..
Я надеваю свое лучшее платье — голубое с белым. Оно несколько летнее, но в квартире жарко. И потом, к нему у меня есть новые туфли — белые, на небольшой платформе, с модным прямым каблуком. Борис тоже в новом костюме, мы купили его случайно, а сидит он лучше пошитого на заказ. Темно-синяя шерсть выглядит вечером очень эффектно.
— Ну как, Обезьянка? Теперь я тебе нравлюсь?..
— Ты неотразим,— говорю я. И вспоминаю, что салат еще не заправлен.
И тут является Тетя.
Она входит и наполняет наш дом цветочным благоуханием своих любимых духов. Борис помогает ей снять пальто, а я уношу в комнату два маленьких свертка, которые она сует мне с видом заговорщицы. Потом из муфты возникает шоколадка.
— А это вручишь Витюше,— гудит она прокуренным баском.
— Он встречает не с нами,— говорю я. И жду бурной реакции.
— Вполне естественно,— гудит она.— Но ведь шоколадку можно вручить и завтра. Не правда ли?..
Странный человек наша Тетя. Как будто все дело в том, когда вручить ее шоколадку!.. Я готова вспылить, но Тетя так всплескивает ручками при виде нашей маленькой елки! Так неподдельно восхищается убранством стола, тортом, который испечен по ее заказу! На нее невозможно сердиться...
Мы смотрим по телевизору праздничную программу. Тетя комментирует выступления артистов, большинство из них она видела в театре по нескольку раз. И потому воспринимает их почти как родственников. У нее есть свои кумиры, причем явное предпочтение она отдает представителям мужского пола. От них она требует таланта, мужественности и обаяния, тогда как женщине, по ее словам, вполне достаточно быть хорошенькой...
На телеэкране люди тоже сидят за столиками вокруг украшенной елки, звучат новогодние речи Снегурочки и Деда Мороза... Я знаю, что это отснято за месяц, а то и больше до встречи Нового года — об этом рассказала мне мать моей ученицы, оператор телестудии,— и меня это несколько расхолаживает. Я смотрю телевизор вполглаза и думаю сразу обо всем: о Витьке — где он сейчас болтается? О своем разговоре с Лехой... «Я всегда ждал твоего звонка!»... Что стряслось с ним за то время, что я набиралась духу ему позвонить? «С людьми может всякое произойти»... Но «под Новый год надо быть веселым»...
Тетя возбуждена. Она так искренне и непосредственно воспринимает каждую реплику, звучащую с экрана, словно она гость «Голубого огонька» и все камеры наведены на нее. Я даже начинаю ревновать!.. Но вот объявляют танцевальный номер, и Тетя возвращается к нашему застолью. Мы пьем за минувший год и за то, чтобы «все было хорошо»,— любимый тост Тети. Он действительно емкий, этот тост. Каждый может вложить в него свое содержание.
Мое «хорошо» — это прежде всего Витька!.. Думаю, что у Бориса тоже.
Тетя поглядывает на нас как-то загадочно. На тарелке у нее лежит начатый пирожок с капустой, но она тянется к блюду и берет второй точно такой же...
— Дети,— говорит она,— я должна вам сделать маленькое сообщение.
И она откусывает от нового пирожка. И жует старательно, словно «сообщение» таково, что перед ним следует подкрепиться.
— Тетя выиграла по облигации «Волгу» и хочет ее нам подарить,— говорит Борис.
— Нет, дети мои! Я, как вы знаете, никогда ничего не выигрываю. Но, как говорится в одной пьесе, не выиграть еще не означает проиграть...
— Не томите,— говорю я.
Она значительно смотрит на меня, потом на Бориса.
— Дети, я ее видела,— говорит Тетя. Она произносит это так торжественно, что смысл ее слов не вызывает у меня никаких сомнений.
— Кого это ее? — спрашивает Борис. По-моему, он хитрит.
— Витюша меня с ней познакомил...— Тетя победно оглядывает наши напряженно-вопрошающие лица.— Она прелесть!..
Надо слышать, как это сказано. С каким чувством превосходства над нами, не видевшими е е... Это не просто личное мнение, а диагноз. «Я поставлю диагноз» — так это называет сама Тетя, давая людям оценку.
— Конкретней,— говорит Борис. И делает вид, что засмотрелся на танцующую на экране пару.
Господи, как я его знаю! Сам небось сгорает от нетерпения узнать как можно больше!..
— У Тети все «прелесть»,— говорю я.— Когда Борис меня к вам привел, вы тоже сказали: «Какая прелесть!»...
— Разве я так сказала? — говорит Тетя.— Я уже не помню!..
— Ах, так? Вы подвергаете сомнению мои слова?..— Я притворно обижаюсь. И Тетя спешит меня уверить, что в мои девятнадцать лет я была очаровательна.
