Она включила перемотку, затем
продиктовала: "Вторник. Работникам склада проверить все имеющиеся фильтры.
Обратить внимание на наличие всех необходимых частей. И послать письмо
изготовителю." Затем снова перемотала ленту.
Эйлин Сьюзан Ханкок тридцать четыре года. Она милая, но не очень -
из-за рук, все время находящихся в движении, улыбки, славной, но
вспыхивающей слишком внезапно, как сигнальная лампочка, и походки: у нее
была привычка обгонять прохожих.
Однажды символически ей было сказано: она обгоняет других в
физическом и эмоциональном отношении. При этом не было сказано "в
интеллектуальном", а если бы и было, она бы не поверила. Однако это, в
общих чертах, было бы правильно. Ей явно задано было стать чем-то большим,
чем секретарша, причем задолго до того, как появилось что-то вроде
движения за права женщин. Ей и удалось добиться немалого и это несмотря на
то, что пришлось поднимать на ноги младшего брата.
Если она и говорила об этом, то только со смехом - очень уж
оригинальной выглядела ситуация. Брат заканчивает колледж за счет помощи
старшей сестры - но сама она колледж не заканчивала. Брат женился
благодаря ее содействию - но сама она замуж так и не вышла. Однако, правда
на самом деле была вовсе не в этом. Учеба в колледже была ей просто
противна. Хотя иногда, возможно, у Эйлин появлялось желание (о котором она
никогда никому не говорила) поступить в действительно хороший колледж.
Поступить туда, где человека учат думать. В таком колледже, может быть,
она и смогла бы учиться. Но просиживать в аудиторах, где почасовики читают
лекции, основываясь на уже прочитанных ею книгах - да ну его к черту,
такое обучение! Так что учебу она отвергла отнюдь не по финансовым
соображениям.
Что же до замужества, то просто не нашлось никого, с кем она могла бы
ужиться. Она пыталась сделать это - с лейтенантом полиции, и наблюдала,
как он нервничает от того, что живет с ней без разрешения городского
управления. Их союз, начавшийся так хорошо, полностью распался менее, чем
за месяц. Был у нее еще один мужчина, но у него была жена, уходить от
которой он не собирался. Был третий, уехавший на восток в командировку на
три месяца и не вернувшийся даже по прошествии четырех лет. И был еще...
А ведь я все делала правильно, говорила она себе, вспоминая.
Мужчины говорили, что она - женщина нервного типа или что у нее
чрезмерная активность щитовидной железы - в зависимости от полученного
образования и словарного запаса. И отношения с ней сохранять не пытались.
Ум у нее был едкий и использовала она его слишком часто. Ей была
ненавистна нудная и пустая болтовня. Разговаривала она слишком быстро, а
без этого голос ее мог бы быть приятным. Голос, чуточку хриплый от
чрезмерного количества сигарет.
Уже восемь лет она ездила этим маршрутом. Машинально - не замечая -
перестроилась в четвертый ряд. Сделала поворот. Однажды, год назад, она
проехала здесь прямо, свернула в улочку, припарковала машину и отправилась
обратно пешком, с интересом изучая лабиринт зданий. Улицы наводили на
мысль о спагетти, вылепленных из бетона. Ей было немного неловко - она
воспринимала себя, как какую-то растяпу-туристку. Но все равно шла и
смотрела.
"Среда, - сказала запись. - Робин собирается попробовать уладить то
дело. Если это удастся, я - помощник менеджера. Если нет - шансов никаких.
Вот проблема..."
От предвкушения возможного служебного продвижения уши и горло Эйлин
зарделись. И руки задвигались слишком быстро, чтобы править рулем. Но она
по-прежнему все хорошо слышала. Ее, предназначенный для среды, голос
говорил: "Он хочет переспать со мной. Ясно, что тогда он не просто острил
и заигрывал. Если дать ему от ворот поворот, упущу ли я тогда свой шанс?
Должна ли я ради этого ложиться с ним в постель? Или я настолько уже
завязла в делах, что не вижу ничего доброго?
