В течение двух лет Мастер Карл почти все свое свободное время проводил, отыскивая, убеждая сотрудничать и изучая таких близнецов. Он занимался этим два года, не больше, так как за это время нашел триста двадцать шесть пар, то есть как раз такое количество, которое определяется законом хи-квадрат как минимальная выборка, в которой статистические наблюдения можно считать достоверными. Когда все триста двадцать шесть пар потерпели неудачу в угадывании карточных символов в гораздо большей степени, чем предусматривала теория вероятностей, Карл раз и навсегда прекратил эксперименты.
Отрицательный результат упорного двухлетнего труда не ожесточил Карла, но он потерял надежду. Ему не приходило в голову продолжать дальше, сделав триста двадцать седьмую попытку. Однако он позволил себе перейти к изучению других аспектов явления, именуемого псионикой.
Предсказания он отклонил по логическим причинам, о ясновидении размышлял несколькими месяцами ранее и пришел к выводу, что это явление, как и рассказы о летающих тарелках с инопланетянами, представляют слишком мало возможностей для экспериментальной проверки и потому не подходят для изучения.
Сглаз или колдовство он счел требующим или телепатии, или ясновидения. По крайней мере, в тех случаях, когда жертва не знает, кто виновник ее страданий. В большинстве случаев колдовство объясняется так: человек, который видел восковую куклу с воткнутыми в нее булавками или которому колдун говорит, что кто-то жмет ему ногти на ногах, легко может заболеть или даже умереть от ужаса, но если человек не подозревает о действиях колдуна – его болезнь можно объяснить только ясновидением или телепатией, а Карл уже отбросил их.
В традиционном списке сверхъестественных явлений оставалось еще два – это пирокинез и телекинез.
Карл считал первое разновидностью второго. Ускорение броуновского движения молекул (то есть нагревание до точки горения) по сути ничем не отличается от манипулирования группами молекул (то есть передвижения материальных объектов).
Его первые опыты в области телекинеза состояли в утомительных попытках сдвинуть кусочки различных веществ – сначала это был клочок бумаги, затем сбалансированные булавки, подвешенные на нитку, потом крупинки пыли, установленные в микробаланс. Это не дало никаких результатов. Прибегнув к помощи классической физики, Карл начал серию экспериментов с фотопленкой.
Как уверяли физики-практики, она является средой, в которой самая незначительная физическая сила дает максимальный измеряемый эффект. Фотон, свободный электрон, почти всякая частица содержат энергию, способную сдвинуть нестабильные молекулы фотоэмульсии.
Карл использовал все более и более чувствительную пленку, изучал способы повышения ее чувствительности – специальные разработки, жесткий температурный контроль, предэкспозиционирование для «впитывания» пленкой части энергии, необходимой для создания изображения. Он часами просиживал над каждой новой катушкой, усилием воли пытаясь нарисовать на ней круги, перекрестия или звезды, представляя себе молекулы и мысленно заставляя их перемещаться. Он вырезал шаблоны и помещал их на завернутые пачки пленки – на тот случай, если псионное «излучение» проявляется только как точечный источник. Однажды ему показалось, что он добился успеха: на пластинке особо чувствительной пленки, пролежавшей всю ночь у него под подушкой, наутро обозначилась призрачная, волнистая буква «X». Но Мастер Флориан – фотохимик – развеял его надежды. Карл достиг успеха лишь в одном: он сделал пленку столь чувствительной, что она прореагировала на незначительное тепловое излучение его тела.
Этой ночью Мастер Карл планировал предварительное экспонирование специально изготовленной партии рентгеновской пленки наложением на нее стопки люминесцентной бумаги; для того, чтобы слабое излучение бумаги подействовало на эмульсию, потребуются часы, но время должно быть точно отмерено.
Чтобы заполнить часы ожидания, у Карла было другое приятное занятие. Он послал в свой кабинет студента за незаконченным черновиком, который взял в комнате Конута. Заголовок гласил: «Объяснение некоторых очевидных аномалий закона распределения Вольграна». Карл придвинул к столу стул с жесткой спинкой и с большим удовольствием углубился в чтение.
