Как известно, в жизни приходится учиться всему, в том числе и «правильному» восприятию вкусов.
Предвечерье
Вечер в «Атомном кафе»: пишу эти строки под Бёрдона с Уизерспуном и под «Линдауэр Зеегартен» урожая 80-го года. («Атомное кафе» – это уголок в нашей спальне, где стоит маленький, но невероятно тяжелый старый кофейный столик с каменной столешницей и два стула подле него. Сооружение заслужило такое название, когда я, расставив наконец все по местам, вдруг присмотрелся к нему внимательнее: отдающие «новой волной» мелодии «Атомного кафе» показались мне поразительно подходящими к ощущению такого вот кофейного столика, внезапно обнаружившего себя в углу бюргерской спальни.) Из литературы да из общих соображений я полагаю, что душа и тело едины и неразделимы, но иногда я странным образом ощущаю, что этого единства на самом деле нет. Словно я – некий веселый машинист, сидящий в моей же голове и управляющий моим телом как машиной. А иногда – зверь, выпрыгивающий из берлоги гниющей плоти и в одно мгновение ускользающий от взгляда. Я кажусь себе единым только в опьянении и похоти. Я выжимаю блюз из мебели, картин, платьев, я чуть наклоняю голову, охватывая взглядом вещи и наполняя музыкой слух, – и вот уже блюз слезами выходит из моих глаз. Мир будет съедобным – или его не будет! Саксофон дробит мой позвоночник. На днях я увидел, как человек может скрипеть всеми своими суставами, это было жутко и отвратительно, просто в голове не укладывалось. Для демонстрации этой мерзости клоун охватывал себя обеими руками, и скручивался, и дергался. Хрустело ужасно.
Стучит, как мяч для пелоты о черепную стенку.
Сегодня на ужин будем готовить «Ка-рохо» – вот это будет приключение! (Именно: карамель не должна подгореть, в воздухе разливается вонь от соуса «Ньек-мам», из рыбы извлекается желчь и так далее.)
17 фактов
В землю каждую секунду сто раз ударяет молния.
Круто сваренное яйцо не тонет в бокале только что налитого шампанского.
Изюминка, приведенная в быстрое вращение, непременно устанавливается на острый кончик.
На вершине горы звук отдается в голове щелчком кнута.
Правила конструирования рыцарских статуй: если все копыта коня на земле, значит, рыцарь умер естественной смертью; если два копыта в воздухе, то значит, рыцарь погиб на поле брани; если поднято одно копыто, то рыцарь погиб от ран, полученных на войне; если три копыта, то это памятник на венской площади Героев; если все четыре, то значит, скульптор не имел понятия о физике.
Мочиться на ходу могут и конь, и кобыла.
«Гугол» – слово, обозначающее единицу с сотней нулей. (Представьте себе библиотеку из гугола томов Гоголя…)
Улыбнуться нам помогают 17 мускулов, ни один из которых не сможет помочь вовремя заткнуться.
На руке, которой чаще подтирают зад, грязь под ногтями накапливается быстрее.
Воздушный поток, возникший от чиха, может распространяться со скоростью 150 км/час.
Человеческий глаз столь чувствителен, что успевает закрыться, когда вычихнутая мельчайшая сопля летит в него со скоростью 150 км/час.
Когда человек тонет, он может вдыхать до семи литров воды в минуту.
В казино Лас-Вегаса нет часов.
Английское слово «tip» (чаевые) – это аббревиатура выражения «То Insure Promptness» (чтобы пошевеливались).
Переваривание сельдерея сжигает больше калорий, чем дает сам сельдерей.
У гусеницы больше 2000 мускулов. (Из «Ридерз Дайджест» )
* * *
Обед в «Таможне» в Брегенце. Еда (семь перемен – крабы, жаркое из телятины, грудка каплуна) была хороша, но вот почти все прочее оставляло желать много лучшего. Между столами там расстояние едва ли шестьдесят сантиметров, а ведь этот ресторан ни разу в своей истории не заполнялся больше чем на три четверти. Жители Форарльберга предпочитают встречать Рождество дома.
Кёстебек: Что вы там пьете?
Дамус: «Соаве». Попробуйте!
Кёстебек (пробуя): Лучше бы оно звалось «Пьове». Вам случалось раньше проезжать через Соаве?