— Что значит была? — возмущается Борис.
Мы совсем затравили Тетю. Она оправдывается изо всех сил. И даже перегибает палку, убеждая меня, что сейчас я стала еще лучше. Гораздо лучше!..
— Еще бы! При таком муже! — выкрикивает Борис
Мы едва не пропускаем Великую Минуту. На экране телевизора возникло изображение Кремля, и голос диктора поздравил нас с завершением старого года и пожелал нам новых успехов в новом году. Заиграли куранты на Спасской башне, чмокнула пробка откупоренного шампанского — Тетя боится, когда стреляют в потолок. Борис наполнил бокалы, и мы чокнулись стоя, при первом ударе кремлевских часов...
Пока били часы — все двенадцать ударов,— мы продолжали стоять и, звеня бокалами, желали счастья друг другу и всем близким: нашему блудному сыну и Мике с Женей, друзьям и знакомым. И просто хорошим людям!..
Как я желала Витьке счастья! Как только мать может желать счастья своему сыну!.. Я желала ему счастья, ничего не оговаривая, не ставя судьбе никаких условий!..
Потом мы вернулись к столу, к «прошлогодней» закуске. Тетя велела принести свертки. На этот раз я получила театральный кошелек, а Борис эстонские вязанные перчатки.
— Для лыж,— пояснила Тетя.— Тебе очень полезно ходить на лыжах,— добавила она.— Учись, пока не поздно!.. А ты, дорогая Талочка, почаще бывай в театре!
— Поздно, Тетя,— сказал Борис.— Мне поздно осваивать лыжи, а ей — театральные афиши!.. Все равно нам за вами не угнаться!..
У меня для Тети тоже был припасен подарок — домашние туфли.
— Но это вовсе не намек на то, что вам пора сидеть дома,— сказала я, обнимая Тетю за худенькие, острые плечи. Я к ней вообще хорошо отношусь. А сегодня особенно. Может быть, потому, что она похвалила эту девчонку...
Странная вещь! Психологический этюд, если хотите!.. Эта девчонка мне ненавистна, и в то же время мне неприятно, когда о ней отзываются плохо. Как моя умная Нонна!..
Тетя тут же влезла в домашние туфли. Она, как ребенок, рада подарку. Туфли правда красивые — с золотым шитьем. Тетя говорит, что будет брать их с собой в гости: теперь ведь новая манера — переобуваться!..
Она легко переходит от радости к возмущению. Папироса дрожит в ее крохотной руке, пепел сыплется на пирожок.
— Откуда это взялось? — возмущается она.— Почитайте художественную литературу! Там кто-нибудь переобувается? Арбенин переобувался? Андрей Болконский переобувался? Анна Каренина, когда приехала повидать дорогого сыночка, переобулась?.. Даже князь Мышкин какой-нибудь...
С экрана звучит знакомая музыка, и кружатся пары.
Борис приглашает меня на вальс. Танцует он, как плохо дрессированный медведь, я так и не сумела его научить. А ведь с этого все у нас началось: «Девушка, научите меня танцевать!»
Звонит телефон. И я слышу в трубке голос нашего сына.
— С Новым годом! Ну, как вы веселитесь? Вот тут мы со Светой... Она тоже всех поздравляет...
У него счастливый, слегка виноватый голос. Все же вспомнил про дом родной!..
— Хотелось бы знать, где они с ней ютятся? — говорю я, положив трубку.— В подворотне небось?..
— Почему это в подворотне? — Тетя гордо пускает дым из ноздрей.— Почему двое любящих, прекрасных молодых людей должны встречать Новый год в подворотне?..
— Тетя, вы что-то знаете,— говорю я и шутливо грожу ей пальцем.
— Конечно, знаю...— Она достает из пачки новую папиросу.
— Ну, и где же они сейчас?..— спрашивает Борис.
— Они у меня!..
Если бы жареная утка с яблоками, которую я только что водрузила посреди стола, вдруг закрякала, я бы, наверное, меньше была поражена.
Я просто не верила своим ушам. Борис тоже смотрел на Тетю не мигая.
— Вы напрасно сердитесь,— сказала она.— Я не могла им отказать. Им совершенно некуда было деться... К тому же я ухожу из дома, моя комната свободна!..
— Ну, Тетя! — только и мог сказать Борис.
— Я вижу, вы оба разочарованы! Вам больше нравилась мысль, что ваш сын и его любимая ютятся где-нибудь в подворотне! Как сказано в одной пьесе: «Любовь не бывает бездомной, ее дом в любящем сердце!..»
Я вспоминаю Витькино: «Тетя — замечательный человек!» Еще бы ему не радоваться, что она встречает с нами!.. Конечно, отчасти мне стало спокойней. По крайней мере, я знаю, где он.
