– Ну что ж, завтра утром обязательно постарайтесь выкроить свободную минутку и зайти в жандармерию, чтобы сообщить о случившемся. А о нашем с вами разговоре никому ни слова… Впрочем, если у вас вдруг появится желание еще раз повидать меня или рассказать что-нибудь новенькое… это уж ваше дело.
– Ясно, Мануэль, будьте покойны, – ответил Блас, подмигивая.
Плиний взглянул на сонную Гортензию. В глазах ее уже не было испуга, и натянутая улыбка исчезла с ее губ. Гортензия казалась совершенно отрешенной.
– Ты слышишь меня, Гортензия?
– Да, сеньор, обещаю вам.
С величайшим трудом растолкали они спящего Браулио. Несколько секунд философ озирался по сторонам, не понимая, где он находится.
– Пора, маэстро, уже светает, – сказал ему Плиний.
– Знаешь, Мануэль, – устало произнес он, – баранья голова окончательно доконала меня.
– Проклятая баранья голова! Она заняла в твоем брюхе слишком много места. А ну-ка, вставай!
Сначала они завезли домой Гортензию, потом – Браулио. Подъехав к дому Плиния, дон Лотарио задал ему обычный в таких случаях вопрос:
– Что скажешь насчет всего этого?
– Не знаю даже, с какой стороны подступиться.
– Не виляй, Мануэль. У тебя наверняка уже есть какие-нибудь соображения.
– Уверяю вас, дон Лотарио, ничего подобного… Я не вижу ни малейшей зацепки. Хорошо бы поговорить с нотариусом, возможно, беседа с ним что-нибудь прояснит.
– Я это устрою.
– И будет лучше, если он примет нас у себя дома.
– Хорошо. Я позвоню тебе завтра по телефону.
– Да, пожалуйста, дон Лотарио, потому что утром я вряд ли приду пить кофе в кондитерскую Росио. Ба, сколько уже времени!
– Спокойной ночи, Мануэль. До завтра.
Несмотря на свою привычку рано вставать, Плиний проспал в то утро до десяти часов. Жена и дочь, занятые приготовлениями к свадьбе, тоже забыли разбудить его.
Когда Мануэль вышел из ванной комнаты, аккуратно причесанный, уже в мундире, правда не выглаженном после вчерашней ночи, никто не подал ему кофе.
– Ты еще здесь? – искренне удивилась жена.
– Бедненький папочка! Мы тебя совсем забросили! – воскликнула дочь, неся в руках ворох одежды.
– Подожди минутку, Мануэль, я мигом сварю кофе, – сказала Грегория.
– И дай мне несколько пончиков, сегодня я не успею зайти в кондитерскую Росио.
Сквозь распахнутые настежь двери комнат виднелись чемоданы, пакеты, горы одежды и белья.
Особенно суетилась и хлопотала жена.
«Матери выходят замуж столько раз, сколько выдают замуж своих дочерей, – подумал Мануэль. – И готовятся к свадьбе, к переезду на новую квартиру, к первой брачной ночи так, будто это выдают замуж их самих. Отцы болезненно переживают замужество своих дочерей, а матери заново переживают то, что испытали в молодости».
Едва Грегория поставила кофе на плиту, кто-то позвонил с улицы. Забыв обо всем на свете, она опрометью выскочила из кухни открывать входные двери. Явились соседки со свадебными подарками, изнывая от нетерпения посмотреть на беспорядок, царивший в доме, и на взволнованную перед свадьбой невесту. Они вошли в дом, выставляя напоказ свои подарки, и, бросив косой взгляд на Мануэля, поздоровались. Тотчас же примчалась Альфонса. Принесенные подарки разложили на столе, и о Мануэле снова забыли.
Кофе яростно урчал на газовой плите. Мануэль выключил газ, налил кофе в чашку и, не найдя сахарницы, достал кусочек сахара из кармана. Размешал его чайной ложкой и, с наслаждением причмокивая, начал пить.
Затем, стоя у кухонного окна, закурил первую утреннюю сигарету и с удовольствием затянулся дымом после долгих ночных часов, проведенных без курения.
Проходя мимо спальни дочери, он увидел там стопки новых простынь и невольно подумал: «Возможно, на них зародится мой первый внук…»
– До свидания, голубушки!
– Ой, папочка, мы так и не дали тебе кофе! Совсем из головы вон!
– Это я виновата. Забыла, что поставила кофе на плиту, когда пошла открывать двери.
– Не беспокойтесь, я уже попил. Занимайтесь своими делами.
– Прости, отец. – И Альфонса, занятая мыслями о предстоящей свадьбе, чмокнула несколько раз его в щеку.
