На ковровой дорожке пятна плесени или какого-то другого грибка. Громкая музыка из-за дверей в конце коридора. Мы с Гарри проследовали за менеджером, Бриско Шелтоном, до коричневой двери с надписью маркером «8-Б». Шелтон был тощим, потрепанным, деревенского вида мужчиной под пятьдесят, от которого пахло сигаретами и универсальной смазкой WD-40. На нем были малярные штаты, все в пятнах, и футболка без рукавов, которая когда-то была белой. С его ремня в карман свисала тяжелая цепочка. Когда он дернул за нее, на свет вылетела звенящая связка ключей и эффектно приземлилась к нему в ладонь. Можно с уверенностью сказать, что это движение он отрабатывал часами. Гарри убедился, что приклеенная на двери полицейская лента в целости и сохранности, и разрезал ее перочинным ножом.
– Знаете, я никогда не любил этого маленького сукина сына, – заявил Шелтон, тыча в замок одним ключом за другим. – Никогда вовремя не платил за квартиру, но всегда умудрялся сделать это как раз перед тем, как у меня появлялись законные основания выселить этого умника.
– А были у него какие-нибудь постоянные гости, мистер Шелтон? – спросил я.
– Да через его квартиру народ ходил толпами. Мужчины, женщины, мальчики, девочки и еще эти, как их… В общем, сразу и не скажешь, кто они такие, понимаете?
– Кто-то задерживался подолгу?
– Была одна полная девушка с лицом, как ванильный пудинг, и голосом, как у Микки-Мауса. Она проводила здесь много времени пару месяцев назад. Сначала настоящая любовь-морковь, а потом много визга и всякого дерьма.
Судя по времени и описанию, я решил, что это Терри Лосидор. Шелтон поднес связку к лицу и, прищурившись, уставился на нее, выбирая очередной ключ.
– Был еще один парень, которого я запомнил, потому что он не был похож на этот сброд извращенцев. Он был постарше, чем весь этот зверинец. Всегда приходил только ночью. Он оставлял машину у дальнего конца дома и спешил так, будто у него печет в заднице. Потом они выходили и уезжали, и, знаете, иногда после этого я не видел умника по нескольку дней.
– Когда это было? – спросил я.
Ключ наконец подошел, и дверь распахнулась. Оттуда, словно запертые воспоминания, вылился горячий, застоявшийся воздух. Гарри протопал к выключателю, в результате чего жильцы снизу, видимо, решили, что их потолок обваливается.
– Где-то пару месяцев назад. Он регулярно вынюхивал тут что-то приблизительно с месяц, после чего я его больше не встречал. Но это не значит, что он сюда не приходил, просто я его больше не видел. Я не шпионю за своими жильцами. Даже за извращенцами.
Пока мы с Гарри осматривали квартиру, Шелтон стоял в дверях.
– Когда закончите, захлопните дверь. Сколько еще времени должно пройти, пока я смогу сдавать эту долбаную комнату?
– Не знаю, мистер Шелтон. Наверное, еще неделю, пока мы не закончим, – сказал я.
Шелтон почесал свою одутловатую физиономию.
– Значит, пройдет месяц, пока я смогу впустить сюда кого-то еще.
– Почему так, сэр? – спросил Гарри.
Шелтон продемонстрировал нам свои желтые зубы.
– Потому что минимум три недели уйдет на то, чтобы отсюда выветрился запах гомика.
– Веселый парень! – сказал Гарри, когда шаги Шелтона стихли в конце коридора. – Интересно, он устраивает вечеринки?
Пока Гарри искал коробку для документов, я расхаживал среди того, что осталось от жизни Джерролда Элтона Нельсона. Если бы мне дали словарь и сказали выбрать одно слово для описания окружающей обстановки, я бы обвел кружочком скудный, выбрав при этом британское написание этого слова, чтобы добавить ко всей этой разреженности немного диккенсовского колорита. Мебель, похоже, была взята у кого-то из предыдущих жильцов в счет уплаты за квартиру, причем сохранилась ровно настолько, чтобы за нее еще можно было хоть что-то выручить. Телевизор с экраном девятнадцать дюймов производства фирмы, о которой я никогда не слыхал. Вилки и ложки, прихваченные в дешевых ресторанах. Очень большая пружинная кровать и еще один матрас на полу. Рядом с кроватью стоял низенький сундук, в котором я нашел двадцатку, две десятки и горсть мелочи, в основном монетами по одному пенсу. Посреди гостиной стояла гимнастическая скамья, вокруг которой в беспорядке валялись гири, гантели и разные утяжеления. Когда дверь шкафа была закрыта, в зеркале на его дверце отражалась кровать.
