Конут хотел сохранить это в тайне.
Он плохо представлял себе возможности психоанализа в решении подобных проблем. Несмотря на трехсотлетнюю историю, методика поддержания психического здоровья еще не привела к созданию строгой системы защиты сознания, а Конут от природы скептически относился ко всему, что не поддается математическому анализу. Было и еще кое-что, о чем он не нашел нужным рассказывать Мастеру Карлу.
Не один Конут вел себя так странно. Человек, с которым он беседовал в Медицинском Центре, был очень обеспокоен происходящим. Он назвал имена пятерых преподавателей, известных Конуту по факультету, которые покончили жизнь самоубийством в течение последних нескольких лет или погибли при странных обстоятельствах. Один из них совершил пятнадцать попыток, прежде чем добился цели, взорвав себя во время эксперимента по полимеризации, который проводил ночью в Химическом зале. Двое покончили с собой с первой или второй попытки.
Конут отличался от погибших только в одном: ему удалось прожить в таком состоянии уже семь недель и не нанести себе ни малейшего увечья. Рекорд составлял десять недель. Столько продержался химик.
Психоаналитик обещал Конуту собрать к сегодняшнему утру всю возможную информацию о других самоубийцах. Без сомнения, Конута это очень интересовало. Это могло оказаться важным.
Если тут не простое совпадение, он, как и все остальные, рано или поздно убьет себя и, возможно, так и не узнает причин своего поступка.
И если здесь действительно есть закономерность, это должно случиться в течение ближайших трех недель.
Глава 3
В Университете начинался очередной день. В конторе Правления служащий заполнил приемный бункер бумагами, щелкнул переключателем – и Стики Дик, компьютер, прозванный так по первым буквам его названия – S. Т. I. (С. Е.), Di. С., приступил к кропотливой обработке оценок, полученных на вчерашних экзаменах по английскому, санскриту и курсу «Ядерные реакции в цикле Бета-Феникс». Студенты медицинского факультета выкатывали расчлененные трупы из холодильных камер, разыгрывая избитые грубые шутки с разрозненными частями тел. В Центральной аппаратной телевизионные техники выполняли нескончаемый таинственный ритуал проверки цепей и согласования напряжений; каждая университетская лекция обязательно записывалась на пленку, даже те, которые не предназначались ни для эфира, ни для передачи в архив.
Тридцать тысяч студентов пытались угадать настроение своих преподавателей, приходя к выводу, что пережить этот учебный день будет нелегко. Но все без исключения знали: это все-таки лучше, чем пытаться выжить за стенами университета.
На кухне, примыкающей к столовой Башни Математиков, дежурная студентка Лусилла торопливо вытирала последние капли влаги со стальной кухонной утвари. Она повесила передник, проверила макияж, остановившись у зеркала на двери, потом спустилась в служебном лифте и вышла на жаркую, шумную аллею университетского двора.
Ни жара, ни шум не смущали ее. Она повидала и не такое.
Лусилла – стипендиатка Университета. Ее родители – Горожане, а не Ученые. Здесь она живет всего два года, а на выходные иногда уезжает домой. Ей хорошо известно, что такое жизнь в одном из городов по ту сторону залива или, того хуже, в одном из поселений вдали от берега – в грохочущем, не смолкающем день и ночь шуме, где люди в толпе то и дело натыкаются друг на друга. Здесь, во дворе, шум создавали только людские голоса. Земля здесь не дрожала.
Маленькое личико Лусиллы сохраняло беззаботное выражение, коротко стриженные волосы развевались в такт решительной походке. Было совсем незаметно, что девушка обеспокоена, но тем не менее это было так. Он выглядел сегодня в столовой таким усталым! И ничего не ел, хотя это на него не похоже. Он всегда ел что-нибудь – если не яичницу с беконом, то кашу с фруктами. Инстинктивно Лусилла предпочитала людей с хорошим аппетитом. На ходу отвечая на приветствия, она продолжала думать о своем. Возможно, завтра ей удастся самой подать ему омлет, и он ему понравится. Не стоит переживать, в конце концов все наладится.
Лусилла вздохнула. Она чувствовала себя совершенно несчастной. Это просто невыносимо: так сильно беспокоиться о ком-то и не иметь ни малейшей возможности узнать, что с ним происходит…
Девушка услышала за спиной чей-то топот.
– Эй, – переходя на шаг, окликнул ее Эгерт, частый спутник Лусиллы на прогулках. – Почему ты не подождала меня? Как насчет вечера в субботу?