Закон Вольграна, касающийся распределения неоднородных элементов в случайных популяциях, – чисто математическое правило. Он не имеет дело с материальными объектами и даже с численными величинами как таковыми. И тем не менее закон Вольграна нашел применение во всех отраслях производства – вплоть до безошибочного определения подлежащих отбраковыванию нестандартных партий консервированных сардин. Это закон общего характера, но некоторые его следствия проявляются практически в каждом эксперименте.
Почти в каждом, кроме одного. Один из выпускников Карла пытался согласовать правило Вольграна с данными переписи населения из своей докторской диссертации – до него эту тему еще не охватывали. Как ни странно, юноша потерпел неудачу. Он взял другую тему, защитился и теперь успешно проектировал системы связи для телевизионных компаний, но неудача породила проблему, заинтересовавшую самых выдающихся математиков, и Карл поручил ее Конуту.
Конут работал над ней в свободное время уже шесть месяцев. Даже в незавершенном виде рукопись доставила Карлу подлинное удовольствие. Чтение заняло три часа. Прекрасная работа! Хорошо, что он доверил ее Конуту!
Карл отслеживал каждый постулат, мурлыкая про себя, подымая бровь при использовании закона хи-квадрат с проверкой при помощи смелого расширения правила анализа фаз Гибба. Это была любопытная математическая проблема, интересовавшая Карла сама по себе, независимо от результатов переписи населения.
Закончив чтение, Карл удивился, почему Конут считает статью неоконченной. Ведь она вполне готова! Каждое уравнение проверено. Все константы стандартные и приведены правильно, переменные учтены и определяются на каждой странице продолжения.
– Очень странно, – проговорил Карл, глядя на скамью, на которой беззвучно впитывала электроны рентгеновская пленка. – Хотел бы я знать…
Он пожал плечами и попытался отвлечься. Но вопрос не шел из головы. Карл хотел было позвать Конута, но вовремя остановился: тот еще, наверное, не вернулся из поездки к родным Лусиллы, а если и вернулся, не стоит врываться к нему в такое время.
Все больше раздражаясь, Карл перечел последнюю страницу. С точки зрения математики, все было в порядке, теперь он старался вникнуть в смысл: «При числе рождений n возраст, достигаемый старейшим из популяции, должен равняться натуральному логарифму q, умноженному на n». Да. Ну и что тут особенного?
Карл окончательно разозлился. Он взглянул на часы. Было только десять вечера. Нахмурившись, он накинул пиджак и вышел, оставив гореть свет, не закрыв дверь и не убрав листки со стола. А рентгеновская пленка по-прежнему подвергалась воздействию у-излучающей бумаги.
Карл постучал в дверь комнаты Конута, но ему никто не ответил. Карл, подумав, распахнул дверь. Комната была пуста, супруги еще не вернулись из поездки.
Карл что-то проворчал ночному дежурному и спустился в лифте на улицу. Он надеялся, что прогулка ему поможет. Было холодно, но он едва ли заметил это. Величина q, все ли здесь в порядке? Но ведь все действия над ней выполнены правильно. Карл мысленно восстановил формулы, содержащие q; они предстали перед ним так ясно, словно были начертаны на стене Административного корпуса, возвышавшегося перед ним; он вспомнил даже коэффициенты уравнений. Общественное здоровье, войны, обеспеченность пищей, хитроумно вычисленная величина, характеризующая общественное сознание – все они участвовали в расчетах.
– Доброй ночи, Карл-сан.
Карл остановился и, мигая, всмотрелся в сотканную из железных прутьев ограду. Он разглядел маленький лагерь, в котором расположились аборигены; капитан – Карл забыл его имя – приветствовал Карла.
– Я думал, твои люди, ну, на лекциях, – проговорил Карл неубедительно. – То есть, на выставке, – теперь он был ближе к тому, что хотел сказать.
– Завтра, Карл-сан, – ответил мужчина с лицом, напоминающим вафлю, протягивая Карлу длинную оперенную трубку. Карл уже видел ее на представлении аборигенов в Университете – это была трубка мира, причудливая, и по какой-то причине, к удивлению антропологов, характерная для островитян. Карл отрицательно покачал головой. Мужчина – Карл вспомнил, что его зовут Матасура-сан – сказал извиняющимся тоном:
– Сладкосердечный, я чувствую, вчера у тебя был долгий путь.