Единственным местом, где царило полное изобилие, была ванная. Здесь у Нельсона было больше средств для прихорашивания, чем в дорогом салоне для собак: всяческие шампуни, кондиционеры, ополаскиватели, фиксирующие лаки. Здесь также были полоскания для рта, протирания для кожи, кремы, лосьоны, гели. Я насчитал семь расчесок и три фена для волос. У него было четыре вида разных щипчиков. Что и где он ими выщипывал, интересно?
Пока я пересчитывал бутылки с одеколоном – как раз дошел до одиннадцати, – вошел Гарри с алюминиевой коробкой в руках и протянул ее мне для осмотра. Она была больше, чем коробка для ленча, но меньше, чем кейс. С ручкой. Сверху крышка на петлях.
– Ну и?… – поинтересовался я.
Гарри перевернул коробку вверх ногами, и крышка распахнулась. Но оттуда ничего не вывалилось.
– А внутри только эхо. Никаких тебе бланков, банковских выписок или газетных вырезок.
– Но они должны быть здесь, – сказал я. – Ведь в перечне они присутствуют.
Гарри швырнул коробку на кровать.
– Ну да, Карсон, похожие вещи я произношу каждое Рождество… Кто-то успел побывать здесь до нас, и что бы там ни было в этой коробке, оно уже сплыло.
Я стоял посреди этой запущенной квартиры и чесал подбородок, в точности как зашедший в тупик детектив из какого-нибудь телесериала.
– М-да. И что же из всего этого можно извлечь? – озадаченно сказал я.
После посещения высокого начальства Скуилл учредил ежедневные совещания в 16:30. На них приходил он сам, Барлью, лейтенант Гьюдри из Отдела борьбы с преступлениями против личности, Том Мейсон и еще кто-нибудь из детективов – кто, по их мнению, мог быть полезен в данный момент. Сегодня это были Джим Арчиболд и Перк Делкус из второго округа. Обычно эти совещания были посвящены докладам о сообщениях осведомителей, которые, как и большинство поступающих от информаторов сведений, строились на надеждах и всяком бреде. На преследование фантомов по наводке осведомителей уходило сотни человеко-часов. Скуилл докладывал о результатах совещаний начальству, предоставляя выжимку из полученной информации. После того вселенского сборища я видел шефа ровно один раз, по телевизору – он выглядел спокойным и уверенным и пользовался выражениями из лексикона Скуилла.
Вошел Скуилл и сел во главе стола. Рядом с ним устроился вездесущий Барлью, жующий свою вечную жвачку. – Давайте сегодня проведем все по-быстрому, ребята: у нас полный аврал в связи с этой дешевой потаскухой, дочкой преподобного Дейтона. Есть что-то новое по делу Нельсона – Дэшампса?
Глаза Скуилла горели, и я решил: это благодаря тому, что по поводу инцидента с дочерью священника ему приходилось много работать с прессой, а это был его единственный настоящий талант.
Совещание началось с докладов других команд, причем довольно многословных. Мы уже успели этим утром обменяться информацией – без большого стола, без Скуилла в качестве председателя и без потери в общей сложности десяти человеко-часов рабочего времени. Тобиас и Арчер выяснили, что Дэшампс участвовал в гражданской тяжбе, пытаясь через суд вернуть деньги, которые ему задолжали за дизайнерские услуги. Нельсона два года назад арестовали в Пенсакола за приставание на улице. Эти эпизоды следовало бы для проформы проверить, но было непохоже, чтобы они могли иметь какое-то отношение к делам об убийстве. Скуилл тем не менее заявил прессе, что обнаружены две перспективные зацепки.
Когда все закончили, я выложил информацию, которая имелась у нас.
– У нас произошел странный случай, капитан. Когда в квартире Нельсона производили досмотр, в рапорте была указана коробка с банковскими выписками, перепиской, газетными вырезками и тому подобным. Мы с Гарри проверили эту коробку – ее содержимое исчезло.
Скуилл сделал широкий царственный жест, каким принимаются оправдания на собраниях по распределению бюджетных средств.