Мануэль шел своей обычной дорогой. Сменяя друг друга, перед его мысленным взором проносились картины, которые он видел только что дома, и те, которые видел прошлым вечером и ночью в доме Браулио и дона Антонио.
Давно уже Мануэль не засыпал и не просыпался так поздно. В этот час знакомая улица выглядела иначе в ярком солнечном освещении, а на пути ему встречались совсем другие люди.
Капрал Малеса встретил Плиния в дверях кабинета муниципальной гвардии Томельосо с ехидной усмешкой.
– Я в вашем распоряжении, начальник. Видно, сладко вам спалось сегодня.
Кабинет был пуст, а стол чист от бумаг.
– Какие новости? – спросил Плиний, прикидываясь равнодушным.
– Никаких, начальник. Вот только привратник Блас и приходящая домработница дона Антонио отправились сегодня с утра пораньше в жандармерию. Должно быть, сообщить о происшествии… Впрочем, есть одна новость, довольно приятная для вас и для всей муниципальной гвардии Томельосо.
Вскинув голову, комиссар вопросительно посмотрел на капрала.
– Судя по словам полицейских агентов, сеньор начальник, несколько врачей в компании своих приятелей в баре «Альгамбра» выражали недовольство тем, что вам запретили заниматься расследованием уголовных дел и, в частности, делом дона Антонио. Вроде бы даже они собираются пойти к алькальду и потребовать от него объяснений.
– А что еще говорят?
– Что никто лучше вас не проведет этого расследования. Потому что заниматься расследованием любого дела в Томельосо для вас, а стало быть, и для нас не означает отбывать трудовую повинность, как для жандармерии и тайной сыскной полиции, а значит выполнять почетную миссию во имя блага нашего городка и притом совершенно бескорыстно… Если врачи действительно, как говорят, отправятся к алькальду, я ему не завидую. Хорошенькое утро у него будет!
– А при чем тут алькальд?
– При том, что только он один может заступиться за вас перед губернатором.
– При порядках, существующих в нашей стране, если алькальд вздумает перечить губернатору, ему живо дадут от ворот поворот, едва он начнет кукарекать. Все образуется само собой, вот увидишь.
Двери кабинета с шумом распахнулись, и на пороге появился ликующий дон Лотарио.
– Мануэль, весь город бурлит! Жители ратуют за нас!
Врачи хотят идти к алькальду и требовать, чтобы он поручил тебе заняться поисками дона Антонио… А если он не разрешит – отправиться в Сьюдад-Реаль к самому губернатору.
– Территориально расследования такого рода не входят в мою юрисдикцию. Они все равно ничего не добьются.
– Не всегда, Мануэль, надо следовать букве закона. Представь себе на минутку, что сейчас на площади грузовик сбивает прохожего и я, заметь, ветеринар, а не врач, спасаю ему жизнь, хотя юридически не имею на то профессионального права. Будут мне благодарны или нет?
– Конечно, будут.
– То же самое происходит и в данном случае. Раз в Томельосо нет бригады уголовного розыска, а в юрисдикцию жандармерии территориально входит только сельская местность, ты можешь взять на себя миссию врача, будучи ветеринаром.
– Но пока что, по-моему, никому не угрожает смертельная опасность.
– Опять финтишь, Мануэль. Ты сам отлично понимаешь, что я прав. Полицейских в Алькасаре раз-два и обчелся, а район слишком велик. К тому же они совершенно не знают нашего городка, а тем более его обитателей… А ты, между прочим, почетный комиссар.
– От этого почета мне ни жарко, ни холодно.
– Вон идет алькальд, – сообщил Малеса, глянув в окно.
Чем-то озабоченный алькальд едва ответил на приветствия караульных.
– Наверное, он уже знает о намерениях врачей. Что ты собираешься предпринять, Мануэль? – спросил дон Лотарио.
– Ничего. Палец о палец не ударю.
– Пойду разнюхаю, куда ветер дует, – сказал Малеса, выходя из кабинета.
Плиний и дон Лотарио молча сидели друг против друга. Наконец комиссар, закурив очередную сигарету, нарушил молчание:
– Откровенно говоря, мне не слишком понятно, чем, собственно, вызвано столь скоропалительное желание врачей выступить в мою защиту. Ведь еще не прошло и двадцати четырех часов с тех пор, как стало известно об исчезновении доктора.
– Недовольство зрело уже давно, Мануэль. Сейчас оно лишь прорвалось наружу. Жители городка возмущены ограничением твоих прав после всей этой истории с губернаторшей.
– Интересно, кто ее настроил против меня?
