— Из Бостона? У нас бесспорные доказательства.
— Я знаю об этом! — перебила его Гейл.— Он должен был как бы прибыть из Франции. Тогда же он изменил свое имя. У него, вероятно, был веский повод держать это в секрете. Полицейский в задумчивости покачал головой.
— Да, это возможно. Но почему он солгал? Видимо, что-то было в его прошлом, что заставляло его скрываться.
Санчес встал.
— Не хотите ли вы пойти со мной, синьорина? Мы поговорим об этом с синьором Фонсека.
Дверь им открыла сиделка, Мария Ломбард. Увидев Санчеса, она преградила ему путь.
— Мой подопечный отдыхает.
Полицейский легким жестом попросил ее посторониться.
— Очень жаль, но я должен с ним поговорить. Он подошел к креслу старика.
— Я надеюсь, мы вам не помешали.
На Фонсеке, как и во время первого визита полиции, были темные очки. Он поднял голову и стал ужасно трястись.
— Кто это? Чего вы хотите?
— Меня зовут Санчес, а со мной пришла Гейл Уоррен. Вы помните синьорину Уоррен? Вы недавно разговаривали с ней ночью.
Старик поднял дрожащую руку к губам.
— Нет... я... я не помню... я не разговаривал ни с кем, кроме Марии... моей сиделки...
— Мы пришли сюда, чтобы поговорить о вашем сыне...
— О моем сыне? — застонал Фонсека.— Что вы хотите узнать о моем сыне?
Сиделка бросила на Санчеса быстрый предостерегающий взгляд, но тут вмешалась Гейл.
— Вы сказали, что ваш сын должен приехать повидаться с вами. Помните вы это?
— Нет... ничего не помню...
— Ждем мы его, ждем,— тошнотворно сладким голосом сказала Ломбард.— Мы ждем его со дня на день. Он прилетит сюда из Нью-Йорка, чтобы навестить нас. Он уже давно не приезжал.
— Да,— согласился старик.— Это было давно, давно...
— И он привезет с собой драгоценности,— подсказал полицейский.
Тело старика вздрогнуло, словно его пронзил электрический ток, нижняя губа отвисла. С темными очками на глазах, отвисшими губами на сером неподвижном лице он выглядел, как покойник. Затем Фонсека задышал коротко и отрывисто. Его губы искривились в гримасе. Он издал звук, напоминающий карканье, и попытался что-то сказать. По движению губ можно было угадать, что он хочет произнести.
— Драгоценности! Драгоценности!
Сиделка быстро наклонилась к инвалиду, ее пальцы в поисках пульса охватили костлявое запястье его руки.
— Постарайтесь ничего не говорить,— прошептала она, успокаивая старика.— Я сейчас попрошу их уйти отсюда.
Когда она обернулась в сторону Санчеса, ее глаза метали молнии.
— Разве вы не видите, что он очень болен? Зачем его мучить? Прошу вас, идите за мной и я попытаюсь ответить на все ваши вопросы.
Руки старика беспомощно хватали воздух.
— Уходите отсюда,— стонал он,— уходите.
Санчес, признавая свое поражение, открыл дверь, пропуская вперед Гейл, одновременно сделав знак сиделке, чтобы она следовала за ними. Когда они вышли в коридор, Санчес повернулся к ней.
— Я вижу, что этот человек действительно очень болен. Но я обязан задать ему несколько вопросов.
— Постараюсь на них ответить. Я знакома со многими его делами.
— Рауль Герберт его сын?
— Точнее, был его сыном. Его уже нет.
— Вам известно, что он убит?
— Да. Мне сказал об этом синьор Нолан. Я знала, что Рауль в дороге к Веракруцу. Он должен был приехать навестить отца. Но мы не получили от него известий, поэтому я спросила о нем синьора Нолана. Я назвала Герберта приятелем синьора Фонсека, я не стала говорить, что речь идет о его сыне.
— Понимаю,— Санчес в задумчивости потирал рукой подбородок.— Меня интересует это имя. Если его сына зовут Герберт...
— Ну да! — женщина опередила его вопрос.— Это настоящее имя синьора Фонсека. Я надеюсь, что мои слова не создадут для него никаких, осложнений? Синьор Фонсека... или мистер Герберт провел три года .в гитлеровской тюрьме во Франции. Его здоровье было сильно подорвано, и его оттуда выпустили, когда уже стало ясно, что к нему приближается смерть. Откровенно говоря, свободу ему купил его друг. Синьора Герберта перевезли в Испанию, затем в Мексику, использовав документы одного испанца, который умер в гестапо. Документы Герберт оставил себе и пользовался ими и дальше. Он совершенно безвреден, независимо от того, под каким именем живет. Вы не должны быть,— голос сиделки прервался,— слишком суровы к нему, синьор Санчес! Это умирающий человек!