– Ошибочная запись в перечне, – заявил он. – Случается постоянно, хотя нам и очень хотелось бы верить в противоположное. Слишком много коробок, слишком мало людей, уставшие глаза человека, составлявшего список…
– Осмотр квартиры проводили Билл Хэролд и Джамал Тейлор. Тейлор четко помнит, что видел эту коробку и вносил ее в перечень вещей.
– Тогда это был вор, Райдер. Мы не можем приставить круглосуточную охрану к каждому фонарному столбу.
– Дверь была опечатана. К тому же этот вор проигнорировал телевизор и пятьдесят баксов наличными ради того, чтобы украсть именно эту пачку бумажек.
Скуилл удивленно покачал головой.
– Что это могло бы вам дать?
– Это отражено в нашем рапорте. Дэшампс и Талмидж встретились через личное объявление в «НьюсБит». Я хотел посмотреть, не было ли среди указанных бумаг газетных вырезок из «НьюсБит» или из раздела личных объявлений «Реджистер». Возможно, убийца вошел в контакт с Нельсоном таким же образом. Это дело непростое, но я все же хотел бы исключить персональные объявления как способ выбора жертв.
Барлью издал какой-то непонятный звук: то ли рыгнул, то ли хрюкнул. Скуилл посмотрел на него, а потом перевел взгляд на меня.
– Это не ваша работа, Райдер. Предполагается, что вы с Наутилусом входите в команду по психопатологическим преступлениям. Насколько я помню из положения об этом топорно сколоченном подразделении, именно этим вы и должны заниматься. А где здесь психологический аспект? Например, что означают эти надписи на телах?
– Понятия не имею.
– Не имеете понятия? Прекрасно. Тогда такой вопрос: знаете ли вы, насколько важны эти надписи?
– Для убийцы – безусловно. Но все это может быть настолько глубоко личным, что…
Скуилл ухмыльнулся.
– Вы считаете, что это важно. И при этом гоняетесь за собственным хвостом с какими-то мифическими обрывками газет.
– Это все, что у нас есть.
Скуилл покачал головой.
– Вот здесь вы, черт побери, правы! После всех ваших картинных падений в кусты и всяких бормотаний результат – ноль. Ничего. Пусто. Кто этот человек? Как он мыслит? Что означают эти слова на телах?
– Не получается просто потереть руки над этими словами, чтобы тут же пришел ответ.
Его ухмылка превратилась в хищный оскал.
– Оставьте свои шуточки при себе, мистер.
– Я только объяснил, почему бумаги, похищенные из дома убитого, могут быть нам важны.
Скуилл откинулся на спинку кресла и, неожиданно потеряв к этому интерес, заявил:
– Давайте оставив повседневную рутину районным детективам, Райдер. Если ПИС-ПИС не делает ничего, кроме как идет по следам других команд, – он выразительно развел руками, – тогда зачем она вообще нужна?
– Именно идя по чужим следам, мы выяснили, что на первой квартире пропали бумаги, – сказал Гарри.
Скуилл не обратил на его слова внимания и встал.
– Кто-нибудь хочет еще что-то сказать?
По тону было понятно, что лично он этому совершенно не обрадуется.
– Все свободны, – сказал он. – В следующий раз давайте поищем ниточки понадежнее.
Выходя из комнаты, он презрительно бросил ПИС-ПИС достаточно громко, чтобы услышали все.
Присутствующие расходились, мы с Гарри сидели за столом, глядя на собственные руки. Проходя мимо, Том похлопал каждого из нас по плечу.
– Вы еще наедитесь тут дерьма, ребята, – уныло сказал он. – Буду чертовски рад, когда вы вернетесь ко мне.
– Мы тоже будем этому чертовски рады, – проворчал Гарри.
Мы вернулись в кабинет, и я швырнул свои записи на письменный стол.
– Скуилл то зовет нас, то выгоняет. То хочет, чтобы мы работали на улице, то забирает оттуда. Он сам не понимает, какого черта ему нужно.
Гарри тяжело опустился на стул.
– Это же Скуилл, Карс. Он-то как раз точно знает, чего хочет. Беда в том, что мы этого не знаем.
Мысли в моей голове путались.
– Гарри, как может быть какое-то доверие к нашей команде, если ПСИ находит зацепки, а кто-то другой их уничтожает?