– Я сам часто спрашиваю себя об этом. Поди знай! Скорее всего жена генерального директора Управления безопасности, а может быть, жена министра или же кто-то из завистников, кому не дает покоя твоя полицейская слава.
– Не преувеличивайте моих заслуг, дон Лотарио.
– Я не преувеличиваю. А губернатору нашей провинции нет никакого дела до того, что здесь происходит. Он всего лишь раз был в нашем городке и никого тут не знает, кроме алькальда да нескольких подхалимов. Все идет сверху.
– А может, и от него самого, ведь он делает вид, что большой знаток законов.
– Вот-вот… Именно поэтому ты… вернее, мы с тобой, прославившиеся на всю Ламанчу, для него как бельмо на глазу.
Глядя в окно из-за жалюзи, Плиний видел площадь, пешеходов, легковые автомобили, грузовики, мотокары, громыхающие по мостовой. Возле бара «Альгамбра» стояло четверо врачей, а не все, как только что утверждалось, в компании нескольких своих приятелей. Доктор Федерико, сын дона Луиса и доньи Луисы, был единственным, кто о чем-то говорил, энергично размахивая руками и время от времени показывая в сторону здания аюнтамиенто. Остальные, среди них инженер Перес и каталонец Антонио Фабрегас, рассеянно слушали его.
– Да, совсем забыл сказать тебе, Мануэль. Нотариус сейчас в Сокуэльямосе и вернется в Томельосо не раньше завтрашнего дня.
– Вот и хорошо. Мне сегодня лучше не показываться на улице.
Плиний по привычке прошелся по кабинету, глядя себе под ноги. Затем снова остановился у жалюзи окна и посмотрел в сторону бара. Врачи, распрощавшись со своими приятелями, ушли, оставив их на углу улицы Лос Паулонес. Доктор Федерико направился к себе домой, втянув голову в плечи и засунув руки в карманы брюк.
«Бунт врачей закончился одними разговорами», – подумал про себя Мануэль, но ничего не сказал об этом дону Лотарио.
Вернулся Малеса. Вид у него был довольно постный.
– Что слышно, капрал?
– Ничего. Я приветствовал алькальда по уставу, но он даже не спросил, здесь ли вы, начальник.
Приблизительно около полудня к зданию аюнтамиенто подкатила машина уголовного розыска из Алькасара. Плиний, наблюдавший из окна за тем, что происходит на улице, сразу заметил эту машину. Как и следовало ожидать, из нее вышел инспектор уголовного розыска Мансилья и направился к двери аюнтамиенто.
Он явился в кабинет Плиния с присущей ему скучающей физиономией и насмешливо спросил:
– Что нового, великий комиссар?
– Вы прямо из Алькасара?
– Нет, я здесь уже больше часа. Я разговаривал с привратником Бласом и приходящей домработницей дона Антонио.
– Ну и как?
– Никак. Может, вы что-нибудь проясните мне, Мануэль? Я ведь совсем не знаю ни доктора, ни тех людей, которые его окружают.
– Разумеется, инспектор, я сделаю для вас, что будет в моих силах… Кстати, дон Лотарио один из друзей доктора.
– Что представляет собой дон Антонио?
– Обыкновенный холостяк.
– Из числа имущих?
– Он живет только на профессиональные доходы.
– В политике или других сомнительных делах замешан?
– Нет… Насколько мне известно, нет. Он не интересовался политикой и ни в каких сомнительных делах замешан не был. Почти все свое время он отдавал больным и нескольким своим друзьям.
– Доктор ушел из дому с визитами к больным в среду, в шесть часов вечера, и до сих пор не вернулся. Не исключено, что кто-то из его пациентов свел с ним свои счеты… По-моему, вам, Мануэль, следует вместе с доном Лотарио заняться, как и всегда, расследованием этого дела. А я приеду, когда вы меня позовете, чтобы соблюсти формальности.
– Могу вас заверить, инспектор, что буду доводить до вашего сведения все, что только узнаю. Но заниматься расследованием в том смысле, в каком это понимаете вы, упаси меня бог! Я не враг себе, своему другу, а тем более алькальду, чтобы совать нос не в свои дела… Вам, как инспектору уголовного розыска, положено заниматься расследованием, вот и расследуйте… А в мои скромные обязанности начальника муниципальной гвардии Томельосо входит следить за порядком на улицах, на рынке, сопровождать всякие шествия и выполнять разные поручения членов муниципального совета… Остальное, насколько я понимаю, теперь не моего ума дело…
– Зря вы так говорите, Мануэль, – возразил ему Мансилья. – Вы тысячу раз оказывали нам неоценимые услуги… Без вашей помощи многие преступления, совершенные в провинции и даже в самом Мадриде, так и остались бы нераскрытыми.
