Спаси меня боги, мелькнуло у него в голове паническое.
Олег меня убьет, швырнет живьем в яму с голодными псами. Я все
испортил в самом начале. Древлян можно было бы взять без крови,
а сейчас на ее крик сбегутся стражи, начнется резня, безоружных
дружинников перебьют прямо в постелях!
Ольха застыла, страшась шевельнуться. Ноги подкашивались,
в теле была такая приятная слабость, даже истома, словно
плавала в теплой воде родного лесного озера. Сердце стучало
часто, жар опускался в низ живота, ноги слабели еще больше. Он
держал ее крепко, держал насильно, против ее воли, но она
чувствовала, что ее некогда сильная воля испарилась, как капля
росы в огне.
Ингвар сам горел в атом огне, который прижимал к своей
широкой груди. Ее губы стали еще слаще и нежнее, он чувствовал
ее упругую грудь, все ее теплое податливое тело. Она была как
воск в его горячих ладонях, что с готовностью принимает ту
форму, которую возжелают руки.
От земли шли пряные запахи. Воздух был теплый, насыщенный
ароматами душистого сена, клевера. Голова Ольхи кружилась все
сильнее, тело слабело. С последней искоркой воли она заставила
себя ощутить собственные руки, уперлась Ингвару в грудь.
Ингвар уже не Ингвар, а что-то другое, пожирал ее запах,
ее теплоту, ее сладость и нежность, но когда ощутил ее ладони,
что ыслабо отталкивали. Принудил себя опомниться, вынырнуть на
/поверхность. Он стоял на сторожевой башне древлянской крепости
и держал в объятиях злейшего врага объединения Новой Руси. А
внизу справа и слева дожидались ее возвращения стражи крепости.
А он был дурак и преступник.
Медленно освобождая ее из объятий, он судорожно пытался
отыскать какие-то спасительные слова, но на языке вертелось
такое, что лучше молчать вовсе.
Ольха отстранилась наконец, ее темные без зрачков глаза
обыскивали его угловатое лицо с горящими глазами. Ингвар
отыскал свой голос, проговорил неуклюже:
-- Как видишь, княгиня... это нехорошо, когда умыкают.
Она взглянула дико, повернулась и пропала в тени. Ингвар
слышал лишь частый скрип ступенек. Наконец затихло, вдали
послышался мужской голос, затем голос древлянской княгини.
Ингвар замер, чувствуя свое полнейшее бессилие. Сейчас
самое время выместить ненависть к людям киевского князя.
Он стоял, прислонившись к столбу, ждал. Ночь была тихая,
теплая, над головой шелестели огромные, как совы, летучие мыши.
Не дождавшись тревоги, потащил свое тело, из которого словно
вынули все кости, вниз с башни. Во всем теле была слабость, а
мысли серыми и мертвыми.
Только одно было живым: воспоминание о ее сладких
податливых губах, ее запах. А пальцы подрагивали, все еще
чувствуя ее нежное тело.
Почему он полагал, что она сплошь из тугих мускулов?
Утром воины древлян бродили с угрюмыми злыми лицами. Не
выспались даже свободные от стражи, все чего-то ждали всю ночь,
спали вполглаза. Русы, хоть и безоружные, держались увереннее.
Бродили группками, громко смеялись. Пережив ночь, уже
чувствовали себя победителями. Древляне скрипели зубами,
воеводы едва удерживали их от стычек с пришельцами.
Когда запахи ухи, жареного мяса и птицы заполнили весь
двор, гридни позвали на трапезу. Русичи отправились
по-хозяйски. Кремень придержал самых горячих из древлян, велел
оставаться снаружи. Драки ни к чему, довольно одной искры для
кровавого пира, но парням объяснил, что им доверено важнейшее
дело. Надо присмотреть за стенами и воротами, для оставшихся в
лесу самое время пойти на приступ.
Ольха, стоя за косяком, наблюдала За русами. Хорошо
вооруженные, крепкие, как на подбор, каждый справится с двумя
древлянскими воинами. Даже без оружия выглядят чересчур
опасными. Нужно избавиться от них сегодня же. Самое позднее,
накормить обедом и отправить. Вторая ночь, чует ее сердце, не
пройдет так мирно. Да и воеводы предупреждают, что молодежь
старается вызвать русов на ссору.
Среди чужаков как прирожденный вожак показался Ингвар.
Прищурился от солнца, быстро оглядел двор, метнул огненный взор
на второй поверх терема. Ольха едва удержалась от желания
шарахнуться в тень, хотя и так, знала, ее не узреть со двора.
