.. Я один,
Альбинос, выродок рода человеческого.
Где-то сзади, за густым подлеском, послышался лай собак:
ищейки Хредха шли по следу беглецов.
Варвар провел крепким пальцем по белоснежным зубам,
вытирая налипшую жвачку.
- Слушай, белобрысый, - сказал он, - выбора у меня нет.
Я иду с тобой. И заруби на своем бледном носу:
Конан-киммериец всегда делает то, что считает нужным!
- Даже если его предупреждают о неминуемой гибели?
- Даже так! а гибель - она повсюду...
В этот самый миг ветви кустов раздвинулись, и десяток
дюжих стражников ринулись на беглецов, размахивая мечами.
Клинок киммерийца и палка Ходока заработали
одновременно. Кожаные нагрудники не были помехой ни для
остро отточенного лезвия, ни для бешено мелькавших
наконечников: подлесок обагрился кровью, а чистый,
напоенный ароматами хвои воздух огласился предсмертными
криками.
И все же нападавшие одолевали: варвар и Альбинос
пятились к Провалу, проклиная свою неосмотрительность.
Хредх на сей раз обманул и опыт Ходока, и чутье северянина:
оставив собак в отдалении, он приказал авангарду незаметно
подкрасться через кусты...
Подошвы драных сапог Конана и сандалий Альбиноса
оскальзывались на мелких камнях, с каждым шагов назад спуск
становился все круче, и стражники, почуяв преимущество
атакующих сверху, входили в раж: клинки мелькали
стремительнее, вопли становились все воинственнее, а
маячившее позади лицо начальника отряда багровело, подобно
грозному лику Мардука.
И вдруг все кончилось.
Конан успел заметить, как легкая пелена нависла над
скалистыми утесами, отрезая путь преследователям. Он словно
нырнул в мутную стоячую воду - ряска сомкнулась над его
головой и тут же исчезла. Небо было все таким же ясным, и
варвар отчетливо видел жаворонка, парившего в вышине. И
видел он вояк Хредха, остановившихся в нерешительности
перед невидимой преградой. Сотник отчаянно орал что-то
неслышное, разевая рот, как рыба, вытащенная из воды, и
махал мечом, и награждал своих подчиненных пинками, но те,
огрызаясь, топтались на месте, выставив перед собой мечи,
не страшные уже и бесполезные...
- Все, - услышал киммериец негромкий голос Ходока, - мы
в Провале.

* * *

- Все, - сказал я северянину, - мы в Провале.
Он стоял, выставив перед собой меч, потный, еще не
остывший от схватки, и синие его глаза устремлены были
вверх, туда, где толпились стражники.
- Давай, - сказал я ему, - спускайся полегоньку. Они
сюда не сунутся.
Он обернулся через плечо и злобно буркнул:
- Не вижу причины, почему бы псам не растерзать дичь.
- А потому, - говорю, - что псы не настолько глупы,
чтобы совать свои морды в западню. Я тебя предупреждал.
И стали мы спускаться. Вояки королевские нас, конечно,
прекрасно видели, и тропу зрели, по которой дичь
ускользает. Только я на них не смотрел, чего смотреть,
когда и мальцу ясно: в Провал идти - живот потерять. Они и
не шли, убогие, ножонками только край обрыва топтали да
ругались неслышно.
Надо признать, варвар мой только пару раз через плечо
глянул, а когда понял, что преследователи нас оставили,
пошел рядом, меч свой за ненадобностью в ножны сунув.
Долго ли коротко ли, достигли мы дна пропасти. Тропа
вывела на опушку донного леса, а лес тот с первого взгляда
обычный - ели, сосны да осины в низинах. Впрочем, со
второго взгляда лес тоже обычный. Если кто не
присматривается и костяков многочисленных под ветвями не
видит.
Киммериец сразу смерть учуял.
- Что это, - вопрошает, - поле бранное? Неудобное место
выбрали военачальники, ежели заставили воинов своих
сражаться в лесу.
Пришлось ему объяснить что к чему. Что не было здесь
битвы, а скелеты многочисленные, белеющие среди трав да
кустов, принадлежат дурням, кои сюда носы сунули. Лес их
кости хранит и прахом стать не позволяет. Возе многих до
сих пор самоцветы лежат во множестве, ну и, конечно, оотэки
сгнившие.
