Должно быть, она звонила из своего кабинета: высокий потолок, забитые книгами полки, замысловатый ковер из какой-то страны, где ковры имеют особое значение.
– Он был не в себе, – сказал я, – нес что-то несвязное. Ему хоть немного лучше?
– В принципе? Мы стараемся поддерживать его состояние стабильным, Карсон. Но не думаю, что он когда-либо поправится, в обычном смысле этого слова. – Она сделала паузу. – Он хочет поговорить с вами.
– Вы хотите сказать, прямо сейчас? Ко мне с минуты на минуту приедет друг, доктор Праузе.
– Можно просто Вэнжи, Карсон. Вы не возражаете, чтобы мы поддерживали контакт? Мне бы хотелось иметь возможность общаться с вами чаще.
– Я перезвоню вам. Сейчас просто не совсем подходящий момент.
– Джереми хотел, чтобы я сказала вам, что вы с ним не общались уже очень давно. А еще он считает, что вам есть что обсудить из ваших текущих дел.
– В данный момент я действительно очень занят, Вэнжи. Серьезно.
Ее голос пропал. Никогда не пытайтесь в разговоре с психиатром молчать одновременно с ним, он все равно в этом вас превзойдет. Наконец я сказал:
– У меня есть несколько минут.
– Спасибо, Карсон. Если он не сможет поговорить с вами, то станет мучиться, а это создает проблемы. Я распоряжусь привести его в комнату, где есть телефон, ладно? Не вешайте трубку.
Она нажала кнопку паузы на своем телефоне. Прошло три минуты. Пять.
В трубке что-то щелкнуло, линия соединилась.
– Джереми? – сказал я. – Это ты?
– Джереми, это ты?
Я услышал словно эхо собственного голоса – Джереми прекрасно умел подделывать голоса мужчин и женщин, как говорящий скворец. Затем послышался его настоящий голос: среднего тембра, музыкальный, на октаву ниже звука, который производит влажный палец на тонком стекле бокала.
– Да, это я, Карсон. Как мило, что ты вспомнил о человеке, с которым когда-то делил утробу матери. С интервалом в несколько лет, но, тем не менее, все-таки делил. Холодно там было, верно?
– Как ты поживаешь? – Эти слова, когда я их произнес, прозвучали странно.
Джереми прикрыл трубку ладонью, словно разговаривал с кем-то.
– Он спрашивает, как я поживаю. – На это отозвался другой голос, но это тоже был он. – Скажи ему, что печенье было вкусным.
Он убрал руку от микрофона.
– Печенье было вкусным, Карсон. Но я что-то никак не могу взять в толк, брат, ты послал его в первый или в третий год, как я попал сюда?
– Я никогда не посылал тебе печенья, Джереми.
– Не посылал печенья? – обиженно переспросил голос маленькой девочки. – Так ты меня совсем не любишь?
– Я сейчас занят, Джереми. Можно я перезвоню тебе завтра?
– НЕТ! НЕЛЬЗЯ НЕЛЬЗЯ НЕЛЬЗЯ! Возможность подержать эту заскорузлую, мокрую от пота трубку для меня первое проявление свободы, которое я получил за ЦЕЛЫЙ ГОД! Поговори об этом, мы должны поговорить. Как там все продвигается, Карсон?
Я вздохнул.
– Не знаю, Джереми. И как?
– Нож всегда оказывается полезен. – Он засмеялся. – Понятно? Нож полезен, чтобы получить… ну же… ГОЛОВУ! Сдается мне, что у тебя в Мо-би-ле есть маленькая проблемка, Карсон. Свободный дух. Хочешь, помогу? Если собираешься ехать в Исландию, нужно брать с собой того, кто разбирается во льдах, n'est-ce pas?
– Джереми, я не думаю, что…
– Наш первый парень был – или, возможно, и до сих пор есть, все зависит от философии, – Джерролд Элтон Нельсон, двадцать два года, обезглавлен в парке Боудери, острый инструмент, тело было одето… и так далее, и тому подобное… «Мобил Реджистер» предлагает именно такое стерильное повествование. БЛЕДНО! Потом вчера я узнаю, что еще один бедняга отправился спать без головы. Такая французская фамилия… Дэшампс? Надеюсь, что хотя бы свой берет он не потерял. В новостях этому уделили аж секунд десять. Это твои дела?
– Я не могу обсуждать…
Он стукнул телефоном обо что-то твердое.
