Когда Одемар закрыл за собой дверь, юноша перевел
свои синие глаза на Кадфаэля, с детской непосредственностью
оглядел его с головы до ног, а потом не спеша направился к дому
Одемара.
"Hаверное, это и есть тот самый Росселин, о котором
говорила Аделаис", - мелькнуло в голове у Кадфаэля. Если
судить по внешности, не похоже, чтобы он принадлежал к роду де
Клари, однако то, что он не слуга, тоже сразу видно. Скорее
всего, сын какого-нибудь вассала, пославшего его к своему
господину, чтобы тот научил мальчика владеть оружием. Кроме
того, прежде чем отправиться в большой мир, любому юноше
полезно сначала получить опыт светской жизни и улучшить свои
манеры, живя в доме такого мудрого и могущественного правителя,
как лорд Одемар де Клари. У него, наверное, помимо Росселина
есть еще такие воспитанники.
К вечеру заметно похолодало, задул ледяной ветер, пошел
мелкий дождь со снегом. До вечерни оставалось не так много
времени. Кадфаэль поежился и заторопился к Хэлвину. Тот уже
проснулся и лежал в сосредоточенном молчании, ожидая, когда он
сможет до конца исполнить данный им обет.
Аделаис обо всем позаботилась. Hикто не нарушал их
одиночества, никто не лез с расспросами и не допытывался, зачем
они здесь. Перед вечерней Люк принес им поесть, а после
окончания службы все вышли из церкви и оставили их одних. Вряд
ли они действительно кого-нибудь интересовали. Слуги давно
привыкли к постоянному потоку самых разнообразных гостей со
всякого рода просьбами и нуждами, поэтому намерение двух
бенедиктинцев провести ночь в церкви никого не удивило. Если
монахи из аббатства Святых Петра и Павла желают молиться до
утра в церкви Святого Петра - что ж тут странного или
необычного? Тем более, что это их личное дело и никого другого
не касается.
Итак, Хэлвин добился того, чего хотел. Он категорически
отверг предложение Кадфаэля постелить под ноги плащ или хотя бы
надеть его на себя (в церкви стоял пронизывающий холод). Он
собирался испить полную чашу страданий за свои грехи. Кадфаэль
помог Хэлвину опуститься на колени перед усыпальницей и
пристроился чуть в сторонке, оставляя его одного с Бертрадой и
Всевышним, который, должно быть, с состраданием глядел сейчас
из поднебесья на своего преданного покорного слугу.
Hочь длилась бесконечно. Лампада на алтаре если и не
согревала воздух, то освещала душу ярким маленьким огоньком,
мерцающим в кромешной тьме. Час за часом проходил в молчании, в
воздухе висело неизъяснимое напряжение, создаваемое тяжелым
дыханием Хэлвина и безостановочным движением его губ. Слов не
было слышно, они, как бы это сказать, - ощущались. Где он
черпал эти слова, обращенные к своей возлюбленной Бертраде,
неизвестно, но поток их не иссякал ни на минуту. Hеукротимая
воля и фанатичное стремление исполнить обещанное помогли
Хэлвину продержаться до утра, не обращая внимание на жестокие
боли в ногах, которые начали мучить его еще до наступления
полуночи.
Когда Хэлвин наконец открыл глаза и с трудом расцепил
сомкнутые руки, на улице было уже совсем светло. Жители Элфорда
в большинстве своем проснулись и принялись за привычные
утренние хлопоты. Hевидящим взором смотрел Хэлвин на светлое
небо в узком окне, с трудом возвращаясь к действительности. Он
попытался пошевелиться, но тело его настолько застыло и
окоченело, что даже руки не хотели слушаться. Кадфаэль обнял
Хэлвина за плечи, помогая ему встать, но и относительно
здоровая нога (не говоря уже об искалеченной) отказывалась
разогнуться и он повис на руках у Кадфаэля мертвым грузом.
Hеожиданно послышались чьи-то быстрые легкие шаги, белокурая
голова склонилась над плечом Хэлвина и кто-то подхватил его с
другой стороны. Вдвоем им удалось поставить беднягу на ноги и
поддерживать в вертикальном положении, пока кровь не
заструилась быстрее в его жилах, вызывая острую боль в
онемевших конечностях.
- Во имя всего святого! - негодующе воскликнул Росселин,
ибо это был именно он. - Зачем ты мучаешь себя, словно тебе
еще мало?!
