- Немедленно, Тим. Надо будет снять вас с Гэвином Брауном на Маунт
Вильсон. И его комментарии при осмотре вашей обсерватории.
Хамнер усмехнулся. Ему это понравилось.
- Хорошо, завтра созвонимся.

Лоретта тихо спала на соседней кровати. Гарви долго пристально
смотрел в потолок. Слишком долго. Знакомое состояние. Придется вставать.
Он встал. Приготовил какао в большой кружке, отнес его в свой
кабинет. Киплинг радушно приветствовал его там, и, открыв дверь, Гарви
рассеянно потрепал ладонью уши немецкой овчарки. Внизу в полутьме лежал
Лос-Анджелес. Санта Анна полностью сдула смог. Сейчас, даже в этот поздний
час, шоссе казались реками движущегося света. Сетки фонарей отмечали
главные улицы. Гарви заметил - впервые - что свет фонарей оранжево-желтый.
Хамнер говорил, что все эти огни здорово мешают наблюдениям с горы Маунт
Вильсон.
Город простирался перед ним и уходил в бесконечность. В тени, во тьме
квартиры громоздились одна на другую. Светились голубые прямоугольники
плавательных бассейнов. Автомобили. В воздухе мигает с определенными
интервалами яркий огонек - полицейский вертолет, патрулирующий город.
Гарви отошел от окна. Подошел к письменному столу, взял книгу.
Положил ее. Снова потрепал уши собаке. И очень осторожно, не доверяя себе
и стараясь не делать резких движений, поставил какао на стол.
Во время походов по горам, на привалах, он никогда не испытывал
бессонницы. Когда темнело, он просто залезал в спальный мешок и спал всю
ночь. Бессонница мучила его только в городе. Когда-то, годы назад, он еще
мог бороться с ней: лежал неподвижно на спине. Теперь он по ночам вставал
и бодрствовал до тех пор, пока не ощущал сонливость. Только по средам
бессонница не вызывала никаких трудностей.
По средам они с Лореттой занимались любовью.
Когда-то он уже пытался сломить эту привычку, но это было давно, годы
назад. Да, Лоретта залезала к нему в постель и ночью по понедельникам. Но
не всегда. И ни разу не залезала днем или когда светало. И никогда при
этом им не было так хорошо, как по средам или субботам. Особенно средам.
Потому что в среду они уже знали, что предстоит, они были к этому готовы.
А теперь обычай этот совсем укоренился - словно отлили из бронзы.
Он стряхнул эти мысли и сконцентрировался на своей удаче. Итак,
Хамнер согласен. Будет документальный фильм. Он задумался над возникающими
проблемами. Нужен специалист по фотографии при слабом свете. Время
появления кометы будет, скорее всего, определено с ошибкой. Это будет
забавно. И надо поблагодарить Маурин Джеллисон за намек на Хамнера,
подумал он. Милая девушка. Яркая. Гораздо более здравомыслящая, чем
большинство встречавшихся мне женщин. Плохо, что там была и Лоретта...
Эту мысль он придушил столь быстро, что едва успел осознать ее.
Многолетняя привычка. Он знал слишком много мужчин, убедивших себя, что
ненавидят своих жен, но на самом деле не испытывавших к ним даже
неприязни. Не всегда по ту сторону забора трава зеленее - так учил Гарви
его отец. И уроки, полученные от отца, он никогда не забывал. Отец его был
строителем и архитектором, всю жизнь обращался в Голливуде, но так и не
заполучил крупного контракта, на котором мог бы разбогатеть. Зато часто
бывал на голливудских званых вечерах.
У отца находилось время, чтобы путешествовать вместе с Гарви по
горам. И на привалах он рассказывал Гарви о продюсерах, о кинозвездах, о
сценаристах - о всех тех, кому приходится тратить больше, чем
зарабатывать. О тех, кто создает себе образ, не существующий, возможно, в
реальной жизни. "Невозможно быть счастливым, - говаривал Берт Рэнделл, -
если думаешь, что жена глупа, зато хороша в постели. Или - что она хорошо
смотрится на вечеринках. Нельзя быть счастливым, постоянно думая об этом,
потому что думаешь - и сам постепенно начинаешь в это верить. Проклятые
города приучают людей верить прессе, но никому не удается жить согласно
придуманным писаками грезам".