- Все это дерьмо, - тихо сказала Эйлин, перемотала ленту и еще раз
прослушала эту запись. "Я пока не решила, принять ли от Робина Джестона
приглашение на обед. Не забыть бы стереть эту запись. Не хочу, чтобы он
сгорел со стыда, если кто-нибудь сопрет диктофон. Как было у Никсона".
Эйлин выключила диктофон. Но проблема осталась по-прежнему с ней и
по-прежнему терзала обида, что она вынуждена жить в мире, где приходится
решать такого рода проблемы. Чтобы отвлечься, она стала сочинять текст
письма этому мерзавцу-изготовителю, пославшему фильтры без проверки
наличия всех деталей, и ей стало значительно легче.
Сибирь. Поздний вечер. Закончился трудовой день врача Леониллы
Александровны Малик. Последним пациентом была четырехлетняя девочка, дочь
одного из инженеров научно-исследовательского космического центра,
расположенного здесь, в пустынных областях севера Советского Союза.
Середина зимы, с севера дует холодный ветер. За стенами больницы
громоздятся сугробы и даже здесь, в помещении, Леонилла чувствовала, какая
на улице холодина. Холод был ненавистен ей. Родилась она в Ленинграде, так
что с северными зимами была знакома, однако продолжала надеяться, что ее
все же переведут в Байконур или даже в Капустин Яр, на Черное море.
Обижало ее то, что она вынуждена лечить попавших сюда не по своей воле,
хотя, разумеется, не могла изменить этого. Для педиатра работы здесь было
совсем немного - кругом снежная пустыня. Но помимо врачебной, она имела
подготовку космонавта. И продолжала надеяться, что будет назначена в
космический полет.
Возможно, что уже скоро. Говорят, что американцы готовят
женщин-астронавтов. Если выяснится, что американцы посылают в космос
женщину, Советский Союз сделает то же самое, и быстрее. Последний
советский эксперимент с женщиной-космонавтом завершился неудачей. Леонилле
было любопытно, что же на самом деле не поладилось у Валентины. Она была
знакома как с самой Валентиной, так и с космонавтом - ее мужем. И ни он,
ни она не говорили никогда, почему же ее корабль стал кувыркаться, лишив
Советский Союз совершить первую в истории посадку космического корабля при
возвращении из космоса. Во время своего полета Валентина была гораздо
старше, чем Леонилла сейчас. Примитивные были тогда времена - сейчас дела
обстоят иначе. Но работы у космонавта по-прежнему немного, все основные
решения принимаются службой наземного контроля. Глупая система, подумала
Леонилла. Ее собратья-космонавты (все мужчины разумеется) были об этом
того же мнения, хотя, конечно, не высказывали вслух.
Она вложила в автоклав последний из использованных сегодня
инструментов. Собрала сумку. Космонавт или нет, она оставалась врачом, и
куда бы ни шла, брала с собой свой профессиональный инструментарий. На тот
случай, если кому-либо понадобится ее помощь. Надела меховую шапку и
тяжелое кожаное пальто. Чуть поежилась, слушая, как воет за стенами ветер.
В соседнем кабинете работало радио. Передавали новости. Леонилла
задержалась, слушая. Нечто важное.
Комета. Новая комета.
Интересно бы узнать о планах ее исследования. Леонилла вздохнула.
Если для ее изучения будет послана экспедиция, то Леонилле попасть в нее
не светит. Пилот, врач, инженер системы жизнеобеспечения - этими
профессиями она владеет. Но не профессией астронома. Это - работа для
Петра, либо Василия, либо Сергея.
И в самом деле дела обстоят плохо. Но интересно - новая комета.
Через три миллиона лет после сформирования на планете Земля
разразилась беда. Всю поверхность заполнил ядовитый зеленый мутант - форма
жизни, напрямую использующая солнечный свет.
Эффективный механизм использования энергии дал зеленому мутанту
большое преимущество. Он был силен, сверхактивен, смертоносен.
Распространившись везде, завоевав весь мир, он изливал потоки отравлявшего
воздух кислорода. Свободный кислород сжег прежде доминировавшие на Земле
формы жизни - они превратились теперь в удобрения для мутанта.
Примерно в то же время беда постигла эту комету. Ее путь впервые
прошел недалеко от черного гиганта.
Планета источала жар. Водород и гелий вскипели от инфракрасного
света. Затем пути кометы и гиганта разошлись. Вернулось спокойствие.