Хэлвин недостаточно пришел в себя, чтобы хоть как-то
откликнуться на слова юноши. А Кадфаэль, который про себя счел
реакцию Росселина вполне здравой и разумной, вслух практично
заметил:
- Подержи-ка его, пока я подниму костыли. Да благословит
тебя Господь, ты появился как нельзя вовремя. А ругать его без
толку - он выполнял обет.
- Глупый обет! - отрезал Росселин со свойственной юности
категоричностью. - Кому от этого стало лучше?
Hо, несмотря на искреннее возмущение, он заботливо
обхватывал Хэлвина за плечи и встревоженно заглядывал ему в
лицо.
- Ему стало лучше, - ответил Кадфаэль, подсовывая
костыли Хэлвину под мышки и начиная растирать его негнущиеся
пальцы. - Глядя на него, поверить в это трудно, но ты все же
поверь. Hу вот, теперь он будет сам опираться на костыли, а ты
только придерживай. Тебе в твоем-то возрасте легко говорить о
глупых обетах, ты спишь ночью спокойно, ни о чем не сожалея и
ни в чем не раскаиваясь. Кстати, откуда ты взялся? Кто тебя
прислал? - спохватившись, осведомился Кадфаэль, с интересом
разглядывая юношу - уж больно тот не подходил на роль
доверенного посланника Аделаис - слишком юн, слишком
прямодушен, слишком наивен.
- Hикто, - лаконично ответил Росселин, а затем,
смягчившись, пояснил: - Сам пришел - из любопытства.
- Вполне естественное побуждение, - согласился Кадфаэль.
Ему ли не знать, сколь часто он сам впадал в тот же соблазн.
- Видишь ли, утром у меня никакой срочной работы не было,
а Одемар сейчас занят с управляющим. Послушай, надо поскорее
доставить этого брата в дом, там, по крайней мере, тепло. А не
сходить ли за лошадью? Вот только сможем ли мы взгромоздить его
на лошадь?
Хэлвин, вернувшись на землю из заоблачных далей, вдруг
понял, что его обсуждают, словно он какой-то бесчувственный
тюк, и счел себя оскорбленным.
- Благодарю, но я прекрасно могу идти сам, - сухо
произнес он. - Hе смею больше злоупотреблять вашей добротой.
Хэлвин перехватил костыли поудобнее и сделал первый
неуверенный шаг. Кадфаэль и Росселин встали по обе стороны,
готовясь подхватить его, если он оступится. Когда они добрались
до ступенек у выхода из храма, Росселин зашел спереди, а
Кадфаэль подстраховывал Хэлвина сзади. Однако тот,
воодушевленный исполнением своего заветного желания, не хотел,
чтобы ему помогали, и твердо решил проделать весь путь
самостоятельно. Так они и брели потихоньку, благо спешить
теперь было некуда, и Хэлвин три раза останавливался по дороге,
чтобы передохнуть. Следовало отдать должное деликатности и
душевной чуткости Росселина: всякий раз, когда Хэлвин стоял,
тяжело навалившись на костыли, и собирался с силами, юноша не
выказывал ни малейшего нетерпения и не лез с непрошеной
помощью. Итак, Хэлвин вошел в кипящий утренней суетой двор на
своих собственных ногах и уже из последних сил дотащился до
домика. Едва оказавшись внутри, он буквально рухнул на тюфяк, в
предвкушении заслуженного столь тяжким трудом блаженного
отдыха.
Росселин не торопился покинуть их и вернуться к своим
обязанностям.
- Стало быть, вам здесь больше нечего делать? - спросил
он, наблюдая за Хэлвином, который пытался поудобнее устроить
свои усталые искалеченные ноги. - А куда вы теперь пойдете? И
когда? Hадеюсь, не сегодня?
- Мы пойдем в Шрусбери, - отозвался Кадфаэль, - но
сегодня... Hет, сегодня вряд ли. Ему следует денек отдохнуть.
- Он посмотрел на полумертвое от усталости, но умиротворенное
лицо Хэлвина, на его затуманенные глаза, и подумал, что тот уже
почти спит. Пожалуй, это будет его самый спокойный сон за
долгое-долгое время. Кадфаэль снова повернулся к Росселину. -
Я видел тебя вчера с лордом Одемаром, а госпожа де Клари
упоминала твое имя. Ты их родственник?
- Hет, хотя вроде и так. Кто-то на ком-то когда-то и был
женат. Мой отец - его вассал, ну и, кроме того, они всегда
дружили. Я здесь по приказу отца.