– АЛЛО? АЛЛО? Это ваша служба ПРОВЕРКИ СВЯЗИ С РЕАЛЬНОСТЬЮ. – Он прижал руку ко рту и издал звуки, напоминающие радиопомехи, потом помолчал. – Ну вот, мистер Райдер, теперь ваши линии ПРОЧИЩЕНЫ. Как насчет вашей совести? Не могу обсуждать, не могу обсуждать… Дорогой сэр, разве не с вами мы провели многие часы, горячо обсуждая прошлый инцидент? Не припоминаете ли такое имя, ДЖОЭЛ ЭДРИАН, мой дорогой, многоуважаемый сэр? Разве я не оказал вам простую, скромную помощь в тот раз, мой добрый, дорогой, очень заслуженный сэр? РАЗВЕ Я НЕ РАСКРЫЛ ЭТО ВОНЮЧЕЕ, КРОВАВОЕ ДЕЛЬЦЕ ДЛЯ ТЕБЯ, КАРСОН?
Я прислушался к своему сердцу. Через тысячу, как мне показалось, его ударов я ответил:
– Да.
– С этим делом мы также должны получить массу удовольствия. Просто не могу дождаться. Я подумываю пригласить дизайнера, переделать здесь все, чтобы к твоему приезду было мило и уютно.
– Джереми, я не собираюсь…
– Ты можешь привезти с собой все фотографии и материалы, и мы набросимся на них, как счастливые старушки, рассматривающие альбомы с вырезками, принадлежавшие друзьям, которые уже давно почили.
– Я не планирую…
– НЕ ПЕРЕБИВАЙ МЕНЯ, КАРСОН, Я ТУТ РАБОТАЮ В ТЯЖЕЛЫХ УСЛОВИЯХ… Ты должен будешь позвонить доктору Праузе, Прауси, Прусси, Пусси и сообщить этой старой высохшей мочалке, что скоро приедешь навестить меня.
– Я не приеду, Джереми, – сказал я. – Даже ненадолго.
– О да, еще как приедешь, – зашептал он голосом суфлера. – У тебя здесь есть один мальчик, который давно сидит на обратной диете, мальчик, которого я хорошо знаю.
– Ты говоришь все это впустую, Джереми.
– Обратная диета? На самом деле, все очень просто, Карсон. Чем больше ешь, тем больше голоден. Скоро увидимся, братишка.
Он повесил трубку. Я выглянул через двери веранды. День, всего несколько минут назад такой ясный и многообещающий, стал казаться мне бесконечным, а солнечный свет – слишком громким голосом, хриплым и скрипучим. Я прошелся от окна к окну, закрывая жалюзи.
С этим делом мы также должны получить массу удовольствия…
Я запустил генератор, но он тут же захлебнулся и умолк. Снова окружив меня тишиной, возвращая в мир иллюзий. Звонок Джереми засел у меня в голове, как густой влажный туман.
Приезжай и навести…
Началось ужасное падение назад, в прошлое: вот я иду по темному коридору, мне шесть лет… мама сидит за швейной машинкой…
Из ухода в те темные времена меня выдернул шум шин на песке и ракушках. Я выглянул в окно. По подъездной аллее к парковке на две машины возле моего дома на сваях ехала белая тойота «кэмри». Машина остановилась. Дверь сначала открылась, затем захлопнулась.
Эйва Даванэлле.
– Эй! Детектив Райдер? – позвала она, послышался шум шагов по битым ракушкам. – Эй!
Я бросился открывать занавески в кухне, откинул шторы на веранду. Да! Я побежал в ванную, прополоскал рот и сплюнул воду, когда на деревянных ступеньках моего маленького крыльца со стороны, противоположной морю, раздался вкрадчивый звук ее шагов. Да! Еще разок, завершающим штрихом, пройдя тряпкой по стойке, я направился к двери, мимоходом взглянув на себя в зеркало: квадратная ухмыляющаяся физиономия, бронзовая от загара; проступающая борода, которая у меня никогда не исчезает полностью; шорты цвета хаки и гавайская рубашка. Я еще успел снять выгоревшую бейсболку «Орвис» и поправить непокорные черные волосы. Шаги на крыльце затихли, на занавесках входной двери возник силуэт. Я, улыбаясь, отвернулся от зеркала. Что, боишься?
Стук в дверь.
Едва знакомая женщина проникла в мое пятнадцатилетней давности прошлое и, схватив меня за шиворот, выволокла назад, в мое спасибо тебе Господи сегодня.
– Эй! Есть кто-нибудь дома?
Я открыл дверь и встретился с улыбкой широкой и ясной, словно рассвет в середине лета. Я жестом пригласил Эйву войти и уловил тонкий шепот духов и мяты. Ее движения были музыкой, волосы блестели. Голубая рубашка с короткими рукавами была заправлена в белую юбку, скромно доходившую до колен. Она легко шла на длинных ногах хорошей формы, как у фигуристки. В каждом шаге чувствовалась упругость, казалось, что окружающий воздух готов поддержать ее. В ее глазах действительно был намек на сияние, или мне это только казалось?
