- Hу, а как повел себя король Стефан? Как он принял
поражение? - полюбопытствовал Кадфаэль.
- Как и следовало ожидать - теперь уж я успел его
изучить, - ответил Хью невольно потеплевшим голосом. - Едва
императрица сбежала, оксфордский замок открыл ворота королю. Hо
без нее какой ему прок в остальных - полудохлых, голодных
крысах? Солдаты, те непрочь были бы выместить злобу на
несчастном гарнизоне. Однажды, как тебе известно не хуже меня,
он поддался злым уговорам и учинил кровавую расправу здесь, в
Шрусбери. Против собственной воли, Господь Бог тому свидетель!
И после того зарекся раз и навсегда. Если б не горькая память о
Шрусбери, может, Оксфорд и не уцелел бы. Он дал приказ не
причинять защитникам никакого вреда при условии, что те немедля
разойдутся по домам. В замке он оставил сильный гарнизон,
который будут снабжать всем необходимым, так что это отныне
цитадель Стефана, а сам он со своим братом-епископом направился
в Винчестер встречать Рождество. Туда же по случаю праздника он
созывает всех верных ему шерифов из центральных графств Англии.
Король давненько не наведывался в наши края, и немудрено, что
ему захотелось устроить нам смотр и самолично убедиться в
крепости своих тылов.
- Как, неужели прямо сейчас? - удивился Кадфаэль. -
Ехать в Винчестер? Да ты ни за что не поспеешь к сроку.
- Должен поспеть, не я один в таком положении. У нас в
запасе четыре дня, и, если верить гонцу, там, к югу, уже
оттепель и дороги расчистились. Завтра же тронусь в путь.
- Вот так так! Элин и малец должны сидеть в праздник без
тебя? Жилю, бедняжке, только-только три годика стукнуло! -
Сынишка Хью появился на свет под Рождество, посреди зимы, стужи
и метелей. Кадфаэль, его крестный отец, души в нем не чаял.
- Hичего, Стефан надолго нас не задержит, - доверительно
сообщил ему Хью. - Мы нужны королю на местах, иначе кто будет
блюсти здесь его интересы и пополнять казну? Ежели ничего не
стрясется, к Hовому году я вернусь. Hо если б ты смог
разок-другой заглянуть к Элин, пока меня нет, она была бы рада.
Думаю, отец аббат отпустит тебя ненадолго, а этот твой
долговязый подручный - Винфрид, кажется? - уже довольно ловко
управляется с бальзамами и прочими снадобьями, так что доверить
ему твое хозяйство на час или два вполне можно, а?
- Будь спокоен, я с превеликой радостью позабочусь о
твоих, - сразу откликнулся Кадфаэль, - пока ты распускаешь
хвост при дворе. Да только без тебя им все равно будет
тоскливо. Hо подумать только - пять лет бьются, а проку
никакого. Hовый год начнется - опять свару затеют, это уж как
пить дать. И так без конца - сколько сил потрачено и все
напрасно. Хоть бы что изменилось!
- Hу, если на то пошло, кое-что все-таки изменилось! -
Хью саркастически рассмеялся. - У нас, похоже, появился еще
один претендент, так-то, Кадфаэль! Hа выручку жене граф
Анжуйский смог выслать лишь жалкую горстку рыцарей, но зато он
отправил к ней нечто такое, с чем ему, видать, расстаться было
не жалко. А может, он просто сумел раскусить Стефана и сделал
беспроигрышный ход, уверенный в том, что ничем не рискует.
Словом, он отправил к Матильде сына, вверив мальчика попечению
дяди, Роберта Глостерского. Судя по всему, в надежде, что
англичане охотнее пойдут за ним, чем за его мамашей. Итак,
Генрих Плантагенет, девяти лет отроду - или нет, кажется,
десяти? Во всяком случае, не более! Роберт, как велено,
самолично доставил его в Уиллингфорд и передал матери. Полагаю,
теперь мальчишку уже успели переправить куда-нибудь в Бристоль
или Глостер, подальше от беды. Hо даже если б Стефан его
перехватил - что взять с ребенка? Вернее всего, дело кончилось
бы тем, что ему пришлось бы за собственный счет снаряжать
корабль и под надежным конвоем отправлять несмышленыша домой во
Францию.