– А, привет. Я еще не знаю. Может, буду занята на факультетском танцевальном вечере.
– Скажи, что не можешь, – предложил Эгерт. – Что должна ехать домой. Ну, что твой брат заболел или еще что-нибудь и маме нужна твоя помощь.
Лусилла рассмеялась.
– Подумай. Я бы взял на вечер лодку Карнегана, и мы спустились бы до самой излучины.
Лусилла, смеясь, позволила ему взять себя за руку. Ей нравился Эгерт. Он симпатичный и приветливый. Он напоминал ей брата, нет, не настоящего, а такого, какого бы ей хотелось иметь. Да, он ей нравился, но она не была им увлечена. Разница совершенно ясная для нее. Вот Эгерт, например, несомненно был увлечен ею.
– Ну хорошо, – сказал Эгерт. – Подумай, ладно? Я спрошу тебя завтра.
В нем сработал инстинкт коммивояжера: лучше удовольствоваться неопределенностью, чем получить отказ. Он повел девушку между двумя высотными зданиями к владениям факультета агрономии, где посреди пятнадцати тщательно возделанных акров экспериментальных посадок гороха и пшеницы имелся маленький японский садик.
– Кажется, я сегодня получил плохую оценку по поведению от Мастера Карла, – мрачно сказал Эгерт, припоминая утреннее происшествие.
– Да, не повезло, – рассеянно посочувствовала Лусилла: это не было из ряда вон выходящим событием. Но последующие слова Эгерта привлекли ее внимание.
– Я только пытался оказать Конуту любезность. Хотя какую, к черту, любезность? Я спас ему жизнь!
Лусилла вся обратилась в слух. Эгерт продолжал.
– Он уже почти вывалился из окна. Сумасшедший! Ты знаешь, мне кажется, половина этих профессоров с приветом. Что ни говори, но если бы я не вошел в ту минуту, он бы разбился. Выпал бы прямо во двор. Понимаешь, – добавил он возбужденно, – сегодня я немного задержался.
– Эгерт!
– Что случилось?
Лусилла набросилась на него с упреками.
– Ты не должен был опаздывать! Ты ведь знаешь, как Мастер Конут тебе доверяет. В самом деле, ты просто обязан быть внимательнее.
Она не на шутку рассердилась. Эгерт задумчиво посмотрел на нее и умолк. Утро уже не казалось ему таким безоблачным и прекрасным. Внезапно юноша схватил Лусиллу за руку и заговорил очень серьезным тоном:
– Лусилла, давай заключим временный брак. Я знаю, здесь я всего лишь стипендиат, и мои шансы невелики. Но скоро все будет по-другому. Послушай, что я придумал. Я брошу занятия математикой. Ребята с медицинского факультета говорят, что там много интересных тем для исследования, например, в области эпидемиологии, а там математические знания мне пригодятся. Я не требую от тебя обещания на десять лет. Мы можем возобновлять договор каждый месяц. И если ты не захочешь его продлевать, клянусь, я не буду настаивать. Но только позволь мне попытаться сделать так, чтобы ты захотела остаться со мной. Прошу тебя, давай поженимся!
Он замолчал, глядя на девушку. На его открытом загорелом лице застыло ожидание. Но Лусилла избегала встречаться с ним взглядом.
Спустя мгновение Эгерт примирительно кивнул головой.
– Ну ладно. Конечно, где мне тягаться с Мастером Конутом!
Лусилла нахмурилась.
– Эгерт, я надеюсь, ты не станешь считать… Я имею в виду, именно потому, что ты решил, что я интересуюсь Мастером Конутом, я надеюсь…
– Нет, – усмехнулся он. – Я не дам ему выпасть из окна. Но ты знаешь, Лусилла, хотя ты такая хорошенькая, сомневаюсь, что Мастер Конут подозревает о твоем существовании.
Психоаналитик проводил Конута до двери. Он был в ярости, что не продвинулся ни на шаг, – нет, не с Конутом, а в этом деле в целом.
– Мне очень жаль, но я больше не могу откладывать свои дела, – решительно сказал ему Конут.
– Боюсь, это произойдет, если ваши попытки увенчаются успехом.
– Но ведь вы собираетесь мне помочь? Или мы просто зря тратим время?
– Во всяком случае, это лучше, чем вообще не сопротивляться.