Дамус: Да-да, уже случалось, я уже видел эти роскошные виноградники по обеим сторонам автобана. Так что, возможно, наш деликатес напитан свинцом, как воздух в Детройте. С другой стороны, виноградники Соаве занимают шесть тысяч двести тридцать гектаров равнины, и знатоки утверждают, что это лучшее белое вино в мире! Впрочем, впервые я его не сам купил, мне его принес Брахарц.
Кёстебек: А, он снова был в Италии? (Оба значительно улыбаются, Дамус кивает.) Позвольте мне угадать. Это было, должно быть, в декабре, то ли далеко на юге, то ли в Венеции.
Дамус: В Венеции.
Кёстебек: Я вам даже скажу, что он там делал… хм… остановился он точно не в самой Венеции, а где-нибудь в Абано или Кьодже, где бродил по рынку и фотографировал кладбища. В Серениссиме он был только один день, ел в «Ноэми» или в «Баре Харриса», после обеда сидел в кафе «Флориан». Между едой шлялся по городу, куда-нибудь в направлении виа Гарибальди. И жаловался как бы между прочим, что, побывав в Венеции, так на кладбище и не заехал.
Дамус: Приблизительно. Он был в Абано, потому что подумал, что там и зимой продолжается курортная жизнь, – и тут же, несомненно, обнаружил, что это не так. Ел он в «Баре Харриса».
Кёстебек: И ел он, само собой, зеленую лапшу, потому что прочитал, будто она там лучшая в целой Италии. А например, в «Мама Дженерале» в Санто-Порчиле ее готовят ничуть не хуже.
Дамус: Совершенно верно. Ему она понравилась, однако цена в девять тысяч лир показалась чрезмерной, и он счел нужным добавить, что ветчинная нарезка тоже была недурна. «Капе санте» за двадцать тысяч ему тоже показалось слишком дорогим.
Кёстебек: Он так ничего и не понял. Следующий раз он снова зайдет туда же, и снова будет то же самое.
Дамус. Может, на смертном одре он наконец поймет, что хорошая домашняя кухня намного лучше самой наилучшей ресторанной. Хотя, надо сказать, изредка ему удавалось позабавить читателей.
Кёстебек: А что он обычно пишет?
Дамус: Да вы же его знаете: он замечает сотню деталей, а в единое целое склеить их не способен. То он в одном магазине покупает ликер из водорослей, то в другом – шнапс в бутыли, отлитой в форме женского торса и прикрытой этикеткой, как комбинацией, то ему на глаза попадает еще живой угорь, извивающийся на рыночном столе в груде мертвых собратьев… как будто, кроме него, этого никто больше не замечает.
Кёстебек: Он купил этого угря и выпустил на свободу?
Дамус (смеясь): Нет, но я надеюсь, что он хотя бы думал об этом.
Я купил себе жермуар (это французское слово, звучащее гордо, звонко и загадочно, как гримуар, например, или атанор, в немецком языке ему соответствует неуклюжее составное существительное, соответствующее итальянскому «germinatore» и английскому «sprouter») и уже попробовал выращенные в нем горчицу, фасоль и клоповник. Вкус, конечно, оставлял желать лучшего, но тут сработал своего рода частный миф: насколько я помню, ростки – единственное, что едят живым. В самом деле, устрицы умирают до того, как их положишь в рот, червей в яблоках поедают случайно, а бактерии не в счет.
С биологической точки зрения, учитывая то, где именно происходит умерщвление попавшей в нас живности, граница между внешним миром и нашим телом находится не во рту, а в желудке и кишках.
За обедом пил типичнейшее вёславское красное, а вечером присоединился к братству винолюбов «Бухари». Отчего они зовут себя так по-идиотски, понятия не имею, однако по тяжеловесности юмора можно заключить, что шарлатаны и крючкотворы – основа этого общества; от непринужденного духа студенческих пивных пирушек в этом занудном сборище не осталось и следа.
Заголовок в бульварной газете: «Вооруженный диабетик напал на кондитерскую: два трупа!»
У рек нынешнего обскурантизма сейчас – половодье, и мистики наподобие Блаватской, Глупского и Чугунского пользуются все большим спросом. Потому и я решил внести свой скромный вклад и привести здесь древний сокровенный тантрический рецепт, сообщенный мне одним гуру перед тем, как броситься под жертвенную колесницу Джаггернаута и быть зверски ею заколесованным. Рецепт этот можно привести, не описывая его глубоких мистических корней и обоснований. Вот этот ритуал:
Мистический пилот,
или Мистическая пилотчица
Данная акция проводится до тех пор, пока масло не растопится, бобы не вырастут или не появятся люди в халатах и с носилками.