Воевода русов выглядел особенно злым, ругался и пинал
своих дружинников. Накричал на одного так, что тот убежал, не
разбирая дороги.
Младший братик, Твердята, осторожно дернул ее сзади за
платье:
-- Ты их всех убьешь?
Она вздрогнула:
-- Почему?
-- Они все враги.
Личико его было не по годам серьезным. Серые, как у
сестры, глаза смотрели пытливо, печально.
-- Враги, -- подтвердила Ольха. -- Но мы не можем нападать
на гостей.
-- Тогда убей хотя бы этого... с хохлом на голове. Или
разопни его на стене терема. Чтобы все видели.
Дрожь прошла по ее телу:
-- Почему?
-- Сестрица, разве не видишь? Он говорит одно, а делает
другое. У него злое лицо. Я слышал, он никогда не держит слово.
Она присела и обняла брата. Что за жизнь, подумала
отчаянно. Даже малые дети говорят про убийства и пытки так
просто, будто рвут цветы или ловят бабочек.
-- Что он хочет? -- спросил он серьезно.
-- Говорит о мире. Но для этого мы должны встать на колени
перед киевским князем. И отдать свои земли.
Мальчик гордо выпрямился. Детские глазенки блеснули как у
лесного зверька:
-- Мы ни перед кем не встанем на колени!
-- Ни перед кем, -- подтвердила Ольха. -- А теперь иди.
Тебе нужно много заниматься. Видишь, какие они громадные? Чтобы
воевать с русами, надо быть сильным.
Глава 5
Ольха отдавала последние распоряжения в обеденной палате,
когда сзади послышались шаги. Она безошибочно узнала поступь
кровавого пса киевского князя. Кое-как закончила наставление,
хотя сама не слышала своего голоса и не смогла бы вспомнить,
что говорила.
Ингвар, нахмуренный и с осунувшимся лицом, вошел с таким
видом, словно искал кого бы разорвать на части. Вынужденно
остановился, коротко поклонился княгине. Она потупила глазки и
улыбнулась. Шея ее была тонкая, белая, он снова ощутил Желание
стиснуть на ней пальцы.
-- Хорошо почивал, воевода киевский?
-- Отвратительно, -- буркнул он. -- В этих болотах комары
как лошади с крыльями.
-- У нас леса, а не болота, -- напомнила она.
-- Все равно, -- буркнул он.
-- Тогда ты еще не знавал дряговичей, -- сказала она
ехидно.
-- Те, что в болотах?
-- Да.
-- Сапоги пачкать в грязи неохота. А потом примучим и
болотников. Долго ли там просидят, если на берег выпускать не
будем?
-- Надо было спать в палате, -- сказала она негромко. --
Комары боятся наших светильников.
Он снова поклонился, чувствуя что опять его щелкнули по
носу. Обычно быстрый на острый ответ, сейчас не находил нужных
слов. От этого желание сломать ей шею стало таким сильным, что
пальцы сами сжались в кулаки с такой силой, что кожа
заскрипела.
-- Чем ваши светильники лучше? -- буркнул он.
-- Мы добавляем в масло... нужные травы.
Он быстро пошел к своим людям. За ним следило множество
глаз, как его людей, так и древлян. Однако он чувствовал на
себе и прикосновение ее взгляда, странно тревожащего, отчего
ему хотелось украдкой оглядеть себя, все ли у него на месте.
Хмурясь, переступил через лавку, скованно опустился за накрытый
белой скатертью стол.
Отроки и молодые девки начали вносить блюда. Вечером девок
не было, заметил Ингвар с насмешкой. Побаиваются буйства русов.
Хотя у них по сорок воинов на каждого его дружинника... Или
избегают стычек с его людьми, что вернее. Если перебить русов,
то рассвирепеет князь пришельцев с Севера, таинственный Олег. А
так, авось, пронесет нелегкая. Отсидятся в дремучих лесах, а
русы то ли сгинут сами, аки обры, то ли их кто-нибудь сгинет.
На стол поставили жареных поросят. Скромнее, чем вчера, но
все же чересчур обильно для простой утренней трапезы. Вчера был
пир. Не сколько для гостей, кто им рад, сколько молча
показывают, что не бедствуют, а раз так, то могут и защищаться.
Бедных легче покорить, чем богатых... Но богатство, что
древляне не учли, еще больше разжигает жадность. Богатых русы
могут не только грабить, но и успешно доить! Если, конечно,
удастся в этих землях зацепиться хотя бы зубами.