– Так и есть, – ответил Карл, не вслушиваясь в его слова. Он думал о правомерности применения натурального логарифма, но пришел к выводу, что и здесь ошибки нет.
– Сладкосердечный, девочка-подросток плохо пахнет, – серьезно заявил туземец.
– Да-да. Вы правы, – Карл думал о величине а, возрастном коэффициенте в конечном уравнении.
Таи-и Матасура-сан сказал настойчивее:
– Конут-сан тоже плохо пахнет, так говорит Эст Кирсан! Только не говори при девочке!
Мастер Карл рассеянно взглянул на него.
– Конечно, – сказал он. – Доброй ночи.
Таи-и что-то кричал ему вслед, но Карл по-прежнему не слушал; он, наконец, понял, что именно не закончено в статье Конута. Численные значения приведены для всех величин, кроме одной. Время было еще не позднее, и он не собирался спать, пока у него есть столь важная задача.
Конут, держа Лусиллу под руку, зевал в лицо красной луны, висящей над горизонтом. Луна довольно быстро поднималась.
Они должны были добраться до города, а оттуда ждать рейса в Университет; единственный прямой рейс от поселения до Университета был только утром, а семья Лусиллы не могла устроить их на ночлег. Впрочем, даже если бы места хватало, Конут все равно не захотел бы остаться. Ему требовалось время, чтобы привыкнуть к новой обстановке. Слишком много обрушилось на него сразу – чего стоит одно то, что ему придется изменить свой привычный уклад жизни из-за постоянного присутствия Лусиллы в его комнате. Но она, конечно, того стоит.
И вот уже под ними Университет; силуэт Моста через бухту, перечеркивающий луну, огни Административного корпуса, ярко освещенного среди массы темных зданий.
То, что Административный корпус освещен, было необычно.
Сквозь дремоту Конут уголком глаза посматривал на изящную головку спящей жены. Он не мог сказать, больше или меньше он любит ее теперь, когда представляет как члена семьи. Ее родители показались Конуту скучными. Они, конечно, любезные, думал он, но он-то привык иметь дело с выдающимися людьми. А ее брат – жаль что с ним случилось такое несчастье – как он был очарован тряпкой, которую ему привезла Лусилла! Как маленький ребенок, нет, скорее, как звереныш. Конуту совсем не хотелось, чтобы его связывали с Роджером. Однако нам не дано выбирать родственников. Даже собственные дети могут легко обмануть ожидания…
Его дети! Эта мысль возникла так естественно! Но Конут никогда не думал об этом раньше. Он вздрогнул и снова взглянул на Лусиллу. Она сонно пробормотала:
– Что случилось? – а потом, стряхивая остатки сна, добавила: – Интересно, что им нужно?
Перевозчик снижался, на посадочной площадке его ожидали несколько человек, позади них стоял полицейский вертолет. Винт не работал, но обязательные огни горели красным. В свете прожекторов, освещающих для пилота посадочную площадку в виде буквы «X», Конуту удалось разглядеть одного из стоящих внизу – кажется, это был чиновник, ведающий кадрами. Остальные были в полицейской форме.
– Удивительно, – сказал Конут, радуясь про себя, что не нужно объяснять дрожь. – Сегодня довольно прохладно, и я буду хорошо спать.
Он подал Лусилле руку и с удовольствием помог ей сойти, хотя в этом не было нужды.
Коренастый полицейский выступил вперед.
– Мастер Конут? Я сержант Рейм. Вы, наверное, меня не помните…
– Почему же, помню, – сказал Конут, – Рейм. Вы учились в моей группе лет шесть или семь назад. Мастер Карл был о вас хорошего мнения, помнится, он выступал защитником в прениях по вашей диссертации.
Наступила пауза.
– Да, действительно, – произнес Рейм. – Мастер Карл хотел взять меня на факультет, но я занимался судебной теорией вероятностей и меня призвали в Вооруженные Силы. Это было так давно…
– Рад был повидать тебя снова, Рейм, – Конут поощрительно кивнул. – Спокойной ночи.