Потом в «Таможне»: суп из кресс-салата, сваренного в минеральной воде с розовыми лепестками, фаршированная болотная курочка и дынный шербет. Все было восхитительно, хотя, возможно, чуточку чрезмерно. Я отведал мясо по-венски, оно было превосходным.
Опять нарвался на Гёпфа Бехтольда. Он заявился в кафе, одетый в ярко-красный плащ с нашивкой «Первый генерал Европейских художественных сил», и поведал о своем плане затащить в Геркулесовый зал дворца Лихтенштейн самолет «Локхид Геркулес». Помимо того, он намерен подать заявление на открывшуюся вакансию художественного директора Брегенцского фестиваля. Болтая об этом, вспомнили двоих знакомых, а именно Кубелку и Неберга, которые за последние несколько месяцев попадались нам на глаза.
Петер Кубелка, австрийский лауреат Государственной премии за успехи в кинематографии, читает во франкфуртской «Штадельшуле» лекции по кулинарному искусству («Штадельшуле» – это Государственная высшая школа изобразительного искусства, а совсем не какие-нибудь кулинарные курсы).
Рюдигер Неберг, называющий себя «Сир Виваль», – это гамбургский кондитер, предпринявший нечто, по сравнению с чем подвиги Месснера – просто поездка на пикник. В своей книге «Искусство выживать» он пишет по поводу того, что и как может стать пищей в случае необходимости: «Необходимо приспособиться внутренне, научиться преодолевать чувство отвращения… Скорее всего, если вы сыты, при тренировке не составит особого труда есть червей, водяных блох, крыс, змей, гусениц, комаров, муравьев, лягушек и толстых зеленых навозных мух. Вы же должны тренировкой привести себя в такое состояние, чтобы смочь подобрать раздавленную машиной на улице псину и тут же съесть ее. Пусть она уже начала загнивать, – если потребуется, вам придется есть и такое. Также этот собачий труп можно с большим успехом использовать: во-первых, как приманку для хищников и как среду для разведения личинок и червей… В качестве последнего выхода для мучимого голодом остается кал. Поскольку в результате длительно выносимого голода выделение кала практически прекращается, обычные фекалии, несомненно, содержат еще много пригодных к употреблению питательных веществ. Во всяком случае нормальные человеческие фекалии могут в случае необходимости служить пищей для собаки… Искусство выживания на употребляемой зверями пище часто зиждется на поедании самой мелкой живности, на насекомых» (Гамбург, 1981, § 208).
Бехтольд хотел бы свести воедино кулинарное искусство и искусство выживания, и мы, устроив небольшой «мозговой штурм», стали выдумывать концепцию фестиваля, где шеф-повар «должен придать новый – особенно привлекательный для юношества – импульс»: местом действия на фестивале должен быть и сам ландшафт, где отобранные добровольцы из публики под руководством Неберга искали и ловили бы в камышах поблизости от сцены змей, жаб и комаров, несли бы их в находящийся павильон, где Кубелка бы их варил, жарил, парил, запекал, а на фестивальной сцене все это, само собой, поглощалось. Рыцарь, банкир, епископ, герцог ели бы самое настоящее дерьмо – и я сразу подумал, кто мог бы исполнять их роли. (Это единственная уступка литературщине.) А после сытной трапезы в большой компании, как и полагается, происходили бы свальные, плотские, утробистые совокупления. Чтобы окупить это зрелище, не требовалось бы никаких дотаций и рекламы, можно было бы продавать дешевые билеты, а само зрелище было бы ничуть не менее веселым и развлекательным, чем набившие за много лет оскомину оперетты и мюзиклы, где с одной стороны размалеванные полутрупы, а с другой – оркестровая яма.
Для костюмированной вечеринки у Б. я сделал себе маску из папье-маше и стекла, с зеркально-голубыми очками в форме совиных глаз. Это была очень простая маска: белый череп с глазами навыкате, щелеобразный рот, рыбья челюсть с острыми зубами (восемь штук). Когда маска была готова, мне пришло в голову, что в качестве девиза вполне годится старое клише: вот его настоящее лицо.
