Она его не убила. Но порвала скафандр, сломала ему ногу и оставила без сознания, и это лишило меня всякой надежды на его помощь в раскопках района С.

11

Прежде всего я проверил бурильную установку, не повреждена ли она. Не повреждена. Потом затащил Коченора в самолет.
Это отняло у меня все силы. Пришлось тащить Коченора в тяжелом скафандре, убирать с дороги тяжести, а мое состояние не улучшалось. Тем не менее я справился.
Дорри была великолепна. Ни истерики, ни глупых вопросов. Мы извлекли его из скафандра и осмотрели.
Семь-восемь слоев скафандра на ноге порваны, но он удержал бы воздух, если бы не давление. Коченор был жив. Без сознания, но дышал. У него был сложный перелом ноги, и кость порвала кровоточащую плоть. Изо рта и носа у него тоже шла кровь, и его вырвало в шлеме.
В целом это был столетний старик в самом плохом состоянии – однако живой. Похоже, жара не затронула его мозг. Его сердце работало – я, конечно, имею в виду сердце, которое в нем. Хорошая инвестиция – сердце продолжало качать кровь. Что могли, мы обложили компрессами, кровотечение прекратилось само по себе, конечно, кроме ужасной раны на ноге.
Но тут нужна помощь специалиста. Дорри вызвала под моим руководством военную базу. Сначала связалась с Амандой Литтлни, а та соединила ее с хирургом базы полковником Евой Маркузе. Доктор Маркузе оказалась приятелем моего врача из знахарской; я встречался с нею несколько раз, и она объяснила мне, что нужно сделать.
Вначале полковник Маркузе хотела, чтобы я привез Коченора к ней. Я отказался. Указал удовлетворительную причину, сказал, что сам я в плохой форме для пилотирования, и для Коченора это был бы тяжелый перелет. Истинную причину я, конечно, не назвал, а именно: я не хотел оказаться в закрытой зоне и потом выбираться оттуда. И вот она дала мне подробные инструкции, что делать с раненым.
Инструкции выполнить оказалось легко, и я сделал все, что она велела: сжал края раны, накачал Коченора антибиотиками широкого спектра, залепил рану специальным желе, напылил поверх повязку и наложил гипс. Это истощило наши запасы первой помощи и заняло час времени. Наверно, Коченор пришел бы в себя, но я дал ему снотворное.
Теперь он был в стабильном положении. Оставалось только измерять пульс, дыхание и кровяное давление, чтобы удовлетворить хирурга, и пообещать как можно скорее перевезти раненого в Веретено. Когда доктор Маркузе отключилась, по-прежнему раздраженная тем, что я отказался дать ей поиграть с Коченором – я думаю, ее прельщала мысль повозиться с человеком, почти полностью составленным из частей других людей, – на экране снова появилась сержант Литтлни.
Я сразу понял, что у нее на уме.
– Милый, как это случилось?
– Неожиданно из-под земли выскочил огромный хичи и укусил его прямо в ногу, – ответил я. – Я знаю, о чем ты думаешь. У тебя порочный склад ума. Несчастный случай.
– Конечно, – ответила она. – Просто я хотела сказать, что нисколько тебя не виню. – И она отключилась.
Дорри, как могла, вымыла старика. При этом она очень щедро пользовалась нашими запасными простынями и полотенцами, хотя стиральной машины на борту нет. Я оставил ее и приготовил себе кофе. Потом закурил, сел и принялся вырабатывать другой план.
Когда Дорри кончила с Коченором, она прибрала, что могла, и занялась не менее важным делом – восстановлением своей косметики. А я к этому времени нашел первоклассный выход.
В качестве первого шага я сделал Коченору пробуждающий укол.
Дорри гладила его и разговаривала с ним, пока он приходил в себя. Она не ворчала и не сердилась. С другой стороны, я немного раздражался. Я не так нежен, как она. Как только Коченор начал соображать, я заставил его встать, чтобы испытать мышцы – гораздо скорее, чем ему хотелось. Испарина на лбу говорила, что ему больно. Но мышцы действуют, и он смог даже ковылять на гипсе.
Даже смог улыбнуться.
– Старые кости, – сказал он. – Я знал, что нужно пройти очередной рекальцифилакс. Вот что бывает, когда пытаешься сэкономить доллар.
Он тяжело сел, морщась, вытянув ногу перед собой. Сморщил нос, принюхиваясь к себе.
– Прошу прощения за грязь в вашем чистом и аккуратном самолете, – добавил он.
