Тот день я запомнила на всю жизнь — шестнадцатое июля... И оба погибли. Сначала отец. Мы о нем ничего не знали. Просто от него не стало вестей. Но я продолжала ему писать. Мне было тринадцать лет, я упорно ждала ответа. И ответ пришел.
Наверху сложенного вдвое листка простым карандашом было написано самое это слово — как заглавие.
«дорогая доченька Я письменосец этого баталиона но я недавно в нем нахожусь Я вашего Папу не захватил его у полку нет и я не знаю по кокой причине его нет вы сделайте запрос этого полка начальника штаба вам ответят верно
затем досвидания
письменосец Алексеенко Захар
Савельевич с 1896 года».
Получив этот «Ответ», я утешилась, повеселела. Я была уверена, что отца перевели в другой полк и скоро он нам напишет!.. И только спустя много лет, повзрослев, я поняла, что, назвав меня «дорогая доченька», фронтовой почтальон Алексеенко уже все знал.
Его «Ответ» я храню вместе с извещением о смерти брата — официальным документом, похоронкой, как горько окрестили эту бумагу. Она начиналась словами: «Ваш сын...» Почтальонша Дуся вручила мне ее под расписку в голубой, погожий сентябрьский день сорок третьего года. Все были на полевых работах, а я не пошла — болела. Должно быть, я стала очень белой. Дуся накапала мне каких-то капель и дала выпить. Она носила их с собой, в почтовой сумке.
Потом мы сидели вдвоем на высоком деревянном крыльце и плакали.
С крыльца видна была Волга в мелкой ряби осенних волн.
— Ты думаешь, мне их легко носить? —- спросила Дуся, сморкаясь.— Меня уже люди боятся. Мимо пройду, аж перекрестятся...
А я все перечитывала одно и то же: «...уроженец г. Москвы (был вписан наш адрес) в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был ранен и умер от ран...»
— Не говори никому, я от мамы спрячу,— попросила я.
— Ну, спрятан, - согласилась Дуся. — Мне зачем говорить? У меня твоя расписка есть. Ты сама, однако, молчи. Народ болтать любит..
Больше года я прятала от мамы эту бумажку От людей утаиться не удалось, каким-то образом вскоре все село, где мы жили в войну мы приехали туда с интернатом, в котором мама работала, знало о том, что нам пришло извещение. Но маме об этом никто не сказал!..
И вот уже сколько лет я одна! Иной раз мне кажется, что все это мне приснилось — детство в коммунальной московской квартире, дружная семья, где в дни семейных праздников папа с мамой танцуют под патефон модное танго, а мы с Колей им аплодируем. И Коля меняет пластинку и с шутливым поклоном приглашает меня. Мы танцуем вальс венского леса.
Я встаю на цыпочки, чтобы дотянуться до его плеча,— он гораздо выше меня. И вот мои ноги отрываются от пола. Мы кружимся на одном месте комната небольшая, не растанцуешься!.. Мама кричит: «Осторожно, не ушибитесь! Коля, перестань!..» Мелькают стены, потолок, лица — расплывчатыми пятнами... Но я кричу: «Коля, быстрей!!!» И слышу его веселый, слегка задыхающийся голос: «Молодец, Талка! Держись!..» Он с размаху бросает меня на диван, в объятия мамы, а комната — стены и потолок — все еще плывет, и я крепко зажмуриваю глаза...
А когда я их открываю, нет ничего — ни мамы с папой, ни брата, ни этой комнаты с патефоном... Есть только, я — женщина в остывших термических бигуди,— не прибранный после завтрака стол и часы, которые показывают, что мне пора торопиться!..
Кабинет логопеда, где я работаю вот уже скоро пятнадцать лет, помещается на втором этаже. Наша школа лучшая в районе. Опытные педагоги, старательный персонал, высокая успеваемость. И мой кабинет оборудован по последнему слову техники — зеркала, плакаты-профили наглядно показывают положение языка при произношении каждого звука. Дидактические игры лото с картинками на «С», «3», «Ц», альбом на шипящие, на свистящие. На звуки «Р» и «Л»...
Я окончила факультет дефектологии в пединституте
Логопед — это нечто среднее между врачом и учителем. Заикание, недоразвитие речи, сниженный интеллект — даже в нашей, можно сказать, образцовой школе таких немало. А мой кабинет посещают дети из четырех школ района...
Они приходят ко мне на занятия после уроков, уже утомленные непосильным бременем науки, перекусив наскоро в школьном буфете. Я стараюсь активизировать их внимание, превратить урок в игру, развеселить.
Сегодня у меня второклассники. Небольшая группа — пять человек.
