А еще — странные коричневые личинки размером с человека, медленно ползущие по соснам от корней к вершинам и начисто обгрызающие с деревьев кору. После личинок оставалась только крупнозернистая сухая пыль на земле, да устремленные ввысь, плачущие душистой янтарной смолой белые стройные стволы.
Правитель обратил внимание на темно-бордовые зернистые ягоды, рядком висящие на ветке низкого куста, сорвал одну и положил себе на язык.
— Ух ты, какая сладкая!
— Осторожней, мой господин,— предупредила Нефтис.— Они могут быть ядовитыми.
— Да ну,— не поверил Найл.— Они такие сладкие, что сами в рот просятся. Если куст не хочет, чтобы его ягоды кто-то съел, зачем делать их вкусными?
Правитель быстро обобрал всю ветку, переправив ягоды в рот. Нефтис, которая четвертый день маковой росинки не имела, тоже сломалась и присоединилась к пиршеству своего повелителя. Наслаждаясь дарами леса, они совсем потеряли счет времени, а потому вмешательство Дравига оказалось для правителя неожиданным.
— Мы обнаружили их, Посланник!
— Кого? — не сразу сообразил увлекшийся Найл.
— Армию северян.
Старый смертоносец переслал мысленную картинку, и правитель увидел длинную колонну усталых воинов, бредущих по дороге вдоль горного отрога. Долгий поход в погоню за пауками явно не добавил отряду шерифа бодрости.
— Они далеко?
— Полдня пути.
— То есть северяне появятся здесь только поздним вечером?
— Или ночью. А если встанут на привал, то утром.
— Как твои воины?
— Многие еще голодны,— признал Дравиг.
— Ну что ж,— решительно махнул рукой Найл.— Значит, будем встречать их здесь. Ставьте паутину поперек дороги и уводите ее в лес, постепенно заворачивая вдоль гор. Только не очень близко, чтобы северяне не сразу заметили. Пусть сперва зайдут поглубже в «мешок», а мы их тем временем еще и сзади огородим.
— Обычную паутину ставить или ловчую? — уточнил Дравиг.
Разница состояла в том, что «обычная» паутина была заметно толще и очень плохо растягивалась. Смертоносцы использовали ее для строительства гнезд, создания коконов, для спуска с высоты или переправы с одного высокого здания на другое. Ловчая нить казалась намного слабее — значительно меньше в диаметре, она легко растягивалась во много, много раз. У жертвы создавалось обманчивое впечатление будто нить можно легко порвать — но она тянулась и тянулась, все сильнее затрудняя движение. Стоило в этот миг добыче хоть немного повернуться из стороны в сторону — и она оказывалась опутана нитью вокруг всего тела. Чем больше жертва трепыхалась и сопротивлялась — тем сильнее запутывалась, иногда полностью превращаясь в кокон без всякого участия паука.
Смертоносцы ловчих сетей не применяли уже много сотен лет. Теперь они охотились, полагаясь на ментальную силу своего разума — выпугивая дичь из укрытий импульсами страха, а затем парализуя волей. Однако искусство сознания тонкой и липкой нити пауки отнюдь не утратили — это мастерство сохранялось в их могучих телах на уровне инстинкта, как любовь к воздушным полетам или стремление к продолжению рода.
— Ловчую сеть плетите,— решил правитель,— но погуще. И ставьте ее в несколько рядов. Северяне не должны разглядеть вас за паутиной.
Успевшие перекусить восьмилапые тут же принялись за работу, короткими ударами кончиков брюшек прилепляя чистые и блестящие нити к скале, от нее натягивая к ближайшей сосне, потом опять к скале или к другой сосне — как взбредет в голову ткущему ловушку смертоносцу.
Быстро стало ясно, что поперек дороги и вокруг будущей ловушки вырастает не несколько стен, как задумывал Найл, а одна широкая, метров в пятнадцать, из беспорядочно переплетенных паутин. Однако ясно было и то, что подобное препятствие совершенно непроходимо для любого бескрылого существа.
Число трудящихся пауков постепенно вырастало — все новые и новые «ткачи», успевшие поймать лесное насекомое и насытиться, возвращались в ряды армии. Стена быстро вырастала в высоту, становилась плотнее и плотнее, уходя от горного отрога в лес метров на триста, после чего поворачивая вдоль дороги и, постепенно истончаясь, уходя навстречу врагу чуть ли не на полтора километра.