Конут пожал плечами в ответ на это логически непогрешимое утверждение. Психоаналитик продолжал уговоры.
– Вы не останетесь у нас даже на ночь? Наблюдение могло бы дать толчок к разгадке…
– Нет…
Психоаналитик колебался. Потом махнул рукой.
– Хорошо. Думаю, вам известно, что если будет принято соответствующее решение, вашего согласия не потребуется. Я просто передам вас в распоряжение Медицинского Центра.
– Конечно-конечно, – успокаивающе проговорил Конут. – Но ведь у вас ничего не вышло. Разве вы уже не пытались получить предписание в канцелярии Президента?
– Обычная чиновничья волокита, – проворчал психоаналитик. – Они не понимают, что программа психического здоровья нуждается в небольшой поддержке, хотя бы раз за столько лет…
Конут вышел, предоставив собеседнику бормотать дальше.
Во дворе на него обрушились жара и шум. Но Конут этого даже не заметил, он давно привык.
Он достаточно пришел в себя, чтобы думать о своем утреннем спасении без содрогания, даже с интересом. Ощущение противоречивое, с привкусом тревоги, но Конут уже был в состоянии взглянуть на вещи с другой стороны. Как нелепо! Убить себя! Самоубийства совершают люди отчаявшиеся, несчастные, а Конут вполне счастливый человек.
Даже психоаналитик вынужден был признать это. Он только потратил время даром, копаясь в туманных детских воспоминаниях Конута в поисках давнишней психической травмы, которая гнездилась бы в тайниках сознания Конута, исподволь отравляя его существование. У него не было никаких травм! Да и откуда им взяться? Его родители – Ученые – работали в этом же Университете. Он пошел в ясли прежде, чем начал ходить, затем развивающая с помощью игр школа для малышей, которой руководили лучшие в мире специалисты в области детского воспитания. Каждый ребенок там был окружен любовью и заботой и имел все, что рекомендовали лучшие детские психологи. Травма? Это невозможно. Не только потому, что подобного не случалось вообще, результат подтвердило и конкретное исследование личности Конута. Это человек, искренне увлеченный своей работой, и если он и чувствует недостаток любви и заботы, то, вне всякого сомнения, надеется обрести их в свое время. Ему просто не приходило в голову торопить естественный ход событий.
Конут вежливо отвечал на приветствия идущих навстречу студентов. Он даже начал насвистывать одну из мнемонических песен Карла. Ребята кивали ему и улыбались. Конут был популярным профессором.
Он прошел мимо Дома Гуманитариев, Дома Литераторов, Доврачебной помощи и Башни Администрации. По мере того как он удалялся от своего здания, он встречал все меньше знакомых лиц, но и незнакомые вежливо приветствовали его из уважения к одеянию Мастера. Над головами раздался пронзительный вой пролетающего высоко в небе самолета.
Гигантский изгиб стального Моста через бухту остался позади, но Конут все еще слышал шум бесконечного потока автомобилей; издалека доносился приглушенный расстоянием гул Города.
Конут остановился у двери телестудии, где должен был провести первую лекцию. Он бросил взгляд вдоль узкой городской улицы, на которой обитали те, кто не занимался наукой. Там была другая жизнь, там была тайна. Как ему казалось, более значительная, чем безмолвный убийца у него в мозгу. Но это не та проблема, которую он когда-нибудь сможет решить.
«Хороший преподаватель должен хорошо выглядеть» – гласил один из афоризмов Мастера Карла. Конут уселся за длинный стол и начал методично наносить тон на скулы. Пока он гримировался, бригада операторов наводила камеры.
– Вам помочь? – Конут поднял взгляд и увидел своего продюсера.
– Нет, спасибо, – и он чуть-чуть подвел уголки глаз. Часы отсчитывали секунды, оставшиеся до начала лекции.
Конут замаскировал морщины (плата за звание профессора в тридцать лет) и стал наносить помаду. Он придвинулся к зеркалу, чтобы оценить результат, но продюсер остановил его.
– Минутку! Даммит, дружок, меньше красного!
Оператор взялся за диск, изображение на экране послушно становилось то чуть краснее, то чуть зеленее.
– Так лучше. Все готово, профессор?
Конут вытер руки салфеткой и надел на голову золотистый парик.
– Готов, – проговорил он, подымаясь. В этот самый момент часы показывали ровно десять.