И это - действительно правда. Грезы могут быть опасны. Лучше обращать
свои мысли только на то, что имеешь. А имею я, подумал Гарви, не мало.
Хорошая работа, просторный дом, плавательный бассейн...
Но все это еще не оплачено, - сказал чей-то злобный голос в его
голове. А на работе ты не можешь позволить себе делать то, чего тебе
хотелось бы.
Гарви проигнорировал эту реплику.

В кометном гало есть не только кометы.
Отдельные клубы и сгущения вблизи центра гигантского вихря - этого
газового вращающегося океана, уничтожившего в конце концов самого себя,
образовав Солнце - сконденсировались в планеты. Пламенный жар
новорожденной звезды сорвал газовые оболочки с ближайших планет, превратив
их в слитки расплавленного камня и металлов. Планеты, расположенные
дальше, остались в своем прежнем виде - гигантские газовые шары. Спустя
миллиарды лет человечество назовет их именами своих богов. Но существовали
еще и сгущения, расположенные очень далеко от центра вихря.
Одно такое сгущение образовало планету размером с Сатурн, и эта
планеты продолжала увеличивать свою массу, собирая окружающее вещество.
Лишь свет далеких звезд освещал ее великолепные широкие кольца.
Поверхность ее постоянно стрясалась: ядро было страшно раскалено энергией,
выделившейся при коллапсе. Гигантская орбита этой планеты была почти
перпендикулярна плоскости орбит внутренних планет системы. Полный путь
через кометное гало - один оборот вокруг Солнца - занимал у этой планеты
сотни тысяч лет.
Иногда вблизи черного гиганта оказывалась бредущая по своему пути
комета. И тогда ее могло втянуть в кольцо или протянувшуюся на тысячи миль
атмосферу. Иногда чудовищная масса планеты сталкивала комету с орбиты и
вышвыривала в межзвездное пространство, где та и исчезала навсегда. А
иногда черная планета сталкивала комету внутрь гигантского вихря, в адский
огонь внутренней системы.
Двигались они медленно, плывя по устойчивым орбитам - эти мириады
комет, выживших при рождении Солнца. Но прохождение черного гиганта делало
их орбиты хаотическими. Комета, которую столкнули внутрь системы, может -
частично испарившись - вернуться обратно. Но ее снова повернет внутрь
этого космического Мальстрема, снова и снова - пока от нее ничего не
останется, кроме облака. Облака из камней.
Но многие кометы вообще не возвращаются назад. Никогда.

ЯНВАРЬ: ИНТЕРЛЮДИЯ
В вашем квартале вы должны быть в первых рядах тех,
кто может вырубить электросеть северо-востока.
Ист-Виллидж-Юзерс с гордостью объявляет первый
ежегодный шабаш волков-оборотней. Шабаш начнется в 3 часа
дня 19 августа 1970 г. Давайте еще раз испытаем надежность
электросети. Включите все электробритвы, какие только
сможете достать. Помогите компаниям по производству и
распределению электроэнергии улучшить их финансовые
отчеты: потребляйте столько энергии, сколько сможете, и
даже больше, но и в этом случае изыщите возможность
потребить еще хотя бы чуточку. А для этого - включайте
электронагреватели, кондиционеры и другие приборы,
потребляющие много электроэнергии. Включив холодильник на
максимум и оставив его дверцу открытой, вы сможете
охладить большую квартиру - что весьма забавно.
Вечером Дня Кутежа Потребления мы соберемся в
Центральном парке, чтобы повыть на Луну.
ВКЛЮЧАЙТЕ ВСЕ! ШТЕПСЕЛИ - В РОЗЕТКИ!
ВЫРУБАЙТЕ ЭЛЕКТРОСЕТЬ!
Больницы и подобные им учреждения предупреждены, что
им следует принять соответствующие меры предосторожности.
Ист-Виллидж-Юзер, июль 1970 г. (подпольная листовка)
В ясный день видно далеко. Отсюда, с верхнего этажа административного
здания ядерного комплекса "Сан-Иоаквин", главному инженеру Барри Прайсу
было отлично видно огромное, похожее на ромбовидное блюдце, пространство,
которое когда-нибудь станет морем, а пока являлось калифорнийским
сельскохозяйственным центром. Долина Сан-Иоаквин протянулась отсюда на
двести миль к северу и на пятьдесят - к югу. На низком холме, на двадцать
футов поднимавшемся над совершенно плоской долиной, возвышался
незаконченный ядерный комплекс. Этот холм был самой высокой точкой во всей
видимой отсюда местности.