– Бывало похуже. Хотите еще помыться? Он удивился.
– Наверно, хорошо бы…
– Давайте побыстрее. Я хочу поговорить с вами обоими.
Он не спорил. Протянул руку, Дорри взяла ее. С ее помощью он проковылял к умывальнику. Собственно большую часть грязи Дорри уже убрала. Но он поплескал воды на лицо, прополоскал рот. И когда повернулся и посмотрел на меня, вполне пришел в себя.
– Ну, Уолтерс, что? Сдаемся и возвращаемся?
– Нет, – ответил я. – Сделаем по-другому.
– Но он не может, Оди! – воскликнула Дорри. – Вы только посмотрите на него. В своем скафандре он снаружи и часа не продержится, тем более не сможет помогать вам на раскопках.
– Я знаю, поэтому мы изменим план. Копать я буду сам. А вы вдвоем уведете самолет.
– О, храбрый герой, – улыбнулся Коченор. – Вы спятили? Кого вы обманываете? Это работа на двоих.
– Я уже делал ее в одиночку, Коченор.
– И каждые полчаса бегали в самолет охлаждаться. Конечно. Это совсем другое дело.
Я колебался.
– Будет трудно, – признал я. – Но возможно. Старатели-одиночки и раньше раскапывали туннели, хотя у них были несколько иные проблемы. Я знаю, для меня эти сорок восемь часов будут трудными, но надо попытаться – альтернативы нет.
– Неверно, – ответил Коченор. Он похлопал Дорри по бедру. – Эта девушка – сплошные мышцы. Она невелика ростом, но здорова. Вся в бабушку. Не спорьте, Уолтерс. Подумайте немного. Я улечу, она поможет вам здесь. Дорри будет в такой же безопасности, как и вы; вдвоем у вас больше шансов. Дорри поможет вам, прежде чем вы потеряете сознание от перегрева. Какие шансы у вас одного? Никаких.
Я не стал отвечать на последнее. Почему-то его слова привели меня в дурное настроение.
– Вы говорите так, словно ей самой нечего сказать.
– Ну что ж, – мягко заметила Дорри, – если подумать, то и вы говорите так же, Оди. Бойс прав. Я ценю вашу галантность и попытку облегчить мое положение, но, честно говоря, думаю, что вы во мне нуждаетесь. Я многому научилась. И если хотите правду, вы выглядите хуже меня.
Я сказал, вложив в голос всю уверенность и презрение:
– Забудьте об этом. Сделаем по-моему. Можете оба помогать мне с час, пока я все устанавливаю. Потом улетите. Никаких споров. Давайте начинать. Ну, в этом заключались две ошибки. Во-первых, мы не уложились в час. Подготовка заняла больше двух часов, и задолго до конца я покрылся липким маслянистым потом. Чувствовал себя очень плохо. Но мне уже было не до своего состояния: время от времени с легким чувством благодарности я замечал, что у меня еще бьется сердце.
Дорри оказалась сильна и работала усердно, как и обещала. Она сделал больше тяжелой работы, чем я, запустила иглу, поставила оборудование на место, а Коченор проверял инструменты и убеждался, что знает, как управлять самолетом. Он наотрез отказался возвращаться в Веретено. Сказал, что не желает рисковать. Он вполне может переждать двадцать четыре часа в нескольких сотнях километров от нас.
Потом я выпил две чашки крепкого кофе, налил в них большую порция своего тайного запаса джина, закурил последнюю сигарету, немного посидел и вызвал базу.
Аманда Литтлни слегка удивилась, когда я сказал ей, что мы улетаем из района базы. Куда улетаем, еще не определили. Но не стала спорить.
Потом мы с Дорри выбрались из шлюза, закрыв его за собой. Коченор сидел привязанный в кресле пилота.
Это была вторая моя ошибка. Несмотря ни на что, мы все-таки сделали так, как предложил Коченор. Я не давал своего согласия. Просто все так произошло.
Дорри постояла немного под пепельным небом, выглядя жалко. Но потом схватила меня за руку, и мы вдвоем сквозь бешеные порывы ветра двинулись к нашему последнему иглу. Дорри помнила мои наставления о том, что нужно держаться подальше от выхлопов. Внутри она легла и не шевелилась.
Я был менее осторожен. Не мог сдержаться. Мне нужно было видеть. Поэтому, как только судя по блеску сопла были отвернуты от нас, я высунул голову, чтобы посмотреть, как Коченор поднимается в полосах пепла.