— Уж встречали бы с ними в молодой компании,— говорит Борис— А то, понимаете, предоставили крышу!..
— Я бы их смущала.
— Тетушка, вы аморальны! А все ваш театр!
— Это могло быть аморально, да! Но поскольку они уже подали заявление...
Нет, я больше не выдержу! Что она несет, наша милая Тетя?!
Я бросаюсь к своему тайнику. Паспорт на месте — в моей тумбочке под газетой. Лежит как миленький!.. От полноты чувств я готова его поцеловать!..
Я стелю Тете на Витькиной тахте, и вскоре она уже спит, поджав под себя ноги и свернувшись калачиком. Какой большой выглядит та же самая тахта, когда на ней спит Тетя!.. Сама я ложусь под утро. Я слишком взвинчена, чтобы уснуть. Но каков хитрец! Одурачил старушку Тетю!..
«Надеюсь, что это для вас не новость? — спросила она.— Что они подали заявление?..» Мы с Борисом, как по команде, сделали вид, что нам все известно. Как-то неловко было показать свою неосведомленность в таком вопросе.
Убедившись, что паспорт на месте, я сразу успокоилась. Решила, что выдам ему за вранье, когда он появится. Но в душе я была страшно рада! Надо быть наивным человеком, идеалисткой, чтобы поверить...
Сын не торопится в наши объятия. Уже давно ушла Тетя — направилась с новогодним визитом к Мике и Жене. То и дело звонит телефон. Когда просят Виктора и я говорю, что его нет дома, с пристрастием выясняют: уже нет или еще нет... Он приходит, когда за окнами начинает смеркаться, и с порога докладывает, что «жутко хочет жрать!». Стол накрыт, но мы сами поели только что. Я ставлю перед ним тарелку, рюмку.
— Кто-нибудь выпьет со мной? — спрашивает он.— Ну, тогда за вас!..
В нем появилось что-то новое. Незнакомое мне. Может быть, потому, что я не знаю, о чем он думает, механически уминая пирожок за пирожком. Так опускают монеты в прорезь автомата...
— А теперь за здоровье любимой Тети! — говорит Борис.
Витька настороженно смотрит на нас. Сперва на Бориса, потом на меня. Я чувствую, как он собрался внутри, приготовился к атаке...
— Тетя в восторге от твоей Светы,— говорю я. И он вспыхивает.
О, я знала, чем его обезоружить!..
— Я очень рада, что вы с Тетей сходитесь во вкусах. Но зачем надо обманывать?.. Ставить себя в дурацкое положение?..
— Не понимаю, о чем ты,— говорит он,— Я никого не обманывал...
— Ах, не обманывал! А эта история с заявлением?!
— С каким заявлением?
— Не валяй дурака,— говорит Борис— Ты наврал Тете, что вы подали заявление...
— Какая разница — подали или подадим?.. Вот если бы я обманул Свету!..
— Конечно, родных обманывать можно, а Свету нельзя!..
— Да, нельзя! Ее уже раз обманул один подлец! Вы хотите, чтоб я стал вторым подлецом на ее пути?..
— А жениться в твоем положении не подлость? Выучись, стань человеком, тогда и ступай на все четыре! — Я вдруг замечаю, что говорю словами Нонны.— Жених! Предлагает руку и сердце, а у самого головы нет на плечах!..
— Успокойся,— говорит Борис.
Но я уже завелась, и меня не остановить.
— Делай что хочешь, но паспорта ты не получишь! — кричу я. Как будто он просит у меня паспорт.
И тут происходит самое страшное.
— Бедная мамочка! — говорит он и как-то странно улыбается.— Я давно изучил все твои тайники!.. Ты такая наивная, что мне тебя просто жаль!..
Он уходит в другую комнату и возвращается. В руке у него паспорт. Мы затеваем борьбу — Витька высоко поднимает руку с паспортом, и я беспомощно прыгаю вокруг, пытаясь его отнять.
— Поаккуратней, вы! — сердится Борис.— Это же документ!..
Мы оба запыхались, я и Витька. Наконец все с той же странной улыбкой он вручает мне свой паспорт.
— Забирай,— говорит он.— Да спрячь понадежнее! Мне он пока не нужен...
Я смотрю на него. Это детское лицо со шкиперской бородкой. Она кажется приклеенной, как та, из мочалки, с которой он играл на школьном утреннике старика в «Сказке о рыбаке и рыбке». «Приплыла к нему рыбка, спросила...» Он учился тогда в первом классе...
— Что значит «пока не нужен»? — говорю я.— Ты хочешь сказать, что уже им воспользовался? Взял, а потом положил на место?..
— Я его не брал,— говорит он.