Из решетчатого звукоизолирующего потолка студии полилась музыка, сопровождающая лекции Конута; аудитория притихла. Конут занял место за кафедрой, кланяясь, улыбаясь и нажимая на педаль суфлера, пока тот не занял свое место.
Класс был полон. По мнению Конута, присутствовало более тысячи студентов. Он любил читать лекции перед большим полным залом, отчасти как приверженец традиций, отчасти из-за того, что по лицам слушателей мог определить, хорошо ли излагает материал. Этот класс был одним из его любимых. Он живо реагировал на настроение лектора, но не заходил слишком далеко. Здесь не смеялись слишком громко, когда он включал в свой рассказ одну из традиционных академических шуток, не кашляли и не шептались.
Пока ведущий объявлял лекцию в эфир, Конут обвел аудиторию взглядом. Он увидел Эгерта, который с расстроенным и раздраженным лицом что-то шептал девушке, которая утром была в столовой. Как же ее зовут? А, Лусилла. «Повезло парню», – отрешенно подумал Конут, и тут его мысли захватила Биномиальная теорема, как всегда оттеснив остальное на второй план.
– Доброе утро, – произнес он. – Приступим к занятиям. Сегодня мы будем изучать связь треугольника Паскаля с Биномиальной теоремой.
Сопровождая его слова, по залу поплыла музыка. На мониторе за спиной Конута появились горящие буквы p+q.
– Полагаю, все вы помните, что такое Биномиальная теорема, если, конечно, не прогуливали лекций.
По аудитории прошелся легкий смешок, стихнувший сразу, как только схлынула легкая веселость.
– Степени p+q – это, конечно, их квадрат, куб, четвертая степень и так далее.
Невидимая рука начала записывать золотом на экране результат умножения p+q на себя.
– р плюс q в квадрате равно р в квадрате плюс два pq плюс q в квадрате, р плюс q в кубе…
На экране появилась запись: p3+3p2q+3pq2+q3.
– Не правда ли, ничего сложного?
Конут сделал паузу, а затем невозмутимо продолжил:
– Но если так, то почему Стики Дик утверждает, что пятьдесят процентов из вас не выдержали последнего теста?
Раздалось более оживленное хихиканье с парой громких смущенных смешков из задних рядов. Да, это был чудный класс!
Буквы и цифры исчезли с экрана, их сменила забавная выразительная фигурка каменщика, приступившая к постройке кирпичной пирамиды.
– Забудем на минутку о теореме, для некоторых из вас это не составит большого труда.
По залу вновь прокатился смешок.
– Рассмотрим треугольник Паскаля. Сейчас мы построили его в виде кирпичной стены, однако не стоит торопиться, друзья.
Каменщик остановился и изумленно повернулся к аудитории.
– Только мы начнем не снизу. Мы будем строить ее сверху вниз.
Каменщик сделал комический жест и, пожав плечами, стал стирать стену взмахами мастерка. Потом он подвесил в воздухе первый кирпич и начал пристраивать к нему пирамиду снизу.
– И мы будем строить ее не из кирпичей, а из чисел, – добавил Конут.
Каменщик выпрямился, сбросил стену с экрана, но прежде, чем исчезнуть вслед за ней, показал Конуту язык. А на мониторе появилась картинка с живыми персонажами: университетский футбольный стадион с заполненными трибунами, причем каждый болельщик держал в руках плакат с числом, вместе плакаты образовывали треугольник Паскаля:
1 1
1 2 1
1 3 3 1
1 4 6 4 1
1 5 10 10 5 1
Конут повернулся к экрану, чтобы полюбоваться конструкцией, впервые написанной столетия назад.
– Как вы заметили, каждое из чисел пирамиды равно сумме двух чисел, стоящих на строку выше. Треугольник Паскаля – нечто большее, чем красивая конструкция. Он представляет… – Конут видел, что увлек аудиторию. Лекция проходила прекрасно.
Он взял указку с железным наконечником со стола, где были разложены традиционные принадлежности лектора: нож для разрезания бумаги, ножницы, карандаши. Эти вещи лежали здесь только для вида, чтобы осуществлять аудио-визуальное воздействие на зрителей. С указкой в руках Конут начал объяснять своей трехмиллионной телеаудитории соотношение между треугольником Паскаля и Биномиальным распределением.