По поводу страха перед техникой: недавно прочел, что проводившиеся во Франции исследования по разработке методики скорейшего набирания веса гусями (при этом в мозгу птицы разрушали центр, ответственный за чувство удовольствия в результате насыщения) были запрещены из-за протестов общественности. А при существующей сейчас методике откармливания гусей им в горло засовывают трубку и по ней подают специально обработанные кукурузные зерна. Поворачиваться и двигаться при этом гусь не может, поскольку его голова железным хомутом присоединена к машине-кормушке. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что эта механизированная жестокость куда хуже хирургического вмешательства, проводимого к тому же под наркозом, однако господин Обыватель всегда предпочитает знакомое зло подозрительным новинкам, сколь бы многообещающими они ни были.
Со скидкой продавали только «Зеленый вельтлинер» в картонке. На картонке была надпись: «Тетра Брик сохраняет качество вина! – Оптимальная светозащита! – Полная воздухонепроницаемость!» Далее значилось: «удобно нести домой» (это для всех тех, кто вечно спотыкается, неся бутылки), «удобно для хранения» (для всех, чей винный погребок в хитроумности устройства может сравниться с Форт-Ноксом), «легко открывается» (это для тех, кому постоянно приходится отбивать горлышки). Надеюсь, скоро у нас появится японское «инстант-виски», и тогда я наконец смогу устроить пир для своих врагов.
Семнадцатилетний Вальдо убегает из дому и проводит время, шляясь в интерзоне, огромной, грязной, полной порока гавани года этак 2000-го с хвостиком от Рождества Христова. Двое мошенников, переодетых Долговязым Джоном Сильвероми капитаном Писгойменом, спаивают его и вербуют в матросы. Вальдо, очнувшись, обнаруживает себя на гигантском, не меньше средней величины острова, корабле, где всю следующую неделю должен работать в качестве юнги-поваренка под бдительным надзором садиста-кока. Через кухню проложен канал, в котором плещется подаваемая из приводимого в движение корабельным двигателем насоса-трала рыба, различные головоногие и крабовые и всевозможные прочие морские создания. Но из этого всего Вальдо должен отбирать в тазик лишь устриц и гребешки. Во время путешествия Вальдо узнает, что все необходимое для поддержания корабельного существования сырье – от металлов до продуктов питания – извлекается из моря. Все сырье перерабатывается в недрах полубиологических, полутехнических аппаратов, производящих также и еду для фантастически роскошных банкетов. Ходят слухи, что банкеты эти похожи скорее на странный ритуал, потлач, во время которого изысканные лакомства пожираются сумрачной, зловещей, раскормленной шайкой, над которой главенствует Зоберг, легендарный, полубожественный владелец корабля (Зоберг кажется немецким именем, на самом деле это один из древнеегипетских богов-крокодилов).
Вальдо влюбляется в темноволосую крутобедрую повариху и пускается совместно с ней на поиски места в тайных закоулках корабля, где можно было бы без помех совокупиться. В процессе поиска он встречается с библиотекарем Центральной гастрономической библиотеки, где помимо книг хранятся видео– и голограммы. С его помощью Вальдо узнает тайну корабля: главная тайна – это природа Зоберга. Он и есть корабль, он киборг, живущий в симбиозе с морем, будто эмбрион, плавающий в околоплодных водах, в сладком, свободном, сытом, райском состоянии. Экипаж служит кораблю частью из суеверия и благоговейного ужаса, частью из-за предоставляемых кораблем жизненных удобств.
Вальдо и его возлюбленная подымают мятеж; из кока они готовят жаркое и, как самый лакомый кусочек, добавляют в каждое блюдо, а тем временем обнаруживается, где пасть Зоберга. Они и их приверженцы шаг за шагом овладевают кораблем и понуждают Зоберга к покорности. После корабль сталкивается с айсбергом и уходит под воду вместе с людьми и крысами. (Почему, как и что будет дальше, я, увы, объяснять не намерен.)