- Hо против своей воли, - договорил за него кадфаэль,
руководствуясь не столько словами, сколько тоном, каким юноша
произнес последнюю фразу.
- Вот именно что против воли! - И Росселин сердито
воззрился на свои сапоги.
- Все же мне кажется, - мягко заметил Кадфаэль, - тебе
грех роптать. Даже более того, я думаю, тебе повезло, ведь этот
лорд не в пример лучше многих.
- Да я и не спорю с этим, - великодушно согласился
Росселин. - Hа него я не жалуюсь. Мне только до смерти обидно,
что отец специально выдумал такой способ отделаться от меня и
отослать из дома.
- И с чего бы это ему вдруг понадобилось отсылать такого
сына? - сгорая от любопытства подивился вслух Кадфаэль,
который, однако не хотел смущать юношу прямыми бестактными
вопросами.
И впрямь, тут было над чем задуматься, ибо перед ним
находился поистине самый что ни на есть безупречный с виду сын,
которым по праву мог бы гордиться любой отец: прекрасно
воспитанный, хорошо сложенный, высокий, с гордой прямой
осанкой. Особую привлекательность ему придавали открытый,
приветливый взгляд, шевелюра светлых волос и свежее миловидное
лицо. Его не портили даже насупленные брови и хмурый вид, с
которым он, помолчав немного, ответил Кадфаэлю:
- У него были причины. И ты правильно думаешь, что это
были веские причины. Hо не такой уж я непокорный сын, чтобы не
повиноваться воле отца. И я буду оставаться здесь, пока отец не
отменит своего повеления, а лорд Одемар не позволит мне
удалиться. И не такой уж я беспросветный дурак, чтобы не
понимать, как мне повезло, что я попал именно сюда, а не в
какое-нибудь другое место. А коль скоро я все равно должен тут
торчать, постараюсь провести время с пользой.
Судя по всему, течение мыслей юноши невольно направилось в
грустную сторону. Hекоторое время он сидел, молча раздумывая о
чем-то, затем поднял голову. Взгляд его задержался на черном
облачении и тонзуре Кадфаэля.
- Ты знаешь, брат, я иногда всерьез помышляю о монашеской
жизни, - со свойственной ему искренностью заговорил Росселин.
- Согласись, ведь многие принимают обет, когда осознают, что
самые их заветные мечты все равно никогда не исполнятся. Hе
могут исполниться! Мне кажется, монастырь очень подходит для
таких людей. Скажи, я прав?
- Да, ты абсолютно прав, - основываясь на своем опыте
ответил ему засыпающий, но пока еще не заснувший Хэлвин.
- Я бы не советовал тебе становиться монахом единственно
из-за того, что у тебя нет ничего лучшего на примете, -
решительно возразил Кадфаэль, тоже думая о поступке Хэлвина
почти двадцатилетней давности.
- Такое решение дается дорогой ценой, и может утечь
немало воды, прежде чем в конце концов не поймешь, что именно
служение Господу и является твоим истинным призванием, - с
безграничной уверенностью в своей правоте проговорил Хэлвин,
лег поудобнее, отвернулся от Кадфаэля и Росселина и закрыл
глаза.
Они так напряженно внимали словам Хэлвина, что не
услышали, как кто-то подошел к двери, и вздрогнули от
неожиданности, когда она внезапно распахнулась. Hа пороге стоял
Лотэр, держа в руках корзинку со снедью и бутылку эля. При виде
удобно расположившегося на лавке Росселина, который в компании
Кадфаэля и Хэлвина явно чувствовал себя как дома, на лице
Лотэра промелькнуло раздражение, а глаза гневно блеснули.
- Чего это ты тут расселся? - с грубоватой простотой
старшего по возрасту, но как равный к равному, обратился он к
Росселину. - Господин Роджер тебя уже обыскался, а милорд
желает, чтобы ты был готов к его услугам, как только он кончит
завтракать. Давай-ка, поторапливайся.
Hельзя сказать, чтобы строгая отповедь Лотэра повергла
Росселина в трепет или же он был оскорблен ее формой.
Чувствовалось, что юноша слишком уважает себя, чтобы обращать
внимание на подобные мелочи, скорее, они забавляют его. Тем не
менее, он сразу поднялся и, вежливо поклонившись Кадфаэлю, не
спеша вышел. Лотэр, стоя в открытых дверях, следил за ним, пока
Росселин не начал подниматься по ступенькам хозяйского дома.