- Видишь ли, - объясняю, как можно спокойней, - многих
героев прельщала пропасть, и сколько им ни втолковывали,
что назад ходу нет - героев несть числа.
- Ты, видать, и втолковывал? - говорит догадливый
северянин.
- Втолковывал, - отвечаю честно. - Как тебе. Мне
скрывать нечего.
Конан-варвар брови хмурит: вижу, не верит ни единому
моему слову. Его дело. Идем дальше.
А дальше лес расступается и начинаются травы. Как
только мой киммериец их видит - сразу меч наголо. Еще бы: я
когда первый раз в Провал спустился, тоже оружие из рук не
выпускал. Впечатляет местная поросль: любая травинка локтей
сорок в высоту, мясистая, душистая и все такое... На
новичков действует.
Спутник мой вопросами больше не донимает - и на том
спасибо. Чувствует, видать, себя карликом из легенд, что
мать ему рассказывала. И то сказать: сильный мужик, воитель
знатный, гладиатор бывший, а травинки над ним нависают,
словно пагоды вендийские над паломником. Есть отчего
призадуматься.
Только юный киммериец недолго лоб хмурит. И спрашивает,
что я среди трав гигантских забыл и отчего меня,
выродка-альбиноса, так король бритунский недолюбливает. Над
вопросом его я, убогий, там, наверху, посмеялся бы, но
мы-то шлепаем подошвами по дну пропасти, и вряд ли мой
спутник кому что наверху расскажет... А посему таить от
киммерийца я ничего не собираюсь и, дабы скоротать путь
наш, рассказывают и о щите Агибалла, и о "лучезарных
зернах", кои столь большой популярностью среди интриганов
пользуются, о своем проклятии, наложенном невесть кем и
невесть за что...
Он слушает и вдруг говорит то, о чем я не раз думал:
- Значит, ты избранник богов. А почему не богат?
Варвар - он варвар и есть. Умеет не в бровь, а в глаз
врезать.
- А потому и не богат, - отвечаю, - что таким, как я,
выродкам, место только на костре у Толстой Башни. Каштаны
из огня многие чужими руками таскать горазды. А когда
каштаны зубы портят - руки те отрубают.
Тут юноша мой задумывается и долго шагает молча.
- Я видел драгоценные камни возле скелетов, - бурчит он
наконец, - почему бы тебе не носить их из пропасти? Ты мог
бы сбывать самоцветы в Бельверусе или еще где...
Конечно. Я много чего мог бы. Если бы не щит Агибалла.
Сила, довлеющая над Провалом, сила древнего небожителя,
охраняющего свои сокровища.
О том и говорю варвару. Еще я говорю ему (тайн на дне
пропасти нет), что никто не может поднять наверх несметные
сокровища, разбросанные по донным лесам и травам, подобно
росе после теплой ночи. Останки тех, кто пытались, среди
колючек белеют. И еще, говорю я ему, многие смотрят, но не
видят. Я тоже слепцом сюда пришел, не в том, конечно
смысле, что бельма у меня на глазах были, а смотрел, но не
видел.
- И что же ты такое узрел, белобрысый, чего я
рассмотреть не могу? - интересуется варвар с ухмылкой.
Пусть себе ухмыляется. Хорошо смеется, кто смеется
последним. А я надеюсь еще поскалить зубы за верхней
кромкой Провала.
- Да ничего особенного, - спокойно отвечаю ему, - вижу
я примерно то же самое, что и ты. Деревья, травы
гигантские, камешки разноцветные вперемешку с костями.
Только вот камешки те мне несколько по-иному
представляются: темно-синие, к примеру, - тоска
смертельная, желто-коричневые - тревога, что душу, словно
дикий зверь гложет, красные - просто ужас...
- Что же в них такого страшного?
- Чтоб тебе понятней стало, расскажу одну историю.