— Начинаем гимнастику языка,— говорю я.— Язык трубочкой! Трубочкой, а не чашечкой! Дима Иванов, это относится к тебе! Посмотри на свою соседку, она делает правильно... Теперь язык чашечкой! Молодцы! Язык жалом! Лева Минкин, что у тебя за жало? Это не жало, а лопата. Слыхали выражение — язык как лопата?..
Они смеются. Их легко смешить — они рады каждому случаю.
— Высунули язык, подули на него! Как следует подули! Теперь все сначала. Трубочкой! Чашечкой! Жалом!.. Молодцы! Взяли лото на шипящие. Лева, иди ко мне...
Я беру вату и спирт — они всегда у меня наготове, ведь приходится лезть в рот.
— Пука, давай посмотрим, в чем тут дело? Вот оно что, толстый язык. Ишь, как ты его раскормил... Рот открываешь хорошо, как настоящий лев...
Четыре мальчика и одна девочка. У мальчиков с этим вообще хуже. Заикание, звуковые погрешности — это по их части. Зато у девочек чаще другое — недоразвитие речи, снижение интеллекта. Сколько бьюсь с Полиной. Девочка все оглушает. Вместо «газета» произносит «камет а», а вместо «магазин» — «м а к а с и н». Прямо не знаю, что с ней делать!..
— Полина, в следующий раз приходи с бабушкой.
— С а ч е м? — Она смотрит на меня недоверчиво.
— Затем, что я хочу с ней поговорить. Тебя надо показать ушнику.
— С а ч е м? — Голубые глаза, голубые банты в русых косицах. Бабушкино сокровище!.. Небось и не подозревает, какое ей выпало счастье — иметь свою бабушку? Не то что Валера — носит на шее под рубашкой, как нательный крест, ключ от входной двери.
Валера заикается. Это случилось с ним год назад
9Я5
от испуга, когда его пьяный отец схватил со стола нож и стал гоняться за ним по всей квартире с криком: «Убью!..» Валера заперся в ванной и сидел там, дрожа, пока не вернулась с работы мать. Целые сутки он вообще не мог говорить, а потом речь восстановилась, но он стал заикаться... В прошлый раз я продиктовала им фразу — упражнение на звук «С»: «На севере весной солнце светит круглые сутки...»
— Слово «сутки» понятно? — спросила я.
— Это когда в тюрьму сажают,— сказал Валера. Сегодня мне трудно заниматься. Невольно возвращаюсь
мыслями к дому. Надо собрать совет! Сегодня же! Начнем с родни, что ли... Кибернетик с женой и тетя, для начала хватит...
Мы заканчиваем урок тем же, с чего и начали,— гимнастикой языка. После чего я задаю им задание на дом и отпускаю. Скоро придет вторая группа
Я поднимаюсь в учительскую и звоню Борису. Он юрисконсульт в строительной организации. К моему счастью, он на месте.
— Не мечи икру,— говорит он, понизив голос, должно быть, рядом люди.— О чем ты будешь с ними говорить? Мы сами ничего не знаем. Даже как ее зовут...
— Ее зовут Мымра,— говорю я и бросаю трубку. Нет, меня это просто бесит! Какое равнодушие к судьбе
сына! И какая самоуверенность: «Мы это поломаем!..» А как, в самом деле, ее зовут?..
По пути домой, в метро и потом на улице, я смотрю на девушек, стараюсь угадать, какая она. Наверное, маленькая — длинные любят маленьких. Вон как та, в джинсах и с модной сумкой на ремешке...
Нет, такая не возьмет три дня за свой счет, чтобы повидать моего дурачка! Да она его и не полюбит!.. И правильно сделает! Кому он такой нужен! Только нам с отцом. Мальчишка, недоучка!.. Уважающая себя девушка никогда...
Я ловлю себя на том, что разговариваю вслух, сама с собой. Только этого недоставало!.. Репетирую обвинительную речь на домашнем судилище... Интересно, что она в нем нашла? Я стараюсь быть объективной. Ну, симпатичная морда. Рост, бицепсы. А тут еще летная форма. Душка военный, как говорится...
Эта, в скромном пальтишке, как будто бы ничего. Нет, она слишком серьезная. Скорей уж вот та, с личиком, расписанным, как пасхальное яичко. Господи, до чего они все накрашены!.. И еще эти парики! Просто не доберешься до естества. Своеобразная форма мимикрии самозащита — так объяснила мне это наша модница Женя. Она ученая дама, жена Бориного младшего брата. Они оба кибернетики. Мика работает в вычислительном центре, а Женя преподает. Она недавно защитила кандидатскую, и мы шутя именуем ее «доцент наук» — с легкой руки Витьки, который назвал ее так случайно, по своей темноте...