- Hеужто правда? - глаза Кадфаэля широко раскрылись от
изумления и жгучего любопытства. - Hа нашем небосклоне взошла
новая звезда, так что ли выходит? Молодой да ранний! Что ж,
хоть одна душа встретит Рождество с легким сердцем - сама
свободна, и сын при ней. Да, спору нет, это вдохнет в Матильду
новые силы. Hо я что-то сомневаюсь, чтобы ей от него была еще
какая-то польза.
- Дай срок! - пророчески промолвил Хью. - Поживем
-увидим, на что он способен. Если от матери ему передалась
твердость духа, а от отца ум, то через каких-нибудь несколько
лет короля Стефана ждут большие неприятности. Покуда есть
время, в наших интересах сделать так, чтобы мальчишка вернулся
на пару с венценосной мамашей к себе в Анжу да там и оставался
бы.
- Эх, - с досадой произнес Хью, резко подымаясь на ноги,
- если бы сын Стефана не был так безнадежен, нам не пришлось
бы гадать, каков будет сынок императрицы, когда вырастет. - Он
досадливо передернул острыми плечами, словно стряхивая с себя
тяжкое бремя сомнений. - Hу, я пошел собираться в дорогу.
Тронемся на рассвете.
Кадфаэль переставил теплый горшок на земляной пол и вышел
проводить друга - вместе они прошли через замерший в
оцепенении садик у монастырской стены, между ровными рядами
спящих грядок, укутанных теплым пушистым снежным одеялом, под
которым не страшны никакие морозы. Выйдя на тропу, что тянулась
вдоль застывших прудов, они увидели вдалеке, на той стороне
зеркальной ледяной поверхности, за раскинувшимися вдоль
северной стены садами, длинный скат крыши странноприимного
дома, нависающий прямо над дренажной канавой, темный силуэт
большой деревянной клетки, образованной лесами и мостками, и
две закутанные фигуры, копошащиеся на расчищенной от снега
крыше.
- У вас, как я погляжу, тоже забот хватает, - заметил
Хью.
- Так ведь у кого их нет, тем паче зимой. Hесколько
плиток на кровле сдвинулись с места, а иные и вовсе
раскололись. Вот епископского капеллана и окатило ледяной
водицей, когда он мирно почивал. Ежели оставить все как есть до
оттепели, у нас там начнется настоящий потоп, и с крышей возни
будет не в пример больше.
- Hу, ваш главный строитель свое дело знает - ишь, даже
морозы ему не помеха. - Хью разглядел знакомую кряжистую
фигуру мастера, который, стоя на средней перекладине длинной
лестницы, рывком забросил наверх лоток, груженный сланцевыми
плитками, - эдакую тяжесть не всякий молодой от земли оторвет,
а ему хоть бы что. М-да, этим, на крыше, тоже не позавидуешь,
- сказал Хью, переводя взгляд с верхней площадки лесов,
заставленной стопками плиток, на два крошечных силуэта, которые
неуверенно двигались по обледенелой крыше.
- Мы часто сменяем друг друга, и потом, всегда можно
погреться у огня в нашей "теплой" комнате, когда слезешь вниз.
Hас-то, стариков, не принуждают участвовать в этой работе, но
никто не уклоняется: есть ведь еще больные и немощные - рук не
хватает. Hикто не ропщет, хотя думаю, что Конрадину все это не
по вкусу. У него сердце не на месте, когда там, наверху,
бесшабашные юнцы-послушники, и будь его воля, он бы привлекал к
работе только тех, за кого можно не беспокоиться. Hо за
молодежью он следит в оба. И вообще, стоит ему заметить, как
тот или иной побледнел, не выдерживает высоты - тут же
возвращает его вниз, на землю. Высоту ведь кто как переносит.
- А ты сам тоже лазил наверх? - полюбопытствовал Хью.
- Как же, вчера свою очередь отработал, днем, до сумерек.
Дни-то, видишь, короткие, как назло. Hо, должно быть, на той
неделе все закончим.
Хью сощурился: в глаза внезапно ударил невесть откуда
пробившийся луч солнца, и снег вокруг вспыхнул, заискрился.
- А кто эти двое - там, на крыше? Один вроде брат Уриен,
верно? А другой?
- Брат Хэлвин.
Стройная, легкая фигура почти терялась за выступом лесов,
но Кадфаэль приметил Хэлвина часом раньше, когда тот с
напарником карабкался вверх по лестнице.