Неплохой подъем. В подобных условиях плохим я бы назвал полное разрушение самолета и гибель одного или нескольких человек в нем. Коченор этого избежал, но, как только поднялся выше стен русла, ветер подхватил самолет, и его начало сильно бросать. Для Коченора эти несколько сот километров к северу, которые выведут его за пределы обнаружения, будут нелегким полетом.
Я носком коснулся Дорри, и она встала. Провод телефона я просунул ей в клапан шлема: радио исключалось, потому что мог подслушать пограничный патруль, который мы не сможем увидеть.
– Еще не передумали? – спросил я.
Ядовитый вопрос, но она приняла его хорошо. Хихикнула. Я видел это, так как мы почти прижимались лицевыми пластинами шлемов. Но не слышал, что она говорит, пока она не догадалась включить микрофон, и тогда я услышал:
– …романтично, мы только вдвоем.
Ну, для такой болтовни у нас не было времени. Я раздраженно сказал:
– Не будем тратить время. Помните, что я вам сказал. У нас воздуха, воды и энергии на сорок восемь часов, и все. Не рассчитывайте ни на какие добавки. Воды может хватить чуть дольше, чем остального, но чтобы оставаться в живых, нужно и остальное. Постарайтесь работать не очень напряженно. Чем медленнее у вас обмен веществ, тем лучше справятся системы переработки. Если найдем туннель, сможем там поесть немного, если, конечно, туннель нетронут и не нагревался за последние несколько сотен тысяч лет. Иначе даже не думайте о еде. И забудьте о сне: может, когда запустим сверла, сможем прилечь ненадолго, но…
– А кто это тратит время? Вы все это мне уже говорили. – Но голос ее по-прежнему звучал жизнерадостно.
Мы забрались в иглу и принялись за работу. Прежде всего нужно было убрать породу, которая начала накапливаться, как только мы запустили буровую установку. Обычно в таком случае полагается изменять направление движения сверл, чтобы они выбрасывали породу. Но мы не могли тратить время на это: это означало бы на какой-то период прекращать бурение. Пришлось делать это трудным путем, то есть вручную.
Да, было трудно. Прежде всего неудобно работать в скафандрах. Когда приходится в них работать, они ужасны. А когда работа тяжелая, а в иглу, кроме нас двоих, находится еще работающий бур, это почти невозможно.
Тем не менее мы справились.
Коченор не обманул меня насчет Дорри. Она оказалась партнером не хуже любого мужчины. Вопрос в том, достаточно ли этого. Потому с каждой минутой меня все больше беспокоил другой вопрос: достаточно ли хорош я сам.
Бог видит, как плохо я себя чувствовал. Голова раскалывалась, а когда приходилось двигаться резко, я едва не терял сознание. Все удивительно совпадало с прогнозом, который сделали в знахарской. Конечно, мне обещали три недели до отказа печени, но ведь они не знали, что мне предстоит такая тяжелая работа. Очевидно, она сократила срок.
Не очень приятные мысли.
Особенно когда прошли первые десять часов… и я понял, что шахта опустилась ниже отметок туннеля хичи… а никакого голубого свечения не видно.
Мы копаем сухой колодец.
Конечно, если бы у нас было достаточно времени и самолет поблизости, это всего лишь небольшая досадная помеха. Может, и большая, но не катастрофа. Пришлось бы возвращаться в самолет, вымыться, хорошо выспаться ночью, позавтракать и проверить заново рисунок. Вероятно, мы просто копаем не в том месте. Хорошо. Следующим шагом были бы раскопки в правильном месте. Изучать местность, выбрать пункт, поставить новое иглу, пустить в ход сверла и попытаться заново.
Так нужно было бы поступить.
Но ни одной из этих возможностей у нас не было. Не было самолета. Не было еды и возможности хорошо выспаться. Не было нового иглу. Даже невозможно проверять рисунок: наше время истекает, и с каждой минутой я чувствовал себя все хуже.
Я выбрался из иглу, сел под защитой от ветра и посмотрел на желто-зеленое небо.
Должен существовать какой-то выход. Нужно только до него додуматься.
Я приказал себе думать.
Посмотрим, сказал я себе. Могу ли я, например, передвинуть иглу и начать в другом месте?
Нет. Ничего не получится. Я могу с помощью сверл снять иглу, но как только это будет сделано, ветер подхватит его, и прощай, Чарли. Я больше никогда не увижу это иглу. К тому же не удастся снова сделать его герметичным.
Ладно. Как насчет сверления без иглу?