Каждая черточка на лице Конута, каждое движение балерин, появившихся теперь на экране и тоже олицетворяющих числа, схватывались нацеленными на них камерами, преобразовывались в высокочастотные импульсы и передавались в эфир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Он плохо представлял себе возможности психоанализа в решении подобных проблем. Несмотря на трехсотлетнюю историю, методика поддержания психического здоровья еще не привела к созданию строгой системы защиты сознания, а Конут от природы скептически относился ко всему, что не поддается математическому анализу. Было и еще кое-что, о чем он не нашел нужным рассказывать Мастеру Карлу.
Не один Конут вел себя так странно. Человек, с которым он беседовал в Медицинском Центре, был очень обеспокоен происходящим. Он назвал имена пятерых преподавателей, известных Конуту по факультету, которые покончили жизнь самоубийством в течение последних нескольких лет или погибли при странных обстоятельствах. Один из них совершил пятнадцать попыток, прежде чем добился цели, взорвав себя во время эксперимента по полимеризации, который проводил ночью в Химическом зале. Двое покончили с собой с первой или второй попытки.
Конут отличался от погибших только в одном: ему удалось прожить в таком состоянии уже семь недель и не нанести себе ни малейшего увечья. Рекорд составлял десять недель. Столько продержался химик.
Психоаналитик обещал Конуту собрать к сегодняшнему утру всю возможную информацию о других самоубийцах. Без сомнения, Конута это очень интересовало. Это могло оказаться важным.
Если тут не простое совпадение, он, как и все остальные, рано или поздно убьет себя и, возможно, так и не узнает причин своего поступка.
И если здесь действительно есть закономерность, это должно случиться в течение ближайших трех недель.
Глава 3
В Университете начинался очередной день. В конторе Правления служащий заполнил приемный бункер бумагами, щелкнул переключателем – и Стики Дик, компьютер, прозванный так по первым буквам его названия – S. Т. I. (С. Е.), Di. С., приступил к кропотливой обработке оценок, полученных на вчерашних экзаменах по английскому, санскриту и курсу «Ядерные реакции в цикле Бета-Феникс». Студенты медицинского факультета выкатывали расчлененные трупы из холодильных камер, разыгрывая избитые грубые шутки с разрозненными частями тел. В Центральной аппаратной телевизионные техники выполняли нескончаемый таинственный ритуал проверки цепей и согласования напряжений; каждая университетская лекция обязательно записывалась на пленку, даже те, которые не предназначались ни для эфира, ни для передачи в архив.
Тридцать тысяч студентов пытались угадать настроение своих преподавателей, приходя к выводу, что пережить этот учебный день будет нелегко. Но все без исключения знали: это все-таки лучше, чем пытаться выжить за стенами университета.
На кухне, примыкающей к столовой Башни Математиков, дежурная студентка Лусилла торопливо вытирала последние капли влаги со стальной кухонной утвари. Она повесила передник, проверила макияж, остановившись у зеркала на двери, потом спустилась в служебном лифте и вышла на жаркую, шумную аллею университетского двора.
Ни жара, ни шум не смущали ее. Она повидала и не такое.
Лусилла – стипендиатка Университета. Ее родители – Горожане, а не Ученые. Здесь она живет всего два года, а на выходные иногда уезжает домой. Ей хорошо известно, что такое жизнь в одном из городов по ту сторону залива или, того хуже, в одном из поселений вдали от берега – в грохочущем, не смолкающем день и ночь шуме, где люди в толпе то и дело натыкаются друг на друга. Здесь, во дворе, шум создавали только людские голоса. Земля здесь не дрожала.
Маленькое личико Лусиллы сохраняло беззаботное выражение, коротко стриженные волосы развевались в такт решительной походке. Было совсем незаметно, что девушка обеспокоена, но тем не менее это было так. Он выглядел сегодня в столовой таким усталым! И ничего не ел, хотя это на него не похоже. Он всегда ел что-нибудь – если не яичницу с беконом, то кашу с фруктами. Инстинктивно Лусилла предпочитала людей с хорошим аппетитом. На ходу отвечая на приветствия, она продолжала думать о своем. Возможно, завтра ей удастся самой подать ему омлет, и он ему понравится. Не стоит переживать, в конце концов все наладится.
Лусилла вздохнула. Она чувствовала себя совершенно несчастной. Это просто невыносимо: так сильно беспокоиться о ком-то и не иметь ни малейшей возможности узнать, что с ним происходит…
Девушка услышала за спиной чей-то топот.
– Эй, – переходя на шаг, окликнул ее Эгерт, частый спутник Лусиллы на прогулках. – Почему ты не подождала меня? Как насчет вечера в субботу?