Но Рейм покачал головой. Конут остановился, чувствуя, как его охватывает немой необъяснимый ужас. На кого не подействует появление полицейского, настроенного на неофициальную беседу, да еще среди ночи, а выражение лица Рейма говорило о самом худшем. Конут резко спросил:
– В чем дело?
Казалось, Рейм испытывает неловкость.
– Я ждал вас. Дело касается Мастера Карла, а поскольку вы его ближайший друг… У меня есть несколько вопросов…
Лусилла испуганно стиснула руку Конута, но он даже не заметил.
– Что-то случилось с Карлом? Рейм развел руками.
– Мне очень жаль. Я думал, вы уже знаете. Лейтенант дал указание позвонить в Сэнди Хук; наверное, к этому времени вы уже уехали.
Конут видел, что Рейм старается высказать сочувствие.
– Это случилось примерно час назад – около двенадцати. Президент собирался ложиться спать, я имею в виду Эста Кира. Мастер Карл ворвался в его резиденцию – он был невменяем, как утверждает охранник.
– И кто же довел его до такого состояния? – вскричал Конут.
– Я надеюсь, вы поможете нам выяснить это. Случай очень серьезный. Мастер Карл пытался убить Эста Кира топором. К счастью, – тут Рейм замялся, но не нашел более подходящего выражения, – к счастью, в этот момент рядом находился телохранитель Президента. И ему пришлось выстрелить – он не смог остановить Мастера Карла иначе.
Глава 11
Конут прожил эту ночь и следующий день как во сне. Не оставалось никаких сомнений, что случившееся – правда, но принять ее было нелегко. Карл мертв! Старика застрелили при попытке убить человека! Это было более чем невероятным. Конут ни на секунду не мог допустить такую возможность. Но нельзя отрицать очевидное.
Лусилла почти все время находилась рядом, ближе, чем требуется от жены, ближе даже, чем сторож. Конут не отдавал себе отчета в ее присутствии. Но он заметил бы, если бы ее не было. Казалось, Лусилла была с ним рядом всю жизнь, и это не удивительно, ибо его жизнь стала теперь совершенно другой, не похожей на прежнюю, и началась она в час ночи со встречи с сержантом Реймом. Рейм исчерпал все необходимые вопросы за четверть часа, но и после этого не оставил Конута в покое. Им руководило милосердие, а не чувство долга. Полицейский, даже если он занимается судебной теорией вероятностей, более привычен к насилию и разнообразным убийствам, и порой может прояснить некоторые факты, которые не укладываются в голове наивных свидетелей. Именно это он пытался сделать, но Конут не испытывал к нему благодарности. Он испытывал скорее недоумение.
На следующий день Конут отменил все свои занятия – за него поработает видеозапись – и отправился вместе с Реймом по последнему маршруту Карла. Сперва они посетили резиденцию Эста Кира; тот уже проснулся и встретил их очень холодно. Он не выглядел потрясенным или взволнованным, хотя, надо сказать, он всегда отличался хладнокровием. Президент уделил пришедшим всего несколько минут.
– Карл – убий-ца. Это боль-шой удар для нас, Конут. Однако, я ду-маю, гении все таковы, мы не мо-жем требо-вать от них урав-нове-шенности.
Конут не хотел здесь задерживаться. Присутствие Эста Кира было ему неприятно. Единственное, из-за чего он пришел сюда, – взглянуть на алебарду пятнадцатого века, которая лежала на полу, где, по словам очевидцев, Мастер Карл выронил ее, пораженный выстрелом охранника. Ворс ковра был здесь ярче, чем в других местах. Конут, чувствуя внезапно подступившую тошноту, понял, что ковер недавно вычистили, и догадался, какое пятно требовалось так быстро убрать.
Он с облегчением покинул богато обставленную резиденцию Президента, но остаток дня тоже не принес ничего утешительного. Следующий визит они с Реймом нанесли ночному дежурному на этаже Карла, который сообщил, что Карл вышел из комнаты около десяти вечера. Казалось, он был чем-то обеспокоен, но, по своему обыкновению, ничего не сказал дежурному студенту. Конуту и Рейму не пришло в голову справляться о Карле у туземцев, и они не узнали об их краткой и односторонней беседе, но зато обнаружили его следы в следующем пункте.