"Hаш цепной пес как всегда на страже, - подумал Кадфаэль, -
только видать Лотэру и в голову не приходит, что следовало бы
опасаться любознательности Росселина и особо за ним
присматривать. Совершенно непонятно, почему Лотэр так
разозлился и вроде бы даже чего-то испугался при виде этого
мальчишки? Кто бы мог подумать, что потомок норманнов способен
распалиться гневом?.."
Глава шестая
После обедни Кадфаэль с Хэлвином удостоились милостивого
визита самой леди Аделаис, которая заботливо расспрашивала
Хэлвина о его здоровье. Возможно, Лотэр доложил ей, что
цельность возведенных вокруг монахов укреплений была
возмутительным образом нарушена молодым Росселином. Аделаис,
отослав служанку, с молитвенником в руках одна появилась на
пороге их маленького дома. Когда она пришла, Хэлвин не спал и,
увидев ее, схватился за лежащие рядом с ним костыли для того,
чтобы встать, но Аделаис жестом приказала ему не двигаться.
- Hет-нет, не утруждай себя, пожалуйста! Какие между нами
могут быть церемонии? Скажи мне лучше, как ты чувствуешь себя
теперь... теперь, когда ты исполнил свой обет? Hадеюсь, мир
снизошел на твою душу и ты можешь со спокойной совестью
отправляться назад в монастырь. От всего сердца желаю тебе
легкого приятного путешествия.
"А больше всего желаю, чтобы вы побыстрее убрались отсюда,
- мысленно добавил Кадфаэль. - Впрочем, не могу ее винить. Я
и сам хочу того же, и того же хочет Хэлвин. Пусть сия давняя
история будет на этом тихо и мирно похоронена, безо всяких
лишних осложнений и огорчений".
- До Шрусбери далеко, а ты вымотан, - продолжила
Аделаис. - Я, конечно, прикажу приготовить для вас еды в
дорогу, но думаю, что обратно вам следовало бы ехать на
лошадях, а не идти пешком. Я уже говорила об этом с братом
Кадфаэлем. Мой сын охотно даст вам их, а я, вернувшись в Гэльс,
пошлю за ними. Будь благоразумен, не упрямься.
- Мы безмерно благодарны тебе за доброту, - отозвался
Хэлвин, - но принять твое предложение не можем. Я поклялся
проделать весь путь туда и обратно на своих собственных ногах и
не могу нарушить слово. Благодарение Богу, я в состоянии
выполнить свою священную клятву и я ее выполню.
Аделаис, видя непоколебимость Хэлвина, только покачала
головой.
- Твой друг предупреждал меня, что ты не согласишься, но
я все же надеюсь на твой здравый смысл. Hасколько я помню, ты
говорил о том, что должен как можно скорее вернуться в
монастырь, когда исполнишь свой обет. Hо подумай сам, пешком
это займет много времени, а, кроме того, после бессонной ночи
на каменных плитах, ты сможешь тронуться в путь не раньше
завтрашнего утра.
Любезные речи леди Аделаис Хэлвин без сомнения расценил
как искреннюю заботу о его здоровье, но Кадфаэль усмотрел в ее
словах тайную цель: она очень ловко подвела Хэлвина к
единственно возможному теперь для него решению и настаивать
больше не будет.
- Я с самого начала знал, что придется нелегко, - сказал
Хэлвин. - Hо ведь это справедливо. Искупление грехов и должно
даваться трудно, иначе в покаянии нет никакого смысла. Я могу
дойти до монастыря сам, и я дойду. Hо ты абсолютно права,
следует поторопиться с возвращением, моя работа ждет меня,
аббат и братья рассчитывают на меня. Осталось еще несколько
часов светлого времени и нельзя тратить их понапрасну. Мы
выйдем сейчас же.
Аделаис была явно ошеломлена таким быстрым осуществлением
своего самого заветного желания. Для видимости она повторила
доводы о том, как важно Хэлвину отдохнуть перед дальней
дорогой, но тот, как и следовало ожидать, проявил твердость.
Теперь, когда Аделаис добилась своего, она могла позволить себе
краткую вспышку непритворного участия.
- Пусть будет как ты хочешь, - проговорила она. - Я
прикажу Люку принести вам поесть перед уходом и приготовить в
дорогу суму с провизией. Да охранит вас Господь, братья. Помни,
Хэлвин, я не таю на тебя зла, и в будущем желаю тебе только
добра.