Комета по-прежнему плыла сквозь холодную беззвучную черноту, но -
несколько уменьшилась. И с чуточку изменившейся орбитой.
ФЕВРАЛЬ: ОДИН
Иначе говоря, структуру производства надо описывать
таким образом, чтобы у рабочего исчезал страх, что он
является лишь колесиком безличной и бездушной машины.
Идеальное же решение этой проблемы - выработка концепции,
что работа, какой бы она ни была, есть служение Богу и
обществу, и потому она - выражение человеческого
достоинства.
Эмиль Бруннер. Гиффордовские лекции. (1948 г.)
Бульвар Вествуд проходит недалеко от Национального радио- и
телевещания "Эн-Би-Си" и дома Рэнделла (на Беверли Гленн). Это было
главной причиной, по которой Гарви любил посещать здешние бары. К тому же,
здесь была мала вероятность наткнуться на кого-нибудь из
чиновников-сослуживцев или приятелей Лоретты.
Улица была полна студентов всех типов - бородатых и одетых в
поношенные джинсы; гладко выбритых и носящих джинсы дорогостоящие;
выглядевших жутко - намеренно придавших себе такой облик - и юнцов со
старомодно-консервативной внешностью, а также всевозможных промежуточных
разновидностей. Гарви брел среди студентов. Миновал специализированный
книжный магазин. Специализация - свободная любовь. Следующий книжный
магазин - "Магазин для взрослых мужчин". Да, пожалуй, никто иной, кроме
взрослых мужчин сюда и не заглянет. Еще один - для любителей научной
фантастики. Возможно, там достаточно книг по астрономии и о кометах,
рассчитанных на среднего читателя. Прочитав что-нибудь из этого, он сможет
затем пойти в магазин студгородка Лос-Анджелеского Университета и взять
там уже более научный материал.
Здание женской религиозной общины с зеркальными стеклами в окнах. За
ним - вывеска, на которой готическими буквами написано: "Первый
национальный гарантированный бар" [название бара пародирует название
банка]. Внутри - табуреты, три маленьких столика, четыре кабинки,
игральные автоматы и проигрыватель. Отделка стен такая, что нравится
только постоянным посетителям. На стойке - запасы авторучек, в промежутках
между надписями стены отмыты дочиста. Местами краска счищена, чтобы
открыть записи, сделанные годами ранее - археология эпохи поп-культуры.
Полумрак бара поглотил Гарви, двигавшегося, как усталый старик. Когда
глаза привыкли к сумраку, он увидел Марка Ческу, сидящего на табурете. Он
протолкался поближе к Ческу и оперся локтями о стойку.
Ческу было тридцать с лишним, но по-сути, он возраста не имел. Вечно
молодой человек в начале своей карьеры. Гарви было известно, что Марк
прослужил четыре года в военно-морском флоте, поступал в несколько
колледжей, начал было учиться в Лос-Анджелесском Университете, а сейчас
работал в общежитии студентов младших курсов. Он иногда даже называл себя
студентом, но никто не верил, что ему удастся когда-нибудь окончить хотя
бы колледж. Одет он был в старые джинсы, тенниску, велосипедные тапки и
измятую шляпу землекопа. У него были длинные черные волосы и запущенная
борода. Под ногтями - грязь и на джинсах - свежие полосы грязи. Но
вообще-то заметно, что недавно он мыл руки, и одежда его также недавно
стирана. Просто у него не было патологического желания отскребывать себя
дочиста.
Когда Марк не улыбался, вид у него был угрожающим, несмотря на
респектабельный пивной живот. Однако, улыбался он часто. Но к некоторым
вещам он относился слишком серьезно и примыкал иногда к буянящей толпе.
Это было частью выработанного им для себя образа. А еще Марк Ческу может -
если захочет - посоревноваться с профессиональными мотогонщиками, но
обычно ему не хочется.
Он обеспокоенно посмотрел на Гарви и сказал:
- Вы неважно выглядите.
- У меня такое состояние, что я хочу убить кое-кого, - сказал Гарви.
- Если это так, я могу подыскать подходящего для этого человека, -
сказал Марк и замолчал, позволяя обдумать сказанное.