В двадцать пять минут одиннадцатого Карл вошел в книгохранилище и немедленно потребовал ночного библиотекаря. Это был студент и, как большинство студентов на дежурстве, он занимался своими делами. Он был смущен, и Конут быстро сообразил почему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Отрицательный результат упорного двухлетнего труда не ожесточил Карла, но он потерял надежду. Ему не приходило в голову продолжать дальше, сделав триста двадцать седьмую попытку. Однако он позволил себе перейти к изучению других аспектов явления, именуемого псионикой.
Предсказания он отклонил по логическим причинам, о ясновидении размышлял несколькими месяцами ранее и пришел к выводу, что это явление, как и рассказы о летающих тарелках с инопланетянами, представляют слишком мало возможностей для экспериментальной проверки и потому не подходят для изучения.
Сглаз или колдовство он счел требующим или телепатии, или ясновидения. По крайней мере, в тех случаях, когда жертва не знает, кто виновник ее страданий. В большинстве случаев колдовство объясняется так: человек, который видел восковую куклу с воткнутыми в нее булавками или которому колдун говорит, что кто-то жмет ему ногти на ногах, легко может заболеть или даже умереть от ужаса, но если человек не подозревает о действиях колдуна – его болезнь можно объяснить только ясновидением или телепатией, а Карл уже отбросил их.
В традиционном списке сверхъестественных явлений оставалось еще два – это пирокинез и телекинез.
Карл считал первое разновидностью второго. Ускорение броуновского движения молекул (то есть нагревание до точки горения) по сути ничем не отличается от манипулирования группами молекул (то есть передвижения материальных объектов).
Его первые опыты в области телекинеза состояли в утомительных попытках сдвинуть кусочки различных веществ – сначала это был клочок бумаги, затем сбалансированные булавки, подвешенные на нитку, потом крупинки пыли, установленные в микробаланс. Это не дало никаких результатов. Прибегнув к помощи классической физики, Карл начал серию экспериментов с фотопленкой.
Как уверяли физики-практики, она является средой, в которой самая незначительная физическая сила дает максимальный измеряемый эффект. Фотон, свободный электрон, почти всякая частица содержат энергию, способную сдвинуть нестабильные молекулы фотоэмульсии.
Карл использовал все более и более чувствительную пленку, изучал способы повышения ее чувствительности – специальные разработки, жесткий температурный контроль, предэкспозиционирование для «впитывания» пленкой части энергии, необходимой для создания изображения. Он часами просиживал над каждой новой катушкой, усилием воли пытаясь нарисовать на ней круги, перекрестия или звезды, представляя себе молекулы и мысленно заставляя их перемещаться. Он вырезал шаблоны и помещал их на завернутые пачки пленки – на тот случай, если псионное «излучение» проявляется только как точечный источник. Однажды ему показалось, что он добился успеха: на пластинке особо чувствительной пленки, пролежавшей всю ночь у него под подушкой, наутро обозначилась призрачная, волнистая буква «X». Но Мастер Флориан – фотохимик – развеял его надежды. Карл достиг успеха лишь в одном: он сделал пленку столь чувствительной, что она прореагировала на незначительное тепловое излучение его тела.
Этой ночью Мастер Карл планировал предварительное экспонирование специально изготовленной партии рентгеновской пленки наложением на нее стопки люминесцентной бумаги; для того, чтобы слабое излучение бумаги подействовало на эмульсию, потребуются часы, но время должно быть точно отмерено.
Чтобы заполнить часы ожидания, у Карла было другое приятное занятие. Он послал в свой кабинет студента за незаконченным черновиком, который взял в комнате Конута. Заголовок гласил: «Объяснение некоторых очевидных аномалий закона распределения Вольграна». Карл придвинул к столу стул с жесткой спинкой и с большим удовольствием углубился в чтение.
Закон Вольграна, касающийся распределения неоднородных элементов в случайных популяциях, – чисто математическое правило. Он не имеет дело с материальными объектами и даже с численными величинами как таковыми. И тем не менее закон Вольграна нашел применение во всех отраслях производства – вплоть до безошибочного определения подлежащих отбраковыванию нестандартных партий консервированных сардин. Это закон общего характера, но некоторые его следствия проявляются практически в каждом эксперименте.