За огромным столом, где пировали-- русы, царило веселье,
шутки, смех, слышались веселые крики. Русы наперебой поднимали
кубки с брагой и хмельным медом, провозглашали громогласно
здравицу великому князю. Обглоданные кости швыряли кто под
стол, там псы рычали и дрались за мослы, а кто и бросал через
плечо, не глядя куда упадет.
Древляне смотрели ненавидящее, бессильно сжимали кулаки.
Еда в рот не шла, чужаки веселятся чересчур явно, чересчур
нагло. А кости швыряют в их сторону, иной раз почти доставая до
их стола.
Воевода Корчак сказал своим громко:
-- Счастливы, что уцелели. Надо было аки курей в постелях
подушить!
-- Да уж зазря корм тратим, -- послышались голоса.
-- Побили бы и все делы...
-- Чо терпим надругательство?
-- Они и на наших жонок смотрят аки псы!
-- Воевода, только кивни. -- А княгиня простит.
-- Да, они ж сами...
В палату вошел в сопровождении троих воинов молодой
великан. Он был в копытном доспехе, на поясе висел кинжал.
Лапти щегольские, с подошвой из кожи. Тонкие ремешки обвивали
голени до колен. Русые волосы красиво падали на плечи, бородка
короткая, курчавая.
Ингвар заметил его в тот же миг, когда парень возник на
пороге. И теперь рассматривал Исподлобья, чувствуя угрозу.
Парень не по-древлянски рослый, плечи округлые, как скалы,
грудь широка. На доспехе копыта наложены умело, внахлест, меч
скользнет... Если он не двуручный, конечно. Двуручным можно
рассечь даже наковальню.
Лапти подшиты кожей из задних ног тура, продолжал отмечать
Ингвар. На широком поясе нож с рукоятью, инкрустированной
ракушками, что-то совсем не древлянское. Но такая рукоять не
скользнет даже в потной ладони, это понятно любому воину.
Бог создавал его в хороший день, потому дал рост, силу,
мужественное лицо и прямой взгляд синих, как небо, глаз, а
тяжелый подбородок по-мужски выпирает вперед. Мощные челюсти
выдают себя рифлеными желваками. Но бог куда-то торопился, не
стал подравнивать, подтесывать, сглаживать, потому парень
остался с суровыми грубыми чертами лица, узловатыми руками. И
этим он бы понравился Ингвару, если бы не был древлянином.
Опасным древлянином.
-- Ясень! -- вскрикнула Ольха с княжеского места.
На этот раз она трапезовала в окружении древлянских
воевод, а воевода русов хмурый, как сыч, сидел со своими
воинами. Он ел нехотя, взгляд был отсутствующим. Ольха тоже по
большей части старалась смотреть в миску, а Ясеня увидела
потому лишь, что по всей палате сразу прошла волна веселого
оживления.
Ясень, счастливо улыбаясь, пошел к Ольхе Древлянсной,
светлой княгине, двенадцати древлянских племен. Шаги его были
широкими, он весь был широким, но в движениях ясно проступали
сила и молодость.
-- Ольха, -- сказал он преданно, голос его был по-юношески
звонким, но сильным и могучим, словно шел из боевого рога, --
мы услышали, что к вам подступили русы. Пока войско собирается,
я взял свою дружину и примчался. Мои люди встали с твоими у
ворот и башен. Если что надо, только свистни!
Вбежали мальчишки, княжичи, с радостным визгом повисли у
молодого богатыря на руках.
-- Дядя Ясень, -- закричал Твердята. -- К нам вторглись
русы! Ты убьешь их всех?
-- С готовностью, -- ответил Ясень. Он обратил яростное
лицо к сидящим за столами русам. -- С готовностью.
На него посматривали искоса, оценивающе. Выше самого
рослого из древлян, широк в плечах, с могучей грудью и длинными
руками, перевитыми толстыми жилами. Двигается легко и точно,
как большой кот. В движениях видна хищность и готовность бить и
принимать удары, но опытный глаз замечал еще и то, что,
несмотря на молодость, у парня уже поступь опытного бойца. А
из-за его плеча недобро глядит рукоять длинного двуручного
меча, что совсем неслыханно как для древлянина, так и вообще
для славянина.
Ольха видела как волна тяжелой крови бросилась в лицо
киевского воеводы. Его широкая ладонь хлопнула по бедру, но на
поясе было пусто. Налитые кровью глаза побежали по комнате в
поисках оружия.