– А, привет. Я еще не знаю. Может, буду занята на факультетском танцевальном вечере.
– Скажи, что не можешь, – предложил Эгерт. – Что должна ехать домой. Ну, что твой брат заболел или еще что-нибудь и маме нужна твоя помощь.
Лусилла рассмеялась.
– Подумай. Я бы взял на вечер лодку Карнегана, и мы спустились бы до самой излучины.
Лусилла, смеясь, позволила ему взять себя за руку. Ей нравился Эгерт. Он симпатичный и приветливый. Он напоминал ей брата, нет, не настоящего, а такого, какого бы ей хотелось иметь. Да, он ей нравился, но она не была им увлечена. Разница совершенно ясная для нее. Вот Эгерт, например, несомненно был увлечен ею.
– Ну хорошо, – сказал Эгерт. – Подумай, ладно? Я спрошу тебя завтра.
В нем сработал инстинкт коммивояжера: лучше удовольствоваться неопределенностью, чем получить отказ. Он повел девушку между двумя высотными зданиями к владениям факультета агрономии, где посреди пятнадцати тщательно возделанных акров экспериментальных посадок гороха и пшеницы имелся маленький японский садик.
– Кажется, я сегодня получил плохую оценку по поведению от Мастера Карла, – мрачно сказал Эгерт, припоминая утреннее происшествие.
– Да, не повезло, – рассеянно посочувствовала Лусилла: это не было из ряда вон выходящим событием. Но последующие слова Эгерта привлекли ее внимание.
– Я только пытался оказать Конуту любезность. Хотя какую, к черту, любезность? Я спас ему жизнь!
Лусилла вся обратилась в слух. Эгерт продолжал.
– Он уже почти вывалился из окна. Сумасшедший! Ты знаешь, мне кажется, половина этих профессоров с приветом. Что ни говори, но если бы я не вошел в ту минуту, он бы разбился. Выпал бы прямо во двор. Понимаешь, – добавил он возбужденно, – сегодня я немного задержался.
– Эгерт!
– Что случилось?
Лусилла набросилась на него с упреками.
– Ты не должен был опаздывать! Ты ведь знаешь, как Мастер Конут тебе доверяет. В самом деле, ты просто обязан быть внимательнее.
Она не на шутку рассердилась. Эгерт задумчиво посмотрел на нее и умолк. Утро уже не казалось ему таким безоблачным и прекрасным. Внезапно юноша схватил Лусиллу за руку и заговорил очень серьезным тоном:
– Лусилла, давай заключим временный брак. Я знаю, здесь я всего лишь стипендиат, и мои шансы невелики. Но скоро все будет по-другому. Послушай, что я придумал. Я брошу занятия математикой. Ребята с медицинского факультета говорят, что там много интересных тем для исследования, например, в области эпидемиологии, а там математические знания мне пригодятся. Я не требую от тебя обещания на десять лет. Мы можем возобновлять договор каждый месяц. И если ты не захочешь его продлевать, клянусь, я не буду настаивать. Но только позволь мне попытаться сделать так, чтобы ты захотела остаться со мной. Прошу тебя, давай поженимся!
Он замолчал, глядя на девушку. На его открытом загорелом лице застыло ожидание. Но Лусилла избегала встречаться с ним взглядом.
Спустя мгновение Эгерт примирительно кивнул головой.
– Ну ладно. Конечно, где мне тягаться с Мастером Конутом!
Лусилла нахмурилась.
– Эгерт, я надеюсь, ты не станешь считать… Я имею в виду, именно потому, что ты решил, что я интересуюсь Мастером Конутом, я надеюсь…
– Нет, – усмехнулся он. – Я не дам ему выпасть из окна. Но ты знаешь, Лусилла, хотя ты такая хорошенькая, сомневаюсь, что Мастер Конут подозревает о твоем существовании.
Психоаналитик проводил Конута до двери. Он был в ярости, что не продвинулся ни на шаг, – нет, не с Конутом, а в этом деле в целом.
– Мне очень жаль, но я больше не могу откладывать свои дела, – решительно сказал ему Конут.
– Боюсь, это произойдет, если ваши попытки увенчаются успехом.
– Но ведь вы собираетесь мне помочь? Или мы просто зря тратим время?
– Во всяком случае, это лучше, чем вообще не сопротивляться.