Почти в каждом, кроме одного. Один из выпускников Карла пытался согласовать правило Вольграна с данными переписи населения из своей докторской диссертации – до него эту тему еще не охватывали. Как ни странно, юноша потерпел неудачу. Он взял другую тему, защитился и теперь успешно проектировал системы связи для телевизионных компаний, но неудача породила проблему, заинтересовавшую самых выдающихся математиков, и Карл поручил ее Конуту.
Конут работал над ней в свободное время уже шесть месяцев. Даже в незавершенном виде рукопись доставила Карлу подлинное удовольствие. Чтение заняло три часа. Прекрасная работа! Хорошо, что он доверил ее Конуту!
Карл отслеживал каждый постулат, мурлыкая про себя, подымая бровь при использовании закона хи-квадрат с проверкой при помощи смелого расширения правила анализа фаз Гибба. Это была любопытная математическая проблема, интересовавшая Карла сама по себе, независимо от результатов переписи населения.
Закончив чтение, Карл удивился, почему Конут считает статью неоконченной. Ведь она вполне готова! Каждое уравнение проверено. Все константы стандартные и приведены правильно, переменные учтены и определяются на каждой странице продолжения.
– Очень странно, – проговорил Карл, глядя на скамью, на которой беззвучно впитывала электроны рентгеновская пленка. – Хотел бы я знать…
Он пожал плечами и попытался отвлечься. Но вопрос не шел из головы. Карл хотел было позвать Конута, но вовремя остановился: тот еще, наверное, не вернулся из поездки к родным Лусиллы, а если и вернулся, не стоит врываться к нему в такое время.
Все больше раздражаясь, Карл перечел последнюю страницу. С точки зрения математики, все было в порядке, теперь он старался вникнуть в смысл: «При числе рождений n возраст, достигаемый старейшим из популяции, должен равняться натуральному логарифму q, умноженному на n». Да. Ну и что тут особенного?
Карл окончательно разозлился. Он взглянул на часы. Было только десять вечера. Нахмурившись, он накинул пиджак и вышел, оставив гореть свет, не закрыв дверь и не убрав листки со стола. А рентгеновская пленка по-прежнему подвергалась воздействию у-излучающей бумаги.
Карл постучал в дверь комнаты Конута, но ему никто не ответил. Карл, подумав, распахнул дверь. Комната была пуста, супруги еще не вернулись из поездки.
Карл что-то проворчал ночному дежурному и спустился в лифте на улицу. Он надеялся, что прогулка ему поможет. Было холодно, но он едва ли заметил это. Величина q, все ли здесь в порядке? Но ведь все действия над ней выполнены правильно. Карл мысленно восстановил формулы, содержащие q; они предстали перед ним так ясно, словно были начертаны на стене Административного корпуса, возвышавшегося перед ним; он вспомнил даже коэффициенты уравнений. Общественное здоровье, войны, обеспеченность пищей, хитроумно вычисленная величина, характеризующая общественное сознание – все они участвовали в расчетах.
– Доброй ночи, Карл-сан.
Карл остановился и, мигая, всмотрелся в сотканную из железных прутьев ограду. Он разглядел маленький лагерь, в котором расположились аборигены; капитан – Карл забыл его имя – приветствовал Карла.
– Я думал, твои люди, ну, на лекциях, – проговорил Карл неубедительно. – То есть, на выставке, – теперь он был ближе к тому, что хотел сказать.
– Завтра, Карл-сан, – ответил мужчина с лицом, напоминающим вафлю, протягивая Карлу длинную оперенную трубку. Карл уже видел ее на представлении аборигенов в Университете – это была трубка мира, причудливая, и по какой-то причине, к удивлению антропологов, характерная для островитян. Карл отрицательно покачал головой. Мужчина – Карл вспомнил, что его зовут Матасура-сан – сказал извиняющимся тоном:
– Сладкосердечный, я чувствую, вчера у тебя был долгий путь.
– Так и есть, – ответил Карл, не вслушиваясь в его слова. Он думал о правомерности применения натурального логарифма, но пришел к выводу, что и здесь ошибки нет.
