Но сегодня все было иначе. Он с трудом стоял на ногах, придерживаясь одной рукой за обитый железом стол, и сильно тряс головой, пытаясь прийти в себя. Только что ему пришлось сбегать в туалет, где его сильно вырвало. И, кажется, придется бежать туда снова.
Стоящий на другом конце стола сортировщик окликнул его:
– Эй, Роджер! Ты нас задерживаешь!
Роджер потер затылок и пробормотал что-то, непонятное даже ему самому. Он начал работать, больше медлить было нельзя – уже навалилось много рыбы. В обязанности сортировщика входило отделять самок искусственно разведенного атлантического лосося от самцов. Самцы скатывались по крутому скату навстречу быстрой и неминуемой смерти, в то время как самки в сезон метания икры содержали в себе нечто слишком ценное, чтобы отбросить его в месиво из внутренностей и костей, из которого делают чистую рыбную муку.
В этом состояла работа Роджера и еще нескольких десятков людей, стоящих, как и он, у разделочных столов. Сначала они хватали бьющуюся самку за хвост и ударом оглушали ее. Затем брали тушку обеими руками, развернув брюхом к соседу, а тот своим длинным, испачканным жиром ножом вскрывал ей живот и извлекал икру. (Часто нож срывался, так что работа Роджера была не завидной.) Быстрое вращательное движение – икра отправляется в одну сторону, а выпотрошенная тушка в другую, и сортировщик берется за следующую рыбину. Иногда рыба отчаянно сопротивлялась, что было крайне неприятным зрелищем для людей с воображением, и даже самый равнодушный человек начинал испытывать отвращение к такой работе. Роджер занимался ею уже четыре года.
– Давай, Роджер! – вновь прокричал его напарник.
Роджер тупо уставился на него. Он немного пришел в себя, подбодренный привычными звуками: хлопаньем, грохотом, ревом, доносящимися с рыбоперерабатывающего завода, который располагался на нижнем уровне, ближе к морю. Роджер открыл было рот, чтобы что-то сказать, и вдруг сорвался с места. Но не успел добежать до туалета – его вырвало тут же.
Час спустя мать Роджера удивилась, увидев, что ее сын уже вернулся домой.
– Что случилось?
Мальчик попытался объяснить, но выдавил из себя несколько бессвязных слов. Наконец он с трудом осилил фразу:
– Мне нехорошо.
Мать встревожилась. Роджер никогда не жаловался на здоровье. Правда, вид у него не слишком симпатичный, но это оттого, что поврежденная часть мозга вызвала сокращение мышц лица. В самом деле, он болел не больше недели за всю свою жизнь. С сомнением в голосе мать произнесла:
– Отец вернется примерно через час, но, может, мне лучше вызвать его? Как ты думаешь, Роджер?
Вопрос был риторическим. Она Давно поняла, что сын не способен думать. Мальчик пошатнулся и выпрямился, нахмурясь. У него нестерпимо болели шея и затылок, и он не мог размышлять над такими трудными вопросами. Ему очень хотелось лечь в постель и положить на подушку подарок сестры, чтобы можно было гладить его, засыпая. Это было его единственное любимое занятие. Так он и сказал матери.
Теперь она забеспокоилась не на шутку.
– Ты и вправду заболел. Я позову врача. Иди ложись.
– Нет, не надо. Они уже осмотрели меня.
Мальчик с трудом сглотнул слюну. У него начинался озноб.
– Мистер Гарни водил меня к этому диа… диа…
– К диагносту в клинику, Роджер!
– Да, и мне дали какие-то таблетки.
Он порылся в кармане и достал маленькую коробочку.
– Одну я уже проглотил, а потом приму еще.
Мать мало что поняла из его объяснений, но уже не так беспокоилась. Диагностическое оборудование ошибается не часто.
– Во всем виновата холодная вода, в которой ты работаешь, – печально сказала она, помогая ему лечь. – Я ведь говорила тебе, Роджер, ты должен найти работу получше. Например, резчика или даже сортировщика. Или вообще уйти оттуда. Ты работаешь там уже четыре года…
– Спокойной ночи, – невпопад ответил Роджер – до ночи было еще далеко.
Собираясь лечь, он почувствовал себя немного лучше – психологически, потому что был в своей привычной комнате со своей удобной постелью и старым японским флагом на подушке.
– Сейчас я усну, – сказал он матери и, по крайней мере, избавился от нее.
Он съежился под согревающими покрывалами, обогрев был включен на полную мощность, но мальчик продолжал дрожать всем телом. Головная боль стала невыносимой.