Ответ на этот вопрос читался в грустных глазах Гарри. Мы долбим эти дела днем и ночью, а взамен нам сообщают, что мы некомпетентные выскочки, – и мнение это сейчас пошло наверх, к начальству. Но если мы действительно что-то обнаружим, то Скуилл может все это перекрутить, заявив, что эти версии возникли в ходе обычного расследования и не имеют с ПСИ ничего общего. Мысленно я уже слышал тиканье часов, отсчитывавших последние дни существования нашей команды. И это очень напоминало слабые отзвуки погребального колокольного звона.
Офис редакции газеты «Мобил НьюсБит», располагавшийся возле большого торгового центра в южной части города, ютился между аллеей и бывшим магазином для коллекционеров. На окне липкой лентой была приклеена написанная от руки вывеска, через которую проступало название прошлого обитателя этого помещения – AAA Принтинг. За окном царила темнота, а из таблички на магнитах с внутренней стороны стеклянной двери я понял, что опоздал на полчаса. Прижавшись к стеклу и руками прикрыв глаза от наружного света, я заглянул внутрь и увидел приемную с дешевой пластиковой мебелью. Переднюю часть комнаты от задней, рабочей зоны отделяла стойка. Вывеска, приклеенная на одной ее стороне, гласила: «ОБЪЯВЛЕНИЯ: БРАЧНЫЕ И ЛИЧНЫЕ». Все производило впечатление чахлого, разваливающегося предприятия, и я решил, что оптимальным работником для него должен быть репортер, умеющий работать на пишущей машинке и одновременно продавать газетную площадь для объявлений. Отметив для себя время открытия, я взял со стеллажа возле двери последний номер газеты и направился домой. Я уже ехал на юг по шоссе 1-10, когда машина внезапно сама проскочила нужный поворот и повернула на север, словно откликаясь на сигнал бедствия из другого мира.
Эйва жила в компактном белом коттедже в конце тупика. Я подъехал медленно, крадучись, придерживаясь тени и надвинув кепку на самые глаза. Вдоль подъездной аллеи к дому росли цветы и шесть кустов мирта, на крыльце было несколько ящиков с цветами. В кольце сосен стояла японская магнолия. Все здесь жаждало полива, включая желтеющую лужайку. В ручке двери торчала утренняя газета. Ее «кэмри» стояла здесь же, на дорожке. Я позвонил в морг, трубку взяла Вера Брейден. Я быстро заговорил с северным акцентом, стараясь произносить звуки в нос.
– Мне нужно поговорить с доктором Даванэлле, причем прямо сейчас.
– Мне о-очень жаль, но ее сегодня нет в о-офисе, – послышался сочный медлительный голос Веры. – Может быть, оставите для нее сообщение, сэр?
– У нее сегодня выходной? Это Сэндерсон, я торговый представитель из «Уонквел Тестинг». Черт! Мне казалось, она говорила, что выходной у нее был вчера. Послушайте, у меня есть несколько новых изделий, которое я хотел бы показать вашим людям…
В южном говорке Веры появились ядовитые нотки.
– Она должна была быть сегодня на работе, мистер Сандерсон, но потом перезвонила и сказала, что заболела. Я ей обязательно передам, и она позвонит вам, когда будет чувствовать себя достаточно бодро для того.
В трубке раздались короткие гудки.
Затем я позвонил Эйве. Когда сработал автоответчик, я ничего не стал говорить и уехал.
Я проехал уже пару кварталов, но потом вернулся. С боковой стороны дома лежал садовый шланг, и я все хорошенько полил – казалось, я слышу, как лужайка жадно впитывает воду, стараясь вернуть себе натуральный зеленый цвет. Парадоксально, что обычно слово сухой ассоциируется с трезвым человеком, а буйный – с пьяным, тогда как лишь очень немногие вещи испепеляют тело и мозг сильнее, чем пристрастие к алкоголю. Я пробыл здесь минут пятнадцать, но так и не постучал в дверь. Если она не спала, то знала о моем присутствии, а выйти ко мне или нет было уже ее выбором.
Глава 14
Утром я прямиком направился в редакцию «НьюсБит», рассчитывая получить информацию, от которой будет зависеть план на сегодняшний день. У Гарри была встреча в кабинете окружного прокурора по предыдущему делу, и ему предстояло провести большую часть этого дня либо там, либо в зале суда. Еще не успев свернуть на улицу, где находился офис «НьюсБит», я почувствовал запах горелого. Там, где еще вчера располагалась альтернативная газета, сегодня стояло полностью уничтоженное огнем здание. Внутри валялась промокшая гора всяких обломков, почерневший каркас офсетной машины и искореженные пластиковые ящички картотеки. В задней части здания высокая, долговязая, как печная труба, женщина в черной рубашке, джинсах и рабочих рукавицах с несчастным видом разбирала обгорелые останки офиса.
