Такой же в точности,
а то и краше. Здесь топоры точат каждый день, топорами играют,
с топорами спать ложатся. И сейчас вон даже в потемках топоры
как дятлы стучат!
Сила древлян, подумал он сумрачно, что любой дом, как
сарай, баню или конюшню, можно разобрать по бревнышку,
перевезти в другое место, а там собрать. Да и легко заменять
сгнившие бревна, подпорченные, погрызенные жуками и красными
муравьями. А если бревна смолистые, проветриваются, скажем, под
крышей, то износу им нет... Но в атом и слабость древлян.
Тяжело строить из каменных глыб, за лето не управиться,
обычный дом-крепость строят лет по пять, а добротный замок --
хорошо, если в десяток лет управишься. Но каменные стены
надежнее при защите. А в столь смутные времена что есть важнее?
Деревянная крепость, сколь не велика доблесть защитников,
уязвима. А он, Ингвар, из тех воевод, которых уже умеет их
брать на копье!
-- Отдыхайте, -- велел он строго. -- Завтра нам предстоит
долгий путь.
Лишь Павка рискнул спросить:
-- Куда?
-- Обратно в Киев, -- бросил Ингвар. -- Мы сделали даже
больше, чем хотел князь Олег.
Ночь опустилась густая, как смола. Воздух был тяжелый,
настоянный на ядовитых испарениях болот, сырой земли, гниющих
стволов и прогнившего мха. Луна еще не взошла, а слабый свет
звезд не мог осветить даже темное небо.
Ольха, не в состоянии заснуть, когда такие гости в ее
крепости, набросила плащ и вышла из светлицы. Постель осталась
не разобранной, а горстка ягод на блюде нетронутой.
Постояв, пока привыкнут глаза к темноте, постепенно
уловила движение в двух саженях слева, гридень скреб ногтями
спину, затем услышала запах старого сала сверху, там явно Вяз,
большой любитель сала, а уже когда решилась сойти с места, ее
слуха коснулся шепот:
-- Княгиня... если что... только шумни.
-- Спасибо, -- ответила шепотом, вздрогнув, -- почему не
спишь, Корчак?
-- Потому же, что и ты, княгиня.
-- Спасибо. А на воротах как?
-- Стража утроена. Но кроме явных, в потайных местах еще я
поставил с самострелами. Ингвар носит кольчугу под рубашкой.
Пусть только попробует что-нибудь.
-- Хорошо бы попробовал, -- сказала она с надеждой. --
Боги нам не простят вероломства, а вот если бы он сам нарушил!
Глаза уже хорошо различали узкий проход. Верхушки дальних
деревьев озарились слабым лунным светом. Скоро луна выйдет
из-за леса и осветит гигантское поле с их крепостью. Это скорее
поможет людям Ингвара, потому что древляне и в полной тьме
знают каждую ямку и каждое бревнышко в ограде.
-- Пусть особо следят за полем, -- предупредила она. --
Чтобы елочки не подошли слишком близко!
Два года назад одно из древлянских племен попалось на этот
крючок Ингвара. Ночью дозорные следили за лесом, высматривали
конников русов, или хотя бы множество ползущих людей с
лестницами, но не обратили внимания на множество елочек, что
отделились от леса, медленно переползали по вырубленному полю.
Теперь это кажется диким, почему не заметили, все же ясно, но
тогда, как выяснилось, многие видели эти елочки, дивились как
быстро выросли, некоторые даже намеревались днем срубить.
Та крепость была взята почти без боя. Ингвар сам пробрался
под прикрытием елочки прямо к воротам, перелез, убил трех
дозорных, открыл ворота, пока другие кололи как кабанов стражей
на стенах. Ворвавшаяся дружина зарезала князей в постелях.
-- Ни елочки, ни кочки, -- услышала она голос, -- ни
летучая мышь! Их в лесу еще сотни две, а то и больше.
-- Кто-нибудь их видел?
-- Нет. Я посылал людей, но ни один не вернулся.
Неслышным шагом она пошла прочь. Старого воеводы так и не
увидела, а его голос доносился то справа, то слева, то вроде бы
даже сверху. Он умел выбирать места для стражей, умел строить
оборону.
Обойдя терем, она поднялась по узким ступенькам на
сторожевую башню. Сейчас там пусто, лучшие дозорные выдвинуты
за стены крепости. Кто затаился, прижавшись к земле, слушает
шумы, шорохи, в такую тихую ночь можно зачуять ползущего
человека за сотни саженей, другие пробрались к самому лесу,
издали следят за дружиной. Ежели что, они первыми заспешат в
крепость, упредят о нападении.