Мастер Гарни в клинике изо всех сил старался объяснить ему действие пилюль. Они должны успокоить боль и унять дрожь, облегчить его страдания и помочь уснуть. Роджер лихорадочно вытащил из коробочки таблетку и проглотил.
Она обязательно поможет. Таблетки, которые дают в клинике, всегда помогают. Боль уменьшилась, стала не пульсирующей, а ноющей, потом совсем отступила. Дрожь утихла, и Роджер начал засыпать.
Сквозь дрему он чувствовал умиротворение. Он не мог видеть своего лица, поэтому не знал, как оно покраснело и как быстро поднимается температура. Во сне он был совершенно счастлив… прижимая к щеке старый потрепанный флаг… Как он делал предыдущие три недели и как не сделает больше никогда в своей жизни.
Роджер не мог видеть на занятиях Лусиллу по той причине, что ее не было на лекции, она ждала Конута в его маленькой уборной. Так велел ей Конут.
– Тебе нужно отдохнуть, – заботливо сказал он и обещал пересказать ей содержание лекции.
На самом деле у него была другая причина. Войдя в аудиторию, он написал и послал ей со студентом записку: «Мне нужно кое-что сделать. Я отлучусь всего на пару часов. Обещаю, что все будет в порядке. Не волнуйся».
Прежде чем Лусилла получила записку, Конут был уже на Мосту, по дороге в город.
Он действительно собирался кое-что сделать и не хотел говорить об этом Лусилле. Странные сны не прекращались, появилось и кое-что еще. К примеру, теперь Конут почти постоянно находился в состоянии похмелья. Он обнаружил, что пара выпитых на ночь стаканов делают сновидения менее яркими, и стал прибегать к этому средству.
И было нечто, о чем он вообще не мог поговорить с Лусиллой, потому что она не хотела об этом слышать.
Монотрек доставил его на светлую, шумную, душную станцию подземки далеко в городе. Конут задержался у телефонной будки, чтобы уточнить по справочнику адрес секс-писателя Фарли, и поспешил наверх, на улицу, желая избавиться от вони и шума. Но он ошибался. Здесь, на открытом воздухе, грохот стоял оглушительный, да и запахи были гораздо сильнее. Вокруг возвышались кубические громады домов, по двухуровневой магистрали сновали маленькие трехколесные машины и большой коммерческий транспорт. До конторы Фарли была всего минута ходьбы, но она стала для Конута нелегким испытанием.
На дверной табличке стояла та же надпись, что и на когда-то врученной Конуту папке: «С. Р. Фарли. Консультант».
Секретарь посмотрел на Конута с большим сомнением, но в конце концов сказал, что мистер Фарли примет его, несмотря на то, что мистер Конут не предупредил о своем визите.
Войдя в кабинет Фарли, Конут уселся, достал сигарету и начал без обиняков:
– Я изучил тексты, которые вы приготовили для нас. Они довольно любопытны, и все же я не уверен, что в будущем мне понадобятся ваши услуги. Мне кажется, я уловил вашу основную мысль и заметил, что в тексте присутствует ряд постоянных величин, которые, по-видимому, характеризуют жизненный путь – мой и моей жены.
– О да. Это очень важные показатели, – ответил Фарли. – Информация о вас, конечно, не полная, у меня не было возможности побеседовать с вами. Но я ознакомился с вашим файлом в банке данных Университета, картой в Медцентре и тому подобными материалами.
– Хорошо. Но я хочу задать вам один вопрос.
Конут колебался. По правде говоря, вопрос следовало бы сформулировать так: «На основании смутных догадок я подозреваю, что в одно прекрасное утро сделаю своей жене довольно странное предложение». Но так сказать он стеснялся. К тому же такая фраза могла потребовать разъяснений, рассказа о том, сколько странных вещей он уже совершил, включая и попытки самоубийства в полусне, которые чуть не привели к печальному результату.
Вместо этого Конут сказал:
– Позвольте листок бумаги, – и начал быстро набрасывать строку символов.
Представленная в таком виде проблема менее смущала Конута, и он перебросил листок писателю.
– Взгляните. Ложится ли это в составленную вами схему?
Фарли изучил запись и поднял бровь.
– Абсолютно нет, – уверенно заявил он, – и не думайте об этом. Она никогда не согласится.
– Значит, вы утверждаете, что это нежелательно?