Возможно, решил я. Но бессмысленно. Допустим, нам повезет и мы докопаемся. Без иглу, отгораживающего от девяноста тысяч миллибар горячего разрушительного воздуха, мы уничтожим все в туннеле, прежде чем сумеем взглянуть на него.
Я почувствовал толчок в плечо и обнаружил, что рядом со мной сидит Дорри. Она ни о чем не спрашивала и вообще ничего не говорила. Я думаю, все и так было ясно.
По часам моего скафандра прошло тринадцать часов. Оставалось тридцать с небольшим до возвращения Коченора. Я не видел смысла в том, чтобы просидеть все это время.
Но, с другой стороны, не видел и смысла делать что-нибудь.
Конечно, подумал я, можно поспать немного… тут я проснулся и понял, что именно это и делал.
Дорри свернулась рядом со мной, она тоже спала.
Вы, возможно, удивляетесь, как можно спать в такой жаре. Это совсем нетрудно. Для этого нужно только быть абсолютно измученным и впасть в отчаяние. Сон не распутывает ваш клубок проблем, но позволяет отгородиться от мира, когда на него не хочется смотреть. Как на наш мир.
Но Венера, возможно, последнее прибежище пуританской этики. На Венере нужно работать Те, кто считает иначе, отсеиваются в самом начале, потому что просто не выживают.
Конечно, это безумие. По любым логичным оценкам, я знал, что все равно что мертв, но чувствовал, что нужно что-то делать. Я отодвинулся от Дорри, проверил, закреплен ли ее пояс за кольцо иглу, и встал.
Чтобы встать, потребовалась огромная сосредоточенность усилий. Но это правильно. Почти так же хорошо, как уснуть и ни о чем не думать.
Мне пришло в голову – конечно, как нечто меня не касающееся, постороннее, – что, пока мы с Дорри спали, могло произойти что-то хорошее. Что-нибудь вроде… ну, скажем, где-нибудь в туннеле обнаружились восемь-десять живых хичи… они услышали, как мы стучимся, и открыли дно нашей шахты. Поэтому я заполз в иглу, чтобы проверить, так ли это.
Ничего подобного. Не открыли. Я всмотрелся в шахту, чтобы убедиться в этом, но там по-прежнему только слепая дыра, которая исчезает в грязной темноте на краю действия моего фонаря. Я выругал негостеприимных хичи – вероятно, за то, что они не существуют, – и пнул на их отсутствующие головы породу с края шахты.
Но пуританская этика продолжала грызть меня. Я подумал, что же еще должен сделать. У меня не очень большой выбор. Умереть? Конечно, но я и так на пути к этому. Нет ли чего-нибудь более конструктивного?
Пуританская этика напомнила мне, что место нужно оставлять таким же, каким застал его, поэтому я с помощью лебедки вытащил сверла и оставил их висеть, потом принялся сбрасывать породу в бесполезную дыру. Когда расчистилось достаточно места, я сел и принялся думать.
Я думал, что мы сделали неправильно – не с тем, чтобы сделать правильно, поймите меня, а просто как думают над старой шахматной задачей. Как получилось, что мы не смогли найти туннель?
После нескольких минут туманных рассуждений, я подумал, что нашел ответ.
Дело в том, что такое звуковая разведка. Люди, как Дорри и Коченор, считают, что сейсмические схемы похожи на подземные карты Далласа, на которых показаны все стоки, и отстойники, и водопроводные трубы, и проходы, и все так обозначено, что, когда попадаешь внутрь, достаточно посмотреть на карте, где что расположено, и там их найдешь.
На самом деле не так. Схемы отражают вероятность. Они строятся на основе приблизительных оценок. Они составляются минута за минутой по эху, которое приходит от взрыва искателей. И следы эти похожи на тень от паутины, они гораздо шире самих туннелей и на краях совсем расплываются. Когда смотришь на эту тень, знаешь, что внизу есть нечто такое, что способно оставить такую тень. Может, это скальное вкрапление или карман гравия. Можно надеяться и на то, что это раскопки хичи. То есть там что-то есть, но что именно, вы не знаете. Если туннель достигает десяти метров в ширину – это достаточная оценка для соединительных туннелей хичи, – след паутины занимает не менее пятидесяти, а может занять и сто.
В таком случае где же копать?
Вот тут на первый план выступает искусство старателя. Вы должны сделать предположение на основе информации.
Возможно, вы будете копать точно в геометрическом центре – если знаете, где этот центр. Это самый простой путь. Или будете копать там, где тень самая густая, как поступает большинство старателей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20