— Главное, чтобы не заметили раньше времени,— прикусил губу правитель.— Если пойдут по дороге, то пока уткнуться в стену, пока сообразят, пока развернутся, мы им пути отхода отрежем... А если лесом на город двинутся — весь труд насмарку. Как считаешь, Дравиг?
Посланник повернулся к старому восьмилапому воину, ворс на хитиновом панцире которого успел выцвести от времени и стать совершенно седым.
— Они торопятся к городу,— резонно ответил смертоносец.— По дороге двигаться быстрее.
— Но они отлично знают окрестности,— со вздохом парировал Найл.— Шериф может выбрать и иной путь.
За минувшие месяцы Посланник успел убедиться, что важнейшим залогом победы является внезапность. Атака в неожиданном месте, в неожиданный момент. Если он догадался миновать засаду противника озером, то почему бы врагу тоже не организовать обход, не появиться там, откуда не ждут? Ведь шериф опытный воин и не может не понимать столь элементарных вещей!
— Поешьте, мой господин,— окликнула правителя Нефтис.
Оказывается, из города уже подошли люди. Ровная двойная колонна подданных Магини, сжимающих плетеные щиты и короткие копья с иззубренными костяными наконечниками, и нестройная толпа братьев, одетых в трофейные доспехи, с крепкими деревянными щитами, длинными копьями, кончики которых украшала отливающая на солнце сталь, с широкими мечами на боках.
Что ж, если северян удастся разгромить, обитатели озер окажутся вооружены никак не хуже братьев по плоти. Сколько он обещал хозяйке Серых гор? Половину захваченного оружия?
На миг Найл забеспокоился — уж не создаст ли он своими собственными руками у себя под боком сильного и опасного врага? Однако беспокойство быстро рассосалось. Ни при каких обстоятельствах Посланник не мог поверить, что подруга детства начнет с ним кровавую вражду. Пусть у нее будет сильная армия, пусть вырастают сильные, смелые и красивые подданные: вряд ли принцесса Мерлью станет опасным агрессором, но почти наверняка окажется хорошим союзником.
— Отдыхайте,— разрешил Посланник порозовевшим от обильного обеда людям, принял из рук телохранительницы пухлый прямоугольный пирог и немедленно запустил зубы в его мягкую податливую плоть.
Внутри оказалась мелко порубленная, остро пахнущая, чуть солоноватая белая рыбная мякоть, перемешанная с каким-то зерном. Из братьев никто ничего подобного готовить не умел, и Найл понял, что Навул обеспечил воинов пищей самым простым из способов: прошелся по домам и собрал все, что есть съестного. Наверняка, подобная ревизия не вызвала восторга у горожан — но Найл уже успел узнать от Тройлека, как обходятся с захваченными селениями сами северяне. По сравнению с ними — местные жители должны считать, что очень дешево отделались.
— Разведчиков заметили, Посланник! — предупреждение Дравига заставило Найла мгновенно забыть про еду.
Смертоносец выстрелил картинкой, и правитель глазами ушедших вперед восьмилапых увидел, как от отряда северян отделились и устремились вверх по склону четыре паука.
— Пусть не рискуют,— предупредил Найл.
— Разведчиков больше,— успокоил Посланника Богини старый смертоносец.
Среди обитателей паучьего города тоже изредка случались разногласия и даже стычки. Восьмилапые использовали в схватках свою силу воли, умение наносить парализующие или пугающие удары. Дравиг точно знал — если в поединке один на один победу приносить мастерство и воля, то при групповой сваре результат зависит только от численного превосходства. Десять разумов всегда обладают большей ментальной силой, чем четыре.
Боевые пауки северян приближались, отчаянно испуская импульсы страха.
— Глупо,— прокомментировал Дравиг.— Пауку паука никогда не испугать. Лучше бы прикрылись ВУРом. Из-под объединяющего разумы взаимоусиливающего резонанса невозможно наносить удары, зато этот волевой щит не пробьет никакая ментальная сила.
На телах северных пауков уже ясно различались защитные ромбики на спинах, сверкали отраженным солнцем глаза, мелькали мохнатые лапы. Под брюхом одного из них Найлу померещилось нечто странное. Дравиг, ощутив интерес правителя, сделал картинку в этом месте четче, крупнее, и оба командира почти одновременно воскликнули:
— Самострел!