7. Псевдоповествование
В детском воображении продукты питания часто отождествляются с частями человеческого тела, например макароны – с пальцами. Среди известных мне примеров – двенадцатилетний мальчик, не решавшийся есть сливочные кнедлики потому, что они представлялись ему распухшими трупиками. Части и всё человеческое тело часто уподобляют фруктам, а удовольствие от их съедения делает этот символизм отчетливо каннибальским.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Предвечерье
Вечер в «Атомном кафе»: пишу эти строки под Бёрдона с Уизерспуном и под «Линдауэр Зеегартен» урожая 80-го года. («Атомное кафе» – это уголок в нашей спальне, где стоит маленький, но невероятно тяжелый старый кофейный столик с каменной столешницей и два стула подле него. Сооружение заслужило такое название, когда я, расставив наконец все по местам, вдруг присмотрелся к нему внимательнее: отдающие «новой волной» мелодии «Атомного кафе» показались мне поразительно подходящими к ощущению такого вот кофейного столика, внезапно обнаружившего себя в углу бюргерской спальни.) Из литературы да из общих соображений я полагаю, что душа и тело едины и неразделимы, но иногда я странным образом ощущаю, что этого единства на самом деле нет. Словно я – некий веселый машинист, сидящий в моей же голове и управляющий моим телом как машиной. А иногда – зверь, выпрыгивающий из берлоги гниющей плоти и в одно мгновение ускользающий от взгляда. Я кажусь себе единым только в опьянении и похоти. Я выжимаю блюз из мебели, картин, платьев, я чуть наклоняю голову, охватывая взглядом вещи и наполняя музыкой слух, – и вот уже блюз слезами выходит из моих глаз. Мир будет съедобным – или его не будет! Саксофон дробит мой позвоночник. На днях я увидел, как человек может скрипеть всеми своими суставами, это было жутко и отвратительно, просто в голове не укладывалось. Для демонстрации этой мерзости клоун охватывал себя обеими руками, и скручивался, и дергался. Хрустело ужасно.
Стучит, как мяч для пелоты о черепную стенку.
Сегодня на ужин будем готовить «Ка-рохо» – вот это будет приключение! (Именно: карамель не должна подгореть, в воздухе разливается вонь от соуса «Ньек-мам», из рыбы извлекается желчь и так далее.)
17 фактов
В землю каждую секунду сто раз ударяет молния.
Круто сваренное яйцо не тонет в бокале только что налитого шампанского.
Изюминка, приведенная в быстрое вращение, непременно устанавливается на острый кончик.
На вершине горы звук отдается в голове щелчком кнута.
Правила конструирования рыцарских статуй: если все копыта коня на земле, значит, рыцарь умер естественной смертью; если два копыта в воздухе, то значит, рыцарь погиб на поле брани; если поднято одно копыто, то рыцарь погиб от ран, полученных на войне; если три копыта, то это памятник на венской площади Героев; если все четыре, то значит, скульптор не имел понятия о физике.
Мочиться на ходу могут и конь, и кобыла.
«Гугол» – слово, обозначающее единицу с сотней нулей. (Представьте себе библиотеку из гугола томов Гоголя…)
Улыбнуться нам помогают 17 мускулов, ни один из которых не сможет помочь вовремя заткнуться.
На руке, которой чаще подтирают зад, грязь под ногтями накапливается быстрее.
Воздушный поток, возникший от чиха, может распространяться со скоростью 150 км/час.
Человеческий глаз столь чувствителен, что успевает закрыться, когда вычихнутая мельчайшая сопля летит в него со скоростью 150 км/час.
Когда человек тонет, он может вдыхать до семи литров воды в минуту.
В казино Лас-Вегаса нет часов.
Английское слово «tip» (чаевые) – это аббревиатура выражения «То Insure Promptness» (чтобы пошевеливались).
Переваривание сельдерея сжигает больше калорий, чем дает сам сельдерей.
У гусеницы больше 2000 мускулов. (Из «Ридерз Дайджест» )
* * *
Обед в «Таможне» в Брегенце. Еда (семь перемен – крабы, жаркое из телятины, грудка каплуна) была хороша, но вот почти все прочее оставляло желать много лучшего. Между столами там расстояние едва ли шестьдесят сантиметров, а ведь этот ресторан ни разу в своей истории не заполнялся больше чем на три четверти. Жители Форарльберга предпочитают встречать Рождество дома.
Кёстебек: Что вы там пьете?
Дамус: «Соаве». Попробуйте!
Кёстебек (пробуя): Лучше бы оно звалось «Пьове». Вам случалось раньше проезжать через Соаве?