- Нет. Я имел в виду своих боссов. Если я кого и хочу убить, так это
своих боссов, да будут прокляты их бессмертные души.
Отказавшись таким образом от предложения Марка, Гарви заказал банку и
два стакана. Он знал, что Марк на самом деле не пойдет на убийство. Просто
это была часть выбранного им для себя образа - всегда знать обо всем
больше других. Гарви обычно забавляло это, но сейчас настроение у него
было совсем не игривое.
- Мне надо добиться от них кое-чего, - сказал Гарви. - И они
прекрасно знают, что придется пойти мне навстречу. Да и как они, черт бы
их побрал, могут об этом не знать? Есть даже надежный заказчик! Но эти
сукины дети хотят играть по-своему... Но если один из них свалится завтра
с балкона, на убеждение нового мне придется угрохать не меньше месяца, а я
не могу позволить себе тратить время впустую. - Сказанное не нанесет
ущерба юмору Ческу. Парень может оказаться полезным. При общении с ним
настроение улучшается и, возможно, он и в самом деле может организовать
убийство. Никогда нельзя знать наверняка.
- Так для чего им придется пойти вам навстречу?
- Для кометы. Я собираюсь сделать серию документальных фильмов о
новой комете. Открывший ее парень - уж так случайно получилось - владеет
семьюдесятью процентами акций компании, заказавшей фильм.
Ческу хихикнул и кивнул.
- Это весьма неплохое дельце. Мне давно хотелось сделать фильм такого
рода. И, к тому же, это было бы весьма познавательно. Не то, что последнее
мое кинодерьмо - интервью с предсказателями гибели Земли. Причем у каждого
- своя версия конца света. Первый из них тогда еще не закончил свой
рассказ, а мне уже захотелось перерезать себе глотку и покончить со всем
этим.
- Так почему дела идут вкривь и вкось?
Гарви вздохнул и отпил пива.
- Понимаете ли... Есть, скажем, четыре деятеля, которые имеют право
сказать мне "Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что". На самом
деле все даже гораздо сложнее. И вот эти нью-йоркцы не желают мириться с
производством заказных серий. Но при этом никто не может гарантировать,
что они не скажут затем "нет" - после того, как, не колеблясь,
потребовали, чтобы я подписал соглашение и представил им смету. Пользы от
этого дерьма нет ни малейшей, однако у них право решающего голоса. Четыре
чертовых воротилы, держащие в руках подлинную власть. Ну, да ладно, с
этими-то я еще могу поладить. Но остается еще пара дюжин тех, кто не может
помешать выходу в эфир даже самых идиотских программ, но хочет показать,
что он - тоже важная персона. И чтобы это доказать друг другу они могут -
если захотят - действительно остановить съемки фильма. Возражений будет
выдвинуто столько, сколько они смогут придумать. И при всем этом -
интересы заказчика прежде всего, не так ли? Не понадобится долго
добиваться, когда же "Кальва" взбеленится. Куча дерьма. И мне приходится
всегда действовать в таких условиях. - Гарви внезапно осознал, что у него
словесный понос. - Слушай, давай сменим тему.
- Хорошо. Вы обратили внимание, как это место называется?
- Гарантированный первый федеральный бар. Остроумно, оно украдено у
Джорджа Кирлина.
- Точно. Люди очень часто пользуются чужими идеями. А знаете, что
такое "страхование у Безумного Эдди"?
- А как же. Машины, купленные у свихнутого Мунтца. А что насчет
"раковой клиники Жирного Джека"?
- Раковая клиника, она же покойницкая, Жирного Джека, - ответил
Ческу.
Петля, давившая на горло Гарви, постепенно расслаблялась. Он отпил
еще пива, затем прошел в освободившуюся кабинку: там можно было
откинуться, опираясь спиной на стенку. Марк последовал за ним и занял
место напротив.
- Эй, Гарви, когда мы снова отправимся путешествовать? Ваш мотоцикл
еще на ходу?
- Да. - Год назад... нет, черт возьми, уже два с половиной года... он
послал все к дьяволу и позволил Марку утащить себя в поездку по побережью.