– Мастер Конут! Только не прибегайте к моралистике! Сексуальная жизнь – личное дело двоих. То, что считается аморальным в одном месте, вполне может быть принято в другом…
– Я понимаю, мистер Фарли. Но по нашим собственным понятиям о морали, моем и моей жены – вы отразили их в своем исследовании – это выглядит как нежелательное?
Писатель рассмеялся.
– Более того, Мастер Конут. Как абсолютно неприемлемое. Я знаю, что мои данные неполные, но ответ на ваш вопрос не оставляет никакого сомнения.
Конут глубоко вздохнул.
– И все же, если, – сказал он, помолчав, – если это произошло? Если я уже предложил это жене?
Фарли забарабанил пальцами по столу.
– Я могу только сказать, что на вас влияют другие факторы.
– Какие?
Фарли сказал без улыбки:
– Вы должны попытаться удалить от себя жену.
По дороге от офиса Фарли до подземки Конут видел последствия аварии – три трупа. Грузовик на верхнем уровне потерял управление, толкнул другую машину и вылетел за ограждение, при этом погибли шофер и два пешехода. Однако даже это шокирующее вмешательство жестокости в спокойную академическую жизнь Конута оказалось пустяком в сравнении с теми неприятностями, которые ждали его впереди. Его жизнь, как этот грузовик, быстро катилась под откос.
«Вы должны попытаться удалить от себя жену».
Едва сознавая, что делает, Конут сел на нужный поезд. Он не хочет расставаться с Лусиллой!
Но ведь убивать себя он тоже не хочет, и все-таки нет ни малейшего сомнения, что он будет продолжать попытки. Все это части одного целого, и совершенно ясно, каков будет результат: он пытается разрушить себя любыми средствами. Потерпев неудачу с самоубийством, разрушительная сила внутри него хочет уничтожить его жизнь по частям; сейчас она выбрала часть, которая для Конута особенно важна, важнее всего остального – его любовь к Лусилле. С уходом Лусиллы, рассуждал он, после смерти Карла и перевода Эгерта рядом с ним не останется ни одного близкого человека, способного помочь в опасные моменты полусна, которые случаются, по крайней мере, дважды в сутки.
Он хотел бы, чтобы этот день кончился.
Конут упал в кресло, чувствуя беспросветное отчаяние, какого раньше никогда не испытывал. Какая-то часть его сознания осуждающе сказала: «Очень плохо».
Другая часть была полностью занята мыслями о тех, кто его окружал. Даже депрессия не ослабила новизны впечатлений – ведь сегодня он видел множество новых для него людей, жителей Города, а не Университета. Он безучастно отметил, что они выглядят уставшими и злыми, а двое или трое даже больными. Он хотел бы знать, знакома ли кому-нибудь из них беспомощность перед лицом самого коварного из врагов, с которым столкнулся он сам.
«А если предположить, что Мастер Карл был прав?» – неожиданно сказал себе Конут.
Эта мысль поразила его. Она пришла внезапно, и если ее причиной были дорожные размышления, то он начисто забыл об этом.
Прав? Но в чем?
По трансляции объявили следующую остановку. Конут в задумчивости поднялся с места. Прав?
Он сомневался, что Мастер Карл действительно хотел убить Эста Кира. Но факты свидетельствовали именно об этом. Полиция обнаружила на топоре отпечатки его пальцев.
Итак, предположим, что Мастер Карл действительно вооружился, чтобы пробить старику череп. Невозможно! Но если он поступил так… И если Карл не просто впал в ненормальный старческий гнев…
Тогда, сказал себе Конут, выходя из лифта у подножия опоры Моста и оглядывая знакомый университетский городок, тогда у Карла имелась на это причина. Возможно, Эст Кир заслуживал смерти.
Глава 13
Войти в комнату было все равно что погрузиться в море. Свет сине-зеленых ламп отражался от сине-зеленых стен. Одну стену покрывала паутина синих и зеленых линий, изображающих волны, из ящиков, стоящих вдоль решетки в полу, поднимались вьющиеся бледные растения, похожие на бурые водоросли подводных лесов.
Морские мотивы не были изыском дизайнеров, комната была такой потому, что именно эти цвета и формы нравились Эсту Киру. Это была его любимая комната. Не кабинет с дубовыми панелями и коллекцией древнего оружия на стенах и даже не личная гостиная, где он иногда принимал членов факультета. Эта комната была предназначена для очень узкого круга лиц.