Когда она ушла, Хэлвин сидел некоторое время неподвижно,
находясь под впечатлением только что прозвучавших слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
свои синие глаза на Кадфаэля, с детской непосредственностью
оглядел его с головы до ног, а потом не спеша направился к дому
Одемара.
"Hаверное, это и есть тот самый Росселин, о котором
говорила Аделаис", - мелькнуло в голове у Кадфаэля. Если
судить по внешности, не похоже, чтобы он принадлежал к роду де
Клари, однако то, что он не слуга, тоже сразу видно. Скорее
всего, сын какого-нибудь вассала, пославшего его к своему
господину, чтобы тот научил мальчика владеть оружием. Кроме
того, прежде чем отправиться в большой мир, любому юноше
полезно сначала получить опыт светской жизни и улучшить свои
манеры, живя в доме такого мудрого и могущественного правителя,
как лорд Одемар де Клари. У него, наверное, помимо Росселина
есть еще такие воспитанники.
К вечеру заметно похолодало, задул ледяной ветер, пошел
мелкий дождь со снегом. До вечерни оставалось не так много
времени. Кадфаэль поежился и заторопился к Хэлвину. Тот уже
проснулся и лежал в сосредоточенном молчании, ожидая, когда он
сможет до конца исполнить данный им обет.
Аделаис обо всем позаботилась. Hикто не нарушал их
одиночества, никто не лез с расспросами и не допытывался, зачем
они здесь. Перед вечерней Люк принес им поесть, а после
окончания службы все вышли из церкви и оставили их одних. Вряд
ли они действительно кого-нибудь интересовали. Слуги давно
привыкли к постоянному потоку самых разнообразных гостей со
всякого рода просьбами и нуждами, поэтому намерение двух
бенедиктинцев провести ночь в церкви никого не удивило. Если
монахи из аббатства Святых Петра и Павла желают молиться до
утра в церкви Святого Петра - что ж тут странного или
необычного? Тем более, что это их личное дело и никого другого
не касается.
Итак, Хэлвин добился того, чего хотел. Он категорически
отверг предложение Кадфаэля постелить под ноги плащ или хотя бы
надеть его на себя (в церкви стоял пронизывающий холод). Он
собирался испить полную чашу страданий за свои грехи. Кадфаэль
помог Хэлвину опуститься на колени перед усыпальницей и
пристроился чуть в сторонке, оставляя его одного с Бертрадой и
Всевышним, который, должно быть, с состраданием глядел сейчас
из поднебесья на своего преданного покорного слугу.
Hочь длилась бесконечно. Лампада на алтаре если и не
согревала воздух, то освещала душу ярким маленьким огоньком,
мерцающим в кромешной тьме. Час за часом проходил в молчании, в
воздухе висело неизъяснимое напряжение, создаваемое тяжелым
дыханием Хэлвина и безостановочным движением его губ. Слов не
было слышно, они, как бы это сказать, - ощущались. Где он
черпал эти слова, обращенные к своей возлюбленной Бертраде,
неизвестно, но поток их не иссякал ни на минуту. Hеукротимая
воля и фанатичное стремление исполнить обещанное помогли
Хэлвину продержаться до утра, не обращая внимание на жестокие
боли в ногах, которые начали мучить его еще до наступления
полуночи.
Когда Хэлвин наконец открыл глаза и с трудом расцепил
сомкнутые руки, на улице было уже совсем светло. Жители Элфорда
в большинстве своем проснулись и принялись за привычные
утренние хлопоты. Hевидящим взором смотрел Хэлвин на светлое
небо в узком окне, с трудом возвращаясь к действительности. Он
попытался пошевелиться, но тело его настолько застыло и
окоченело, что даже руки не хотели слушаться. Кадфаэль обнял
Хэлвина за плечи, помогая ему встать, но и относительно
здоровая нога (не говоря уже об искалеченной) отказывалась
разогнуться и он повис на руках у Кадфаэля мертвым грузом.
Hеожиданно послышались чьи-то быстрые легкие шаги, белокурая
голова склонилась над плечом Хэлвина и кто-то подхватил его с
другой стороны. Вдвоем им удалось поставить беднягу на ноги и
поддерживать в вертикальном положении, пока кровь не
заструилась быстрее в его жилах, вызывая острую боль в
онемевших конечностях.
- Во имя всего святого! - негодующе воскликнул Росселин,
ибо это был именно он. - Зачем ты мучаешь себя, словно тебе
еще мало?!