Это и есть наша родня. Самая близкая. И еще Тетя. Борис и Мика рано потеряли родителей. Тетя их вырастила, выучила на свои скромные средства — она была корректором в издательстве. Я тоже называю ее Тетя, и даже Витька, хотя, по сути, она ему двоюродная бабушка. Слово «тетя» стало как бы ее именем — у нее трудное имя, что-то вроде Семирамиды... Я представляю себе, как округлятся глаза Тети, когда она узнает, что Витька хочет жениться. Как она закашляется, сомнет недокуренную папироску — наша Тетя курит...
— Ну, где твой сын? — спрашивает Борис, когда диктор в телевизоре желает нам «спокойной ночи».
— Он предупредил, что вернется поздно.
— Лично я ложусь спать.
— Но ведь мы решили сегодня поговорить!..
— Значит, поговорим завтра... Ты знаешь, какие в Москве концы!
— Метро до часу...— говорю я. И занимаю свой пост у окна.
Наш двор плохо освещен,— правда, лампочки над каждым подъездом. Фонари почему-то не горят, лишь один, возле арки. Он мигает на ветру почти с одинаковыми промежутками — как маяк.
В доме напротив много освещенных окон — не все ложатся ровно в двенадцать, как мой Борис. Привычно нахожу три окна на седьмом этаже — у Колесниковых еще не спят. Там живет Леха Колесников! Наш сосед по довоенной коммунальной квартире, лучший друг Коли. Просто диво, что мы не общаемся. Видимся только на улице, мимоходом. Что-то давно он мне не попадается!..
Борис у меня ревнивый. Черт меня дернул ему сказать, что в двенадцать лет я была влюблена в этого Леху!
Двор безлюден. Противно думать, что итька где-то болтается. Какой-нибудь тип может пристать... Нет, мне было спокойнее, когда он служил в армии и они даже в театр ходили строем!..
Я не отвожу глаз от арки.
— Ну что, Обезьянка? — говорит Борис и обнимает меня за плечи. Я не слышала, как он подошел.— Пора привыкать! У нас взрослый сын !..
— Что же ты предлагаешь? — спрашиваю я.
— Прежде всего выдай ему ключ от входной двери...
Я вспоминаю Валеру с нательным ключом на шее. Я никогда не видела его отца наяву, только в ночных кошмарах — как он гонится за мной с ножом и кричит: «Убью!..» Нет, я все равно не смогу заснуть, пока Витьки нет.
Он приходит в половине второго. Он продрог и голоден, и его лицо от этого кажется еще более детским.
— Ложись,— говорит он мне.— Я чего-нибудь сам возьму.
Я молча разогреваю ужин. Я так рада, что он пришел! Сколько всего передумаешь, пока стоишь у окна...
— Извини,— говорит он.— Я собирался вернуться раньше, но не получилось...
— Что-то все у тебя не получается! — Я смотрю, как он ест, и думаю: «Поцелуями сыт не будешь...»
— Ничего, мать! В конце концов все получится!..— Он подмигивает мне.— Все будет о'кэй!..
— Завтра вечером у нас гости,— говорю я.— Прошу тебя быть дома не позже восьми.
— Что за гости? — интересуется он.— Мика с Жекой и Тетя? Славная компашка! Все свои! Будете дружно меня прорабатывать...
— Что за тон! — возмущаюсь я.— Просто надо же им показаться! Они хотят посмотреть, каким ты стал... Может быть, поумнел...
— Их ждет глубокое разочарование.— Он опять подмигивает.— Мать, не боись! Я постараюсь выглядеть дико умным!..
Нет, откладывать нельзя. У меня нет сил выдерживать дальше игру в молчанку...
Я просыпаюсь среди ночи от мысли — они подали заявление! Где его паспорт?! Кажется, в ящике письменного стола!
Письменный стол рядом с его тахтой. Крадусь, набросив халат. Я нахожу паспорт сразу, ощупью, и прячу подальше от глаз. Словно гора с плеч!..
К слову «гости» я отношусь ответственно. Гости — это накрытый свежей скатертью стол, аппетитная закуска, горячее блюдо и, конечно, домашний пирог. Так принимала гостей моя мама. Она была хорошая хозяйка, вкусно готовила, но ничему не успела меня научить. Сначала я была слишком мала, потом началась война и не стало продуктов. А вскоре после войны не стало мамы...
Все же я многому у нее научилась не учась. Может быть, это и есть высшая наука?.. Я люблю свой дом. Мама тоже любила свой дом, хотя мы жили в коммунальной квартире, где были так называемые места общего пользования. И была в кухне, кроме газовой, большая плита, которую топили дровами — их кололи на чурбаке во дворе Коля с Лехой. С Колесниковыми жили дружно. Не помню, чтобы мама мечтала об отдельной квартире Во всяком случае, вслух.