— Почему это вас так беспокоит?
— Он тяжело болен, а я отвечаю за его жизнь,— пробормотала мисс Ломбард.— Он трогательный и милый старик. Мы, сиделки, вопреки тому, что о нас говорят, в отношении своих пациентов ощущаем иногда нечто большее, чем профессиональная заинтересованность.
— Я уверен, что это так и есть, мисс Ломбард,— быстро согласился Санчес.— Конечно, необходимо официально уведомить власти о. том, что ваш пациент находится здесь под вымышленным именем, но я постараюсь, чтоб учли все обстоятельства. Надеюсь, что вы не будете возражать против врачебного обследования — это чистая формальность.
— Пожалуйста, коль это необходимо. Но вы сами видите, что малейшее беспокойство полностью выводит его из равновесия.
— Наш врач будет очень тактичен, можете быть в этом уверены. Кстати, Фонсека — давайте пока будем его так называть — говорил о драгоценностях, с которыми как-то связан его сын.
Женщина махнула рукой.
— Эти драгоценности! Бедняга все еще живет прошлым, надеется вернуть что-то из руин. Перед войной он был богатым человеком, но гитлеровцы все забрали. В безопасном тайнике осталось только немного бижутерии — семейные сувениры, и он надеялся, что сыну удастся с помощью друзей вывезти их из Франции. На это не было ни малейших шансов, но лучше с ним об этом не говорить...— Если это все, что вы хотели узнать,— сказала сиделка,— разрешите мне вернуться к моим обязанностям.
— Еще один вопрос, синьорина Ломбард. Кто вам платит за уход?
Этого вопроса Ломбард не ожидала. Она помолчала, но ответила уверенно.
— Это все необычно. Наши семьи были знакомы много лет. Мой отец и мистер Герберт были большими друзьями. Я знаю, что отец одобрил бы мое решение. Кроме того, мистер Герберт говорит, что положит остаток своих денег на мое имя. Так что теперь я связана данным ему обещанием. Но это, пожалуй, уже недолго продлится... Я не оставлю его — вы можете в этом быть уверены.
— Старик должен быть счастлив, что у него есть такой преданный друг,— заявил Санчес.
Глава двадцатая
В столовой было удивительно пусто. Когда Гейл и Люция вошли, здесь сидели только супруги Брукс, а за столиком у двери — какая-то женщина, с которой Гейл никогда не встречалась. Люция ей улыбнулась, а женщина холодно и официально кивнула.
— Кто это?
— Новая гостья. Она прибыла в отель, когда ты лечилась у супругов Урей. У нее невероятное старое аристократическое имя: Луиза Монте де Виллалобо.
— Испанка? — изумленно спросила девушка.
— Она прибыла из Гватемалы,— пояснила Люция.— Мистер Фарадей от этого в восторге. Он утверждает, что только человек из лагеря Франко может носить такое имя, а за последние дни в отеле уже было достаточно политической неразберихи.
Гейл с любопытством посмотрела на женщину. Та сидела, напряженно вытянувшись. Ее некрасивое лицо украшало разве что горделивое выражение. Надо сказать,у нее были великолепные волосы цвета красного дерева, уложенные с классической простотой.
— Только ее нам не хватало,— Гейл осталась недовольна новой соседкой.— Как жаль, что она не приехала пару дней назад,— у нее вид убийцы высочайшего класса. А может быть, она больше подходит на роль жертвы?
Гейл окинула взглядом пустой зал.
— Не слишком ли рано мы пришли? Где все остальные гости? — спросила она.
Люция понимающе улыбнулась.
— Путь тех, кого ты называешь «дорогими гостями», наверное, устремлен на юг, куда-то к экватору. Я знаю, что ты ощущаешь пустоту, когда за столиком летчиков никого нет.
— Это так, но я говорю не только о них,— беспокойные глаза Гейл встретили взгляд тетки.— Здесь остались только мы? Ну и мистер Холлерт, очевидно.
— Он уехал по делам в Мехико.
— Санчес знает об этом? — спросила Гейл, поднимая голову. Легкая тень пробежала по лицу Люции.
— Ты все еще подозреваешь Холлерта?
— Не знаю. Но, пойми, он какой-то другой, не такой, каким хотел бы казаться. У меня такое впечатление, что он почти все время играет, а главное пытается скрыть. Я знаю, что он тебе нравится, Люция, произвел на тебя впечатление с первой же минуты вашей встречи. Совсем так, как это было у нас с Дэвидом, но...