С башни было видно далеко, луна уже поднялась над
вершинками дальнего леса. На вырубленных местах все тихо,
чисто. Пней не больше, чем было. Дружина Ингвара еще в лесу, а
что он затевает на самом деле, пока неясно.
Она перебирала в памяти все, что слышала про этого
легендарного воеводу. Лет двадцать тому в земли полян, соседей
древлян, вторглись неведомые русы. Они походили на варягов,
которые тоже военной рукой однажды захватили власть в Киеве и
соседних племенах, но русы были ближе по языку, хотя в отличие
от привычно длинноволосых варягов брили головы, оставляя клок
на макушке -- знак тайного союза с их богом. Мол, когда мир
будет погибать, бог вытащит их из огня и пламени. Для этого
родяне, так они звали себя, оставляют на головах длинные чубы.
Чтобы Роду было за что ухватить.
Варягов удалось побить и прогнать за море. Но русы
оказались крепче варягов, удержались на захваченном клочке
земли. Это было вблизи Ладоги, за Новгородом. Русы назвали ее
Новой Русью, в память о старой, оставшейся на неведомых
островах.
После гибели Рюрика, князя пришлых захватчиков, его русы
служили верой и правдой Олегу, который пришел ниоткуда, чье
прошлое овеяно тайной. Олег огнем и мечом начал расширять новое
государство, убивая племенных князей, сжигая и разрушая
крепости, сгоняя племена с насиженных земель. По слухам, у него
были два верные помощники, Асмунд и Рудый, воеводы самого
Рюрика, которым князь доверял целиком и полностью. Отлучаясь,
Олег оставлял за себя Асмунда. Значит, доверял ему больше
Рудого, но в последние годы вырос новый воевода, чья кровавая
слава почти заставила замолчать о других воителях русов --
Ингвар! Похоже, князь Олег не доверяет Ингвару, если все время
держит его в походах вдали от Киева? Впрочем, Ингвар, как
верный пес, по-прежнему предан великому князю.
Его именем пугали детей, а сильнейшие богатыри бледнели и
прятались за спины, когда перед началом любого сражение Ингвар
выезжал вперед и предлагал поединок. Он не просто побеждал, он
еще и глумился над противником во время боя, настолько
превосходил в воинском деле. А лишь натешившись, сбивал наземь
опозоренного, вязал и отдавал на продажу рахдонитам.
Даже Олег, говорят, чему Ольха не очень-то верила, не
одобрял той жестокости, с которой Ингвар жег и побивал
противников, разрушал, изгонял, казнил племенных князей,
вождей, старейшин.
Она ощутила тепло рядом с собой. Рука сама дернулась к
кинжалу на поясе, но сильные пальцы перехватили за кисть, а
Другая ладонь зажала ей рот.
Глава 4
Ольха попыталась сопротивляться, однако человек был силен,
как дикий зверь. Она с ужасом поняла, что ее схватил как раз
тот, о котором думала, которого боялась больше всего.
-- Тихо, княгиня, -- прошептал голос над ухом, -- я не
замыслил ничего дурного. Просто не хотел, чтобы от
неожиданности... ну, крик подняла. Или пустила лужу.
Его пальцы начали медленно разжиматься. Она сказала
негромко, чувствуя твердые, покрытые мозолями пальцы 6а ее
губах:
-- Я не буду кричать.
-- Быстрое решение, -- сказал он уважительно.
Его пальцы уже не зажимали ей рот, как и вторая рука
отпустила ее кинжал. Сердце Ольхи стучало, как у скачущего
зайца, мысли роились в голове, но держаться себя заставила
спокойно.
-- Почему ты здесь?
-- Я привык к запахам моря, -- донеслось из темноты тихое.
-- В Киеве не сразу свыкся с рекой, пусть даже громадной,
лесом. А здесь мне душно, тяжко. Поднялся на башню, чтобы
подальше от сырой земли...
-- А заодно рассмотреть всю крепость сверху, -- в тон ему
добавила она.
-- О, княжна...
-- Княгиня.
-- Разве ты замужем? -- удивился Ингвар.
-- Нет, но я правлю племенем. Пока братья не подрастут.
-- Ольха Древлянская, -- сказал он отчетливо, -- дочь
князя Мирослава, внучка Вязогоста, сестра Ключеслава.
Урожденная княгиня, добавил про себя с мрачной иронией.