От столь резкого преображения у меня перехватило дух: неужели это та самая женщина с суровым лицом и в балахонистом лабораторном халате?
Эйва кивала, разглядывая внутренний декор моего жилища, состоявший из плакатов, прибитых к берегу обломков дерева и ракушек, а затем подошла к дверям на веранду. Вода в заливе была синевато-серой, с янтарными отблесками низкого западного солнца в бурунах волн. На горизонте чернела точка далекого танкера.
– Какой вид… Это ваш дом? Как вам удалось позволить себе?… – Тут она неловко закашлялась и обернулась, прижав лакированный розовый ноготок к губам. – Ну вот, – сказала она. – Как невежливо с моей стороны!
– Это наследство. Не беспокойтесь, все задают этот вопрос, хотя и не всегда вслух. Могу я предложить что-нибудь выпить, и если да, то что бы вы предпочли?
– Я бы не отказалась от водки с тоником. Только не крепко, пожалуйста. Я вообще очень мало пью.
– Не вопрос, сейчас сделаем. Забрали свой приемник?
Она закачала руками над головой и шаркающим шагом пошла по кругу, подражая проповеднице Бьюле Чайлерс, которую часто показывают по местному телевидению.
– У меня снова есть му-у-у-зыка, и это бла-а-а-а-жен-ство, которое переполн-я-я-я-ет меня, воссла-а-а-вим Иису-у-у-са!
Я чуть не хлопнулся на колени и не начал повторять за ней аллилуйя. Неужели это та вечно мрачная женщина, которая зарабатывает тем, что потрошит трупы?
– Черт возьми, у вас тут холоднее, чем в морге! – сказала Эйва, и я с большим трудом удержался, чтобы не вставить, что ее соски, видимо, считают то же самое. Мы взяли стаканы с собой на веранду. Казалось, Эйва принесла с собой свежий бриз, и впервые за эту неделю воздух уже не напоминал горячий сироп.
– Итак, вы все-таки заплыли сюда, – сказал я, когда мы, сидя в креслах напротив друг друга, чокнулись за не знающую границ славную атмосферу пятничных вечеров во всем мире.
– Поездка в Галф Шорс была настоящим кошмаром. Но возвращение через бухту полностью это компенсировало. Кто-то сказал, что мы проезжали место, где один парень заявил: «Плевать на торпеды, полный вперед!»
Я кивнул.
– Это был адмирал Фаррагут во время битвы в бухте Мобил пятого августа тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года, во время Гражданской войны.
Наши взгляды задержались друг на друге дольше, чем этого требовал краткий исторический экскурс, в результате чего мы оба испуганно отвели глаза. Эйва подскочила с кресла и покачнулась.
– Это меня после парома качает, – сказала она, подходя к поручням и глядя на залив. Под парусом в сторону выхода из бухты на востоке плыла лодка. Ветер плотно прижал одежду Эйвы к ее стройному телу, и я понял, что Рубенс ошибался: утонченные линии выглядят привлекательнее. Когда она пригубила напиток, в бокале мелодично звякнул лед.
Примерно с полчаса мы разговаривали, как друзья, которые не виделись слишком долго. Погода. Нехватка индийских ресторанов. Когда-то знаменитая в Мобиле Азалия Трейл. Безмятежная и величественная красота ботанического сада Беллинграт. Я рассказал ей, как в Мобиле танцевали на своей версии фестиваля «Марди Грас» за много лет до того, как его стали проводить в Новом Орлеане.
Я выяснил, что Эйве Даванэлле было тридцать, отец – хирург-ортопед, мама – преподаватель французского. Она выросла в Форт-Уэйн, штат Индиана. Ее будущую карьеру определило то, что в тринадцать лет она прочла отцовскую книгу «Анатомия Грэя». Она в Мобиле уже шесть месяцев, но только сегодня попала на берег моря. Еще я выяснил, что она может понимать без слов, а молчание с ней – комфортно и содержательно.
Затем, примерно еще минут через пятнадцать, ее паузы вдруг стали напряженными, почти озабоченными. Ее глаза избегали моих, огонь в них исчез. Эйва села прямо и потерла лоб.
– Совсем забыла, – сказала она, – я же привезла вам копию предварительного заключения. Она у меня в машине. Я сейчас.
– Прямо сейчас мне это не нужно. Я могу подождать и окончательного заключения.
– После того как я доставила ее сюда по суше и по морю? Вы неминуемо получите это. – Ее улыбка была напряженной, как у человека, одновременно поднимающего тяжести.
– Тогда просто обобщите. Сходства и различия, в двадцати пяти словах или даже меньше.
Она снова потерла лоб.