— А почему ты улыбаешься?
— Я не улыбаюсь,— говорит он. И удабается.
— Значит, вы не подали заявления?..
— Не подали...
— Посмотри мне в глаза!..
Старинный способ узнать, говорит ли человек правду: «Посмотри мне в глаза!» К нему прибегала моя мама, когда уличала меня в чем-нибудь. И я часто применяла его к Витьке, чтобы вывести его на чистую воду. Обычно мне это удавалось. Глаза матери — чуткий детектор лжи!..
Он смотрит мне в глаза и улыбается. И я вижу только собственное отражение в его темных больших зрачках.
— Для чего же ты учинил обыск в квартире, если паспорт тебе не был нужен? — спрашивает Борис.
— Просто так,— говорит Витька.— Из принципа. Чтобы знать, где он лежит...
— А я бы хотела знать, в каком из двух случаев ты соврал? Нам или Тете?
— Хватит,— говорит Борис— Ты что, не видишь? Он над нами смеется. Так он и скажет правду!..
— Я не над вами,— говорит Витька.— Просто мне смешно... «Следствие ведут знатоки»... Цирк!
Всю ночь я мешала спать Борису. Ворочаясь с боку на бок, хлюпала носом. Мне казалось, что мой тихий плач не может его разбудить, но он проснулся и гладил меня по голове, говоря: «Спи, Обезьянка! Все будет нормально... Я тебе обещаю!..»
Он очень жалел меня. И даже не рассердился, что я нарушаю его режим.
— Все будет нормально,— повторял он.— Я тебе обещаю... Я сам этим займусь!..
Так он говорил, Борис. Я хорошо помню, что он это говорил. Но почему-то я не придала особого значения его словам...
А вечером позвонил Мика и попросил к телефону Бориса. Борис был в ванной. Что-то в голосе Мики побудило меня задать вопрос:
— Что-нибудь случилось?
— Пока ничего,— сказал он.— Передай Бобу, что у меня все в порядке...
Он добавил, что звонит не из дома, пусть Борис с ним свяжется завтра.
Я все еще ни о чем не догадывалась. И когда Борис ужинал, я пристала к нему — просто из любопытства... Я видела, что Борис обрадовался звонку брата. Значит, все же что-то произошло? И вообще, что еще за секреты?..
Борис мычал что-то неопределенное, закрывался от меня газетой, делая вид, что погружен в чтение. Я отняла у него газету.
— Потерпи до завтра,— сказал он.— Завтра будешь иметь полный отчет!..
Витьки не было дома. Он пошел «прошвырнуться с Зельцем». Зельц сам ему позвонил и предложил встретиться. Я была довольна, что инициатива исходит от Зельца. Может быть, становясь взрослее, они снова вспомнят детскую дружбу?.. И Витька перестанет дурить, а будет тянуться за Зельцем...
Я была так растрогана, что даже ассигновала Витьке трояк — на тот случай, если они захотят где-нибудь посидеть. Все же на улице минус двадцать один!..
Я как-то успокоилась. Мне было немного стыдно за вчерашний допрос и мою ночную истерику... Когда позвонила Нонна, я ей сказала, что Новый год мы встречали вместе — я с Борисом, Тетя и Витька. Мне показалось, что она разочарована. Ничего, моя рыбочка! Как говорится, продолжение в следующем номере...
За стеной мучили пианино — гаммы вперемежку с «собачьим вальсом». Появилось и нечто новое, робко по складам исполняемое одним пальцем: «Жили у бабуси два веселых гуся». В этом месте мелодия обрывается, и опять сначала: «Жили у бабуси»...
У Колесниковых окна слабо освещены, там движутся какие-то фигуры, кто-то в белом на фоне окна. Почему-то мне кажется, что это Леха в белой рубашке. Стоит и задумчиво смотрит на освещенные окна нашего дома. И гадает, какое из них мое...
Я ничего не сказала Борису о своем разговоре с Лехой. Я не хочу из этого делать какую-то тайну, но мы должны встретиться и поговорить. Вдвоем, с глазу на глаз. Просто поговорить о жизни!.. Ведь он человек Оттуда, из нашего с Колей детства... Мы должны встретиться наедине.
...Витька пришел раньше, чем я ожидала. Он был мрачен. На мой вопрос, не повздорил ли он с Зельцем, ничего не ответил. И начал сразу стелить. Но бросил на половине и заперся в ванной. Вода страшно шумела — он открыл оба крана. Потом все стихло — ни звука, ни плеска. Я даже испугалась. Постучала ему.
— Ну что? — сказал он.
— Ты скоро? — спросила я.
— Скоро...
И опять тишина. В детстве он запирался в ванной, обижаясь на нас: не хотел, чтобы мы видели, как он плачет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9