Мимо меня под вой сирены проскочила патрульная машина – на руле лежала тяжелая рука офицера Бобби Ниланда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Знаете, я никогда не любил этого маленького сукина сына, – заявил Шелтон, тыча в замок одним ключом за другим. – Никогда вовремя не платил за квартиру, но всегда умудрялся сделать это как раз перед тем, как у меня появлялись законные основания выселить этого умника.
– А были у него какие-нибудь постоянные гости, мистер Шелтон? – спросил я.
– Да через его квартиру народ ходил толпами. Мужчины, женщины, мальчики, девочки и еще эти, как их… В общем, сразу и не скажешь, кто они такие, понимаете?
– Кто-то задерживался подолгу?
– Была одна полная девушка с лицом, как ванильный пудинг, и голосом, как у Микки-Мауса. Она проводила здесь много времени пару месяцев назад. Сначала настоящая любовь-морковь, а потом много визга и всякого дерьма.
Судя по времени и описанию, я решил, что это Терри Лосидор. Шелтон поднес связку к лицу и, прищурившись, уставился на нее, выбирая очередной ключ.
– Был еще один парень, которого я запомнил, потому что он не был похож на этот сброд извращенцев. Он был постарше, чем весь этот зверинец. Всегда приходил только ночью. Он оставлял машину у дальнего конца дома и спешил так, будто у него печет в заднице. Потом они выходили и уезжали, и, знаете, иногда после этого я не видел умника по нескольку дней.
– Когда это было? – спросил я.
Ключ наконец подошел, и дверь распахнулась. Оттуда, словно запертые воспоминания, вылился горячий, застоявшийся воздух. Гарри протопал к выключателю, в результате чего жильцы снизу, видимо, решили, что их потолок обваливается.
– Где-то пару месяцев назад. Он регулярно вынюхивал тут что-то приблизительно с месяц, после чего я его больше не встречал. Но это не значит, что он сюда не приходил, просто я его больше не видел. Я не шпионю за своими жильцами. Даже за извращенцами.
Пока мы с Гарри осматривали квартиру, Шелтон стоял в дверях.
– Когда закончите, захлопните дверь. Сколько еще времени должно пройти, пока я смогу сдавать эту долбаную комнату?
– Не знаю, мистер Шелтон. Наверное, еще неделю, пока мы не закончим, – сказал я.
Шелтон почесал свою одутловатую физиономию.
– Значит, пройдет месяц, пока я смогу впустить сюда кого-то еще.
– Почему так, сэр? – спросил Гарри.
Шелтон продемонстрировал нам свои желтые зубы.
– Потому что минимум три недели уйдет на то, чтобы отсюда выветрился запах гомика.
– Веселый парень! – сказал Гарри, когда шаги Шелтона стихли в конце коридора. – Интересно, он устраивает вечеринки?
Пока Гарри искал коробку для документов, я расхаживал среди того, что осталось от жизни Джерролда Элтона Нельсона. Если бы мне дали словарь и сказали выбрать одно слово для описания окружающей обстановки, я бы обвел кружочком скудный, выбрав при этом британское написание этого слова, чтобы добавить ко всей этой разреженности немного диккенсовского колорита. Мебель, похоже, была взята у кого-то из предыдущих жильцов в счет уплаты за квартиру, причем сохранилась ровно настолько, чтобы за нее еще можно было хоть что-то выручить. Телевизор с экраном девятнадцать дюймов производства фирмы, о которой я никогда не слыхал. Вилки и ложки, прихваченные в дешевых ресторанах. Очень большая пружинная кровать и еще один матрас на полу. Рядом с кроватью стоял низенький сундук, в котором я нашел двадцатку, две десятки и горсть мелочи, в основном монетами по одному пенсу. Посреди гостиной стояла гимнастическая скамья, вокруг которой в беспорядке валялись гири, гантели и разные утяжеления. Когда дверь шкафа была закрыта, в зеркале на его дверце отражалась кровать.