– Я была поражена, насколько похожими были эти тела, как у близнецов. За исключением того, что, даже будь они братьями, Дэшампс работал вдвое больше: более выраженная мускулатура, особенно в верхней части тела.
– Прекрасно, – сказал я. – Это все, что мне нужно.
Она встала.
– Я принесу отчет.
– Я схожу с вами, – предложил я. – Покажу вам экзотические виды под домом. Вам понравится моя байдарка.
Она вручила мне свой бокал.
– Смешайте мне еще разок, пожалуйста. Не крепко. Я скоро вернусь.
Просто какие-то тени прошлого… Бен «Медведь» Эшли, мой первый напарник, тоже искал похожие способы выпроводить меня из машины: «Купи мне жвачку, Карсон», «Сбегай и возьми мне сигарет, дружище». Медведь вечно посылал меня в закусочную фастфуд, вместо того чтобы подъехать к окошечку на автомобиле. Я помнил дурное настроение Медведя, прежде чем он давал мне какое-нибудь очередное странное поручение. Пока не узнал правду, я думал, что это воспитание новобранца или демонстрация неофициальной иерархии.
Смешав еще два напитка, я вернулся на крыльцо и принялся ждать. На сердце было тяжело. Эйва вышла из машины со светло-коричневой папкой. Воздух вновь наполнился запахом мяты. Она покрутила головой, словно разминая шею. Через две минуты она уже смеялась, как звонкий колокольчик.
Признаки были налицо, но я должен был знать наверняка.
– Черт! – сказал я. – Мне нужно срочно вынести мусор. Если я забуду это сделать, завтра после обеда муравьи будут здесь повсюду.
– Муравьи? Конечно, – сказала Эйва. – Мерзкие создания.
Я вынул из контейнера наполовину пустой мешок с мусором, завернул его еще несколько раз для отвода глаз и направился вниз. Она заперла машину, поэтому я вынул из своей металлическую линейку, шестидесятисантиметровую узкую стальную полоску, которую просунул в щель между дверцей и оконным стеклом, чтобы отжать замок. Дверь машины Эйвы открылась через несколько секунд. В отделении для перчаток лежали обычные автомобильные документы плюс несколько пачек жевательной резинки, аэрозоль для освежения дыхания и другие пахучие сладости. Я заглянул под пассажирское сиденье. Ничего. Моя рука нырнула под сиденье водителя и обнаружила там длинный бумажный пакет, в котором хлюпнуло, когда я его вытаскивал. Внутри находилась литровая бутылка низкопробной водки, на треть пустая. Чуть ниже логотипа магазина, продающего спиртное навынос, стояло название и цена водки плюс дата и время покупки.
19:01. Число сегодняшнее.
Господи! Перед тем как приехать сюда, Эйва вылакала граммов триста крепкой выпивки. Неудивительно, что она вся светилась у дверей, – ее зажгла первая яркая вспышка энергии алкоголя. Но этому ненасытному пламени необходимо топливо, а легкий коктейль не мог обеспечить необходимые вольты; поэтому она и поспешила в машину за сорокаградусным допингом.
Медведь был алкоголиком, который прикладывался к бутылке под сиденьем, пока я покупал ему сигареты и гамбургеры. После десяти месяцев общения с ним я знал, что если Эйва может столько выпить и при этом выглядеть трезвой, то у нее серьезная практика. Она была достаточно опытной, чтобы понимать, что, оставив отчет в машине, может на виду выпить немножко, как птичка, и иметь повод припасть к своему источнику, если начнется жажда. Алкоголики – большие мастера по части того, как выпивать украдкой.
Началось затуманивание рассудка. После новой дозы спиртного стали проявляться первые эффекты опьянения, но она, видимо, уже не осознавала этого. Позволить ей ехать за рулем в Мобил было немыслимо. Я чувствовал себя жонглером-любителем, которому дали две горящие паяльные лампы и горящий фейерверк одновременно: как управиться со всем этим и не обжечься?
– Как ваша мусорная проблема? – громко спросила Эйва, когда я вернулся в дом. Ее бокал был полнее, чем когда я уходил, и я понял, что она уходила с веранды и сама налила себе. Похоже, это не лучший вариант начала отношений: она стянула мою выпивку, пока я вламывался к ней в машину.
– Решена. Сегодня ночью муравьи в моих штанах исключаются, – сказал я.
– Вы ч-ч-что-то сказали про ваш-ши ш-штан-ны? – Ее произношение из неустойчивого превращалось в невнятное.
– Так, ничего. Короткий комментарий по энтомологии.
– Этим-м-мологии? Это как появляются слова, верно?
Ее глаза начали слегка косить – реакция на размытость изображения. После нескольких секунд изучения часов на руке Эйва вдруг подскочила как ужаленная.