Дамус: Да-да, уже случалось, я уже видел эти роскошные виноградники по обеим сторонам автобана. Так что, возможно, наш деликатес напитан свинцом, как воздух в Детройте. С другой стороны, виноградники Соаве занимают шесть тысяч двести тридцать гектаров равнины, и знатоки утверждают, что это лучшее белое вино в мире! Впрочем, впервые я его не сам купил, мне его принес Брахарц.
Кёстебек: А, он снова был в Италии? (Оба значительно улыбаются, Дамус кивает.) Позвольте мне угадать. Это было, должно быть, в декабре, то ли далеко на юге, то ли в Венеции.
Дамус: В Венеции.
Кёстебек: Я вам даже скажу, что он там делал… хм… остановился он точно не в самой Венеции, а где-нибудь в Абано или Кьодже, где бродил по рынку и фотографировал кладбища. В Серениссиме он был только один день, ел в «Ноэми» или в «Баре Харриса», после обеда сидел в кафе «Флориан». Между едой шлялся по городу, куда-нибудь в направлении виа Гарибальди. И жаловался как бы между прочим, что, побывав в Венеции, так на кладбище и не заехал.
Дамус: Приблизительно. Он был в Абано, потому что подумал, что там и зимой продолжается курортная жизнь, – и тут же, несомненно, обнаружил, что это не так. Ел он в «Баре Харриса».
Кёстебек: И ел он, само собой, зеленую лапшу, потому что прочитал, будто она там лучшая в целой Италии. А например, в «Мама Дженерале» в Санто-Порчиле ее готовят ничуть не хуже.
Дамус: Совершенно верно. Ему она понравилась, однако цена в девять тысяч лир показалась чрезмерной, и он счел нужным добавить, что ветчинная нарезка тоже была недурна. «Капе санте» за двадцать тысяч ему тоже показалось слишком дорогим.
Кёстебек: Он так ничего и не понял. Следующий раз он снова зайдет туда же, и снова будет то же самое.
Дамус. Может, на смертном одре он наконец поймет, что хорошая домашняя кухня намного лучше самой наилучшей ресторанной. Хотя, надо сказать, изредка ему удавалось позабавить читателей.
Кёстебек: А что он обычно пишет?
Дамус: Да вы же его знаете: он замечает сотню деталей, а в единое целое склеить их не способен. То он в одном магазине покупает ликер из водорослей, то в другом – шнапс в бутыли, отлитой в форме женского торса и прикрытой этикеткой, как комбинацией, то ему на глаза попадает еще живой угорь, извивающийся на рыночном столе в груде мертвых собратьев… как будто, кроме него, этого никто больше не замечает.
Кёстебек: Он купил этого угря и выпустил на свободу?
Дамус (смеясь): Нет, но я надеюсь, что он хотя бы думал об этом.
Я купил себе жермуар (это французское слово, звучащее гордо, звонко и загадочно, как гримуар, например, или атанор, в немецком языке ему соответствует неуклюжее составное существительное, соответствующее итальянскому «germinatore» и английскому «sprouter») и уже попробовал выращенные в нем горчицу, фасоль и клоповник. Вкус, конечно, оставлял желать лучшего, но тут сработал своего рода частный миф: насколько я помню, ростки – единственное, что едят живым. В самом деле, устрицы умирают до того, как их положишь в рот, червей в яблоках поедают случайно, а бактерии не в счет.
С биологической точки зрения, учитывая то, где именно происходит умерщвление попавшей в нас живности, граница между внешним миром и нашим телом находится не во рту, а в желудке и кишках.
За обедом пил типичнейшее вёславское красное, а вечером присоединился к братству винолюбов «Бухари». Отчего они зовут себя так по-идиотски, понятия не имею, однако по тяжеловесности юмора можно заключить, что шарлатаны и крючкотворы – основа этого общества; от непринужденного духа студенческих пивных пирушек в этом занудном сборище не осталось и следа.
Заголовок в бульварной газете: «Вооруженный диабетик напал на кондитерскую: два трупа!»
У рек нынешнего обскурантизма сейчас – половодье, и мистики наподобие Блаватской, Глупского и Чугунского пользуются все большим спросом. Потому и я решил внести свой скромный вклад и привести здесь древний сокровенный тантрический рецепт, сообщенный мне одним гуру перед тем, как броситься под жертвенную колесницу Джаггернаута и быть зверски ею заколесованным. Рецепт этот можно привести, не описывая его глубоких мистических корней и обоснований. Вот этот ритуал:
Мистический пилот,
или Мистическая пилотчица
Данная акция проводится до тех пор, пока масло не растопится, бобы не вырастут или не появятся люди в халатах и с носилками.