Единственным местом, где царило полное изобилие, была ванная. Здесь у Нельсона было больше средств для прихорашивания, чем в дорогом салоне для собак: всяческие шампуни, кондиционеры, ополаскиватели, фиксирующие лаки. Здесь также были полоскания для рта, протирания для кожи, кремы, лосьоны, гели. Я насчитал семь расчесок и три фена для волос. У него было четыре вида разных щипчиков. Что и где он ими выщипывал, интересно?
Пока я пересчитывал бутылки с одеколоном – как раз дошел до одиннадцати, – вошел Гарри с алюминиевой коробкой в руках и протянул ее мне для осмотра. Она была больше, чем коробка для ленча, но меньше, чем кейс. С ручкой. Сверху крышка на петлях.
– Ну и?… – поинтересовался я.
Гарри перевернул коробку вверх ногами, и крышка распахнулась. Но оттуда ничего не вывалилось.
– А внутри только эхо. Никаких тебе бланков, банковских выписок или газетных вырезок.
– Но они должны быть здесь, – сказал я. – Ведь в перечне они присутствуют.
Гарри швырнул коробку на кровать.
– Ну да, Карсон, похожие вещи я произношу каждое Рождество… Кто-то успел побывать здесь до нас, и что бы там ни было в этой коробке, оно уже сплыло.
Я стоял посреди этой запущенной квартиры и чесал подбородок, в точности как зашедший в тупик детектив из какого-нибудь телесериала.
– М-да. И что же из всего этого можно извлечь? – озадаченно сказал я.
После посещения высокого начальства Скуилл учредил ежедневные совещания в 16:30. На них приходил он сам, Барлью, лейтенант Гьюдри из Отдела борьбы с преступлениями против личности, Том Мейсон и еще кто-нибудь из детективов – кто, по их мнению, мог быть полезен в данный момент. Сегодня это были Джим Арчиболд и Перк Делкус из второго округа. Обычно эти совещания были посвящены докладам о сообщениях осведомителей, которые, как и большинство поступающих от информаторов сведений, строились на надеждах и всяком бреде. На преследование фантомов по наводке осведомителей уходило сотни человеко-часов. Скуилл докладывал о результатах совещаний начальству, предоставляя выжимку из полученной информации. После того вселенского сборища я видел шефа ровно один раз, по телевизору – он выглядел спокойным и уверенным и пользовался выражениями из лексикона Скуилла.
Вошел Скуилл и сел во главе стола. Рядом с ним устроился вездесущий Барлью, жующий свою вечную жвачку. – Давайте сегодня проведем все по-быстрому, ребята: у нас полный аврал в связи с этой дешевой потаскухой, дочкой преподобного Дейтона. Есть что-то новое по делу Нельсона – Дэшампса?
Глаза Скуилла горели, и я решил: это благодаря тому, что по поводу инцидента с дочерью священника ему приходилось много работать с прессой, а это был его единственный настоящий талант.
Совещание началось с докладов других команд, причем довольно многословных. Мы уже успели этим утром обменяться информацией – без большого стола, без Скуилла в качестве председателя и без потери в общей сложности десяти человеко-часов рабочего времени. Тобиас и Арчер выяснили, что Дэшампс участвовал в гражданской тяжбе, пытаясь через суд вернуть деньги, которые ему задолжали за дизайнерские услуги. Нельсона два года назад арестовали в Пенсакола за приставание на улице. Эти эпизоды следовало бы для проформы проверить, но было непохоже, чтобы они могли иметь какое-то отношение к делам об убийстве. Скуилл тем не менее заявил прессе, что обнаружены две перспективные зацепки.
Когда все закончили, я выложил информацию, которая имелась у нас.
– У нас произошел странный случай, капитан. Когда в квартире Нельсона производили досмотр, в рапорте была указана коробка с банковскими выписками, перепиской, газетными вырезками и тому подобным. Мы с Гарри проверили эту коробку – ее содержимое исчезло.
Скуилл сделал широкий царственный жест, каким принимаются оправдания на собраниях по распределению бюджетных средств.
– Ошибочная запись в перечне, – заявил он. – Случается постоянно, хотя нам и очень хотелось бы верить в противоположное. Слишком много коробок, слишком мало людей, уставшие глаза человека, составлявшего список…
– Осмотр квартиры проводили Билл Хэролд и Джамал Тейлор. Тейлор четко помнит, что видел эту коробку и вносил ее в перечень вещей.
– Тогда это был вор, Райдер. Мы не можем приставить круглосуточную охрану к каждому фонарному столбу.