Их беседу прервало внезапное появление в кабинете альгуасила.
– Мануэль, вас просит зайти алькальд.
– Интересно, зачем ты ему понадобился? Может быть, все уже уладилось?
– Что ж? Пойду узнаю, – сказал Плиний, приглаживая рукой волосы, застегивая мундир на верхнюю пуговицу и взяв фуражку. – Я сейчас вернусь.
Сеньор алькальд величественно восседал за огромным письменным столом.
– Мне передали, что из Алькасара прибыли инспектора уголовного розыска, – сказал он.
– Только один Мансилья, тот, что приезжает всегда. Он у меня в кабинете, внизу.
– …Дела теперь обстоят так, Мануэль, что вам лучше не вмешиваться в ход расследования, а рассказать ему все, что вы знаете… или же заниматься расследованием так, чтобы никто об этом не пронюхал. К сожалению, в провинции еще не перевелись придурки, которым вы стоите поперек дороги: они точат на вас зуб, следят за каждым вашим шагом и строчат доносы губернатору.
– Чем, собственно, я досадил этим, как вы выражаетесь, придуркам?
– Тем, что вы существуете, Мануэль. Разве этого мало? Многие глупцы готовы признать свою глупость, но при этом хотят, чтобы было отказано в таланте и уме тем кто их действительно имеет… Впрочем, я вызвал вас совсем по другому поводу, еще более глупому, если, конечно, глупость беспредельна.
– По какому же? Говорите.
– Дело в том… Успокойтесь, на сей раз это касается муниципалитета и входит в ваши непосредственные обязанности. Ко мне явились несколько… точнее, шестеро человек и с возмущением рассказали о том, что вот уже несколько ночей подряд на кладбище ведется антифранкистская пропаганда.
– Неужели?
– Да. Скорее всего речь идет о радиопередачах или магнитофонной записи, которые якобы поносят Франко, правительство и весь режим в целом.
– На кладбище?
– Именно. Первым услышал эти мятежные голоса мраморщик, проходивший мимо надгробий. Он рассказал другим, и теперь туда каждую ночь совершается паломничество любопытных, чтобы послушать антифранкистские новости.
– Уж не взбунтовался ли там какой-нибудь покойник-антифранкист?
– Или живой плут.
– А что говорит кладбищенский сторож?
– Я с ним еще не беседовал.
– Чушь какая-то.
– Вполне с вами согласен. И все же очень прошу пойти на кладбище и выяснить, в чем там дело, чтобы меня раз и навсегда оставили в покое.
– Хорошо, я сегодня же ночью пойду туда.
– А что вы думаете насчет исчезновения дона Антонио?
– Ума не приложу. Странная история.
Когда Плиний вернулся к себе в кабинет, дон Лотарио и Мансилья продолжали беседовать, дожидаясь его возвращения
– Алькальд вызывал тебя по поводу исчезновения доктора? – спросил дон Лотарио Мануэля, едва тот переступил порог.
– Нет, он сказал мне, что ему сообщили, будто на кладбище каждую ночь кто-то произносит мятежные речи.
– Этого еще не хватало! Мало того, что сторонники оппозиции повсюду расклеивают свои лозунги, так они еще вздумали вести пропаганду на кладбище, – возмутился Мансилья.
– Но согласитесь, инспектор, кладбище не такое уж многолюдное место, – улыбнулся дон Лотарио.
– Вы, вероятно, хотели сказать, дон Лотарио, что там не так мало людей, но что они глухи ко всему, – шутливо поправил друга Плиний. – До сих пор не перестаю удивляться, почему нас, людей, считают разумными существами.
– А разве мы не разумные, начальник?
– Конечно, нет, Мансилья.
– Что же мы, по-твоему, четвероногие животные, Мануэль?
– Четвероногие животные, дон Лотарио, не способны мыслить, а тем более совершать глупости. Вам, как ветеринару, это должно быть известно лучше других.
– Значит, – перебил Мансилья, – этот случай на кладбище необычный, из ряда вон выходящий, не идет ни в какое сравнение с исчезновением доктора клиники социального обеспечения. Что ж, я готов поменяться с вами ролями, сеньор начальник.
– Нет, инспектор, каждому свое. Нарушение порядка на кладбище имеет прямое отношение к скромным обязанностям начальника муниципальной гвардии, а расследование по делу об исчезновении доктора под силу лишь такому высокому чину, как инспектор уголовного розыска… Кстати, об исчезновении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13