Тут же тело Найла скрутила резкая боль в животе. Правитель, охнув от боли, осел на землю, и его тут же отпустило — смертоносец оборвал мысленный контакт.
— Что с вами, мой господин?! — кинулась к нему Нефтис, но Найл уже поднимался на ноги.
— Ну? — потребовал он ответа.
— Их больше нет, Посланник,— с чувством огромной вины, перемешанной со скорбью ответил Дравиг.
Да, северяне хорошо, очень хорошо умели воевать и были невероятно опасным противником. Они снова умело использовали во вред уроженцам пустыни их основной козырь — постоянный мысленный контакт. Благодаря этому контакту смертоносцы всегда действуют как единое целое, всегда знают с кем и что происходит, путь даже на расстоянии в несколько переходов, благодаря этому контакту они всегда готовы прийти на помощь друг другу или просто дать нужный совет. Однако, через этот самый контакт боль одного из пауков мгновенно передается всем остальным. Спрятанный под брюхом арбалет, один точный выстрел — и весь отряд разведчиков оказался на несколько секунд скручен общей раной. Вполне достаточно — боевые пауки несколькими парализующими ударами сбросили их под ноги закованной в латы двуногой пехоте.
— Больше никого не посылай,— предупредил Найл.— Будем ждать.
Гибель разведчиков заставила Посланника вспомнить еще про одну излюбленную северянами тактику — проникновение в мысли предводителя вражеских войск. Хотя князь вряд ли стал бы оставлять в глухом далеком гарнизоне хороших специалистов по чужим разумам, но сбрасывать эту опасность со счетов все же не следовало.
— Дравиг, Нефтис! — громко объявил правитель.— Всем отдыхать и набираться сил! Враг устал, он вымотан до предела и слаб. Отдыхайте, нам нечего бояться.
Впрочем, у людей, совершивших тяжелый переход по дну глубокого озера, захвативших Приозерье и только что впервые за много дней сытно поевших и так слипались глаза. Смертоносцы, не привыкшие обсуждать полученные приказы, тоже замерли кто где стоял, и перестали мыслить — в отличие от людей восьмилапые думали не постоянно, а только над возникающими перед ними проблемами. Вскоре над лагерем в лесу повисла тишина.
Найл достал пробирку с зельем Магини, блокирующим любые ментальные излучения и занес над ней руку — но в последний момент одумался. Если начнется бой, то ему придется командовать не только людьми, но и пауками, а смертоносцы воспринимают только мысленные команды. Правитель обязан был исчезнуть из ментального пространства, сделав это так, чтобы в любой момент суметь вернуться.
Посланник медленно убрал пробирку, поднял глаза к голубому небу. До сумерек оставалось не больше двух часов.
«Отряд шерифа еще очень далеко,— четко и ясно повторил Найл.— Скоро ночь, они остановятся, разобьют лагерь, и раньше утра им до нас не добраться. Можно спокойно отдыхать.»
Посланник Богини сел на землю, откинулся спиной на теплый, сладко пахнущий ствол сосны и закрыл глаза.
... Магиня... Смеющиеся глаза светлокожей девчонки по имени Мерлью, горячее дыхание и осторожное покусывание за ухо, навеки оставшиеся в памяти со времен детства и — серый бесформенный балахон. Она не пришла в лес, но прислала своих воинов. Чего-то боится? Или полностью ему доверяет?
Найл не стал задумываться над этим вопросом. Мысленно он отодвинулся от него, наблюдая как клубящийся сгусток проблемы шевелится в сознании и постепенно тает, не получая ментальной поддержки. Взамен пришло воспоминание об уродливой старухе, пережившей все возможные пределы, и сознание правителя едва не всколыхнулась от брезгливости — но Найл смог удержать состояние отрешенности. Старуха исчезла, уступив место проплывающим над головой днищам рыбацких лодок. Они уже никак не могли вывести тренированный разум Посланника Богини из равновесия. Найл по-прежнему не принимал участия в происходящих в его собственном сознании процессах — и мысли становились все более и более мелкими и незаметными, пока, наконец, не исчезли совсем. Разум правителя стал чист и гладок, как озеро перед Парящей Башней ранним тихим утром. И тогда Посланник разлил свое сознание вокруг себя.