Они пили в маленьких барах, беседовали с другими путешественниками и
останавливались на привалы там, где им хотелось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
продиктовала: "Вторник. Работникам склада проверить все имеющиеся фильтры.
Обратить внимание на наличие всех необходимых частей. И послать письмо
изготовителю." Затем снова перемотала ленту.
Эйлин Сьюзан Ханкок тридцать четыре года. Она милая, но не очень -
из-за рук, все время находящихся в движении, улыбки, славной, но
вспыхивающей слишком внезапно, как сигнальная лампочка, и походки: у нее
была привычка обгонять прохожих.
Однажды символически ей было сказано: она обгоняет других в
физическом и эмоциональном отношении. При этом не было сказано "в
интеллектуальном", а если бы и было, она бы не поверила. Однако это, в
общих чертах, было бы правильно. Ей явно задано было стать чем-то большим,
чем секретарша, причем задолго до того, как появилось что-то вроде
движения за права женщин. Ей и удалось добиться немалого и это несмотря на
то, что пришлось поднимать на ноги младшего брата.
Если она и говорила об этом, то только со смехом - очень уж
оригинальной выглядела ситуация. Брат заканчивает колледж за счет помощи
старшей сестры - но сама она колледж не заканчивала. Брат женился
благодаря ее содействию - но сама она замуж так и не вышла. Однако, правда
на самом деле была вовсе не в этом. Учеба в колледже была ей просто
противна. Хотя иногда, возможно, у Эйлин появлялось желание (о котором она
никогда никому не говорила) поступить в действительно хороший колледж.
Поступить туда, где человека учат думать. В таком колледже, может быть,
она и смогла бы учиться. Но просиживать в аудиторах, где почасовики читают
лекции, основываясь на уже прочитанных ею книгах - да ну его к черту,
такое обучение! Так что учебу она отвергла отнюдь не по финансовым
соображениям.
Что же до замужества, то просто не нашлось никого, с кем она могла бы
ужиться. Она пыталась сделать это - с лейтенантом полиции, и наблюдала,
как он нервничает от того, что живет с ней без разрешения городского
управления. Их союз, начавшийся так хорошо, полностью распался менее, чем
за месяц. Был у нее еще один мужчина, но у него была жена, уходить от
которой он не собирался. Был третий, уехавший на восток в командировку на
три месяца и не вернувшийся даже по прошествии четырех лет. И был еще...
А ведь я все делала правильно, говорила она себе, вспоминая.
Мужчины говорили, что она - женщина нервного типа или что у нее
чрезмерная активность щитовидной железы - в зависимости от полученного
образования и словарного запаса. И отношения с ней сохранять не пытались.
Ум у нее был едкий и использовала она его слишком часто. Ей была
ненавистна нудная и пустая болтовня. Разговаривала она слишком быстро, а
без этого голос ее мог бы быть приятным. Голос, чуточку хриплый от
чрезмерного количества сигарет.
Уже восемь лет она ездила этим маршрутом. Машинально - не замечая -
перестроилась в четвертый ряд. Сделала поворот. Однажды, год назад, она
проехала здесь прямо, свернула в улочку, припарковала машину и отправилась
обратно пешком, с интересом изучая лабиринт зданий. Улицы наводили на
мысль о спагетти, вылепленных из бетона. Ей было немного неловко - она
воспринимала себя, как какую-то растяпу-туристку. Но все равно шла и
смотрела.
"Среда, - сказала запись. - Робин собирается попробовать уладить то
дело. Если это удастся, я - помощник менеджера. Если нет - шансов никаких.
Вот проблема..."
От предвкушения возможного служебного продвижения уши и горло Эйлин
зарделись. И руки задвигались слишком быстро, чтобы править рулем. Но она
по-прежнему все хорошо слышала. Ее, предназначенный для среды, голос
говорил: "Он хочет переспать со мной. Ясно, что тогда он не просто острил
и заигрывал. Если дать ему от ворот поворот, упущу ли я тогда свой шанс?
Должна ли я ради этого ложиться с ним в постель? Или я настолько уже
завязла в делах, что не вижу ничего доброго?
- Все это дерьмо, - тихо сказала Эйлин, перемотала ленту и еще раз
прослушала эту запись. "Я пока не решила, принять ли от Робина Джестона
приглашение на обед. Не забыть бы стереть эту запись. Не хочу, чтобы он
сгорел со стыда, если кто-нибудь сопрет диктофон. Как было у Никсона".