– Мне время спать. Должна бежать. – Она попыталась идти, но покачнулась, – У-у-упс, – сказала она, останавливаясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Он был не в себе, – сказал я, – нес что-то несвязное. Ему хоть немного лучше?
– В принципе? Мы стараемся поддерживать его состояние стабильным, Карсон. Но не думаю, что он когда-либо поправится, в обычном смысле этого слова. – Она сделала паузу. – Он хочет поговорить с вами.
– Вы хотите сказать, прямо сейчас? Ко мне с минуты на минуту приедет друг, доктор Праузе.
– Можно просто Вэнжи, Карсон. Вы не возражаете, чтобы мы поддерживали контакт? Мне бы хотелось иметь возможность общаться с вами чаще.
– Я перезвоню вам. Сейчас просто не совсем подходящий момент.
– Джереми хотел, чтобы я сказала вам, что вы с ним не общались уже очень давно. А еще он считает, что вам есть что обсудить из ваших текущих дел.
– В данный момент я действительно очень занят, Вэнжи. Серьезно.
Ее голос пропал. Никогда не пытайтесь в разговоре с психиатром молчать одновременно с ним, он все равно в этом вас превзойдет. Наконец я сказал:
– У меня есть несколько минут.
– Спасибо, Карсон. Если он не сможет поговорить с вами, то станет мучиться, а это создает проблемы. Я распоряжусь привести его в комнату, где есть телефон, ладно? Не вешайте трубку.
Она нажала кнопку паузы на своем телефоне. Прошло три минуты. Пять.
В трубке что-то щелкнуло, линия соединилась.
– Джереми? – сказал я. – Это ты?
– Джереми, это ты?
Я услышал словно эхо собственного голоса – Джереми прекрасно умел подделывать голоса мужчин и женщин, как говорящий скворец. Затем послышался его настоящий голос: среднего тембра, музыкальный, на октаву ниже звука, который производит влажный палец на тонком стекле бокала.
– Да, это я, Карсон. Как мило, что ты вспомнил о человеке, с которым когда-то делил утробу матери. С интервалом в несколько лет, но, тем не менее, все-таки делил. Холодно там было, верно?
– Как ты поживаешь? – Эти слова, когда я их произнес, прозвучали странно.
Джереми прикрыл трубку ладонью, словно разговаривал с кем-то.
– Он спрашивает, как я поживаю. – На это отозвался другой голос, но это тоже был он. – Скажи ему, что печенье было вкусным.
Он убрал руку от микрофона.
– Печенье было вкусным, Карсон. Но я что-то никак не могу взять в толк, брат, ты послал его в первый или в третий год, как я попал сюда?
– Я никогда не посылал тебе печенья, Джереми.
– Не посылал печенья? – обиженно переспросил голос маленькой девочки. – Так ты меня совсем не любишь?
– Я сейчас занят, Джереми. Можно я перезвоню тебе завтра?
– НЕТ! НЕЛЬЗЯ НЕЛЬЗЯ НЕЛЬЗЯ! Возможность подержать эту заскорузлую, мокрую от пота трубку для меня первое проявление свободы, которое я получил за ЦЕЛЫЙ ГОД! Поговори об этом, мы должны поговорить. Как там все продвигается, Карсон?
Я вздохнул.
– Не знаю, Джереми. И как?
– Нож всегда оказывается полезен. – Он засмеялся. – Понятно? Нож полезен, чтобы получить… ну же… ГОЛОВУ! Сдается мне, что у тебя в Мо-би-ле есть маленькая проблемка, Карсон. Свободный дух. Хочешь, помогу? Если собираешься ехать в Исландию, нужно брать с собой того, кто разбирается во льдах, n'est-ce pas?
– Джереми, я не думаю, что…
– Наш первый парень был – или, возможно, и до сих пор есть, все зависит от философии, – Джерролд Элтон Нельсон, двадцать два года, обезглавлен в парке Боудери, острый инструмент, тело было одето… и так далее, и тому подобное… «Мобил Реджистер» предлагает именно такое стерильное повествование. БЛЕДНО! Потом вчера я узнаю, что еще один бедняга отправился спать без головы. Такая французская фамилия… Дэшампс? Надеюсь, что хотя бы свой берет он не потерял. В новостях этому уделили аж секунд десять. Это твои дела?
– Я не могу обсуждать…
Он стукнул телефоном обо что-то твердое.