– Сладкосердечный, девочка-подросток плохо пахнет, – серьезно заявил туземец.
– Да-да. Вы правы, – Карл думал о величине а, возрастном коэффициенте в конечном уравнении.
Таи-и Матасура-сан сказал настойчивее:
– Конут-сан тоже плохо пахнет, так говорит Эст Кирсан! Только не говори при девочке!
Мастер Карл рассеянно взглянул на него.
– Конечно, – сказал он. – Доброй ночи.
Таи-и что-то кричал ему вслед, но Карл по-прежнему не слушал; он, наконец, понял, что именно не закончено в статье Конута. Численные значения приведены для всех величин, кроме одной. Время было еще не позднее, и он не собирался спать, пока у него есть столь важная задача.
Конут, держа Лусиллу под руку, зевал в лицо красной луны, висящей над горизонтом. Луна довольно быстро поднималась.
Они должны были добраться до города, а оттуда ждать рейса в Университет; единственный прямой рейс от поселения до Университета был только утром, а семья Лусиллы не могла устроить их на ночлег. Впрочем, даже если бы места хватало, Конут все равно не захотел бы остаться. Ему требовалось время, чтобы привыкнуть к новой обстановке. Слишком много обрушилось на него сразу – чего стоит одно то, что ему придется изменить свой привычный уклад жизни из-за постоянного присутствия Лусиллы в его комнате. Но она, конечно, того стоит.
И вот уже под ними Университет; силуэт Моста через бухту, перечеркивающий луну, огни Административного корпуса, ярко освещенного среди массы темных зданий.
То, что Административный корпус освещен, было необычно.
Сквозь дремоту Конут уголком глаза посматривал на изящную головку спящей жены. Он не мог сказать, больше или меньше он любит ее теперь, когда представляет как члена семьи. Ее родители показались Конуту скучными. Они, конечно, любезные, думал он, но он-то привык иметь дело с выдающимися людьми. А ее брат – жаль что с ним случилось такое несчастье – как он был очарован тряпкой, которую ему привезла Лусилла! Как маленький ребенок, нет, скорее, как звереныш. Конуту совсем не хотелось, чтобы его связывали с Роджером. Однако нам не дано выбирать родственников. Даже собственные дети могут легко обмануть ожидания…
Его дети! Эта мысль возникла так естественно! Но Конут никогда не думал об этом раньше. Он вздрогнул и снова взглянул на Лусиллу. Она сонно пробормотала:
– Что случилось? – а потом, стряхивая остатки сна, добавила: – Интересно, что им нужно?
Перевозчик снижался, на посадочной площадке его ожидали несколько человек, позади них стоял полицейский вертолет. Винт не работал, но обязательные огни горели красным. В свете прожекторов, освещающих для пилота посадочную площадку в виде буквы «X», Конуту удалось разглядеть одного из стоящих внизу – кажется, это был чиновник, ведающий кадрами. Остальные были в полицейской форме.
– Удивительно, – сказал Конут, радуясь про себя, что не нужно объяснять дрожь. – Сегодня довольно прохладно, и я буду хорошо спать.
Он подал Лусилле руку и с удовольствием помог ей сойти, хотя в этом не было нужды.
Коренастый полицейский выступил вперед.
– Мастер Конут? Я сержант Рейм. Вы, наверное, меня не помните…
– Почему же, помню, – сказал Конут, – Рейм. Вы учились в моей группе лет шесть или семь назад. Мастер Карл был о вас хорошего мнения, помнится, он выступал защитником в прениях по вашей диссертации.
Наступила пауза.
– Да, действительно, – произнес Рейм. – Мастер Карл хотел взять меня на факультет, но я занимался судебной теорией вероятностей и меня призвали в Вооруженные Силы. Это было так давно…
– Рад был повидать тебя снова, Рейм, – Конут поощрительно кивнул. – Спокойной ночи.
Но Рейм покачал головой. Конут остановился, чувствуя, как его охватывает немой необъяснимый ужас. На кого не подействует появление полицейского, настроенного на неофициальную беседу, да еще среди ночи, а выражение лица Рейма говорило о самом худшем. Конут резко спросил:
– В чем дело?
Казалось, Рейм испытывает неловкость.