Конут пожал плечами в ответ на это логически непогрешимое утверждение. Психоаналитик продолжал уговоры.
– Вы не останетесь у нас даже на ночь? Наблюдение могло бы дать толчок к разгадке…
– Нет…
Психоаналитик колебался. Потом махнул рукой.
– Хорошо. Думаю, вам известно, что если будет принято соответствующее решение, вашего согласия не потребуется. Я просто передам вас в распоряжение Медицинского Центра.
– Конечно-конечно, – успокаивающе проговорил Конут. – Но ведь у вас ничего не вышло. Разве вы уже не пытались получить предписание в канцелярии Президента?
– Обычная чиновничья волокита, – проворчал психоаналитик. – Они не понимают, что программа психического здоровья нуждается в небольшой поддержке, хотя бы раз за столько лет…
Конут вышел, предоставив собеседнику бормотать дальше.
Во дворе на него обрушились жара и шум. Но Конут этого даже не заметил, он давно привык.
Он достаточно пришел в себя, чтобы думать о своем утреннем спасении без содрогания, даже с интересом. Ощущение противоречивое, с привкусом тревоги, но Конут уже был в состоянии взглянуть на вещи с другой стороны. Как нелепо! Убить себя! Самоубийства совершают люди отчаявшиеся, несчастные, а Конут вполне счастливый человек.
Даже психоаналитик вынужден был признать это. Он только потратил время даром, копаясь в туманных детских воспоминаниях Конута в поисках давнишней психической травмы, которая гнездилась бы в тайниках сознания Конута, исподволь отравляя его существование. У него не было никаких травм! Да и откуда им взяться? Его родители – Ученые – работали в этом же Университете. Он пошел в ясли прежде, чем начал ходить, затем развивающая с помощью игр школа для малышей, которой руководили лучшие в мире специалисты в области детского воспитания. Каждый ребенок там был окружен любовью и заботой и имел все, что рекомендовали лучшие детские психологи. Травма? Это невозможно. Не только потому, что подобного не случалось вообще, результат подтвердило и конкретное исследование личности Конута. Это человек, искренне увлеченный своей работой, и если он и чувствует недостаток любви и заботы, то, вне всякого сомнения, надеется обрести их в свое время. Ему просто не приходило в голову торопить естественный ход событий.
Конут вежливо отвечал на приветствия идущих навстречу студентов. Он даже начал насвистывать одну из мнемонических песен Карла. Ребята кивали ему и улыбались. Конут был популярным профессором.
Он прошел мимо Дома Гуманитариев, Дома Литераторов, Доврачебной помощи и Башни Администрации. По мере того как он удалялся от своего здания, он встречал все меньше знакомых лиц, но и незнакомые вежливо приветствовали его из уважения к одеянию Мастера. Над головами раздался пронзительный вой пролетающего высоко в небе самолета.
Гигантский изгиб стального Моста через бухту остался позади, но Конут все еще слышал шум бесконечного потока автомобилей; издалека доносился приглушенный расстоянием гул Города.
Конут остановился у двери телестудии, где должен был провести первую лекцию. Он бросил взгляд вдоль узкой городской улицы, на которой обитали те, кто не занимался наукой. Там была другая жизнь, там была тайна. Как ему казалось, более значительная, чем безмолвный убийца у него в мозгу. Но это не та проблема, которую он когда-нибудь сможет решить.
«Хороший преподаватель должен хорошо выглядеть» – гласил один из афоризмов Мастера Карла. Конут уселся за длинный стол и начал методично наносить тон на скулы. Пока он гримировался, бригада операторов наводила камеры.
– Вам помочь? – Конут поднял взгляд и увидел своего продюсера.
– Нет, спасибо, – и он чуть-чуть подвел уголки глаз. Часы отсчитывали секунды, оставшиеся до начала лекции.
Конут замаскировал морщины (плата за звание профессора в тридцать лет) и стал наносить помаду. Он придвинулся к зеркалу, чтобы оценить результат, но продюсер остановил его.
– Минутку! Даммит, дружок, меньше красного!
Оператор взялся за диск, изображение на экране послушно становилось то чуть краснее, то чуть зеленее.
– Так лучше. Все готово, профессор?
Конут вытер руки салфеткой и надел на голову золотистый парик.
– Готов, – проговорил он, подымаясь. В этот самый момент часы показывали ровно десять.