– Дверь была опечатана. К тому же этот вор проигнорировал телевизор и пятьдесят баксов наличными ради того, чтобы украсть именно эту пачку бумажек.
Скуилл удивленно покачал головой.
– Что это могло бы вам дать?
– Это отражено в нашем рапорте. Дэшампс и Талмидж встретились через личное объявление в «НьюсБит». Я хотел посмотреть, не было ли среди указанных бумаг газетных вырезок из «НьюсБит» или из раздела личных объявлений «Реджистер». Возможно, убийца вошел в контакт с Нельсоном таким же образом. Это дело непростое, но я все же хотел бы исключить персональные объявления как способ выбора жертв.
Барлью издал какой-то непонятный звук: то ли рыгнул, то ли хрюкнул. Скуилл посмотрел на него, а потом перевел взгляд на меня.
– Это не ваша работа, Райдер. Предполагается, что вы с Наутилусом входите в команду по психопатологическим преступлениям. Насколько я помню из положения об этом топорно сколоченном подразделении, именно этим вы и должны заниматься. А где здесь психологический аспект? Например, что означают эти надписи на телах?
– Понятия не имею.
– Не имеете понятия? Прекрасно. Тогда такой вопрос: знаете ли вы, насколько важны эти надписи?
– Для убийцы – безусловно. Но все это может быть настолько глубоко личным, что…
Скуилл ухмыльнулся.
– Вы считаете, что это важно. И при этом гоняетесь за собственным хвостом с какими-то мифическими обрывками газет.
– Это все, что у нас есть.
Скуилл покачал головой.
– Вот здесь вы, черт побери, правы! После всех ваших картинных падений в кусты и всяких бормотаний результат – ноль. Ничего. Пусто. Кто этот человек? Как он мыслит? Что означают эти слова на телах?
– Не получается просто потереть руки над этими словами, чтобы тут же пришел ответ.
Его ухмылка превратилась в хищный оскал.
– Оставьте свои шуточки при себе, мистер.
– Я только объяснил, почему бумаги, похищенные из дома убитого, могут быть нам важны.
Скуилл откинулся на спинку кресла и, неожиданно потеряв к этому интерес, заявил:
– Давайте оставив повседневную рутину районным детективам, Райдер. Если ПИС-ПИС не делает ничего, кроме как идет по следам других команд, – он выразительно развел руками, – тогда зачем она вообще нужна?
– Именно идя по чужим следам, мы выяснили, что на первой квартире пропали бумаги, – сказал Гарри.
Скуилл не обратил на его слова внимания и встал.
– Кто-нибудь хочет еще что-то сказать?
По тону было понятно, что лично он этому совершенно не обрадуется.
– Все свободны, – сказал он. – В следующий раз давайте поищем ниточки понадежнее.
Выходя из комнаты, он презрительно бросил ПИС-ПИС достаточно громко, чтобы услышали все.
Присутствующие расходились, мы с Гарри сидели за столом, глядя на собственные руки. Проходя мимо, Том похлопал каждого из нас по плечу.
– Вы еще наедитесь тут дерьма, ребята, – уныло сказал он. – Буду чертовски рад, когда вы вернетесь ко мне.
– Мы тоже будем этому чертовски рады, – проворчал Гарри.
Мы вернулись в кабинет, и я швырнул свои записи на письменный стол.
– Скуилл то зовет нас, то выгоняет. То хочет, чтобы мы работали на улице, то забирает оттуда. Он сам не понимает, какого черта ему нужно.
Гарри тяжело опустился на стул.
– Это же Скуилл, Карс. Он-то как раз точно знает, чего хочет. Беда в том, что мы этого не знаем.
Мысли в моей голове путались.
– Гарри, как может быть какое-то доверие к нашей команде, если ПСИ находит зацепки, а кто-то другой их уничтожает?
Ответ на этот вопрос читался в грустных глазах Гарри. Мы долбим эти дела днем и ночью, а взамен нам сообщают, что мы некомпетентные выскочки, – и мнение это сейчас пошло наверх, к начальству. Но если мы действительно что-то обнаружим, то Скуилл может все это перекрутить, заявив, что эти версии возникли в ходе обычного расследования и не имеют с ПСИ ничего общего. Мысленно я уже слышал тиканье часов, отсчитывавших последние дни существования нашей команды. И это очень напоминало слабые отзвуки погребального колокольного звона.