– Я ждал вас. Дело касается Мастера Карла, а поскольку вы его ближайший друг… У меня есть несколько вопросов…
Лусилла испуганно стиснула руку Конута, но он даже не заметил.
– Что-то случилось с Карлом? Рейм развел руками.
– Мне очень жаль. Я думал, вы уже знаете. Лейтенант дал указание позвонить в Сэнди Хук; наверное, к этому времени вы уже уехали.
Конут видел, что Рейм старается высказать сочувствие.
– Это случилось примерно час назад – около двенадцати. Президент собирался ложиться спать, я имею в виду Эста Кира. Мастер Карл ворвался в его резиденцию – он был невменяем, как утверждает охранник.
– И кто же довел его до такого состояния? – вскричал Конут.
– Я надеюсь, вы поможете нам выяснить это. Случай очень серьезный. Мастер Карл пытался убить Эста Кира топором. К счастью, – тут Рейм замялся, но не нашел более подходящего выражения, – к счастью, в этот момент рядом находился телохранитель Президента. И ему пришлось выстрелить – он не смог остановить Мастера Карла иначе.
Глава 11
Конут прожил эту ночь и следующий день как во сне. Не оставалось никаких сомнений, что случившееся – правда, но принять ее было нелегко. Карл мертв! Старика застрелили при попытке убить человека! Это было более чем невероятным. Конут ни на секунду не мог допустить такую возможность. Но нельзя отрицать очевидное.
Лусилла почти все время находилась рядом, ближе, чем требуется от жены, ближе даже, чем сторож. Конут не отдавал себе отчета в ее присутствии. Но он заметил бы, если бы ее не было. Казалось, Лусилла была с ним рядом всю жизнь, и это не удивительно, ибо его жизнь стала теперь совершенно другой, не похожей на прежнюю, и началась она в час ночи со встречи с сержантом Реймом. Рейм исчерпал все необходимые вопросы за четверть часа, но и после этого не оставил Конута в покое. Им руководило милосердие, а не чувство долга. Полицейский, даже если он занимается судебной теорией вероятностей, более привычен к насилию и разнообразным убийствам, и порой может прояснить некоторые факты, которые не укладываются в голове наивных свидетелей. Именно это он пытался сделать, но Конут не испытывал к нему благодарности. Он испытывал скорее недоумение.
На следующий день Конут отменил все свои занятия – за него поработает видеозапись – и отправился вместе с Реймом по последнему маршруту Карла. Сперва они посетили резиденцию Эста Кира; тот уже проснулся и встретил их очень холодно. Он не выглядел потрясенным или взволнованным, хотя, надо сказать, он всегда отличался хладнокровием. Президент уделил пришедшим всего несколько минут.
– Карл – убий-ца. Это боль-шой удар для нас, Конут. Однако, я ду-маю, гении все таковы, мы не мо-жем требо-вать от них урав-нове-шенности.
Конут не хотел здесь задерживаться. Присутствие Эста Кира было ему неприятно. Единственное, из-за чего он пришел сюда, – взглянуть на алебарду пятнадцатого века, которая лежала на полу, где, по словам очевидцев, Мастер Карл выронил ее, пораженный выстрелом охранника. Ворс ковра был здесь ярче, чем в других местах. Конут, чувствуя внезапно подступившую тошноту, понял, что ковер недавно вычистили, и догадался, какое пятно требовалось так быстро убрать.
Он с облегчением покинул богато обставленную резиденцию Президента, но остаток дня тоже не принес ничего утешительного. Следующий визит они с Реймом нанесли ночному дежурному на этаже Карла, который сообщил, что Карл вышел из комнаты около десяти вечера. Казалось, он был чем-то обеспокоен, но, по своему обыкновению, ничего не сказал дежурному студенту. Конуту и Рейму не пришло в голову справляться о Карле у туземцев, и они не узнали об их краткой и односторонней беседе, но зато обнаружили его следы в следующем пункте.
В двадцать пять минут одиннадцатого Карл вошел в книгохранилище и немедленно потребовал ночного библиотекаря. Это был студент и, как большинство студентов на дежурстве, он занимался своими делами. Он был смущен, и Конут быстро сообразил почему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16