Потом в «Таможне»: суп из кресс-салата, сваренного в минеральной воде с розовыми лепестками, фаршированная болотная курочка и дынный шербет. Все было восхитительно, хотя, возможно, чуточку чрезмерно. Я отведал мясо по-венски, оно было превосходным.
Опять нарвался на Гёпфа Бехтольда. Он заявился в кафе, одетый в ярко-красный плащ с нашивкой «Первый генерал Европейских художественных сил», и поведал о своем плане затащить в Геркулесовый зал дворца Лихтенштейн самолет «Локхид Геркулес». Помимо того, он намерен подать заявление на открывшуюся вакансию художественного директора Брегенцского фестиваля. Болтая об этом, вспомнили двоих знакомых, а именно Кубелку и Неберга, которые за последние несколько месяцев попадались нам на глаза.
Петер Кубелка, австрийский лауреат Государственной премии за успехи в кинематографии, читает во франкфуртской «Штадельшуле» лекции по кулинарному искусству («Штадельшуле» – это Государственная высшая школа изобразительного искусства, а совсем не какие-нибудь кулинарные курсы).
Рюдигер Неберг, называющий себя «Сир Виваль», – это гамбургский кондитер, предпринявший нечто, по сравнению с чем подвиги Месснера – просто поездка на пикник. В своей книге «Искусство выживать» он пишет по поводу того, что и как может стать пищей в случае необходимости: «Необходимо приспособиться внутренне, научиться преодолевать чувство отвращения… Скорее всего, если вы сыты, при тренировке не составит особого труда есть червей, водяных блох, крыс, змей, гусениц, комаров, муравьев, лягушек и толстых зеленых навозных мух. Вы же должны тренировкой привести себя в такое состояние, чтобы смочь подобрать раздавленную машиной на улице псину и тут же съесть ее. Пусть она уже начала загнивать, – если потребуется, вам придется есть и такое. Также этот собачий труп можно с большим успехом использовать: во-первых, как приманку для хищников и как среду для разведения личинок и червей… В качестве последнего выхода для мучимого голодом остается кал. Поскольку в результате длительно выносимого голода выделение кала практически прекращается, обычные фекалии, несомненно, содержат еще много пригодных к употреблению питательных веществ. Во всяком случае нормальные человеческие фекалии могут в случае необходимости служить пищей для собаки… Искусство выживания на употребляемой зверями пище часто зиждется на поедании самой мелкой живности, на насекомых» (Гамбург, 1981, § 208).
Бехтольд хотел бы свести воедино кулинарное искусство и искусство выживания, и мы, устроив небольшой «мозговой штурм», стали выдумывать концепцию фестиваля, где шеф-повар «должен придать новый – особенно привлекательный для юношества – импульс»: местом действия на фестивале должен быть и сам ландшафт, где отобранные добровольцы из публики под руководством Неберга искали и ловили бы в камышах поблизости от сцены змей, жаб и комаров, несли бы их в находящийся павильон, где Кубелка бы их варил, жарил, парил, запекал, а на фестивальной сцене все это, само собой, поглощалось. Рыцарь, банкир, епископ, герцог ели бы самое настоящее дерьмо – и я сразу подумал, кто мог бы исполнять их роли. (Это единственная уступка литературщине.) А после сытной трапезы в большой компании, как и полагается, происходили бы свальные, плотские, утробистые совокупления. Чтобы окупить это зрелище, не требовалось бы никаких дотаций и рекламы, можно было бы продавать дешевые билеты, а само зрелище было бы ничуть не менее веселым и развлекательным, чем набившие за много лет оскомину оперетты и мюзиклы, где с одной стороны размалеванные полутрупы, а с другой – оркестровая яма.
Для костюмированной вечеринки у Б. я сделал себе маску из папье-маше и стекла, с зеркально-голубыми очками в форме совиных глаз. Это была очень простая маска: белый череп с глазами навыкате, щелеобразный рот, рыбья челюсть с острыми зубами (восемь штук). Когда маска была готова, мне пришло в голову, что в качестве девиза вполне годится старое клише: вот его настоящее лицо.