У мамы я была на подхвате. Сбегать в магазин, взбить белки, растереть сахар с желтками. У меня на подхвате Борис. По воскресеньям я стараюсь использовать его на полную мощность — стиральная машина, пылесос, домашнее консервирование... Но это по воскресеньям. Сегодня свободна только я — у меня нет уроков. Гости приглашены, отступать некуда. Остается один выход — увеличить число оборотов вокруг своей оси.
Все известно заранее. Первой появится Тетя. Маленькое, сухонькое существо со своей неизменной беличьей муфтой. Она войдет со словами: «Какой запах! Яблочный пирог с корицей! Я угадала?.. Дети, как я рада вас видеть! Где этот негодяй?! Где он?!»
И она извлечет из муфты шоколадку. Сколько раз, отправляя Витьке посылку в адрес полевой почты, я вкладывала в нее такую же шоколадку с припиской: «От Тети ».
Мика с Женей прибудут на такси. У них есть своя машина — «Жигули» новой модели, но они пользуются ею только в летние месяцы, а на зиму запирают в гараже. Борис боготворит Мику и смотрит на него как бы снизу вверх, что само по себе не трудно — Мика выше ростом. Они мало похожи, но есть что-то общее в манере держать голову •— чуть откинув ее назад, и от обоих веет некоторым высокомерием. Одинаковая походка — оба косолапят,— мнительность и какая-то эмоциональная заторможенность роднят их гораздо больше, чем чисто внешняя схожесть. Я тоже боготворю Мику. Так было задано, запрограммировано с первого дня нашей общей с Борисом жизни. Мика умница, талант — слово «гений» витало где-то поблизости,— его надо боготворить. И я боготворю его, хотя и с некоторыми оговорками. Зато Женю я просто люблю. И немножко ей завидую. Сейчас, когда мне худо и нужен родственный совет, я больше надеюсь на Женю.
Появляется Тетя с шоколадкой. Хлопает дверца такси. Мы все в сборе, и стол накрыт. Нет только Витьки. Его нет в восемь. И в половине девятого. И в девять без четверти. Мы садимся за стол без него. Борис наливает всем по рюмке, и мы пьем за возвращение сына из «рядов» и за то, чтобы «все было хорошо». Это любимый тост Тети. Она пьет кагор, а мы водку, настоянную на корочках. Собственно, что может быть «хорошо»? По-моему, это катастрофа. Конец света!.. Где он болтается? У этой девки, конечно. Так неужели нельзя оторваться на пять минут и позвонить домой?! Хотя бы затем, чтоб сказать в трубку: «Не ждите меня, я не приду!..»
— Ну, загулял мальчик,— говорит Тетя.— Что вы от него хотите? Можно подумать, что вам никогда не было двадцать лет!..
— Салат сказочный,— хвалит Женя.-— А паштет! Паштет!..
Милая, добрая Женя! Тебе хорошо, у тебя дочка в третьем классе — такая же милая, добрая девочка, какой была в детстве ее мама. Дочка-отличница, будущий «доцент наук»...
— Ну, успокойся, Талочка! — Мика гладит мою руку.— Не кипятись! С точки зрения современной науки и техники все идет нормально. Представь себе, что ты ракета-носитель! Ты вывела корабль на заданную орбиту, после чего неминуемо должна отделиться!..
— Выхожу я ночью на орбиту,— напевает Борис.
Он блаженствует в кругу родни. В конце концов это его родня! И Тетя, надымившая своей папироской, как хороший маневровый паровоз. И Мика, с аппетитом уплетающий куриную ножку. Мика любит поесть.
Я взвинчена до предела. Если сейчас он мне попадется, я просто его убью!..
Под предлогом, что надо согреть чайник, я выхожу в кухню. Но и здесь часы, от них никуда не денешься, без семи минут десять!..
Нет, у меня это просто не умещается в голове! Ну, люби! Женись! Уезжай к чертовой матери! Но как можно забыть о близких?! О том, что тебя ждут к столу?! Если только ничего не случилось...
Эта мысль все время подспудно сидит во мне. Может быть, он спешил домой, торопился... Такое движение! Там, в маленьком городе, он отвык...
Я торчу у окна. Мне видны темный двор и арка ворот. Опять эта арка! Соседи прогуливают собак. Только в нашем подъезде собаки у шестерых. Овчарка, два сеттера, такса, бульдог и дворняга. Засыпаем и просыпаемся под собачий лай. Как в деревне...