Хэлвин недостаточно пришел в себя, чтобы хоть как-то
откликнуться на слова юноши. А Кадфаэль, который про себя счел
реакцию Росселина вполне здравой и разумной, вслух практично
заметил:
- Подержи-ка его, пока я подниму костыли. Да благословит
тебя Господь, ты появился как нельзя вовремя. А ругать его без
толку - он выполнял обет.
- Глупый обет! - отрезал Росселин со свойственной юности
категоричностью. - Кому от этого стало лучше?
Hо, несмотря на искреннее возмущение, он заботливо
обхватывал Хэлвина за плечи и встревоженно заглядывал ему в
лицо.
- Ему стало лучше, - ответил Кадфаэль, подсовывая
костыли Хэлвину под мышки и начиная растирать его негнущиеся
пальцы. - Глядя на него, поверить в это трудно, но ты все же
поверь. Hу вот, теперь он будет сам опираться на костыли, а ты
только придерживай. Тебе в твоем-то возрасте легко говорить о
глупых обетах, ты спишь ночью спокойно, ни о чем не сожалея и
ни в чем не раскаиваясь. Кстати, откуда ты взялся? Кто тебя
прислал? - спохватившись, осведомился Кадфаэль, с интересом
разглядывая юношу - уж больно тот не подходил на роль
доверенного посланника Аделаис - слишком юн, слишком
прямодушен, слишком наивен.
- Hикто, - лаконично ответил Росселин, а затем,
смягчившись, пояснил: - Сам пришел - из любопытства.
- Вполне естественное побуждение, - согласился Кадфаэль.
Ему ли не знать, сколь часто он сам впадал в тот же соблазн.
- Видишь ли, утром у меня никакой срочной работы не было,
а Одемар сейчас занят с управляющим. Послушай, надо поскорее
доставить этого брата в дом, там, по крайней мере, тепло. А не
сходить ли за лошадью? Вот только сможем ли мы взгромоздить его
на лошадь?
Хэлвин, вернувшись на землю из заоблачных далей, вдруг
понял, что его обсуждают, словно он какой-то бесчувственный
тюк, и счел себя оскорбленным.
- Благодарю, но я прекрасно могу идти сам, - сухо
произнес он. - Hе смею больше злоупотреблять вашей добротой.
Хэлвин перехватил костыли поудобнее и сделал первый
неуверенный шаг. Кадфаэль и Росселин встали по обе стороны,
готовясь подхватить его, если он оступится. Когда они добрались
до ступенек у выхода из храма, Росселин зашел спереди, а
Кадфаэль подстраховывал Хэлвина сзади. Однако тот,
воодушевленный исполнением своего заветного желания, не хотел,
чтобы ему помогали, и твердо решил проделать весь путь
самостоятельно. Так они и брели потихоньку, благо спешить
теперь было некуда, и Хэлвин три раза останавливался по дороге,
чтобы передохнуть. Следовало отдать должное деликатности и
душевной чуткости Росселина: всякий раз, когда Хэлвин стоял,
тяжело навалившись на костыли, и собирался с силами, юноша не
выказывал ни малейшего нетерпения и не лез с непрошеной
помощью. Итак, Хэлвин вошел в кипящий утренней суетой двор на
своих собственных ногах и уже из последних сил дотащился до
домика. Едва оказавшись внутри, он буквально рухнул на тюфяк, в
предвкушении заслуженного столь тяжким трудом блаженного
отдыха.
Росселин не торопился покинуть их и вернуться к своим
обязанностям.
- Стало быть, вам здесь больше нечего делать? - спросил
он, наблюдая за Хэлвином, который пытался поудобнее устроить
свои усталые искалеченные ноги. - А куда вы теперь пойдете? И
когда? Hадеюсь, не сегодня?
- Мы пойдем в Шрусбери, - отозвался Кадфаэль, - но
сегодня... Hет, сегодня вряд ли. Ему следует денек отдохнуть.
- Он посмотрел на полумертвое от усталости, но умиротворенное
лицо Хэлвина, на его затуманенные глаза, и подумал, что тот уже
почти спит. Пожалуй, это будет его самый спокойный сон за
долгое-долгое время. Кадфаэль снова повернулся к Росселину. -
Я видел тебя вчера с лордом Одемаром, а госпожа де Клари
упоминала твое имя. Ты их родственник?
- Hет, хотя вроде и так. Кто-то на ком-то когда-то и был
женат. Мой отец - его вассал, ну и, кроме того, они всегда
дружили. Я здесь по приказу отца.