Как объяснял ему Олег, у славян, даже самых диких лесных,
существует строжайшая иерархия имен. Есть имена княжеские,
светло-княжеские, великокняжеские, а также отдельно для княжьих
детей, которым не суждено стать князьями, а предназначены в
воеводы или знатные бояре. Когда-то вожди славянских племен
вовсе стремились поставить себя вровень со своими богами,
потому и принимали имена, куда непременно всобачивали имя бога.
К примеру, поклоняющиеся богу Радогосту, брали имена вроде:
Келагост, Терногост, Рубигост... А потом, если верить Олегу,
который все знает, застеснялись, что ли, перешли от
божественных имен к человеческим, но особым -- княжеским. А
княжеских имен-титулов у славян всего четыре. На севере взяли
частицу "мир", откуда пошли всякие их лапотные Велимиры,
Владимиры, Ратмиры, на западе придумали "слав", откуда пошли
Святославы, Мирославы, на юге выбрали "смысл", откуда:
Гостомысл, Дубомысл, Осмомысл, Земомысл, а на востоке прижилось
"волод" -- Володимер, Яроволод...
-- Значит, -- сказал он, -- ты из древнего княжеского
рода. Древнейшего!
-- Да, -- сказала она с вызовом. -- И что же?
-- И твой отец был не простым князем, -- продолжал он
медленно, -- иначе назвали бы, скажем, Миролюбом или Миробоем.
Но в имени твоего отца составлены две частицы княжеского
имени... Мол, князь над князьями. Он был не простым князем, а
светлым?
Она вскинула гордо голову:
-- Да. Он был верховным князем. Под его рукой были князья
двенадцати древлянских племен. Но что тебе в имени моем, рус?
-- Я просто хочу сказать, что понимаю обычаи земли, куда
пришел, -- ответил Ингвар. -- А твой братишка, если назван не
Твердиславом, а Твердятой, то значит...
-- Значит, -- закончила она с неожиданной злостью, -- что
он не будет князем. Зато станет другой мой брат -- Мстислав! А
не Мстиша, как ты его назвал.
Ингвар кивнул. Твердята мог рассчитывать только стать
воеводой. Все понятно в простом мире древлян, как и других
славян. Но он сказал неожиданно, вспомнив горящие благородным
гневом глаза младшего братишки:
-- Когда нет наследника... или с ним что-то случается, то
и Твердята в состоянии стать князем. Даже Твердятко!
Она смотрела вдаль, отвернувшись. Ингвар присмотрелся,
заметил что у гордой княгини подрагивает подбородок. Видимо,
старший брат, который должен был стать князем, погиб недавно,
рана еще свежа.
-- А что значат ваши имена? -- спросила она неожиданно.
Он пожал плечами:
-- Для русов больше значат люди, чем их имена. Рюрик --
значит, могучий славой сокол, Олег -- по-нашему. Святой, мое
имя говорит о том, что я посвящен богу морей Инге. Но у нас
могучий или мудрый властелин, пусть безродный, всегда будет
выше наследника самых древних родов, даже если те идут от самих
богов. Так что, когда твои братья подрастут, они по нашим
обычаям могут стать князьями... Конечно, не древлянскими.
Она похолодела:
-- Почему нет?
-- Когда подрастут, этой крепости уже не... Кстати,
княгиня, если бы ты видела столько укреплений, как я, удивилась
бы, как люди думают одинаково во всех краях света! А крепости
древлян вовсе как доски в заборе. Хоть, я расскажу, где тут
склады с оружием, где кузница, где хранятся запасы муки на
случай осады, укажу даже потайной ход, что выводит во-о-он в
тот овраг, сейчас не видно за лесом?
Она похолодела. Ингвар знает чересчур много. Пальцы
стиснулись вокруг рукояти кинжала. А он словно прочитал ее
мысли, голос стал предостерегающим:
-- Про этот потайной ход уже знают мои дружинники. Я его
велел завалить, а еще и поставил охрану.
-- Это ты называешь прибыть с миром?
-- Это так, на всякий случай. Вдруг вы откажетесь от мира.
-- Мир... на каких условиях?
Голос Ингвара стал неожиданно серьезен:
-- На условиях выживания всех. Время мелких племен
кончилось. На Востоке они давно слились в огромные государства,
ты даже представить не можешь, как давно. И я, честно говоря,
не могу, хотя Олег пытался мне вдолбить в голову. На Западе --
недавно, но уже и Восток, и Запад теснят наши карликовые
княжества, коим несть числа, захватывают, стирают с лица земли,
забирают земли, а народ изгоняют или порабощают. Наш князь
никого не порабощает, ничьи земли не забирает. Все остается
по-прежнему, только отныне все мелкие племена входят в
государство, названное Новой Русью. Платят налоги, по велению
князя выставляют войско.