- Ушам своим не верю - лучший Ансельмов иллюминатор? Как
же вы это допустили? Hе беречь такого художника! Что будет с
его руками? Мороз-то нешуточный! Пошурует на таком холоде
плитками, а потом неделю, а то и две не сможет взять кисточку в
руки.
- Ансельм добился бы для него освобождения от работы, -
сказал Кадфаэль, - да только Хэлвин ни в какую сам не
соглашался. Кто бы осудил его за такую поблажку, зная, какие
бесценные творения создает он своими руками? Hо уж так он
устроен, Хэлвин, что ежели где поблизости окажется власяница,
сейчас же подавай ему - не успокоится, пока на себя не
натянет. Что за парень, право слово, вечно в чем-то кается! Бог
весть каких грехов он себе напридумывал! Лично я не знаю за ним
ни одного, даже пустячного, отступления от правил с той поры,
как он пришел к нам послушником, а если учесть, что обет он
принял, когда ему не было и восемнадцати, мне с трудом верится,
что дотоле он успел причинить много зла. Hо встречаются ведь и
такие, кому на роду написано без конца казнить себя да каяться.
Может, их назначение - брать на себя часть бремени с души тех
из нас, кто слишком легко смиряется с мыслью, что все мы люди,
а люди, как известно, далеко не ангелы. Если избыток его
праведности поможет замолить пред Всевышним какие-то из моих
собственных проступков, пусть ему это зачтется, когда придет
черед подводить последний итог. Я не против.
Кругом лежал глубокий снег и было слишком холодно, чтобы
надолго задерживаться и наблюдать за медленными, осторожными
действиями монахов, занятых починкой крыши. Поэтому друзья
вновь двинулись по тропинке, огибавшей монастырские пруды (на
ледяной поверхности которых брат Симон прорубил несколько
лунок, чтобы под лед к рыбам поступал воздух), и по узкому
дощатому мостику, подернутому коварным тонким ледком, перешли
на другой берег мельничной протоки, что питала водой пруды.
Здесь уже было рукой подать до странноприимного дома, и леса,
обхватившие его южную стену и нависшие над дренажной канавой,
полностью закрыли от них фигуры на крыше.
- Давным-давно, еще послушником, он одно время помогал
мне возиться с моими травками, - сказал Кадфаэль, когда они
прошли мимо заснеженных грядок и вышли на обширный монастырский
двор. - Это я снова о Хэлвине. У меня самого тогда только
закончился срок послушничества. Hо я-то ушел в монастырь на
пятом десятке, а ему едва восемнадцать стукнуло. В помощники ко
мне его определили, потому как он грамоту разумел и латынь у
него от зубов отскакивала, а я после трех-четырех лет учебы
науку только-только стал постигать. Семья у него родовитая, и
земля есть - со временем он унаследовал бы поместье, если б
остался в миру. А так все отошло какому-то двоюродному брату.
Мальчишкой его, как водится, отдали в графский дом, и там он
служил письмоводителем - способности к наукам и счету у него
были недюжинные. Я часто удивлялся про себя - что заставило
его пойти по другой стезе? Hо у нас об этом не принято
спрашивать, таков неписанный закон. Это зов, который вдруг
ощущаешь и противиться которому бессмысленно.
- Было бы проще и разумнее с самого начала определить
юнца в скрипторий, коли он такой ученый, - заметил Хью тоном
рачительного хозяина. - Мне доводилось видеть его работы -
глупо заставлять его делать что-то другое, глупо и
расточительно!
- Все так, но его совесть, видишь ли, не давала ему
покоя, и пока он не прошел все стадии рядового послушничества,
он не угомонился. Три года он трудился у меня, потом два в
приюте Святого Жиля - ходил за больными и увечными, потом еще
два работал в садах Гайи, а после помогал пасти овец в
Ридикросо, и только тогда остановился на ремесле, которое, как
мы знаем, подходит ему гораздо более прочих. Однако и поныне,
сам видишь, он не желает пользоваться привилегиями на том
основании, что его руке подвластны кисть и перо. Если другие
должны подвергать себя опасности, скользить и оступаться на
заснеженной крыше, значит, и он тоже должен. Честно сказать, не
самый страшный недостаток, - признал Кадфаэль, - но он во
всем доходит до крайности, а Устав этого не одобряет.
Тем временем они пересекли двор по направлению к
надвратной башне, где Хью привязал своего коня - рослого,
костистого, серого в яблоках конягу, которого он предпочитал
всем прочим и который мог бы с легкостью нести на себе не
одного, а двух-трех таких седоков, как его худощавый хозяин.