— Но что? Гейл вздохнула.
— Могу тебе сказать, почему у меня возникло подозрение. Если это было глупо с моей стороны, скажи откровенно, пусть мне будет стыдно. В ту ночь, когда был убит герр Каспар, мистер Холлерт все время был с тобой?
— Почему тебе пришло в голову, что могло быть иначе?
— Я подумала об этом, когда ты разговаривала с Санчесом. У меня создалось впечатление, что ты не говоришь ему всего, что знаешь. Лгать ведь ты не умеешь. И ты спросила меня, видела ли я тебя там, помнишь? Как будто боялась, что я могла увидеть тебя одну.
— И это все? — голос Люции звучал немного неестественно.— И этого тебе достаточно, чтобы в чем-то подозревать Холлерта?
— Не совсем, было еще кое-что. Ты помнишь, какие доводы приводила миссис Брукс, доказывая, что я была единственной, кто проходил по коридору? Она говорила, что при открытой двери увидела мой силуэт на фоне окна.
По лицу Люции было заметно, что она нервничает.
— Позже я вспомнила еще кое-что,— продолжала Гейл.— И это все изменило.
— Любопытно,— Люция кусала губы.
— В холле было совершенно темно. Я шла на. ощупь и включила свет до того, как открыли дверь в коридор. Миссис Брукс не знает об этом. Когда я открыла дверь, она могла меня увидеть, но до этого по коридору мог пройти кто угодно. Я думаю, что убийца прошел именно тогда.
— И ты думаешь, что это был Фрэнк Холлерт! Почему ты не рассказала о своих подозрениях Санчесу?
— Я была не уверена. Кроме того, ведь ты пыталась его защищать.
Люция молча рассматривала маникюр на руках. Когда она начала говорить, ее голос звучал тихо, но решительно.
— Пожалуй, я тебе кое-что расскажу, детка. Ты помнишь, что я была обручена с человеком, который жил в Веракруце?
— Конечно,— Гейл была заинтригована.
— А ты слышала когда-нибудь его имя?
— Не помню. Как-то Батч или что-то в этом роде, правда? Мама говорила мне...
— У тебя неплохая память,— Люция слегка вздохнула.— Мы звали его Бетч. В то время было модно называть свое второе имя. Полностью его звали Фрэнк Бетчеллор Холлерт.
Гейл была потрясена.
— И ты его узнала?
— Конечно же,— с улыбкой подтвердила тетка.— Мы еще не так стары, чтобы не узнавать знакомых.
— И он жил здесь все это время?
— Да что ты! Холлерт инженер, и с тех пор он объездил весь мир.
— И вы все еще любите друг друга?
— Я вижу, что ты хотела бы сделать из меня героиню романа. Нет, детка! У меня не бьется сердце, когда я на него смотрю. Признаюсь, однако, что в возрасте двадцати лет я была глупой провинциальной гусыней. Если бы я вышла за него замуж, моя жизнь была бы гораздо интереснее.
— Но ты можешь сделать это сейчас?
— Сомневаюсь. У меня своя жизнь, у него своя. Кроме того,— Гейл снова увидела в глазах тетки странную тень,— мы оба очень изменились. Он двадцать лет слонялся по всему свету. Трудно сказать, кем он стал за это время.
— Что ты имеешь в виду?
— В ту ночь Холлерт уходил минут на двадцать. Именно в т о время. Потом он просил, чтобы я об этом не говорила, и я, сама не знаю почему, обещала ему. Пожалуй, я все же была ошеломлена встречей.
— Но ведь это само по себе еще ничего не доказывает. Люция ласково улыбнулась.
— Пять минут назад ты почти обвиняла его в убийстве. Ты, непоследовательная, но очень милая малышка. Тихо! Санчес идет сюда.
Полицейский поклонился, но присаживаться не захотел.
— Я зашел сказать вам, что ненадолго уезжаю. В случае необходимости прошу обращаться к синьору Фарадею.
— Вы что, передумали меня арестовывать? — спросила его Гейл.
— Мне кажется, синьорина, что вы уже сыграли свою роль.
— Свою роль? Ничего не понимаю.
— Я должен просить у вас прощения. Я никогда вас и не подозревал, но считал, что какое-то время надо делать вид, что подозреваю, чтобы настоящий убийца почувствовал себя в безопасности. Сейчас это уже не нужно.
— И вы знаете, кто убийца? — спросила Гейл, почти не дыша.
— В общем, да.