Ничем не сдерживаемое внутри земной оболочки, не скрученное вихрями мыслей или проблемами тела, не зажатое рамками привычек или необходимостью действий, сознание расширилось во все стороны на много, много километров, и Найл увидел окружающий мир таким, каким видят его привыкшие к ментальному восприятию смертоносцы.
Мертвенный мрак над головой, темные холодные скалы и серые силуэты деревьев. Теплые розовые искорки мелких глупых существ, ухитрившихся скрыться от голодных пауков, красные огоньки самих смертоносцев и алые точки от разумов людей. Даже отсюда, из предгорий было заметно зарево в стороне Дельты — там, где растет Великая Богиня. А вот со стороны вершин Северного Хайбада или вулканических озер, спрятавшихся среди Серых гор, тянулась темнота.
Мир ментального плана. Только побывав здесь, становилось понятно, почему пауки не делят предметы на живые и мертвые. Если человек привык считать себя, смертоносцев и жуков-бомбардиров существами разумными, прочих насекомых, рыб и животных глупыми, но обладающими сознанием, растения — живыми, но не имеющими сознания, а камни, песок, воду — мертвыми объектами, то пауки признавали имеющим разум все, что только существует под солнцем. Ведь оставить свой след в ментальном плане способен только разум. Если ушедшая в мир мысль ощутила присутствие камня — значит камень обязан обладать хотя бы крошечным сознанием.
Между холодным склоном горы и серыми зарослями леса вытянулась цепочка теплых огоньков. Не пылающих, а просто теплых — видно, действительно сильно устали. Сейчас Найл не боялся, что его могут услышать: ведь он не мыслил, он только воспринимал окружающую действительность — а потому правитель смело потянулся навстречу огонькам.
Они находились совсем рядом — без поддержки соединенного разума пауков Посланник мог расширять свое сознание от силы на день пути. Еще три-четыре часа, и отряд шерифа окажется совсем рядом. Сосредоточившись на огоньках разума, Найл даже смог понять, почему эти усталые воины так торопятся. Они рассчитывали на внезапность. Шериф надеялся, что захватившие город пришельцы никак не ожидают ночного нападения и будут плохо ориентироваться в незнакомом месте. Неожиданность и паника врага вполне смогут компенсировать усталость воинов.
На сосновый лес опускалась ночь.
Посланник ждал. Он растворился в пространстве вокруг отряда северян. Он стал землей, по которой они шли, стал скалой, возвышающейся над их головами, стал воздухом, которым они дышали. Он стал ими самими. Он ощущал боль их мышц, тяжесть доспехов, потертости натруженных ног, страх за оставшихся в городе жен и детей, и усталость, огромную усталость, такую, что хотелось как можно скорее увидеть врага, вступить в бой и даже не победить, а просто умереть, разом избавившись от столь невыносимых мук.
Все ближе и ближе подходила колонна воинов к тому месту, где безмятежно отдыхали братья по плоти, пока в ночной тиши Посланник Богини не открыл глаза и не произнес одного короткого слова:
— Пора.
Подхлестнутые мысленным приказом очнулись от забытья смертоносцы и устремились вперед, к каменному отрогу, лихорадочно завершая плетение паутинной стены вокруг попавшихся в капкан врагов.
— Дравиг! — окликнул старого воина Найл, и отдал приказ незанятым в строительстве паукам выдвинуться к дороге и нанести по ней удар парализующей волей.
И почти в тот же миг со стороны гор послышалась тихая ругань северян, попавшихся в темноте в паутину. Под парализующими ударами ругань мгновенно оборвалась- Послышались частые щелчки стрел, вонзающихся в древесные стволы, обрубающих сучки. Посыпались перезревшие шишки. Одна из посланных наугад стрел зацепила-таки смертоносца по панцирю, не столько причинив боль, сколько испугав молодого паука. Прокатившаяся по ментальным контактам волна ненадолго сбила общий боевой настрой, и отряду шерифа удалось отступить от препятствия. Арбалетная стрельба прекратилась — смертоносцы тут же устремились в погоню за отступающим врагом, старательно испуская лучи ужаса и ловя ответные импульсы страха.
1 2 3 4 5