-- И для этого надо брать крепости приступом, убивать
князей и старейшин?
-- Разве были убиты князья кривичей, полян, рашкинцев? Но
мы не могли оставлять у себя в тылу непокорных князей. Им
только дай ударить в спину! Жизнь кровава, но не в племенах,
какие встали под руку Олега...
-- Были йокорены.
-- Пусть были покорены. Но прекратились распри, драки,
даже исчезли такие зверские обычаи, как умыкание невест...
Она нахмурилась, умыкание невест осталось только в
древлянских племенах. Поляне парувались по согласию родителей,
у тиверцев за невесту давали выкуп, только древляне держались
старого Покона.
-- Ты не знаешь наших обычаев. Возможно, нашим женщинам
это нравится.
-- Так ли?
В голосе Ингвара был яд. Сердясь на себя, чувствуя
неправоту, она сказала с вызовом:
-- Да. Ты не знаешь женщин.
-- Так ли? Я знал их сотни.
-- Девок, но не настоящих.
В голосе Ингвара насмешка перешла в недоверие, сомнение:
Не знаю. Является чужой, хватает тебя без твоего
согласия... вовсе в темноте... накидывает мешок на голову или
бросает поперек седла и увозит в чужое племя. И там ты
вынуждена жить о ним, ибо даже не знаешь обратно дороги!
Она возразила, хватаясь за последний довод, стараясь,
чтобы голос звучал непреклонно:
-- Чтобы это понять, надо быть женщиной!
Она чувствовала его вражду, раздражение. Да, она
воспользовалась нечестным приемом. И оба это понимали. Дыхание
его приблизилось, внезапно сильные руки схватили ее, она
увидела в лунном свете его хищное лицо. Выступающие высокие и
мощные скулы, тяжелые надбровные дуги, злые глаза.
Его губы приблизились, она ударилась о его твердую грудь.
Вскрикнуть не успела, его рот накрыл ее губы. Его губы были
твердыми, грубыми, хищными. Он старается унизить ее, поняла она
в страхе, оскорбить, втоптать в грязь, потому что иначе не
одержать верх, а для мужчины не быть униженным женщиной важнее,
чем победить в бою.
Ингвар в самом деле хотел унизить. Раз уж защищает такие
обычаи, то испытай их на своей шкуре. Тем болев от проклятого
киевского воеводы, самого ненавистного для древлян. Но едва
грубо впился в ее нежные губы, едва сжал так, что услышал хруст
нежных косточек или хрящиков, как странная волна окатила с
головой, затопила, даже пол под ним качнулся, будто внизу уже
били тараном.
От ее губ по его телу прокатилось тепло. Он держал ее так
крепко, что вжал всю в себя, мягкую и нежную, от нее пахло
чисто и беззащитно, губы были как разогретые на солнце спелые
вишни. Она отталкивала его. Упершись в грудь, кулаки ее были
твердые, но Ингвар не чувствовал ничего, кроме странного жара в
сердце, во всем теле.
Ольха в первый момент испытала такой ужас, что не могла
двигаться. Но когда его хищный рот накрыл ее губы, она отчаянно
забарахталась в его сильных руках, или хотела забарахтаться,
потому что от его твердых горячих губ хлынула волна жара,
прокатилась по спине, наполнила тело. Ноги ослабели, а кулаки
сами собой разжались, она упиралась в грудь воеводы ладонями.
Или держала их у него на груди.
Ингвар с огромным усилием, словно разрывая пудовые цепи,
отстранился, дико взглянул в запрокинутое к нему лицо. В лунном
свете оно было бледным, глаза темными как лесные озера, а губы
распухли и блестели. От нее пахло цветами, а воздух в этой
проклятой древлянской долине был одуряющим.
Не сумев сразу же отодвинуться и уйти, он ощутил, как его
руки, словно сами по себе, привлекли ее снова. Он наклонился и
опять накрыл губами ее рот. На этот раз нежно, бережно, сам
удивляясь себе и страшась повредить ее, такую хрупкую и нежную.
Одной рукой он придерживал ей голову, словно ребенка при
купании, его пальцы задели ленты, и водопад волос рухнул на ее
плечи, накрыл другую руку, которой прижимал ее к себе за талию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10