– АЛЛО? АЛЛО? Это ваша служба ПРОВЕРКИ СВЯЗИ С РЕАЛЬНОСТЬЮ. – Он прижал руку ко рту и издал звуки, напоминающие радиопомехи, потом помолчал. – Ну вот, мистер Райдер, теперь ваши линии ПРОЧИЩЕНЫ. Как насчет вашей совести? Не могу обсуждать, не могу обсуждать… Дорогой сэр, разве не с вами мы провели многие часы, горячо обсуждая прошлый инцидент? Не припоминаете ли такое имя, ДЖОЭЛ ЭДРИАН, мой дорогой, многоуважаемый сэр? Разве я не оказал вам простую, скромную помощь в тот раз, мой добрый, дорогой, очень заслуженный сэр? РАЗВЕ Я НЕ РАСКРЫЛ ЭТО ВОНЮЧЕЕ, КРОВАВОЕ ДЕЛЬЦЕ ДЛЯ ТЕБЯ, КАРСОН?
Я прислушался к своему сердцу. Через тысячу, как мне показалось, его ударов я ответил:
– Да.
– С этим делом мы также должны получить массу удовольствия. Просто не могу дождаться. Я подумываю пригласить дизайнера, переделать здесь все, чтобы к твоему приезду было мило и уютно.
– Джереми, я не собираюсь…
– Ты можешь привезти с собой все фотографии и материалы, и мы набросимся на них, как счастливые старушки, рассматривающие альбомы с вырезками, принадлежавшие друзьям, которые уже давно почили.
– Я не планирую…
– НЕ ПЕРЕБИВАЙ МЕНЯ, КАРСОН, Я ТУТ РАБОТАЮ В ТЯЖЕЛЫХ УСЛОВИЯХ… Ты должен будешь позвонить доктору Праузе, Прауси, Прусси, Пусси и сообщить этой старой высохшей мочалке, что скоро приедешь навестить меня.
– Я не приеду, Джереми, – сказал я. – Даже ненадолго.
– О да, еще как приедешь, – зашептал он голосом суфлера. – У тебя здесь есть один мальчик, который давно сидит на обратной диете, мальчик, которого я хорошо знаю.
– Ты говоришь все это впустую, Джереми.
– Обратная диета? На самом деле, все очень просто, Карсон. Чем больше ешь, тем больше голоден. Скоро увидимся, братишка.
Он повесил трубку. Я выглянул через двери веранды. День, всего несколько минут назад такой ясный и многообещающий, стал казаться мне бесконечным, а солнечный свет – слишком громким голосом, хриплым и скрипучим. Я прошелся от окна к окну, закрывая жалюзи.
С этим делом мы также должны получить массу удовольствия…
Я запустил генератор, но он тут же захлебнулся и умолк. Снова окружив меня тишиной, возвращая в мир иллюзий. Звонок Джереми засел у меня в голове, как густой влажный туман.
Приезжай и навести…
Началось ужасное падение назад, в прошлое: вот я иду по темному коридору, мне шесть лет… мама сидит за швейной машинкой…
Из ухода в те темные времена меня выдернул шум шин на песке и ракушках. Я выглянул в окно. По подъездной аллее к парковке на две машины возле моего дома на сваях ехала белая тойота «кэмри». Машина остановилась. Дверь сначала открылась, затем захлопнулась.
Эйва Даванэлле.
– Эй! Детектив Райдер? – позвала она, послышался шум шагов по битым ракушкам. – Эй!
Я бросился открывать занавески в кухне, откинул шторы на веранду. Да! Я побежал в ванную, прополоскал рот и сплюнул воду, когда на деревянных ступеньках моего маленького крыльца со стороны, противоположной морю, раздался вкрадчивый звук ее шагов. Да! Еще разок, завершающим штрихом, пройдя тряпкой по стойке, я направился к двери, мимоходом взглянув на себя в зеркало: квадратная ухмыляющаяся физиономия, бронзовая от загара; проступающая борода, которая у меня никогда не исчезает полностью; шорты цвета хаки и гавайская рубашка. Я еще успел снять выгоревшую бейсболку «Орвис» и поправить непокорные черные волосы. Шаги на крыльце затихли, на занавесках входной двери возник силуэт. Я, улыбаясь, отвернулся от зеркала. Что, боишься?
Стук в дверь.
Едва знакомая женщина проникла в мое пятнадцатилетней давности прошлое и, схватив меня за шиворот, выволокла назад, в мое спасибо тебе Господи сегодня.
– Эй! Есть кто-нибудь дома?
Я открыл дверь и встретился с улыбкой широкой и ясной, словно рассвет в середине лета. Я жестом пригласил Эйву войти и уловил тонкий шепот духов и мяты. Ее движения были музыкой, волосы блестели. Голубая рубашка с короткими рукавами была заправлена в белую юбку, скромно доходившую до колен. Она легко шла на длинных ногах хорошей формы, как у фигуристки. В каждом шаге чувствовалась упругость, казалось, что окружающий воздух готов поддержать ее. В ее глазах действительно был намек на сияние, или мне это только казалось?
