Седой, что ли?— Он седой, это точно. И человек он, наверное. Но как он это сделал?.. Ты хоть знаешь, что он Кардинала убил?— Что-о? Как?— Может, и не знаешь… Пёс с тобой. Вчера убил. А как — один Аллах знает. Вот я и назвал его киборгом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32