Эйлин выключила диктофон. Но проблема осталась по-прежнему с ней и
по-прежнему терзала обида, что она вынуждена жить в мире, где приходится
решать такого рода проблемы. Чтобы отвлечься, она стала сочинять текст
письма этому мерзавцу-изготовителю, пославшему фильтры без проверки
наличия всех деталей, и ей стало значительно легче.
Сибирь. Поздний вечер. Закончился трудовой день врача Леониллы
Александровны Малик. Последним пациентом была четырехлетняя девочка, дочь
одного из инженеров научно-исследовательского космического центра,
расположенного здесь, в пустынных областях севера Советского Союза.
Середина зимы, с севера дует холодный ветер. За стенами больницы
громоздятся сугробы и даже здесь, в помещении, Леонилла чувствовала, какая
на улице холодина. Холод был ненавистен ей. Родилась она в Ленинграде, так
что с северными зимами была знакома, однако продолжала надеяться, что ее
все же переведут в Байконур или даже в Капустин Яр, на Черное море.
Обижало ее то, что она вынуждена лечить попавших сюда не по своей воле,
хотя, разумеется, не могла изменить этого. Для педиатра работы здесь было
совсем немного - кругом снежная пустыня. Но помимо врачебной, она имела
подготовку космонавта. И продолжала надеяться, что будет назначена в
космический полет.
Возможно, что уже скоро. Говорят, что американцы готовят
женщин-астронавтов. Если выяснится, что американцы посылают в космос
женщину, Советский Союз сделает то же самое, и быстрее. Последний
советский эксперимент с женщиной-космонавтом завершился неудачей. Леонилле
было любопытно, что же на самом деле не поладилось у Валентины. Она была
знакома как с самой Валентиной, так и с космонавтом - ее мужем. И ни он,
ни она не говорили никогда, почему же ее корабль стал кувыркаться, лишив
Советский Союз совершить первую в истории посадку космического корабля при
возвращении из космоса. Во время своего полета Валентина была гораздо
старше, чем Леонилла сейчас. Примитивные были тогда времена - сейчас дела
обстоят иначе. Но работы у космонавта по-прежнему немного, все основные
решения принимаются службой наземного контроля. Глупая система, подумала
Леонилла. Ее собратья-космонавты (все мужчины разумеется) были об этом
того же мнения, хотя, конечно, не высказывали вслух.
Она вложила в автоклав последний из использованных сегодня
инструментов. Собрала сумку. Космонавт или нет, она оставалась врачом, и
куда бы ни шла, брала с собой свой профессиональный инструментарий. На тот
случай, если кому-либо понадобится ее помощь. Надела меховую шапку и
тяжелое кожаное пальто. Чуть поежилась, слушая, как воет за стенами ветер.
В соседнем кабинете работало радио. Передавали новости. Леонилла
задержалась, слушая. Нечто важное.
Комета. Новая комета.
Интересно бы узнать о планах ее исследования. Леонилла вздохнула.
Если для ее изучения будет послана экспедиция, то Леонилле попасть в нее
не светит. Пилот, врач, инженер системы жизнеобеспечения - этими
профессиями она владеет. Но не профессией астронома. Это - работа для
Петра, либо Василия, либо Сергея.
И в самом деле дела обстоят плохо. Но интересно - новая комета.
Через три миллиона лет после сформирования на планете Земля
разразилась беда. Всю поверхность заполнил ядовитый зеленый мутант - форма
жизни, напрямую использующая солнечный свет.
Эффективный механизм использования энергии дал зеленому мутанту
большое преимущество. Он был силен, сверхактивен, смертоносен.
Распространившись везде, завоевав весь мир, он изливал потоки отравлявшего
воздух кислорода. Свободный кислород сжег прежде доминировавшие на Земле
формы жизни - они превратились теперь в удобрения для мутанта.
Примерно в то же время беда постигла эту комету. Ее путь впервые
прошел недалеко от черного гиганта.
Планета источала жар. Водород и гелий вскипели от инфракрасного
света. Затем пути кометы и гиганта разошлись. Вернулось спокойствие.