Офис редакции газеты «Мобил НьюсБит», располагавшийся возле большого торгового центра в южной части города, ютился между аллеей и бывшим магазином для коллекционеров. На окне липкой лентой была приклеена написанная от руки вывеска, через которую проступало название прошлого обитателя этого помещения – AAA Принтинг. За окном царила темнота, а из таблички на магнитах с внутренней стороны стеклянной двери я понял, что опоздал на полчаса. Прижавшись к стеклу и руками прикрыв глаза от наружного света, я заглянул внутрь и увидел приемную с дешевой пластиковой мебелью. Переднюю часть комнаты от задней, рабочей зоны отделяла стойка. Вывеска, приклеенная на одной ее стороне, гласила: «ОБЪЯВЛЕНИЯ: БРАЧНЫЕ И ЛИЧНЫЕ». Все производило впечатление чахлого, разваливающегося предприятия, и я решил, что оптимальным работником для него должен быть репортер, умеющий работать на пишущей машинке и одновременно продавать газетную площадь для объявлений. Отметив для себя время открытия, я взял со стеллажа возле двери последний номер газеты и направился домой. Я уже ехал на юг по шоссе 1-10, когда машина внезапно сама проскочила нужный поворот и повернула на север, словно откликаясь на сигнал бедствия из другого мира.
Эйва жила в компактном белом коттедже в конце тупика. Я подъехал медленно, крадучись, придерживаясь тени и надвинув кепку на самые глаза. Вдоль подъездной аллеи к дому росли цветы и шесть кустов мирта, на крыльце было несколько ящиков с цветами. В кольце сосен стояла японская магнолия. Все здесь жаждало полива, включая желтеющую лужайку. В ручке двери торчала утренняя газета. Ее «кэмри» стояла здесь же, на дорожке. Я позвонил в морг, трубку взяла Вера Брейден. Я быстро заговорил с северным акцентом, стараясь произносить звуки в нос.
– Мне нужно поговорить с доктором Даванэлле, причем прямо сейчас.
– Мне о-очень жаль, но ее сегодня нет в о-офисе, – послышался сочный медлительный голос Веры. – Может быть, оставите для нее сообщение, сэр?
– У нее сегодня выходной? Это Сэндерсон, я торговый представитель из «Уонквел Тестинг». Черт! Мне казалось, она говорила, что выходной у нее был вчера. Послушайте, у меня есть несколько новых изделий, которое я хотел бы показать вашим людям…
В южном говорке Веры появились ядовитые нотки.
– Она должна была быть сегодня на работе, мистер Сандерсон, но потом перезвонила и сказала, что заболела. Я ей обязательно передам, и она позвонит вам, когда будет чувствовать себя достаточно бодро для того.
В трубке раздались короткие гудки.
Затем я позвонил Эйве. Когда сработал автоответчик, я ничего не стал говорить и уехал.
Я проехал уже пару кварталов, но потом вернулся. С боковой стороны дома лежал садовый шланг, и я все хорошенько полил – казалось, я слышу, как лужайка жадно впитывает воду, стараясь вернуть себе натуральный зеленый цвет. Парадоксально, что обычно слово сухой ассоциируется с трезвым человеком, а буйный – с пьяным, тогда как лишь очень немногие вещи испепеляют тело и мозг сильнее, чем пристрастие к алкоголю. Я пробыл здесь минут пятнадцать, но так и не постучал в дверь. Если она не спала, то знала о моем присутствии, а выйти ко мне или нет было уже ее выбором.
Глава 14
Утром я прямиком направился в редакцию «НьюсБит», рассчитывая получить информацию, от которой будет зависеть план на сегодняшний день. У Гарри была встреча в кабинете окружного прокурора по предыдущему делу, и ему предстояло провести большую часть этого дня либо там, либо в зале суда. Еще не успев свернуть на улицу, где находился офис «НьюсБит», я почувствовал запах горелого. Там, где еще вчера располагалась альтернативная газета, сегодня стояло полностью уничтоженное огнем здание. Внутри валялась промокшая гора всяких обломков, почерневший каркас офсетной машины и искореженные пластиковые ящички картотеки. В задней части здания высокая, долговязая, как печная труба, женщина в черной рубашке, джинсах и рабочих рукавицах с несчастным видом разбирала обгорелые останки офиса.
Мимо меня под вой сирены проскочила патрульная машина – на руле лежала тяжелая рука офицера Бобби Ниланда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35