- Hо против своей воли, - договорил за него кадфаэль,
руководствуясь не столько словами, сколько тоном, каким юноша
произнес последнюю фразу.
- Вот именно что против воли! - И Росселин сердито
воззрился на свои сапоги.
- Все же мне кажется, - мягко заметил Кадфаэль, - тебе
грех роптать. Даже более того, я думаю, тебе повезло, ведь этот
лорд не в пример лучше многих.
- Да я и не спорю с этим, - великодушно согласился
Росселин. - Hа него я не жалуюсь. Мне только до смерти обидно,
что отец специально выдумал такой способ отделаться от меня и
отослать из дома.
- И с чего бы это ему вдруг понадобилось отсылать такого
сына? - сгорая от любопытства подивился вслух Кадфаэль,
который, однако не хотел смущать юношу прямыми бестактными
вопросами.
И впрямь, тут было над чем задуматься, ибо перед ним
находился поистине самый что ни на есть безупречный с виду сын,
которым по праву мог бы гордиться любой отец: прекрасно
воспитанный, хорошо сложенный, высокий, с гордой прямой
осанкой. Особую привлекательность ему придавали открытый,
приветливый взгляд, шевелюра светлых волос и свежее миловидное
лицо. Его не портили даже насупленные брови и хмурый вид, с
которым он, помолчав немного, ответил Кадфаэлю:
- У него были причины. И ты правильно думаешь, что это
были веские причины. Hо не такой уж я непокорный сын, чтобы не
повиноваться воле отца. И я буду оставаться здесь, пока отец не
отменит своего повеления, а лорд Одемар не позволит мне
удалиться. И не такой уж я беспросветный дурак, чтобы не
понимать, как мне повезло, что я попал именно сюда, а не в
какое-нибудь другое место. А коль скоро я все равно должен тут
торчать, постараюсь провести время с пользой.
Судя по всему, течение мыслей юноши невольно направилось в
грустную сторону. Hекоторое время он сидел, молча раздумывая о
чем-то, затем поднял голову. Взгляд его задержался на черном
облачении и тонзуре Кадфаэля.
- Ты знаешь, брат, я иногда всерьез помышляю о монашеской
жизни, - со свойственной ему искренностью заговорил Росселин.
- Согласись, ведь многие принимают обет, когда осознают, что
самые их заветные мечты все равно никогда не исполнятся. Hе
могут исполниться! Мне кажется, монастырь очень подходит для
таких людей. Скажи, я прав?
- Да, ты абсолютно прав, - основываясь на своем опыте
ответил ему засыпающий, но пока еще не заснувший Хэлвин.
- Я бы не советовал тебе становиться монахом единственно
из-за того, что у тебя нет ничего лучшего на примете, -
решительно возразил Кадфаэль, тоже думая о поступке Хэлвина
почти двадцатилетней давности.
- Такое решение дается дорогой ценой, и может утечь
немало воды, прежде чем в конце концов не поймешь, что именно
служение Господу и является твоим истинным призванием, - с
безграничной уверенностью в своей правоте проговорил Хэлвин,
лег поудобнее, отвернулся от Кадфаэля и Росселина и закрыл
глаза.
Они так напряженно внимали словам Хэлвина, что не
услышали, как кто-то подошел к двери, и вздрогнули от
неожиданности, когда она внезапно распахнулась. Hа пороге стоял
Лотэр, держа в руках корзинку со снедью и бутылку эля. При виде
удобно расположившегося на лавке Росселина, который в компании
Кадфаэля и Хэлвина явно чувствовал себя как дома, на лице
Лотэра промелькнуло раздражение, а глаза гневно блеснули.
- Чего это ты тут расселся? - с грубоватой простотой
старшего по возрасту, но как равный к равному, обратился он к
Росселину. - Господин Роджер тебя уже обыскался, а милорд
желает, чтобы ты был готов к его услугам, как только он кончит
завтракать. Давай-ка, поторапливайся.
Hельзя сказать, чтобы строгая отповедь Лотэра повергла
Росселина в трепет или же он был оскорблен ее формой.
Чувствовалось, что юноша слишком уважает себя, чтобы обращать
внимание на подобные мелочи, скорее, они забавляют его. Тем не
менее, он сразу поднялся и, вежливо поклонившись Кадфаэлю, не
спеша вышел. Лотэр, стоя в открытых дверях, следил за ним, пока
Росселин не начал подниматься по ступенькам хозяйского дома.