— Она вам не нравится?
— Мы ее еще не видели!.. Даже не знаем, как ее зовут!
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Наверху сложенного вдвое листка простым карандашом было написано самое это слово — как заглавие.
«дорогая доченька Я письменосец этого баталиона но я недавно в нем нахожусь Я вашего Папу не захватил его у полку нет и я не знаю по кокой причине его нет вы сделайте запрос этого полка начальника штаба вам ответят верно
затем досвидания
письменосец Алексеенко Захар
Савельевич с 1896 года».
Получив этот «Ответ», я утешилась, повеселела. Я была уверена, что отца перевели в другой полк и скоро он нам напишет!.. И только спустя много лет, повзрослев, я поняла, что, назвав меня «дорогая доченька», фронтовой почтальон Алексеенко уже все знал.
Его «Ответ» я храню вместе с извещением о смерти брата — официальным документом, похоронкой, как горько окрестили эту бумагу. Она начиналась словами: «Ваш сын...» Почтальонша Дуся вручила мне ее под расписку в голубой, погожий сентябрьский день сорок третьего года. Все были на полевых работах, а я не пошла — болела. Должно быть, я стала очень белой. Дуся накапала мне каких-то капель и дала выпить. Она носила их с собой, в почтовой сумке.
Потом мы сидели вдвоем на высоком деревянном крыльце и плакали.
С крыльца видна была Волга в мелкой ряби осенних волн.
— Ты думаешь, мне их легко носить? —- спросила Дуся, сморкаясь.— Меня уже люди боятся. Мимо пройду, аж перекрестятся...
А я все перечитывала одно и то же: «...уроженец г. Москвы (был вписан наш адрес) в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был ранен и умер от ран...»
— Не говори никому, я от мамы спрячу,— попросила я.
— Ну, спрятан, - согласилась Дуся. — Мне зачем говорить? У меня твоя расписка есть. Ты сама, однако, молчи. Народ болтать любит..
Больше года я прятала от мамы эту бумажку От людей утаиться не удалось, каким-то образом вскоре все село, где мы жили в войну мы приехали туда с интернатом, в котором мама работала, знало о том, что нам пришло извещение. Но маме об этом никто не сказал!..
И вот уже сколько лет я одна! Иной раз мне кажется, что все это мне приснилось — детство в коммунальной московской квартире, дружная семья, где в дни семейных праздников папа с мамой танцуют под патефон модное танго, а мы с Колей им аплодируем. И Коля меняет пластинку и с шутливым поклоном приглашает меня. Мы танцуем вальс венского леса.
Я встаю на цыпочки, чтобы дотянуться до его плеча,— он гораздо выше меня. И вот мои ноги отрываются от пола. Мы кружимся на одном месте комната небольшая, не растанцуешься!.. Мама кричит: «Осторожно, не ушибитесь! Коля, перестань!..» Мелькают стены, потолок, лица — расплывчатыми пятнами... Но я кричу: «Коля, быстрей!!!» И слышу его веселый, слегка задыхающийся голос: «Молодец, Талка! Держись!..» Он с размаху бросает меня на диван, в объятия мамы, а комната — стены и потолок — все еще плывет, и я крепко зажмуриваю глаза...
А когда я их открываю, нет ничего — ни мамы с папой, ни брата, ни этой комнаты с патефоном... Есть только, я — женщина в остывших термических бигуди,— не прибранный после завтрака стол и часы, которые показывают, что мне пора торопиться!..
Кабинет логопеда, где я работаю вот уже скоро пятнадцать лет, помещается на втором этаже. Наша школа лучшая в районе. Опытные педагоги, старательный персонал, высокая успеваемость. И мой кабинет оборудован по последнему слову техники — зеркала, плакаты-профили наглядно показывают положение языка при произношении каждого звука. Дидактические игры лото с картинками на «С», «3», «Ц», альбом на шипящие, на свистящие. На звуки «Р» и «Л»...
Я окончила факультет дефектологии в пединституте
Логопед — это нечто среднее между врачом и учителем. Заикание, недоразвитие речи, сниженный интеллект — даже в нашей, можно сказать, образцовой школе таких немало. А мой кабинет посещают дети из четырех школ района...
Они приходят ко мне на занятия после уроков, уже утомленные непосильным бременем науки, перекусив наскоро в школьном буфете. Я стараюсь активизировать их внимание, превратить урок в игру, развеселить.
Сегодня у меня второклассники. Небольшая группа — пять человек.