Четверо из них, сейчас присутствовали здесь. Очень толстый мужчина неуклюже повернулся и проговорил:
– Когда? – затем: – Вы хотите, чтобы собрались мы все? – и еще добавил: – Это работа Джилсона.
Эст Кир улыбнулся, и, спустя секунду, в разговор вступил его телохранитель.
– Нет, я не могу. В самом деле. Вам это доставляет больше удовольствия, чем мне.
Женщина в нелепом молодежном наряде раскрыла тонкогубый рот и громко хихикнула. В это время раздался стук в дверь.
Джилсон, телохранитель, открыл ее и обнаружил там тощую безмолвную экономку Эста Кира в сопровождении Конута.
Сидящий в бирюзовом кресле Эст Кир поднял руку. Джилсон взял Конута за локоть и ввел в комнату, экономка скрылась за дверью.
– Mac-тер Ко-нут, – проговорил Эст Кир. – Я ждал те-бя.
Старуха в ярком платье захохотала без видимых причин, телохранитель улыбнулся, развеселился и толстяк.
Несмотря на все эти странности, Конут с любопытством оглядывал комнату, в которой раньше не бывал. Здесь было прохладно, температура поддерживалась гораздо ниже той, к которой привык Конут. Откуда-то доносилось размытое бренчание музыки, такой тихой, что нельзя было разобрать мотив. И эти люди – какие-то странные.
Он не обратил внимания на Джилсона, убийцу Карла, которого запомнил на процессе. Толстяк подмигнул ему.
– Сен-на-тор Дейн, – представил Эст Кир. – И мисс Мей Кербс.
Мисс Мей Кербс засмеялась, остальные молчали. Она качнулась к Конуту с видом девочки-подростка, попавшей на первую вечеринку.
– Мы говорили о вас, – сказала она неожиданно резким голосом, и Конут был потрясен, поняв, что это не подросток. Она внезапно напомнила ему ту женщину из Южной Америки, которую он встретил в Полевой Экспедиции: черты лица были немного другими, но манеры те же. В сущности, трудно судить о чертах лица, если это череп, покрытый гримом. Ей было лет пятьдесят, нет, семьдесят пять, нет, она старше – старше, чем он мог себе представить, эта старуха, одетая, как юная девушка.
Конут был до крайности удивлен этой метаморфозой. Он не мог оторвать глаз от женщины. Они говорили о нем? Чем он их заинтересовал?
– Мы знали, что ты придешь сюда, парень, – сказал убийца-Джилсон доброжелательно. – Ведь ты думаешь, что мы убили этого ребенка.
– Ребенка?
– Мастера Карла, – пояснил Джилсон.
«У них была причина», – проговорил внутренний голос: Конута. Странно, но он сказал это в запинающейся манере Джилсона.
– Но са-ди-тесь, Mac-тер Ко-нут, – жестом Эст Кир показал ему место.
Женщина любезно взбила на диване подушки цвета бирюзы и морской волны на диване.
– Я не хочу сидеть!
– И все же, пожалуйста, сядьте, – отливающее голубизной лицо Эста Кира выражало лишь любезность.
Толстяк засопел.
– Очень плохо, юнец. Мы не хотели больше его дурачить! Я имею в виду, зачем нам лишнее беспокойство? С ним были одни проблемы. Каждый год, – радостно пояснил он, – мы получаем около полудюжины людей, которые сами осложняют себе жизнь. Большинство – как ты, некоторые – как он. Он поднял шум, обнаружив засекреченные материалы. Однако, – сурово сказал толстяк, покачивая жирным пальцем, – имелась причина, чтобы их засекретить.
Конут в конце концов сел, потому что все равно ничего не мог сделать. Все шло совсем не так, как он ожидал: они ничего не отрицали. Но поверить, что они убили Карла, чтобы сохранить в тайне какие-то незначительные показатели переписи населения? Это бессмыслица!
Старая шлюха пронзительно засмеялась.
– Не обращай внимания на мисс Кербс, – сказал толстяк, – ей показалось смешным, что ты собираешься судить, являются наши поступки осмысленными или нет. Поверьте, молодой человек, мы знаем, что делаем.
Конут почувствовал, что скрежещет зубами от бессилия. Эти односторонние беседы, эти ответы на еще не заданные вопросы, эти туманные намеки…
Как будто они читают его мысли.
Как будто им известно все, о чем бы он ни подумал.
Но это невозможно! Ведь Карл доказал!
Проклятый старый дурак.
Конут подскочил. Эта мысль была произнесена в мозгу голосом толстяка, и он вспомнил, где раньше видел эти слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16