Комета по-прежнему плыла сквозь холодную беззвучную черноту, но -
несколько уменьшилась. И с чуточку изменившейся орбитой.
ФЕВРАЛЬ: ОДИН
Иначе говоря, структуру производства надо описывать
таким образом, чтобы у рабочего исчезал страх, что он
является лишь колесиком безличной и бездушной машины.
Идеальное же решение этой проблемы - выработка концепции,
что работа, какой бы она ни была, есть служение Богу и
обществу, и потому она - выражение человеческого
достоинства.
Эмиль Бруннер. Гиффордовские лекции. (1948 г.)
Бульвар Вествуд проходит недалеко от Национального радио- и
телевещания "Эн-Би-Си" и дома Рэнделла (на Беверли Гленн). Это было
главной причиной, по которой Гарви любил посещать здешние бары. К тому же,
здесь была мала вероятность наткнуться на кого-нибудь из
чиновников-сослуживцев или приятелей Лоретты.
Улица была полна студентов всех типов - бородатых и одетых в
поношенные джинсы; гладко выбритых и носящих джинсы дорогостоящие;
выглядевших жутко - намеренно придавших себе такой облик - и юнцов со
старомодно-консервативной внешностью, а также всевозможных промежуточных
разновидностей. Гарви брел среди студентов. Миновал специализированный
книжный магазин. Специализация - свободная любовь. Следующий книжный
магазин - "Магазин для взрослых мужчин". Да, пожалуй, никто иной, кроме
взрослых мужчин сюда и не заглянет. Еще один - для любителей научной
фантастики. Возможно, там достаточно книг по астрономии и о кометах,
рассчитанных на среднего читателя. Прочитав что-нибудь из этого, он сможет
затем пойти в магазин студгородка Лос-Анджелеского Университета и взять
там уже более научный материал.
Здание женской религиозной общины с зеркальными стеклами в окнах. За
ним - вывеска, на которой готическими буквами написано: "Первый
национальный гарантированный бар" [название бара пародирует название
банка]. Внутри - табуреты, три маленьких столика, четыре кабинки,
игральные автоматы и проигрыватель. Отделка стен такая, что нравится
только постоянным посетителям. На стойке - запасы авторучек, в промежутках
между надписями стены отмыты дочиста. Местами краска счищена, чтобы
открыть записи, сделанные годами ранее - археология эпохи поп-культуры.
Полумрак бара поглотил Гарви, двигавшегося, как усталый старик. Когда
глаза привыкли к сумраку, он увидел Марка Ческу, сидящего на табурете. Он
протолкался поближе к Ческу и оперся локтями о стойку.
Ческу было тридцать с лишним, но по-сути, он возраста не имел. Вечно
молодой человек в начале своей карьеры. Гарви было известно, что Марк
прослужил четыре года в военно-морском флоте, поступал в несколько
колледжей, начал было учиться в Лос-Анджелесском Университете, а сейчас
работал в общежитии студентов младших курсов. Он иногда даже называл себя
студентом, но никто не верил, что ему удастся когда-нибудь окончить хотя
бы колледж. Одет он был в старые джинсы, тенниску, велосипедные тапки и
измятую шляпу землекопа. У него были длинные черные волосы и запущенная
борода. Под ногтями - грязь и на джинсах - свежие полосы грязи. Но
вообще-то заметно, что недавно он мыл руки, и одежда его также недавно
стирана. Просто у него не было патологического желания отскребывать себя
дочиста.
Когда Марк не улыбался, вид у него был угрожающим, несмотря на
респектабельный пивной живот. Однако, улыбался он часто. Но к некоторым
вещам он относился слишком серьезно и примыкал иногда к буянящей толпе.
Это было частью выработанного им для себя образа. А еще Марк Ческу может -
если захочет - посоревноваться с профессиональными мотогонщиками, но
обычно ему не хочется.
Он обеспокоенно посмотрел на Гарви и сказал:
- Вы неважно выглядите.
- У меня такое состояние, что я хочу убить кое-кого, - сказал Гарви.
- Если это так, я могу подыскать подходящего для этого человека, -
сказал Марк и замолчал, позволяя обдумать сказанное.