— Начинаем гимнастику языка,— говорю я.— Язык трубочкой! Трубочкой, а не чашечкой! Дима Иванов, это относится к тебе! Посмотри на свою соседку, она делает правильно... Теперь язык чашечкой! Молодцы! Язык жалом! Лева Минкин, что у тебя за жало? Это не жало, а лопата. Слыхали выражение — язык как лопата?..
Они смеются. Их легко смешить — они рады каждому случаю.
— Высунули язык, подули на него! Как следует подули! Теперь все сначала. Трубочкой! Чашечкой! Жалом!.. Молодцы! Взяли лото на шипящие. Лева, иди ко мне...
Я беру вату и спирт — они всегда у меня наготове, ведь приходится лезть в рот.
— Пука, давай посмотрим, в чем тут дело? Вот оно что, толстый язык. Ишь, как ты его раскормил... Рот открываешь хорошо, как настоящий лев...
Четыре мальчика и одна девочка. У мальчиков с этим вообще хуже. Заикание, звуковые погрешности — это по их части. Зато у девочек чаще другое — недоразвитие речи, снижение интеллекта. Сколько бьюсь с Полиной. Девочка все оглушает. Вместо «газета» произносит «камет а», а вместо «магазин» — «м а к а с и н». Прямо не знаю, что с ней делать!..
— Полина, в следующий раз приходи с бабушкой.
— С а ч е м? — Она смотрит на меня недоверчиво.
— Затем, что я хочу с ней поговорить. Тебя надо показать ушнику.
— С а ч е м? — Голубые глаза, голубые банты в русых косицах. Бабушкино сокровище!.. Небось и не подозревает, какое ей выпало счастье — иметь свою бабушку? Не то что Валера — носит на шее под рубашкой, как нательный крест, ключ от входной двери.
Валера заикается. Это случилось с ним год назад
9Я5
от испуга, когда его пьяный отец схватил со стола нож и стал гоняться за ним по всей квартире с криком: «Убью!..» Валера заперся в ванной и сидел там, дрожа, пока не вернулась с работы мать. Целые сутки он вообще не мог говорить, а потом речь восстановилась, но он стал заикаться... В прошлый раз я продиктовала им фразу — упражнение на звук «С»: «На севере весной солнце светит круглые сутки...»
— Слово «сутки» понятно? — спросила я.
— Это когда в тюрьму сажают,— сказал Валера. Сегодня мне трудно заниматься. Невольно возвращаюсь
мыслями к дому. Надо собрать совет! Сегодня же! Начнем с родни, что ли... Кибернетик с женой и тетя, для начала хватит...
Мы заканчиваем урок тем же, с чего и начали,— гимнастикой языка. После чего я задаю им задание на дом и отпускаю. Скоро придет вторая группа
Я поднимаюсь в учительскую и звоню Борису. Он юрисконсульт в строительной организации. К моему счастью, он на месте.
— Не мечи икру,— говорит он, понизив голос, должно быть, рядом люди.— О чем ты будешь с ними говорить? Мы сами ничего не знаем. Даже как ее зовут...
— Ее зовут Мымра,— говорю я и бросаю трубку. Нет, меня это просто бесит! Какое равнодушие к судьбе
сына! И какая самоуверенность: «Мы это поломаем!..» А как, в самом деле, ее зовут?..
По пути домой, в метро и потом на улице, я смотрю на девушек, стараюсь угадать, какая она. Наверное, маленькая — длинные любят маленьких. Вон как та, в джинсах и с модной сумкой на ремешке...
Нет, такая не возьмет три дня за свой счет, чтобы повидать моего дурачка! Да она его и не полюбит!.. И правильно сделает! Кому он такой нужен! Только нам с отцом. Мальчишка, недоучка!.. Уважающая себя девушка никогда...
Я ловлю себя на том, что разговариваю вслух, сама с собой. Только этого недоставало!.. Репетирую обвинительную речь на домашнем судилище... Интересно, что она в нем нашла? Я стараюсь быть объективной. Ну, симпатичная морда. Рост, бицепсы. А тут еще летная форма. Душка военный, как говорится...
Эта, в скромном пальтишке, как будто бы ничего. Нет, она слишком серьезная. Скорей уж вот та, с личиком, расписанным, как пасхальное яичко. Господи, до чего они все накрашены!.. И еще эти парики! Просто не доберешься до естества. Своеобразная форма мимикрии самозащита — так объяснила мне это наша модница Женя. Она ученая дама, жена Бориного младшего брата. Они оба кибернетики. Мика работает в вычислительном центре, а Женя преподает. Она недавно защитила кандидатскую, и мы шутя именуем ее «доцент наук» — с легкой руки Витьки, который назвал ее так случайно, по своей темноте...