-- Спасибо, Ясень, -- сказала Ольха торопливо, -- мы
счастливы, что ты прибыл так спешно. Мои братья будут рады,
если останешься на ночь... Или, по крайней мере, пробудешь,
пока я провожу посланцев киевского князя.
Ингвар поднялся, сказал громко, бешенство сквозило в
каждом слове, он почти давился, став еще больше похожим на
разъяренного пса:
-- Если мне понадобилось бы взять этот холм с деревяшками,
я взял бы этой ночью. Но я могу взять и прямо сейчас!
Ясень повернулся к нему, одной рукой потянул из-за плеча
меч. За столами ахнули. Двуручный меч был еще длиннее, чем все
ожидали, а вращал им молодой витязь с такой легкостью, словно
это была хворостина.
Улыбка его была жестокая, словно улыбалась сама смерть:
-- Попробуй!
Ольха вскрикнула:
-- Прекратите! Воевода, ты же знаешь как охраняются ворота
и стены! А теперь еще с двойной сторожей?
Ингвар смотрел сквозь красный туман в глазах. Сердце
стучало часто, его трясло как медведь грушу. С огромным усилием
заставил себя опуститься на лавку. Олег не простит, мелькнуло в
голове. Что это нашло, что стал подобен дикому зверю? Он всегда
умел с легкостью заставить себя делать то, что нужно, а сейчас
трясется от бешенства, исходит слюной, и все почему? Не потому
ли что появился этот сопляк, которого он, несмотря на его
широкие плечи и длинный меч, перешибет, как соплю?
Недоставало, мелькнуло в голове злое, чтобы еще
приревновал. К этой хитрой и коварной женщине, что умеет
пользоваться даже своим смазливым личиком. Еще как умеет! И
прикинуться невинной овечкой, когда того потребуется.
-- Двойная стража -- это хорошо, -- сказал он хрипло. --
Это очень умно. Значит, я имею дело с воинами
Он резко поднялся из-за стола, едва не опрокинув. С
отвращением взглянул на еду, повернулся, пошел к выходу из
терема. Даже русы проводили его озадаченными взглядами.
Перемена в поведении воеводы была настолько крутой, что и самые
близкие к нему Павка и Боян переглянулись, пожали плечами.
Ольха ощутила, как ее всю осыпало морозом, будто на голое
тело стряхнули снег с зимней ветки. Холодный тон воеводы пугал
больше, чем прямая угроза.
А за столом русов поднялся крепкоплечий дружинник с
озорными глазами, крикнул весело:
-- Кончай жевать!.. Пора седлать коней. Впереди -- Киев!
Корчак неслышно подошел сзади, когда она наблюдала со
своего поверха за двором. Дружинники Ингвара седлали коней,
укладывали вьючные мешки. Ольха распорядилась снабдить уходящих
врагов припасами па три дня. Гридни и стражи древлян угрюмо
наблюдали за русами. Мечи и копья, конечно же, наготове, но
все-таки какое облегчение, когда эти страшные люди уйдут!
-- Зверь, не человек, -- проговорил Корчак. -- Не зря его
страшатся даже в Киеве.
Ольха вздрогнула:
-- Ты о Ингваре?
-- Княгиня... Ты тоже смотришь только на него. И ты права.
Он -- ключ ко всему. Мы слишком честны и просты, а он повидал
мир, пришел из-за моря. Ты знаешь, что это такое? Даже я не
знаю.
-- А зачем мне знать? -- сказала она, защищаясь. -- Это
моя родная земля, мой родной лес. Это весь мир, мне не надо
другого.
Она чувствовала по скрипу кожаного доспеха, как он
замедленно пожал плечами:.
-- Наверное, верно... Но мужчин всегда влечет даль, я сам
стремился выйти из леса. Увидеть хотя бы Степь, о которой
говорят кощюнники. Море, может быть, просто выдумка, трудно
вообразить воды больше, чем в нашей речке, но Степь -- это
вырубленный лес, как мы сделали вокруг крепости... Правда,
приходится каждую весну рубить молодняк, иначе лес снова
отвоюет землю, а в Степи, сколько же надо народу держать, чтобы
всякий раз вырубывать молодой лесок? Он же прет из земли
неудержимо! Все-таки я верю, хочу верить, что есть и Степь,
есть и Море, есть и непохожие на нас племена... Ингвар --
порождение другого мира. Он разнообраанее, так как видел
разное, учился разному. Я боюсь, что нам с ним не справится.
Это великое облегчение, что он покидает нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10