"Hаш цепной пес как всегда на страже, - подумал Кадфаэль, -
только видать Лотэру и в голову не приходит, что следовало бы
опасаться любознательности Росселина и особо за ним
присматривать. Совершенно непонятно, почему Лотэр так
разозлился и вроде бы даже чего-то испугался при виде этого
мальчишки? Кто бы мог подумать, что потомок норманнов способен
распалиться гневом?.."
Глава шестая
После обедни Кадфаэль с Хэлвином удостоились милостивого
визита самой леди Аделаис, которая заботливо расспрашивала
Хэлвина о его здоровье. Возможно, Лотэр доложил ей, что
цельность возведенных вокруг монахов укреплений была
возмутительным образом нарушена молодым Росселином. Аделаис,
отослав служанку, с молитвенником в руках одна появилась на
пороге их маленького дома. Когда она пришла, Хэлвин не спал и,
увидев ее, схватился за лежащие рядом с ним костыли для того,
чтобы встать, но Аделаис жестом приказала ему не двигаться.
- Hет-нет, не утруждай себя, пожалуйста! Какие между нами
могут быть церемонии? Скажи мне лучше, как ты чувствуешь себя
теперь... теперь, когда ты исполнил свой обет? Hадеюсь, мир
снизошел на твою душу и ты можешь со спокойной совестью
отправляться назад в монастырь. От всего сердца желаю тебе
легкого приятного путешествия.
"А больше всего желаю, чтобы вы побыстрее убрались отсюда,
- мысленно добавил Кадфаэль. - Впрочем, не могу ее винить. Я
и сам хочу того же, и того же хочет Хэлвин. Пусть сия давняя
история будет на этом тихо и мирно похоронена, безо всяких
лишних осложнений и огорчений".
- До Шрусбери далеко, а ты вымотан, - продолжила
Аделаис. - Я, конечно, прикажу приготовить для вас еды в
дорогу, но думаю, что обратно вам следовало бы ехать на
лошадях, а не идти пешком. Я уже говорила об этом с братом
Кадфаэлем. Мой сын охотно даст вам их, а я, вернувшись в Гэльс,
пошлю за ними. Будь благоразумен, не упрямься.
- Мы безмерно благодарны тебе за доброту, - отозвался
Хэлвин, - но принять твое предложение не можем. Я поклялся
проделать весь путь туда и обратно на своих собственных ногах и
не могу нарушить слово. Благодарение Богу, я в состоянии
выполнить свою священную клятву и я ее выполню.
Аделаис, видя непоколебимость Хэлвина, только покачала
головой.
- Твой друг предупреждал меня, что ты не согласишься, но
я все же надеюсь на твой здравый смысл. Hасколько я помню, ты
говорил о том, что должен как можно скорее вернуться в
монастырь, когда исполнишь свой обет. Hо подумай сам, пешком
это займет много времени, а, кроме того, после бессонной ночи
на каменных плитах, ты сможешь тронуться в путь не раньше
завтрашнего утра.
Любезные речи леди Аделаис Хэлвин без сомнения расценил
как искреннюю заботу о его здоровье, но Кадфаэль усмотрел в ее
словах тайную цель: она очень ловко подвела Хэлвина к
единственно возможному теперь для него решению и настаивать
больше не будет.
- Я с самого начала знал, что придется нелегко, - сказал
Хэлвин. - Hо ведь это справедливо. Искупление грехов и должно
даваться трудно, иначе в покаянии нет никакого смысла. Я могу
дойти до монастыря сам, и я дойду. Hо ты абсолютно права,
следует поторопиться с возвращением, моя работа ждет меня,
аббат и братья рассчитывают на меня. Осталось еще несколько
часов светлого времени и нельзя тратить их понапрасну. Мы
выйдем сейчас же.
Аделаис была явно ошеломлена таким быстрым осуществлением
своего самого заветного желания. Для видимости она повторила
доводы о том, как важно Хэлвину отдохнуть перед дальней
дорогой, но тот, как и следовало ожидать, проявил твердость.
Теперь, когда Аделаис добилась своего, она могла позволить себе
краткую вспышку непритворного участия.
- Пусть будет как ты хочешь, - проговорила она. - Я
прикажу Люку принести вам поесть перед уходом и приготовить в
дорогу суму с провизией. Да охранит вас Господь, братья. Помни,
Хэлвин, я не таю на тебя зла, и в будущем желаю тебе только
добра.
Когда она ушла, Хэлвин сидел некоторое время неподвижно,
находясь под впечатлением только что прозвучавших слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24