От столь резкого преображения у меня перехватило дух: неужели это та самая женщина с суровым лицом и в балахонистом лабораторном халате?
Эйва кивала, разглядывая внутренний декор моего жилища, состоявший из плакатов, прибитых к берегу обломков дерева и ракушек, а затем подошла к дверям на веранду. Вода в заливе была синевато-серой, с янтарными отблесками низкого западного солнца в бурунах волн. На горизонте чернела точка далекого танкера.
– Какой вид… Это ваш дом? Как вам удалось позволить себе?… – Тут она неловко закашлялась и обернулась, прижав лакированный розовый ноготок к губам. – Ну вот, – сказала она. – Как невежливо с моей стороны!
– Это наследство. Не беспокойтесь, все задают этот вопрос, хотя и не всегда вслух. Могу я предложить что-нибудь выпить, и если да, то что бы вы предпочли?
– Я бы не отказалась от водки с тоником. Только не крепко, пожалуйста. Я вообще очень мало пью.
– Не вопрос, сейчас сделаем. Забрали свой приемник?
Она закачала руками над головой и шаркающим шагом пошла по кругу, подражая проповеднице Бьюле Чайлерс, которую часто показывают по местному телевидению.
– У меня снова есть му-у-у-зыка, и это бла-а-а-а-жен-ство, которое переполн-я-я-я-ет меня, воссла-а-а-вим Иису-у-у-са!
Я чуть не хлопнулся на колени и не начал повторять за ней аллилуйя. Неужели это та вечно мрачная женщина, которая зарабатывает тем, что потрошит трупы?
– Черт возьми, у вас тут холоднее, чем в морге! – сказала Эйва, и я с большим трудом удержался, чтобы не вставить, что ее соски, видимо, считают то же самое. Мы взяли стаканы с собой на веранду. Казалось, Эйва принесла с собой свежий бриз, и впервые за эту неделю воздух уже не напоминал горячий сироп.
– Итак, вы все-таки заплыли сюда, – сказал я, когда мы, сидя в креслах напротив друг друга, чокнулись за не знающую границ славную атмосферу пятничных вечеров во всем мире.
– Поездка в Галф Шорс была настоящим кошмаром. Но возвращение через бухту полностью это компенсировало. Кто-то сказал, что мы проезжали место, где один парень заявил: «Плевать на торпеды, полный вперед!»
Я кивнул.
– Это был адмирал Фаррагут во время битвы в бухте Мобил пятого августа тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года, во время Гражданской войны.
Наши взгляды задержались друг на друге дольше, чем этого требовал краткий исторический экскурс, в результате чего мы оба испуганно отвели глаза. Эйва подскочила с кресла и покачнулась.
– Это меня после парома качает, – сказала она, подходя к поручням и глядя на залив. Под парусом в сторону выхода из бухты на востоке плыла лодка. Ветер плотно прижал одежду Эйвы к ее стройному телу, и я понял, что Рубенс ошибался: утонченные линии выглядят привлекательнее. Когда она пригубила напиток, в бокале мелодично звякнул лед.
Примерно с полчаса мы разговаривали, как друзья, которые не виделись слишком долго. Погода. Нехватка индийских ресторанов. Когда-то знаменитая в Мобиле Азалия Трейл. Безмятежная и величественная красота ботанического сада Беллинграт. Я рассказал ей, как в Мобиле танцевали на своей версии фестиваля «Марди Грас» за много лет до того, как его стали проводить в Новом Орлеане.
Я выяснил, что Эйве Даванэлле было тридцать, отец – хирург-ортопед, мама – преподаватель французского. Она выросла в Форт-Уэйн, штат Индиана. Ее будущую карьеру определило то, что в тринадцать лет она прочла отцовскую книгу «Анатомия Грэя». Она в Мобиле уже шесть месяцев, но только сегодня попала на берег моря. Еще я выяснил, что она может понимать без слов, а молчание с ней – комфортно и содержательно.
Затем, примерно еще минут через пятнадцать, ее паузы вдруг стали напряженными, почти озабоченными. Ее глаза избегали моих, огонь в них исчез. Эйва села прямо и потерла лоб.
– Совсем забыла, – сказала она, – я же привезла вам копию предварительного заключения. Она у меня в машине. Я сейчас.
– Прямо сейчас мне это не нужно. Я могу подождать и окончательного заключения.
– После того как я доставила ее сюда по суше и по морю? Вы неминуемо получите это. – Ее улыбка была напряженной, как у человека, одновременно поднимающего тяжести.
– Тогда просто обобщите. Сходства и различия, в двадцати пяти словах или даже меньше.
Она снова потерла лоб.
– Я была поражена, насколько похожими были эти тела, как у близнецов. За исключением того, что, даже будь они братьями, Дэшампс работал вдвое больше: более выраженная мускулатура, особенно в верхней части тела.