Это и есть наша родня. Самая близкая. И еще Тетя. Борис и Мика рано потеряли родителей. Тетя их вырастила, выучила на свои скромные средства — она была корректором в издательстве. Я тоже называю ее Тетя, и даже Витька, хотя, по сути, она ему двоюродная бабушка. Слово «тетя» стало как бы ее именем — у нее трудное имя, что-то вроде Семирамиды... Я представляю себе, как округлятся глаза Тети, когда она узнает, что Витька хочет жениться. Как она закашляется, сомнет недокуренную папироску — наша Тетя курит...
— Ну, где твой сын? — спрашивает Борис, когда диктор в телевизоре желает нам «спокойной ночи».
— Он предупредил, что вернется поздно.
— Лично я ложусь спать.
— Но ведь мы решили сегодня поговорить!..
— Значит, поговорим завтра... Ты знаешь, какие в Москве концы!
— Метро до часу...— говорю я. И занимаю свой пост у окна.
Наш двор плохо освещен,— правда, лампочки над каждым подъездом. Фонари почему-то не горят, лишь один, возле арки. Он мигает на ветру почти с одинаковыми промежутками — как маяк.
В доме напротив много освещенных окон — не все ложатся ровно в двенадцать, как мой Борис. Привычно нахожу три окна на седьмом этаже — у Колесниковых еще не спят. Там живет Леха Колесников! Наш сосед по довоенной коммунальной квартире, лучший друг Коли. Просто диво, что мы не общаемся. Видимся только на улице, мимоходом. Что-то давно он мне не попадается!..
Борис у меня ревнивый. Черт меня дернул ему сказать, что в двенадцать лет я была влюблена в этого Леху!
Двор безлюден. Противно думать, что итька где-то болтается. Какой-нибудь тип может пристать... Нет, мне было спокойнее, когда он служил в армии и они даже в театр ходили строем!..
Я не отвожу глаз от арки.
— Ну что, Обезьянка? — говорит Борис и обнимает меня за плечи. Я не слышала, как он подошел.— Пора привыкать! У нас взрослый сын !..
— Что же ты предлагаешь? — спрашиваю я.
— Прежде всего выдай ему ключ от входной двери...
Я вспоминаю Валеру с нательным ключом на шее. Я никогда не видела его отца наяву, только в ночных кошмарах — как он гонится за мной с ножом и кричит: «Убью!..» Нет, я все равно не смогу заснуть, пока Витьки нет.
Он приходит в половине второго. Он продрог и голоден, и его лицо от этого кажется еще более детским.
— Ложись,— говорит он мне.— Я чего-нибудь сам возьму.
Я молча разогреваю ужин. Я так рада, что он пришел! Сколько всего передумаешь, пока стоишь у окна...
— Извини,— говорит он.— Я собирался вернуться раньше, но не получилось...
— Что-то все у тебя не получается! — Я смотрю, как он ест, и думаю: «Поцелуями сыт не будешь...»
— Ничего, мать! В конце концов все получится!..— Он подмигивает мне.— Все будет о'кэй!..
— Завтра вечером у нас гости,— говорю я.— Прошу тебя быть дома не позже восьми.
— Что за гости? — интересуется он.— Мика с Жекой и Тетя? Славная компашка! Все свои! Будете дружно меня прорабатывать...
— Что за тон! — возмущаюсь я.— Просто надо же им показаться! Они хотят посмотреть, каким ты стал... Может быть, поумнел...
— Их ждет глубокое разочарование.— Он опять подмигивает.— Мать, не боись! Я постараюсь выглядеть дико умным!..
Нет, откладывать нельзя. У меня нет сил выдерживать дальше игру в молчанку...
Я просыпаюсь среди ночи от мысли — они подали заявление! Где его паспорт?! Кажется, в ящике письменного стола!
Письменный стол рядом с его тахтой. Крадусь, набросив халат. Я нахожу паспорт сразу, ощупью, и прячу подальше от глаз. Словно гора с плеч!..
К слову «гости» я отношусь ответственно. Гости — это накрытый свежей скатертью стол, аппетитная закуска, горячее блюдо и, конечно, домашний пирог. Так принимала гостей моя мама. Она была хорошая хозяйка, вкусно готовила, но ничему не успела меня научить. Сначала я была слишком мала, потом началась война и не стало продуктов. А вскоре после войны не стало мамы...
Все же я многому у нее научилась не учась. Может быть, это и есть высшая наука?.. Я люблю свой дом. Мама тоже любила свой дом, хотя мы жили в коммунальной квартире, где были так называемые места общего пользования. И была в кухне, кроме газовой, большая плита, которую топили дровами — их кололи на чурбаке во дворе Коля с Лехой. С Колесниковыми жили дружно. Не помню, чтобы мама мечтала об отдельной квартире Во всяком случае, вслух.