Жил-поживал князь бритунский по имени Увлехт. Ты, должно
быть, знаешь, что король наш слаб, власти почти не имеет, и
вассалы только и делают вид, что ему подчиняются, а живут
обособленно, и всякий в своих землях царь, бог и судья
поданным. Так вот, Увлехт этот тоже себя властителем
знатным мнил. И прознал он как-то, что бродит по его
вотчине некий выродок белобрысый, именуемый Ходоком или
Альбиносом. И не только бродит, но и спускается в Провал,
на дне которого лежит щит Агибалла и куда иным смертным
путь заказан. Не ради праздного любопытства спускается, а
корысть имея. И таскает сей Альбинос со дна пропасти разные
диковинки...
- Ты же врал, что никто не может сокровища наверх
поднять! - перебил меня киммериец, очень довольный, что
во лжи уличил.
- Ну, это как поднимать, - говорю. - Те, кто здесь
вечный покой нашли, мешками драгоценности с собой тащили,
да надорвались. Я же смекнул вовремя, что камни надо
поштучно выносить, потому и жив все еще. Так вот, князь
Увлехт послал гонцов, которые меня разыскали и в замок к
нему привели. Не совсем добровольно, конечно, но и без
особого моего сопротивления: знал я, что один камешек
получив, князь и другие захочет. Так и оказалось. Увлехт
купил синий самоцвет и потребовал, чтобы я принес ему
желтый, а потом красный...
Очень он гордился, что имеет камни со дна Провала.
Вставил их в перстни и перед другими нобилями при каждом
случае хвастал. Довольный по округе ездил, аж светился. А
потом стало твориться с ним неладное. Заговариваться князь
начал, на людей кидаться. Раз в лесу возле своего замка
наехал на трех лесорубов, что по его же приказу деревья для
какой-то постройки валили, решил, что это воры, и зарубил
несчастных. Ладно бы только вилланы от его руки страдали,
так и на людей благородных ополчился: чуть что, меч из
ножен долой - и пошла потеха. Многих на Серые Равнины
отправил, ни мольбы, ни посулы выкупов богатых не трогали
его сердце.
Была у князя жена, молодая красавица Астель. И нашли
раз бедняжку в колодце, что во дворе замка. Как она туда
попала - Митра Всеблагой лишь знает, тем более что княжна,
конечно, ведра в дом сама не таскала.
Увлехт совсем умом тронулся: построил челядь и стражу
свою у крепостной стены и ну вдоль строя с арбалетом
бегать. Каждому пятому лично болт в горло всаживал. Не
выдержала тогда дружина, повязала князя. Три седьмицы он в
горячке пролежал, а когда очухался, повинился перед людьми.
Не прошло и трех дней - призвал меня и велел красный камень
ему принести.
- И ты, конечно, принес, - понимающе кивнул северянин.
- Принес. Заказчик платит, купец товар доставляет.
- И что сталось с твоим заказчиком?
- Ввязался в один глупый спор, закладчика своего до
смерти довел и сам от руки слуг оного мучительной кончиной
скончался... Но камешки разноцветные - это, конечно,
семечки. Есть в Провале кое-что интересней. "Лучезарные
зерна" прозываются. Закладываешь за щеку и любого насквозь
видишь: что на уме, что на сердце. Вот за зернышки-то эти
по-настоящему большие деньги взять можно.
- Берешь?
- Брал. Но счастье мое, видать, кончилось, если сам
король Бритунии допер: не все, что хорошо, хорошо же и
кончается. "Лучезарные зерна" столь же коварны, как и
самоцветы здешние. Раз отложив их за щеку, хочется
принимать еще и еще. И открываются иные сферы, жуткие, с
ума сводящие. Полны они чудовищами бесплотными и видениями
столь тоскливыми, что жить не хочется. Ну и, конечно,
представь себе сколь скорбно наблюдать постоянно людишек
без всяческих масок, тех кто друзьями прикидываются и
верность свою лукаво преподносят... Князь Влоуш, к примеру,
как Хретх сказывал, жену свою порешил и сам на Серые
Равнины вслед за ней отправился.
Шагали некоторое время молча. Киммериец что-то
обдумывал, морща лоб и тихо бормоча себе под нос
неразборчивое. Потом спрашивает.
- Значит, накрылась твоя торговлишка? Что делать
станешь?