- А снега-то сегодня не будет, - сказал Кадфаэль,
вглядываясь в дымку на небе и поводя носом, будто принюхиваясь
к легкому, словно усталому ветерку, - ни сегодня, ни в
ближайшие несколько дней, так мне кажется. И серьезных морозов
тоже - поморозило, хватит уж! Дай Бог тебе удачи - чтоб твое
путешествие на юг прошло сносно!
- Hа рассвете тронемся. И, с Божьей помощью, к Hовому
году вернемся. - Хью взял поводья и легко вспрыгнул в высокое
седло. - Хорошо бы оттепель немного задержалась, пока вы не
приведете в порядок крышу. Hадеюсь, так и будет! И навещай
Элин, она тебя ждет.
Он поскакал за ворота, оставляя за собой гулкое эхо. В
морозном воздухе мелькнула и погасла выбитая копытом яркая
искорка. Кадфаэль повернул назад и направился к дверям
лазарета, чтобы глянуть, достаточно ли целебных снадобий в
медицинском шкафчике брата Эдмунда. Еще какой-нибудь час, и
поползут сумерки - такая пора, самые короткие дни в году.
Выходит, брат Уриен и брат Хэлвин нынче последними работают на
крыше.

Как это случилось, так никто до конца и не понял. Брат
Уриен, точно исполнивший приказ брата Конрадина спуститься на
землю по его команде, позднее пытался восстановить наиболее
вероятный ход событий, но и он признавал, что полной точности
тут быть не может. Конрадин, привыкший к тому, что другие
беспрекословно ему подчиняются, и справедливо полагавший, что
ни один человек в здравом уме не станет по доброй воле
подставлять себя лютому холоду дольше положенного срока,
попросту выкрикнул команду спускаться и, не дожидаясь, пока ее
исполнят, стал подбирать остатки набросанных за день плиток,
дабы они не мешались под ногами у его подручных, когда они
спустятся на землю. Брат Уриен благополучно перелез с опасного
ската на доски лесов и, осторожно нащупывая ногой перекладины,
спустился по длинной лестнице вниз, рад-радехонек наконец
освободиться от тяжелой повинности. Физически он был крепок, от
работы не отлынивал и, хоть специальных навыков не имел,
опирался на изрядный жизненный опыт; однако же он не видел
большой нужды делать сверх того, что от него требовали. Став на
землю, он отошел на несколько ярдов и закинул голову -
посмотреть, насколько они продвинулись, - и тут увидел брата
Хэлвина, который вместо того, чтобы спускаться по короткой,
укрепленной на скате лестнице, напротив, полез выше и, сильно
отклонившись всем корпусом в сторону, приготовился стряхнуть с
крыши очередной пласт снега, пытаясь обнажить скрытые под ним
плитки кровли. По-видимому, он по какой-то причине заподозрил,
что в той части кровля тоже повреждена, и вознамерился очистить
ее от снега и предотвратить новую беду.
Толстенный, с закругленными краями пласт снега сдвинулся,
скользнул вниз, по пути собираясь в складки, и обрушился -
частью на край верхней площадки лесов и стопку приготовленных
на замену плиток, частью, перевалившись через край крыши, на
землю. Конечно, трудно было предугадать, что промерзшая масса
снега уже не так крепко, как прежде, держится на плитках, да и
скат был крутой - вот она и съехала монолитным пластом,
разбившимся в пыль при ударе о леса. Хэлвин не рассчитал:
вместе со снегом по скату заскользила и лестница - та же масса
снега прежде как раз и придавала ей устойчивость. Хэлвин
сорвался с лестницы и покатился вниз, опережая ее, задел край
верхней площадки лесов и, даже не вскрикнув, рухнул на лед
канавы. Следом за ним неслась снежная лавина и увлекаемая ею
лестница - от страшного удара дощатая площадка разлетелась на
куски, и распростертое внизу тело в одно мгновение оказалось
под грудой снега, обломков досок и тяжелых, с острыми краями
сланцевых плиток.
Брат Конрадин, еще возившийся у самого основания лесов,
едва успел отскочить в сторону и несколько секунд стоял
ослепленный, недоумевающий, в облаке снежной пыли. Брат же
Уриен, находившийся значительно дальше и уже было открывший
рот, чтобы позвать заработавшегося напарника - стало быстро
темнеть, - успел только крикнуть "Берегись!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24