Из решетчатого звукоизолирующего потолка студии полилась музыка, сопровождающая лекции Конута; аудитория притихла. Конут занял место за кафедрой, кланяясь, улыбаясь и нажимая на педаль суфлера, пока тот не занял свое место.
Класс был полон. По мнению Конута, присутствовало более тысячи студентов. Он любил читать лекции перед большим полным залом, отчасти как приверженец традиций, отчасти из-за того, что по лицам слушателей мог определить, хорошо ли излагает материал. Этот класс был одним из его любимых. Он живо реагировал на настроение лектора, но не заходил слишком далеко. Здесь не смеялись слишком громко, когда он включал в свой рассказ одну из традиционных академических шуток, не кашляли и не шептались.
Пока ведущий объявлял лекцию в эфир, Конут обвел аудиторию взглядом. Он увидел Эгерта, который с расстроенным и раздраженным лицом что-то шептал девушке, которая утром была в столовой. Как же ее зовут? А, Лусилла. «Повезло парню», – отрешенно подумал Конут, и тут его мысли захватила Биномиальная теорема, как всегда оттеснив остальное на второй план.
– Доброе утро, – произнес он. – Приступим к занятиям. Сегодня мы будем изучать связь треугольника Паскаля с Биномиальной теоремой.
Сопровождая его слова, по залу поплыла музыка. На мониторе за спиной Конута появились горящие буквы p+q.
– Полагаю, все вы помните, что такое Биномиальная теорема, если, конечно, не прогуливали лекций.
По аудитории прошелся легкий смешок, стихнувший сразу, как только схлынула легкая веселость.
– Степени p+q – это, конечно, их квадрат, куб, четвертая степень и так далее.
Невидимая рука начала записывать золотом на экране результат умножения p+q на себя.
– р плюс q в квадрате равно р в квадрате плюс два pq плюс q в квадрате, р плюс q в кубе…
На экране появилась запись: p3+3p2q+3pq2+q3.
– Не правда ли, ничего сложного?
Конут сделал паузу, а затем невозмутимо продолжил:
– Но если так, то почему Стики Дик утверждает, что пятьдесят процентов из вас не выдержали последнего теста?
Раздалось более оживленное хихиканье с парой громких смущенных смешков из задних рядов. Да, это был чудный класс!
Буквы и цифры исчезли с экрана, их сменила забавная выразительная фигурка каменщика, приступившая к постройке кирпичной пирамиды.
– Забудем на минутку о теореме, для некоторых из вас это не составит большого труда.
По залу вновь прокатился смешок.
– Рассмотрим треугольник Паскаля. Сейчас мы построили его в виде кирпичной стены, однако не стоит торопиться, друзья.
Каменщик остановился и изумленно повернулся к аудитории.
– Только мы начнем не снизу. Мы будем строить ее сверху вниз.
Каменщик сделал комический жест и, пожав плечами, стал стирать стену взмахами мастерка. Потом он подвесил в воздухе первый кирпич и начал пристраивать к нему пирамиду снизу.
– И мы будем строить ее не из кирпичей, а из чисел, – добавил Конут.
Каменщик выпрямился, сбросил стену с экрана, но прежде, чем исчезнуть вслед за ней, показал Конуту язык. А на мониторе появилась картинка с живыми персонажами: университетский футбольный стадион с заполненными трибунами, причем каждый болельщик держал в руках плакат с числом, вместе плакаты образовывали треугольник Паскаля:
1 1
1 2 1
1 3 3 1
1 4 6 4 1
1 5 10 10 5 1
Конут повернулся к экрану, чтобы полюбоваться конструкцией, впервые написанной столетия назад.
– Как вы заметили, каждое из чисел пирамиды равно сумме двух чисел, стоящих на строку выше. Треугольник Паскаля – нечто большее, чем красивая конструкция. Он представляет… – Конут видел, что увлек аудиторию. Лекция проходила прекрасно.
Он взял указку с железным наконечником со стола, где были разложены традиционные принадлежности лектора: нож для разрезания бумаги, ножницы, карандаши. Эти вещи лежали здесь только для вида, чтобы осуществлять аудио-визуальное воздействие на зрителей. С указкой в руках Конут начал объяснять своей трехмиллионной телеаудитории соотношение между треугольником Паскаля и Биномиальным распределением.
Каждая черточка на лице Конута, каждое движение балерин, появившихся теперь на экране и тоже олицетворяющих числа, схватывались нацеленными на них камерами, преобразовывались в высокочастотные импульсы и передавались в эфир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16