- А делать я стану, - отвечаю, - вот что. Найду
где-нибудь тут оотэку, "лучезарные зерна" содержащую,
поднимусь наверх, проберусь куда подальше, в Бельверус либо
в Гальперан аквилонский, продам и больше в Провал - ни
ногой. Деньжат я скопил, в надежном месте припрятаны, так
что пора начинать добродетельную жизнь, как жрецы велят.
Пожалуй, десятую часть храму Подателя Жизни отпишу.
Северянин снова помолчал, потом говорит:
- Раз так, я отставать не стану. Кромом клянусь, глупо
упускать возможность подзаработать. Укажи, белобрысый, где
искать твою оотэку или как там ее, поделим поровну, наверх
влезем и разбежимся.
Смешной парень. Странно, к другим я никогда симпатий не
питал, а этот сразу по нраву пришелся. Даром что готов был
меня прикончить на Тропе Мертвецов. Жаль мне его стало, да
что поделаешь, видать Кром этот, которого поминал
киммериец, немного отпустил ему ходить по земле.
- Я толковал уже, - замечаю, - что наверх нет тебе
дороги. Ты не поверил. Вольному воля, счастливцу - удача.
Только удачи тебе не будет, северянин. Не отпустит тебя
Провал.
- Да? - скалится он насмешливо, лихо срубая мечом своим
подвернувшуюся травину. - И что это за твари, путь
преграждающие?
- Никаких тварей нет, - объясняю. - Так что сражаться
тебе не с кем. А только щит Агибалла так сделает, что живым
тебе не уйти.
- Тогда покажи, где этот щит, и я его уничтожу!
Тут я не выдержал и расхохотался. Представил, как
киммериец клинком по штуке этой лупит и просто зашелся.
И вижу краем глаза: варвар мой ощерился зловеще, вот-вот
снова на меня бросится...
- Ладно, - говорю, - отведу тебя, куда просишь. Только
уж не обессудь, ежели силенок не хватит.
Он хотел что-то ответить, но тут стена трав впереди
колыхнулась, и выше наших голов на десять явилась
лупоглазая морда Жрицы. Она разевала маленький черный клюв,
а посреди зеленоватого туловища, сложенные, как руки
молящегося, подергивались страшные лапы, подобные пилам с
двойными рядами острых, загнутых внутрь зубцов...

* * *

Чудовище, явившееся взорам Конана и Альбиноса, носило в
своем облике странную смесь зловещей уродливости и
изящества.
Его передние лапы, толстые у основания и увенчанные
длинными, изогнутыми подобно серпам косарей лезвиями, были
похожи на веретена и усеяны черными пятнами с белыми
глазками внутри; жемчужные разводы дополняли странный
наряд. Снизу от локтевых суставов шел двойной ряд острых
шипов: по дюжине на каждой лапе, черные вперемешку с
темно-зелеными. Наружный ряд был более прост и состоял
только из четырех зубьев, острых, словно иглы. Наконец, три
самых длинных шипа торчали позади двойного ряда.
Великолепные оружия смерти едва заметно покачивались и такт
дыханию твари.
- Что за гадина? - поинтересовался варвар, с
любопытством разглядывая монстра из-за густой поросли, где
они с Ходоком укрылись.
- Везет нам, - негромко отвечал белобрысый, - говорят,
на ловца и зверь бежит. Воистину, северянин, ты удачлив.
Это Жрица Агибалла. А раз она появилась, и пузо у нее не
отвислое, значит оотэка рядом где-то.
- Жрица Агибалла? Эта пакость что ли охраняет щит?
- Ничего она не охраняет и ума у нее не более, чем у
деревенского дурачка после обильной выпивки. Тварь свирепая
и весьма кровожадная, но, ежели будем сидеть тихо, она нас
не заметит и уберется. Тогда поищем оотэку, заберем и
отвалим.
- Ты обещал мне... - начал было киммериец и умолк.
Из-за бурого листа, не уступавшего размерами ярмарочному
помосту, появилась стройная фигурка. Это была тоненькая
нагая девушка. Длинные желтоватые косы падали на маленькую
грудь и волнами спускались ниже пояса. Девушка, не обращая
внимания на чудовище, неторопливо побрела среди мхов,
доходивших ей до колен.
1 2 3 4 5