- Нет. Я имел в виду своих боссов. Если я кого и хочу убить, так это
своих боссов, да будут прокляты их бессмертные души.
Отказавшись таким образом от предложения Марка, Гарви заказал банку и
два стакана. Он знал, что Марк на самом деле не пойдет на убийство. Просто
это была часть выбранного им для себя образа - всегда знать обо всем
больше других. Гарви обычно забавляло это, но сейчас настроение у него
было совсем не игривое.
- Мне надо добиться от них кое-чего, - сказал Гарви. - И они
прекрасно знают, что придется пойти мне навстречу. Да и как они, черт бы
их побрал, могут об этом не знать? Есть даже надежный заказчик! Но эти
сукины дети хотят играть по-своему... Но если один из них свалится завтра
с балкона, на убеждение нового мне придется угрохать не меньше месяца, а я
не могу позволить себе тратить время впустую. - Сказанное не нанесет
ущерба юмору Ческу. Парень может оказаться полезным. При общении с ним
настроение улучшается и, возможно, он и в самом деле может организовать
убийство. Никогда нельзя знать наверняка.
- Так для чего им придется пойти вам навстречу?
- Для кометы. Я собираюсь сделать серию документальных фильмов о
новой комете. Открывший ее парень - уж так случайно получилось - владеет
семьюдесятью процентами акций компании, заказавшей фильм.
Ческу хихикнул и кивнул.
- Это весьма неплохое дельце. Мне давно хотелось сделать фильм такого
рода. И, к тому же, это было бы весьма познавательно. Не то, что последнее
мое кинодерьмо - интервью с предсказателями гибели Земли. Причем у каждого
- своя версия конца света. Первый из них тогда еще не закончил свой
рассказ, а мне уже захотелось перерезать себе глотку и покончить со всем
этим.
- Так почему дела идут вкривь и вкось?
Гарви вздохнул и отпил пива.
- Понимаете ли... Есть, скажем, четыре деятеля, которые имеют право
сказать мне "Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что". На самом
деле все даже гораздо сложнее. И вот эти нью-йоркцы не желают мириться с
производством заказных серий. Но при этом никто не может гарантировать,
что они не скажут затем "нет" - после того, как, не колеблясь,
потребовали, чтобы я подписал соглашение и представил им смету. Пользы от
этого дерьма нет ни малейшей, однако у них право решающего голоса. Четыре
чертовых воротилы, держащие в руках подлинную власть. Ну, да ладно, с
этими-то я еще могу поладить. Но остается еще пара дюжин тех, кто не может
помешать выходу в эфир даже самых идиотских программ, но хочет показать,
что он - тоже важная персона. И чтобы это доказать друг другу они могут -
если захотят - действительно остановить съемки фильма. Возражений будет
выдвинуто столько, сколько они смогут придумать. И при всем этом -
интересы заказчика прежде всего, не так ли? Не понадобится долго
добиваться, когда же "Кальва" взбеленится. Куча дерьма. И мне приходится
всегда действовать в таких условиях. - Гарви внезапно осознал, что у него
словесный понос. - Слушай, давай сменим тему.
- Хорошо. Вы обратили внимание, как это место называется?
- Гарантированный первый федеральный бар. Остроумно, оно украдено у
Джорджа Кирлина.
- Точно. Люди очень часто пользуются чужими идеями. А знаете, что
такое "страхование у Безумного Эдди"?
- А как же. Машины, купленные у свихнутого Мунтца. А что насчет
"раковой клиники Жирного Джека"?
- Раковая клиника, она же покойницкая, Жирного Джека, - ответил
Ческу.
Петля, давившая на горло Гарви, постепенно расслаблялась. Он отпил
еще пива, затем прошел в освободившуюся кабинку: там можно было
откинуться, опираясь спиной на стенку. Марк последовал за ним и занял
место напротив.
- Эй, Гарви, когда мы снова отправимся путешествовать? Ваш мотоцикл
еще на ходу?
- Да. - Год назад... нет, черт возьми, уже два с половиной года... он
послал все к дьяволу и позволил Марку утащить себя в поездку по побережью.
Они пили в маленьких барах, беседовали с другими путешественниками и
останавливались на привалы там, где им хотелось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15