– Прекрасно, – сказал я. – Это все, что мне нужно.
Она встала.
– Я принесу отчет.
– Я схожу с вами, – предложил я. – Покажу вам экзотические виды под домом. Вам понравится моя байдарка.
Она вручила мне свой бокал.
– Смешайте мне еще разок, пожалуйста. Не крепко. Я скоро вернусь.
Просто какие-то тени прошлого… Бен «Медведь» Эшли, мой первый напарник, тоже искал похожие способы выпроводить меня из машины: «Купи мне жвачку, Карсон», «Сбегай и возьми мне сигарет, дружище». Медведь вечно посылал меня в закусочную фастфуд, вместо того чтобы подъехать к окошечку на автомобиле. Я помнил дурное настроение Медведя, прежде чем он давал мне какое-нибудь очередное странное поручение. Пока не узнал правду, я думал, что это воспитание новобранца или демонстрация неофициальной иерархии.
Смешав еще два напитка, я вернулся на крыльцо и принялся ждать. На сердце было тяжело. Эйва вышла из машины со светло-коричневой папкой. Воздух вновь наполнился запахом мяты. Она покрутила головой, словно разминая шею. Через две минуты она уже смеялась, как звонкий колокольчик.
Признаки были налицо, но я должен был знать наверняка.
– Черт! – сказал я. – Мне нужно срочно вынести мусор. Если я забуду это сделать, завтра после обеда муравьи будут здесь повсюду.
– Муравьи? Конечно, – сказала Эйва. – Мерзкие создания.
Я вынул из контейнера наполовину пустой мешок с мусором, завернул его еще несколько раз для отвода глаз и направился вниз. Она заперла машину, поэтому я вынул из своей металлическую линейку, шестидесятисантиметровую узкую стальную полоску, которую просунул в щель между дверцей и оконным стеклом, чтобы отжать замок. Дверь машины Эйвы открылась через несколько секунд. В отделении для перчаток лежали обычные автомобильные документы плюс несколько пачек жевательной резинки, аэрозоль для освежения дыхания и другие пахучие сладости. Я заглянул под пассажирское сиденье. Ничего. Моя рука нырнула под сиденье водителя и обнаружила там длинный бумажный пакет, в котором хлюпнуло, когда я его вытаскивал. Внутри находилась литровая бутылка низкопробной водки, на треть пустая. Чуть ниже логотипа магазина, продающего спиртное навынос, стояло название и цена водки плюс дата и время покупки.
19:01. Число сегодняшнее.
Господи! Перед тем как приехать сюда, Эйва вылакала граммов триста крепкой выпивки. Неудивительно, что она вся светилась у дверей, – ее зажгла первая яркая вспышка энергии алкоголя. Но этому ненасытному пламени необходимо топливо, а легкий коктейль не мог обеспечить необходимые вольты; поэтому она и поспешила в машину за сорокаградусным допингом.
Медведь был алкоголиком, который прикладывался к бутылке под сиденьем, пока я покупал ему сигареты и гамбургеры. После десяти месяцев общения с ним я знал, что если Эйва может столько выпить и при этом выглядеть трезвой, то у нее серьезная практика. Она была достаточно опытной, чтобы понимать, что, оставив отчет в машине, может на виду выпить немножко, как птичка, и иметь повод припасть к своему источнику, если начнется жажда. Алкоголики – большие мастера по части того, как выпивать украдкой.
Началось затуманивание рассудка. После новой дозы спиртного стали проявляться первые эффекты опьянения, но она, видимо, уже не осознавала этого. Позволить ей ехать за рулем в Мобил было немыслимо. Я чувствовал себя жонглером-любителем, которому дали две горящие паяльные лампы и горящий фейерверк одновременно: как управиться со всем этим и не обжечься?
– Как ваша мусорная проблема? – громко спросила Эйва, когда я вернулся в дом. Ее бокал был полнее, чем когда я уходил, и я понял, что она уходила с веранды и сама налила себе. Похоже, это не лучший вариант начала отношений: она стянула мою выпивку, пока я вламывался к ней в машину.
– Решена. Сегодня ночью муравьи в моих штанах исключаются, – сказал я.
– Вы ч-ч-что-то сказали про ваш-ши ш-штан-ны? – Ее произношение из неустойчивого превращалось в невнятное.
– Так, ничего. Короткий комментарий по энтомологии.
– Этим-м-мологии? Это как появляются слова, верно?
Ее глаза начали слегка косить – реакция на размытость изображения. После нескольких секунд изучения часов на руке Эйва вдруг подскочила как ужаленная.
– Мне время спать. Должна бежать. – Она попыталась идти, но покачнулась, – У-у-упс, – сказала она, останавливаясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35