— Вы не смогли бы сказать, кто это? Санчес отрицательно покачал головой.
— Вы плохая актриса, синьорина.
— Если бы я разбилась, упав с лестницы,— сказала Гейл с горечью,— вы решили бы, что я жертва несчастного случая.
— Покушение на вас не имеет ничего общего с моим спектаклем. Вас столкнули с лестницы потому, что вы стали опасны для убийцы. К сожалению, мои люди подвели меня. Из каситы передали, что вы поднимаетесь по лестнице, но агент в это время в отеле отсутствовал и не услышал сигнала снизу.
— Это был мужчина с гитарой? — спросила Гейл.
— Песенка была сигналом, что вы в опасности,— Санчес улыбнулся.— Пако, который играл на гитаре, сам это и придумал. Вы уверены, что рассказали мне все, что знаете по этому делу? Не осталось ли еще чего-то? Вы уже не представляете угрозу для убийцы?
Гейл покачала головой.
— А вы считаете, что я могу обладать такими сведениями?
— Надеюсь, что нет. Вы будете в полной безопасности, если предоставите расследование преступлений мне.
— Не хочу составлять вам конкуренцию.
— Мне пора уходить. Я вернусь не позднее, чем завтра, и надеюсь, что привезу с собой решение загадки.
Он покопался в кармане, вынул из него бумажку и подал ее девушке.
— Может, это смягчит наши отношения.
Развернув бумажку, Гейл увидела, что это радиограмма: «Все улажено, предписание получено. Прибуду на аэродром в Веракруц сегодня вечером около семи. Януарий».
— Что это значит? — спросила изумленная Гейл.
— После смерти мисс Ван Эттен я решил, что следует вызвать лейтенанта Лоусона. Он был знаком с ней и может быть важным свидетелем. Военные власти сотрудничают с нами.
— А Дэвид?
— Я подумал, что будет хорошо и его иметь под рукой,— Санчес тихо засмеялся.— В подобных делах ничего заранее не известно. Он тоже может оказаться ценным свидетелем. Если нет — что ж! Это вопрос только сорока восьми часов, а у союзников хватает летчиков, способных довести самолет до цели.
Глаза Гейл повлажнели.
— Вы очень добры! Извините меня за подозрения, очень вас прошу!
Тяжелые веки почти закрыли глаза полицейского.
— Даже во время войны убийство недопустимо. Я исправлю только свою ошибку. Итак, мне пора.
Он несколько старомодно поклонился и направился в сторону холла.
Глава двадцать первая
Размышляя позднее о событиях того вечера, Гейл удивлялась тому, что они казались ей такими запутанными. А вот убийца все предвидел.Вскоре после завтрака позвонила Минерва Урей. Трубку взяла Люция, за что-то поблагодарила ее и повернулась к племяннице.
— Минерва оказалась незлопамятной. Она приглашает нас совершить прогулку на ее машине.
— Но ты не приняла этого приглашения?
— Конечно же, приняла. Минерва предлагает поехать в городок под названием Халапа. Он расположен неподалеку отсюда. Там мы пообедаем и вернемся в отель вечером. Я лично в восторге от того, что смогу посмотреть хоть кусочек этой страны. Мне надоело сидеть пленницей в отеле, когда все вокруг отдыхают и развлекаются.
— Нет,— Гейл решительно покачала головой. Люция вздохнула.
— Ты ведешь себя очень странно.
— Странно? Что же тогда сказать о тебе? Мне кажется еще более странным, что ты приняла ее приглашение.
— Разве она похожа на убийцу, который возьмет спутника на прогулку по деревенским дорогам, а затем ударит его по голове разводным ключом? Ты совершенно не разбираешься в людях, Гейл.
— А где будет в это время ее почтенный муж? Он тоже поедет с нами?
— Нет. Он участник какой-то технической комиссии, которая проводит инспекцию фабрики.
— Это она тебе сказала? Не езжай с ней, Люция!
— Очень жаль, дорогая, но с самого начала нашей поездки мы договорились, что не будем ходить друг за другом. Если ты не хочешь ехать — это твое дело. А доя меня эта поездка очень приятна.— В глазах Люции заискрились озорные искорки.— Мы едем, чтобы выбрать нового члена семьи Урей.
— Ты хочешь сказать, что они намерены взять какого-то ребенка?
— Нет. Всего лишь попугая. Миссис Урей говорит, что он тебе понравится. У него необыкновенный набор слов, а зовут его Лоренцо Второй.
— Так это был попугай? А я решила, что... Ох, Люция. Что она подумает обо мне?
— Не переживай. К счастью, Мин Урей обладает чувством юмора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15