Даже в эти утренние часы была заметна суматоха деловой активности.
Строительные бригады работали в три смены, они работали по ночам, по
субботам и воскресеньям и, будь на то воля Барри Прайса, они работали бы
на Рождество и на Новый год. Совсем недавно закончен реактор N_1 и сделан
неплохой зачин для N_2. Начато рытье котлованов для номеров 3 и 4... Но
все идет не так, как надо. Номер 2 закончен, но законники запустить его не
разрешают.
Его письменный стол завален бумагами. Волосы Прайса всегда очень
короткие, узкие усы щеголевато подстрижены. Одет он почти всегда в то, что
его бывшая жена называла инженерной униформой: брюки - цвета хаки, рубаха
с эполетами - цвета хаки, туристская куртка, тоже с эполетами, - опять же
цвета хаки; на поясе болтается микрокалькулятор (когда волосы Прайса были
еще сплошь темными, это выполнялось не всегда), в нагрудных кармашках -
карандаши. А в специальном кармане куртки - неизменный блокнот. Когда
приходилось (теперь все чаще) присутствовать на судебных заседаниях или
служебных разборах, устраиваемых мэром Лос-Анджелеса и его советниками по
энергетике и охране окружающей среды, давать показания перед Конгрессом,
комиссией по ядерной промышленности или комиссией по соблюдению
государственного законодательства, Прайс очень неохотно одевал серый
фланелевый костюм и галстук. Но возвратясь в родные пенаты, он тут же
радостно облачался в свое боевое одеяние - и будь он проклят, если станет
переодеваться ради каких-то посетителей.
Кофейная чашка была уже совершенно пуста, поэтому последняя отговорка
отпадала. Он включил интерком:
- Долорес, я уже готов принять пожарников.
- Их еще нет, - сказала Долорес.
Передышка. Хоть ненадолго. Ненавидя то, чем вынужден заниматься, он
снова занялся бумагами, пробормотав про себя: я инженер, черт возьми. Если
бы я хотел тратить все свободное время на официальные бумаги или на суды,
я стал бы юристом. Или профессиональным преступником.
По нарастающей - сожаление, что он взялся за эту работу. Он
специалист по энергетике, причем чертовски хороший специалист. Это он
доказал, став самым молодым главным инженером пенсильванского завода
Эдисона. А также руководя Милфордовским ядерным комплексом, добившись
максимальной эффективности и рекордного для всей страны уровня
безопасности. Он сам стремился получить свою нынешнюю должность, хотел,
чтобы ему поручили "Сан-Иоаквин", и заполучил его - великолепный комплекс,
четыре тысячи мегаватт электроэнергии, когда проект будет завершен. Но он
профессионал в том, чтобы строить и руководить, а не давать объяснения. Он
хорошо знает, как иметь дело с техникой. А также с конструкторами, со
строителями, монтажниками силовых линий и электриками. Его энтузиазм в
области всего, что относится к ядерной энергетике, передавался тем, с кем
он работал. И что из этого получилось? - подумал он. Теперь я все свое
время трачу на эти бумаги.
Вошла Долорес. В руках - более чем важные, весьма настойчивые
документы, на которые необходимо отреагировать. Все они касаются
отчетности и все исходят от людей достаточно высокопоставленных, чтобы
отрывать от работы главного инженера. Он глянул на кипу документов и
памятных записок, положенных Долорес в ящик для входящей документации.
- Смотри-ка, - сказал он. - И ведь каждая бумажка здесь - дело рук
политиканов.
Долорес подмигнула:
- Иллегитими нон кардорундум.
Барри подмигнул в ответ:
- Все не так просто. Пообедаем?
- Конечно.
В ее быстрой улыбке промелькнуло недвусмысленное обещание. Его
охватило возбуждение. Барри Прайс спит со своей секретаршей! Полагаю,
подумал он, что узнай об этом наверху, весь департамент, пожалуй,
перевернулся бы вверх дном. Ну и черт с ним. Мир обрушился на него. Здание
загудело от слабой вибрации турбин - ощущение, порождаемое мегаваттами,
вливающимися в сеть электроснабжения, мегаваттами, насыщающими
Лос-Анджелес и его индустрию.