По поводу страха перед техникой: недавно прочел, что проводившиеся во Франции исследования по разработке методики скорейшего набирания веса гусями (при этом в мозгу птицы разрушали центр, ответственный за чувство удовольствия в результате насыщения) были запрещены из-за протестов общественности. А при существующей сейчас методике откармливания гусей им в горло засовывают трубку и по ней подают специально обработанные кукурузные зерна. Поворачиваться и двигаться при этом гусь не может, поскольку его голова железным хомутом присоединена к машине-кормушке. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что эта механизированная жестокость куда хуже хирургического вмешательства, проводимого к тому же под наркозом, однако господин Обыватель всегда предпочитает знакомое зло подозрительным новинкам, сколь бы многообещающими они ни были.
Со скидкой продавали только «Зеленый вельтлинер» в картонке. На картонке была надпись: «Тетра Брик сохраняет качество вина! – Оптимальная светозащита! – Полная воздухонепроницаемость!» Далее значилось: «удобно нести домой» (это для всех тех, кто вечно спотыкается, неся бутылки), «удобно для хранения» (для всех, чей винный погребок в хитроумности устройства может сравниться с Форт-Ноксом), «легко открывается» (это для тех, кому постоянно приходится отбивать горлышки). Надеюсь, скоро у нас появится японское «инстант-виски», и тогда я наконец смогу устроить пир для своих врагов.
Семнадцатилетний Вальдо убегает из дому и проводит время, шляясь в интерзоне, огромной, грязной, полной порока гавани года этак 2000-го с хвостиком от Рождества Христова. Двое мошенников, переодетых Долговязым Джоном Сильвероми капитаном Писгойменом, спаивают его и вербуют в матросы. Вальдо, очнувшись, обнаруживает себя на гигантском, не меньше средней величины острова, корабле, где всю следующую неделю должен работать в качестве юнги-поваренка под бдительным надзором садиста-кока. Через кухню проложен канал, в котором плещется подаваемая из приводимого в движение корабельным двигателем насоса-трала рыба, различные головоногие и крабовые и всевозможные прочие морские создания. Но из этого всего Вальдо должен отбирать в тазик лишь устриц и гребешки. Во время путешествия Вальдо узнает, что все необходимое для поддержания корабельного существования сырье – от металлов до продуктов питания – извлекается из моря. Все сырье перерабатывается в недрах полубиологических, полутехнических аппаратов, производящих также и еду для фантастически роскошных банкетов. Ходят слухи, что банкеты эти похожи скорее на странный ритуал, потлач, во время которого изысканные лакомства пожираются сумрачной, зловещей, раскормленной шайкой, над которой главенствует Зоберг, легендарный, полубожественный владелец корабля (Зоберг кажется немецким именем, на самом деле это один из древнеегипетских богов-крокодилов).
Вальдо влюбляется в темноволосую крутобедрую повариху и пускается совместно с ней на поиски места в тайных закоулках корабля, где можно было бы без помех совокупиться. В процессе поиска он встречается с библиотекарем Центральной гастрономической библиотеки, где помимо книг хранятся видео– и голограммы. С его помощью Вальдо узнает тайну корабля: главная тайна – это природа Зоберга. Он и есть корабль, он киборг, живущий в симбиозе с морем, будто эмбрион, плавающий в околоплодных водах, в сладком, свободном, сытом, райском состоянии. Экипаж служит кораблю частью из суеверия и благоговейного ужаса, частью из-за предоставляемых кораблем жизненных удобств.
Вальдо и его возлюбленная подымают мятеж; из кока они готовят жаркое и, как самый лакомый кусочек, добавляют в каждое блюдо, а тем временем обнаруживается, где пасть Зоберга. Они и их приверженцы шаг за шагом овладевают кораблем и понуждают Зоберга к покорности. После корабль сталкивается с айсбергом и уходит под воду вместе с людьми и крысами. (Почему, как и что будет дальше, я, увы, объяснять не намерен.)
7. Псевдоповествование
В детском воображении продукты питания часто отождествляются с частями человеческого тела, например макароны – с пальцами. Среди известных мне примеров – двенадцатилетний мальчик, не решавшийся есть сливочные кнедлики потому, что они представлялись ему распухшими трупиками. Части и всё человеческое тело часто уподобляют фруктам, а удовольствие от их съедения делает этот символизм отчетливо каннибальским.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13