У мамы я была на подхвате. Сбегать в магазин, взбить белки, растереть сахар с желтками. У меня на подхвате Борис. По воскресеньям я стараюсь использовать его на полную мощность — стиральная машина, пылесос, домашнее консервирование... Но это по воскресеньям. Сегодня свободна только я — у меня нет уроков. Гости приглашены, отступать некуда. Остается один выход — увеличить число оборотов вокруг своей оси.
Все известно заранее. Первой появится Тетя. Маленькое, сухонькое существо со своей неизменной беличьей муфтой. Она войдет со словами: «Какой запах! Яблочный пирог с корицей! Я угадала?.. Дети, как я рада вас видеть! Где этот негодяй?! Где он?!»
И она извлечет из муфты шоколадку. Сколько раз, отправляя Витьке посылку в адрес полевой почты, я вкладывала в нее такую же шоколадку с припиской: «От Тети ».
Мика с Женей прибудут на такси. У них есть своя машина — «Жигули» новой модели, но они пользуются ею только в летние месяцы, а на зиму запирают в гараже. Борис боготворит Мику и смотрит на него как бы снизу вверх, что само по себе не трудно — Мика выше ростом. Они мало похожи, но есть что-то общее в манере держать голову •— чуть откинув ее назад, и от обоих веет некоторым высокомерием. Одинаковая походка — оба косолапят,— мнительность и какая-то эмоциональная заторможенность роднят их гораздо больше, чем чисто внешняя схожесть. Я тоже боготворю Мику. Так было задано, запрограммировано с первого дня нашей общей с Борисом жизни. Мика умница, талант — слово «гений» витало где-то поблизости,— его надо боготворить. И я боготворю его, хотя и с некоторыми оговорками. Зато Женю я просто люблю. И немножко ей завидую. Сейчас, когда мне худо и нужен родственный совет, я больше надеюсь на Женю.
Появляется Тетя с шоколадкой. Хлопает дверца такси. Мы все в сборе, и стол накрыт. Нет только Витьки. Его нет в восемь. И в половине девятого. И в девять без четверти. Мы садимся за стол без него. Борис наливает всем по рюмке, и мы пьем за возвращение сына из «рядов» и за то, чтобы «все было хорошо». Это любимый тост Тети. Она пьет кагор, а мы водку, настоянную на корочках. Собственно, что может быть «хорошо»? По-моему, это катастрофа. Конец света!.. Где он болтается? У этой девки, конечно. Так неужели нельзя оторваться на пять минут и позвонить домой?! Хотя бы затем, чтоб сказать в трубку: «Не ждите меня, я не приду!..»
— Ну, загулял мальчик,— говорит Тетя.— Что вы от него хотите? Можно подумать, что вам никогда не было двадцать лет!..
— Салат сказочный,— хвалит Женя.-— А паштет! Паштет!..
Милая, добрая Женя! Тебе хорошо, у тебя дочка в третьем классе — такая же милая, добрая девочка, какой была в детстве ее мама. Дочка-отличница, будущий «доцент наук»...
— Ну, успокойся, Талочка! — Мика гладит мою руку.— Не кипятись! С точки зрения современной науки и техники все идет нормально. Представь себе, что ты ракета-носитель! Ты вывела корабль на заданную орбиту, после чего неминуемо должна отделиться!..
— Выхожу я ночью на орбиту,— напевает Борис.
Он блаженствует в кругу родни. В конце концов это его родня! И Тетя, надымившая своей папироской, как хороший маневровый паровоз. И Мика, с аппетитом уплетающий куриную ножку. Мика любит поесть.
Я взвинчена до предела. Если сейчас он мне попадется, я просто его убью!..
Под предлогом, что надо согреть чайник, я выхожу в кухню. Но и здесь часы, от них никуда не денешься, без семи минут десять!..
Нет, у меня это просто не умещается в голове! Ну, люби! Женись! Уезжай к чертовой матери! Но как можно забыть о близких?! О том, что тебя ждут к столу?! Если только ничего не случилось...
Эта мысль все время подспудно сидит во мне. Может быть, он спешил домой, торопился... Такое движение! Там, в маленьком городе, он отвык...
Я торчу у окна. Мне видны темный двор и арка ворот. Опять эта арка! Соседи прогуливают собак. Только в нашем подъезде собаки у шестерых. Овчарка, два сеттера, такса, бульдог и дворняга. Засыпаем и просыпаемся под собачий лай. Как в деревне...
— Она вам не нравится?
— Мы ее еще не видели!.. Даже не знаем, как ее зовут!
1 2 3 4 5 6 7 8 9