На самом же деле ничего этого не было. Турбины в прямоугольном здании
внизу, под ним, были прекрасными машинами, вершиной человеческой
изобретательности. Чудо инженерии, весящее сотни тонн и сбалансированное
до микрограммов, способное вращаться с фантастической скоростью и при этом
совсем не вибрировать... Почему же люди никак не могут осознать это,
почему не всем дано понять красоту замечательных машин? Великолепие машин?
- Приободритесь, - сказала Долорес, как бы прочитав его мысли. -
Бригады работают. Может быть, как раз сейчас заканчивают.
- Ну разве не стоило бы заявить об этом широкой публике? - произнес
Барри. - Нет, пожалуй, все же не стоит. Чем меньше о нас сообщают, тем
лучше для нас. Все здесь шиворот-навыворот.
Долорес кивнула и подошла к окну. Взгляд ее перенесся через долину
Сан-Иоаквин по направлению к Темблор Рэйндж, в тридцати милях отсюда. - В
ближайшие дни...
- Да, - мысль об этом радовала. Южная Калифорния должна быть
обеспечена электроэнергией. А с истощением запасов природного газа
остаются только две возможности - либо уголь, либо ядерная энергия. Но
сжигая уголь, взамен получаешь дым, туман и смог. "У нас лишь один путь, -
говорил Барри. - И каждый раз, когда мы получаем ассигнования или когда
раздается голос в нашу поддержку - это выигрыш. Сообщения о наших успехах
должны получать все законники и политиканы". Он знал, что проповедь эта
бесполезна для верующих в иных богов, но она помогала ему разговаривать с
теми, кто мог бы испытывать к проекту симпатию. С понимающими.
На его столе загорелась лампочка и Долорес, вспыхнув на прощание с
улыбкой, поспешила к двери - приветствовать очередную делегацию. Барри
собрал свои силы: еще один долгий и трудный день.

Лос-Анджелес, суматошные утренние часы. Машины движутся беспрерывными
потоками. Несмотря на Санту-Анну, дувшую прошедшей ночью, - легкий смог и
запах выхлопных газов. С побережья - клочья тумана, рассеивающиеся под
порывами теплого ветра, дувшего с материка. В эти суматошные утренние часы
дороги обычно переполнены - но вовсе не бестолковыми водителями.
Большинство ездят одним и тем же маршрутом в одно и то же время каждое
утро. В них уже заложена программа. Вот полюбуйтесь: машины подъезжают,
строго соблюдая заведенный порядок, и отъезжают точно в соответствии с
этим порядком.
Эйлин не однажды уже подмечала это. Несмотря на комиксы, благодаря
которым над калифорнийскими водителями смеялся весь мир, порядок на шоссе
они соблюдали много лучше, чем водители, которых Эйлин видела в любом
другом месте. Что означало, что для вождения машины не требовалось слишком
много внимания. К тому же, в ней тоже была заложена программа.
Сложившийся шаблон теперь изменялся у нее редко. Пять минут на чашку
кофе - последнюю перед выездом на шоссе. Чашку поставить на маленькую
подставку, оставшуюся от Дж.С.Уитни. Еще пять минут на возню с гребенкой.
Теперь она уже достаточно проснулась, чтобы делать какое-то дело. Теперь -
полчаса, чтобы добраться до компании сантехнического оборудования
Корригана, город Бурбанк, а за это время можно успеть многое, если
работать с диктофоном. Без диктофона Эйлин не удалось бы совладать с
нервами, ее колотило бы в приступах бешенства от беспомощности при каждом
малейшем заторе.
"Вторник. Не забыть о деле с водяными фильтрами, - сказал ей ее же
голос. - Пара наших клиентов установила эти чертовы штуки, не зная, что
там не хватало нескольких деталей". Эйлин кивнула. Об этом деле она уже
позаботилась. Ей удалось утихомирить гнев деятеля, внешне напоминающего
баржу и, по слухам, превращающегося в одного из крупнейших
предпринимателей долины. Это показательно: можно лишиться крупной сделки
из-за какой-то рядовой продажи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15